Убей тамплиера

3

В Каире зимой теплее, чем в Дамаске и при этом нет засухи. Цены на продукты очень низкие и выбор очень большой. Сюда свозят их не только со всего Средиземноморья, но и из Аравии, Индии и даже малость из Китая. Рис потихоньку входит в кухню мусульман, но пока доминируют пшеница, ячмень, просо. Много речной рыбы, которую Тинта не жалует. Предпочитает крокодила карпу, хотя в тех местах, где она выросла, не водятся оба. Часто ездили с ней на охоту, поэтому условно бесплатное свежее мясо в доме не переводилось, ешь — не хочу.

В марте Тинта перестала сопровождать меня в поездках за город. Сначала я не обратил внимания. Не хочет — и не надо. Мне спокойнее. Она в охотничьем азарте носится, не глядя. Салюки тоже не переутомятся, если будут ездить на крупе моего коня по очереди. Потом заметил, что Тинте очень хочется поехать, но почему-то отказывается.

— В чем дело? — спросил я.

— Мне сказали, что не могу забеременеть потому, что езжу верхом, как мужчина, — выдала она.

Маразм сейчас, конечно, ядреный. Впрочем, у баб он всегда такой, когда дело касается продолжения рода. Во все эпохи каких только идиотских примет я не слышал. Особенно интересно было, когда выдавали их дамы с высшим образованием, включая медицинское.

— Ты не беременеешь не потому, что ездишь на лошади, а потому, что я пока этого не хочу, — попробовал я успокоить.

— Это от тебя не зависит. Детей дают боги, — уверенно заявила она.

— Значит, твои боги не ладят со мной, — высказал я предположение.

Поверила и задала следующий вопрос:

— Почему ты не хочешь иметь детей?

— Потому что жду, когда ты станешь взрослее, окрепнешь, чтобы родила здоровых детей, — ответил я.

На самом деле причина была в том, что, если появятся дети, придется осесть где-нибудь, а пока не решил, где именно.

— Я уже взрослая! — обиженно заявила Тинта, но на охоту все равно не ездила.

До середины весны я обучил еще тысячу конных копейщиков и передал их Салаху ад-Дину. В награду за это он отвалил мне десять тысяч золотых динаров в кожаных мешочках с розовыми печатями и, как обещал, обеспечил материалами и мастерами для ремонта шхуны. За почти два года она порядком рассохлась. Пришлось законопатить по новой. Хорошо, что здесь не было проблем с битумом. Рашид ибн Памбо, который все еще служил в Александрии, обеспечил меня всем, что потребовалось, причем делал это без взяток и откатов.

— Меня предупредили, что буду наказан, если ты останешься чем-нибудь недоволен, — признался он. — Ты ведь не пожалуешься?

— Пока не на что, — серьезно произнес я, потому что аборигены воспринимают мягкость, как предложение сесть тебе на шею.

К концу июня шхуна была спущена на воду и переведена в порт, где ее трюма до отказа набили черным деревом, слоновой костью, шкурами крокодилов и других экзотических животных, папирусом, благовониями и пряностями. Это уже был серьезный груз серьезного купца-судовладельца, которому ни к чему наниматься к кому-либо в перевозчики. Отвезу его в Венецию. Оттуда ближе к королевствам Центральной Европы, где самые высокие цены на эти товары.

На главной палубе перед первым трюмом сделали четыре временных стойла для лошадей: верхового, боевого и двух арабских кобыл типов кохейлан и хадбан. Им сделали бандажи, подвесив немного туловище, чтобы во время качки не падали и не уставали перебирать ногами. Если получится, куплю латифундию неподалеку от Венеции и займусь коневодством. В Европе таких лошадей очень мало и потому стоят очень дорого.

Матросов нанял из тех, кто был в порту. Навигация галер уже началась, так что остался невостребованный сброд. Выбрал коптов-христиан, чтобы в Европе меньше было проблем. Раньше работали на галерах или рыбачьих лодках. Польстились на высокую зарплату, предложенную мной. Помощника себе так и не обнаружил. Взял пизанца и генуэзца, по их версии отставших от своих нефов, в надежде, что хотя бы из одного из них смогу сделать себе подмену, но они, бестолковые матросы-пьяницы, даже вдвоем не тянули на эту должность. Придется самому все делать.

Снялись с попутным юго-восточным ветром, горячим, наполненным пылью, принесенной из пустынь, которая оседала на парусах, постепенно придавая им светло-коричневый оттенок. Тинта впервые вышла в море, поэтому торчала на палубе до тех пор, пока берег не скрылся из вида.

— А как мы здесь найдем дорогу? — испуганно спросила она.

— Точно так же, как твои соплеменники находят дорогу в пустыне, — ответил я так, чтобы ей было понятнее.

— Там все разное, а здесь одинаковое, — возразила она.

— Это тебе так кажется, потому что выросла не на море, — сказал я.

Тинте хотелось поспорить чисто из женской вредности, но не стала, потому что с каждым днем задержки, которая длится уже третью неделю, отношение ко мне меняется в лучшую сторону. Пока не признаётся, боится, наверное, сглазить, а я делаю вид, что ни о чем не догадываюсь. Мужчина должен быть туповатым в таких вопросах, иначе женщину не проймет мания величия.

К концу вторых суток плавания мы добрались до Апеннинского полуострова. Ветер сменился на северо-западный. Пошли курсом крутой бейдевинд, а после пролива Отранто — галсами. К восточному берегу не прижимались на всякий случай. Я не уверен в команде, чтобы вступать в бой с пиратами. На траверзе Анконы нас прихватил жесткий бор а с порывами ветра метров двадцать в секунду. Спрятались от него за мысом у порта, где встали на якорь. Кстати, название город получил от греков, основавших его, из-за этого мыса, похожего на локоть. Пока добирались до укрытия, Тинта рассталась со съеденным за завтраком, отправив всё за борт на корм рыбам. При этом улыбалась счастливо. Она не знает, что такое морская болезнь, считает, что тошнит из-за беременности. Я не разочаровываю.

Анкона — независимая аристократическая республика, как и многие крупные города северной части полуострова. Лет восемьдесят назад освободилась от власти Папы Римского, а шесть лет назад выдержала осаду армии Фридриха Барбароссы. У города, расположенного на холме, мощные крепостные стены разной высоты, от шести до девяти метров, восемь башен разной формы и трое ворот. С тех пор, как я бывал здесь в римские времена, Анкона сильно разрослась.

Из порта приплыла двухвесельная лодка с худым суетливым таможенным чиновником, который постоянно ерзал на носовой банке, словно она утыкана иголками. На нем была плотная, не по теплой погоде, зелено-красная котта. То ли боялся, что продует, то ли, что сдует без тяжелой одежды.

Ответив на мое приветствие, спросил строго:

— Кто такие и с какой целью встали здесь на якорь?

— Рыцарь Александр де Беркет. Плыву из Акры с товарами в Венецию. Решил подзаработать на жизнь, — представился я. — Переждем штормовой ветер и пойдем дальше.

— Что за товары везешь? — поинтересовался он.

Я перечислил.

— Можешь у нас продать. Заплатим больше, чем венецианцы, — предложил он, надеясь, наверное, получить хорошие пошлины. — Я пришлю большую лодку, которая отбуксирует вас к причалу.

Я фаталист. Если судьба что-то предлагает, пусть и незнакомое, соглашаюсь.

Баркас был восемнадцативесельный. Управлял им шустрый толстячок. Я заметил, что люди такой комплекции или спокойные, малоподвижные, или живчики, напоминающие резиновый мячик на лестнице, для которых жизнь — это скатиться с какого-то там этажа до самого низа. Нас взяли на короткий буксир и оттянули к довольно приличному каменному причалу. Раньше галеры выгружались на галечном берегу, протискиваясь к нему там, где на дне не было больших камней. Теперь дно подчистили и из вытащенных камней соорудили причалы с деревянными грузовыми стрелами, прикрепленными к каменным вертикальным столбам.

Дело было к вечеру, но на судно тут же пришла дюжина купцов. Я показал им список товаров, назвал цену, которую хочу получить, накрутив на ту, что мог бы иметь в Венеции процентов десять. Они поторговались немного и разобрали всё, распределив между собой. Договорились, что утром начнем выгрузку. Если качество товаров будет соответствовать заявленному, то расплатятся со мной местными серебряными монетами, которые называются агонтано. Они диаметром восемнадцать миллиметров и весом чуть более двух грамм. На аверсе крест с перекладинами на концах в круге и надписью над ним «DE ANCONA», а на реверсе фигура святого Кириакия, покровителя города, одетого, как ромейский епископ, и вокруг головы нимб, который, как и нижняя часть ног, выступает, разрывая, за пределы круга, над которым надпись «PP. SQVIRIACVS».

Собирались купить и лошадей, особенно солового жеребца, но я отказался продавать, объяснив:

— Привез их на племя. Собираюсь заняться разведением лошадей.

— Где именно? — поинтересовался один из купцов.

— Пока не знаю. Подыскиваю подходящее место, где мне будут рады, продадут латифундию. Собирался в Венеции осесть, — ответил я.

— Там одни жулики живут! Лучше не связывайся с ними! — уверенно заявил второй.

Во время недавней осады города венецианцы помогали войскам императора, блокируя порт, перекрыв подвоз продуктов и подкреплений. Такое не забывают.

— Можешь купить у нас. Неподалеку от города много хороших пастбищ, и стоят недорого. Никто не хочет работать на земле, все торгуют, — посоветовал третий.

— Если надумаешь, поговори с нашим Советом. Они помогут тебе, — предложил четвертый.