На следующее утро началась выгрузка. Покупатели убедились, что товар непалёный, высокого качества. После чего я приказал свести по трапу на причал застоявшихся лошадей и вместе со слугой поехал осматривать город и окрестности.
Анкона оказалась компактной и хорошо защищенной. Большую часть домов составляют двухэтажные, но присутствуют в небольшом количестве копии римских инсул в три-пять этажей. Есть фонтаны с чистой питьевой водой, подведенной по акведукам, и закрытая канализация, поэтому в городе не так сильно воняет, как, допустим, в Венеции, не говоря уже о каком-нибудь Париже или Лондоне. Обнаружил остатки амфитеатра. Его, не догадываюсь, что в будущем станет главной достопримечательностью города, за ненадобностью потихоньку разбирают на камни, из которых строят новые здания. Увидел на холме рядом с башней арку Траяна на высоком постаменте, построенную из мрамора, привезенного с острова Мармара в Мраморном море, благодарными жителями Римской империи за помощь в расчистке и расширении порта. Как мне сказали, раньше на ней были бронзовые статуи конного императора, его жены и сестры, но три с половиной века назад их сперли сарацины во время нападения на город. Анконцы этого не забыли. Как утверждают венецианцы, анконцы помнят всех, кто им должен, поэтому им должны все.
Судя по тому, как на меня пялились горожане, они уже знают, кто я такой. Стоило мне остановиться, как сбегались зеваки полюбоваться соловым конем. Судя по восхищенным возгласам, такого красавца здесь никогда не видели. Я чувствовал себя новым русским из буйных девяностых, приехавшим на длиннющем лимузине в родную деревню.
Местность рядом с городом была холмистой с большими долинами. Заселена не очень плотно. Много виноградников, но хватает и садов, в первую очередь оливковых, полей, на которых собрали озимые зерновые, огородов с разными культурами. На западе высились горы, защищавшие от ветров западных румбов. В общем, места красивые, живи и радуйся. К тому же, Анкона находится миль на двести ближе от пролива Отранто, чем Венеция, что при преобладающих здесь северных ветрах, сильно облегчит мою жизнь. Плавание короткими галсами по Адриатическому морю — не самое приятное развлечение.
В бытность гражданином Венеции, а это случится через век с небольшим, я часто проходил мимо на разных судах, не обращая на Анкону внимания. Оказалось, что город-государство не так уж и плох, просто со временем опять станет частью Папской области и, потеряв самостоятельность, окажется в тени богатого соседа — Венеции, выпадет из глаз историков и большей части туристов. Меня ни те, ни другие не интересовали. Поэтому, вернувшись на шхуну, я поделился с купцами, принимавшими товар, желанием поселиться в Анконе.
Мне тут же выделили слугу, чтобы проводил до здания городского совета. Анкона разделена на три части, называемые терциями: Порто, Сан-Пьетро и Каподимонте. Каждая избирает пожизненно двух Синьоров, которые вшестером составляют Совет, являющийся верховной властью в республике. Они по очереди на год становятся старшими, получая дополнительный голос при решении вопросов и отвечая за всё, что случится во время его правления. Если косяков становится много, терция выбирает замену.
Совет располагался в двухэтажном здании рядом, как меня просветил слуга-проводник, с главным городским собором Иуды Кириака. Этот хитрый иудей, объявленный святым, показал Елене, матери императора Константина, где закопан крест, на котором был распят Христос. Судя по тому, что крест выглядел, как новенький, и оказался четырехконечным, а римляне распинали на Т-образных, тот еще жулик. Собор построен два века назад. Я не большой специалист по истории архитектуры, но мне показалось, что он ближе к православным храмам, чем к католическим. В городе чувствовалось сильное влияние Константинополя, с которым вели оживленную торговлю.
Меня сразу провели к нынешнему главе республики Джакомо Стракко — пятидесятивосьмилетнему старику, довольно рослому и крепкому, с седыми острыми длинными усами и короткой бородкой, облаченному в белую камизу и пурпурную котту. Этот краситель добывают здесь в небольшом количестве из местных моллюсков. Сидел он на стуле с высоченной спинкой за длинной стороной стола, за боковыми которого расположились по писцу в темно-коричневых коттах. Наверное, каждый документ составляется сразу в двух экземплярах.
Джакомо Стракко уже знал, зачем я пожаловал. У меня сложилось впечатление, что никто из анконцев не сомневался, что я поселюсь в их городе, и все мне рады, по крайней мере, пока богат.
— Ты хочешь поселиться за городом? — сразу спросил глава республики.
— А можно купить и латифундию, и дом в городе? — задал я встречный вопрос.
— Конечно, можно, если хватит денег! — радостно объявил он. — Если не хватит, наши ростовщики с удовольствием выдадут тебе кредит!
— Уверен, что обойдусь без них, — уверенно заявил я, благодаря чему еще больше понравился собеседнику, и поинтересовался: — Здесь можно будет обналичить векселя венецианских купцов или лучше получить с них наличкой? Они мне задолжали.
— Конечно, можно. Мы с ними работаем через наших деловых партнеров — купцов из Флоренции и Лукки, — подтвердил он и полюбопытствовал: — А кто именно тебе должен, если это не тайна?
— Мне нечего скрывать, — не смутившись, заявил я. — Когда жил в Акре, вел дела с Якопо Тьеполо и братьями Градениго, Агостино и Пьетро. Не успел произвести окончательный расчет с ними из-за нападения сарацинов.
Джакомо Стракко прямо таки засиял от восхищения:
— Их векселя заберет любой наш купец, даже я готов!
Как догадываюсь, вражда между республиками — не повод для отказа от совместного ведения выгодных дел.
— Если хочешь, я сегодня же сообщу всем, что ты подыскиваешь дом и латифундию. Люди сами придут к тебе на твой неф, такой странный, но, как мне сказали, очень быстрый, — предложил он.
— Не откажусь, — согласился я, — только сразу предупреди, что платить втридорога не собираюсь. Я расспросил, какие у вас цены. От них и буду отталкиваться во время торга.
— Это само собой разумеется! — тут же заявил он.
Не знаю, что именно он сказал гражданам Анконской республики, но те, кто в следующие два дня приходили ко мне с предложением купить их жилье, явно считали меня богатой буратиной. Я бы еще понял, если бы цена была накручена процентов на тридцать или даже пятьдесят, чтобы потом сбавить во время торга. Нет, в два и более раз. Чем хуже было жилье, тем больше хотели на нем наварить. При этом обижались, когда говорил им, что этот сарай мне и бесплатно не нужен.
На третий день я съездил за город, посмотрел латифундии, выставленные на продажу. Точнее, это были не те римские сельскохозяйственные комплексы, как в мою предыдущую эпоху, а просто большие земельные участки с домом для жилья круглый год в деревнях по соседству. После распада Римской империи стало опасно жить вдали от защищенного населенного пункта, в котором можно сообща отбиться от небольшого военного отряда или разбойничьей шайки, что, как по мне, одно и то же. Вариантов было несколько, и цену не задирали. Жители сельской местности прагматичные, с трудом верят в халяву.
Ни одно из предложений не устраивало меня полностью. Зато были два в Варано, расположенном на холме километрах в пяти от Анконы, рядом со старой римской дорогой Фламиния, все еще приличной, особенно в сравнение с нынешними, и в паре километрах, если по прямой, от берега моря, которое было видно с холма. Село защищено крепостной стеной высотой метров пять. Есть церковь на вершине холма. Во время недавней осады Варано было захвачено и разграблено. На обоих участках, предложенных мне, на пологих склонах невысоких холмов росли пятилетние виноградники, посаженные взамен вырубленных имперцами, и на одном на сравнительно ровной части было поле, с которого скосили пшеницу, а на другом — оливковый сад с пятилетними деревьями, только начавшими плодоносить. Вместе с ними шли и два дома, большие, двухэтажные, с закрытыми дворами, стоявшие на одной улице на северной стороне холма. В одном, который был немного больше и новее, не жили с момента осады, что и определило мой выбор. Я предложил обоим владельцам продать мне земельные участки и нежилой дом, но с условием, что куплю именно в таком комплекте. Один участок с одним домом или два с двумя мне не нужны. Они посовещались и попросили небольшую надбавку. Мы сошлись на ста двенадцати тысячах агонтано, что было примерно равно трем тысячам двумстам пятидесяти золотым динарам, за два шпалерных виноградника, на которых в разной пропорции росли белый и черный технические сорта, общей площадью в шесть и три четверти руббио (двенадцать с половиной гектаров), оливковый сад в без малого два руббио (три и шесть десятых гектара), поле в три с небольшим руббио (пять с половиной гектаров) и двухэтажный дом с двором и подсобными помещениями.
На следующий день в Анконе были составлены договора государственным нотариусом (писарем), парнем лет восемнадцати, имеющим красивый почерк и очень внимательным, ни одной ошибки не сделал, на листах папируса в двух экземплярах каждый, подписаны всеми сторонами и зарегистрированы в канцелярии Совета республики. Продавцы получили от меня векселя местных купцов, расплатившихся за купленные товары, на указанные в договорах суммы, заплатили пошлину в десять агонтано каждый. После чего все трое в прекрасном настроении разошлись в разные стороны.
Я вернулся на шхуну, где меня поджидала очередная партия домовладельцев, пожелавших быстренько разбогатеть. Сообщил им, что купил дом в деревне Варано, где и буду жить, не уточнив, что не все время. Давно на меня так не сердились люди, которым я ничего не сделал, ни плохого, ни, тем более, хорошего. Предполагаю, что вся Анкона, затаив дыхание, ждала, на какую сумму разведут залетного лоха, а тут такой облом.
К полудню закончили выгрузку судна. Я отвел шхуну на рейд возле мыса, закрывавшего от северных ветров, поставил там на два якоря. После чего вместе с Тинтой и Чори отправился смотреть нашу новую собственность. Лошади ждали в конюшне рядом с портом, где я арендовал четыре стойла, разрешив выгонять на ночь на пастбище только боевого коня. Если украдут солового, спрашивать будет не с кого, потому что у хозяина конюшни таких денег нет. Я поехал на верховом жеребце, слуга — на боевом, а жена, одетая под мальчика — на кобыле.
Места здесь, конечно, красивые, прямо таки петь хочется от восторга. Наверное, именно поэтому в Италии так много хороших певцов и мало плохих. В других странах такого безобразия нет. Сперва заглянули на виноградники, в оливковый сад и на поле. Чори очень впечатлился, а Тинта осталась безразлична. У нее, кочевницы, нет любви к земельной собственности. Там, где она выросла, вся земля была общая. Ее род кочевал вслед за отарой баранов и табуном лошадей. Сегодня были здесь, завтра — в другом месте. В каком-то смысле плавание на шхуне было ближе Тинте, чем жизнь в городе или деревне.
Зато дом ей понравился. Обошла весь, обнюхала, как кошка. Особенно ее впечатлил большой камин на кухне, даже залезла в него, заглянула в трубу, где были крючья и полки, на которые вешают или раскладывают мясо и рыбу для копчения.
— Здесь лучше, чем там, — сделала она вывод.
Там — это в Каире. Новая столица Египта не нравилась Тинте. У нее душа не лежит ни к какому городу, но к Каиру, куда ее привели и продали, особенно.
Пришли односельчане, которых мне вчера рекомендовали продавцы. Я договорился с ними, что отремонтируют дом. Показал им фронт работ, объяснил, что хочу получить на выходе, оставил аванс. Они должны будут оштукатурить стены внутри и снаружи во всех помещениях, включая подсобные, заменить в жилых комнатах пол, выложенный плитами из местного серого камня, на мраморные, которые привезут из Анконы, вырубить новый большой винный погреб, а в старом сделать борта для закладки льда, чтобы служил холодильником, починить крышу.
Кстати, черепица все еще римская, даже цвет такой же. Из-за подобных мелочей мне иногда кажется, что я все еще в предыдущей эпохе, что в Риме меня ждут. Интересно, остался там хоть один мой потомок?