11

По возвращению домой я вручил Совету фирман, выданный султаном Аль Маликом ан-Насиром Салахом ад-Дунья ад-Дином Абу аль-Музаффаром Юсуфом ибн Аюбом ибн Шази аль-Курдом, который давал согласие на размещение в порту Александрия представительства города Анкона. Именно города, потому что пока никто не знает, что такое республика. Это не мешает существовать сразу нескольким, причем не только на Апеннинском полуострове. Документ был написан на двух языках, арабском и французском. На последнем с массой ошибок. Впрочем, даже французы двадцать первого века делали их не меньше, потому что запомнить все лишние буквы в словах мало кто умудрялся.

Получив фирман, жители города сразу стали формировать купеческий караван. На нем будут доставлены в Александрию вместе с семьями те, кто займется постройкой зданий новой фондачи и организует процесс обмена товаров и монет с местными купцами. Каждый анконский обязан был внести денежный вклад на строительство жилых домов и пакгаузов, согласно которому будет иметь те или иные привилегии. Моим вкладом было получение фирмана, но я еще пожертвовал дубовые доски и брусья, которые можно будет использовать, как часть товаров, которые обязан привозить каждый караван, так и для строительства.

После чего вместе с семьей я перебрался в Варано и занялся сельским хозяйством и заготовкой пиломатериалов, а также производством на личные нужды стекла, зеркал и душистого мыла. Изготавливать в промышленных масштабах не хотел. Слишком много мороки будет с организацией производства, а как только наладишь его, наемные рабочие выведают секреты и продадут их или уволятся и организуют собственное и начнут жестко демпинговать. Зачем работать на меня, если можно работать на себя⁈ Шхуна возит мне больше денег, чем успеваю тратить. Да и ростовщичество, виноградники, сад, поля, огород, мельница-лесопилка и конюшни дают вместе почти столько же. Вдобавок жена у меня не мотовка. Она лишь недавно привыкла к тому, что надо ходить обутой и тунику можно менять каждый день, а то и по несколько раз.

В середине июля Джованни Дзено оторвал меня от мирных хлопот. Увидев лицо, с каким он встречал меня на главной палубе ошвартовавшейся к причалу шхуны, я решил было, что он сильно подмочил товар или лоханулся во время расчетов с продавцами или покупателями.

— Что случилось? — после обмена приветствиями поинтересовался я.

— Перед проливом Отранто на нас напали три галеры, вроде бы, сицилийские, от западного берега шли. Хорошо, что мы вовремя заметили, легли на обратный курс и оторвались с попутным ветром. Пришлось пролив ночью проходить, а против ветра, сам знаешь, как опасно. Чуть на ромейский берег на выскочили, — выпалил скороговоркой капитано.

Судя по эмоциональному накалу, с каким поведал об этом происшествии, перепугался он здорово. Нападать на единоверцев в мирное время запрещено Папой Римским. Каждый правитель обязан следить за этим, иначе схлопочет отлучение от церкви, индивидуальное или всей страной. В последнем случае все культовые сооружения будут закрыты, производство всех церковных мероприятий приостановлено, даже крещения и отпевания. Для нынешних христиан это, как заблокировать все социальные сети и месенджеры в двадцать первом веке, а то и вовсе отключить интернет. Поэтому пираты, чтобы некому было пожаловаться, экипажи из единоверцев убивают, а суда сжигают после выгрузки в укромном месте. Так что лучше попасть в плен к ромейским или мусульманским пиратам. Будет шанс остаться живым и после выкупиться.

У экипажа шхуны есть на такой случай арбалеты, но анконцы — те еще воины. Только с женами умеют воевать и то постоянно проигрывают. В один прекрасный день подойдут к проливу при слабом ветре и не смогут сбежать. Так что проблему надо было решить быстро и кардинально.

— В следующий рейс пойду с вами. Потолкуем с морскими разбойниками, — решил я.

Экипаж знает, что я рыцарь, то есть профессиональный вояка, но не уверены, что один справляюсь сразу с тремя галерами, даже с их помощью. Я предложил тем, кто сомневается в этом, остаться на берегу. Найму вместо них более смелых. Как обычно, победила жадность. Никто не захотел расстаться с таким доходным местом. За один рейс они имеют столько, сколько на берегу заработаешь за несколько лет. Причем придется покорячиться, а не валяться на палубе брюхом кверху во время перехода при попутном ветре. Да и при встречном не так уж и часто приходится переносить паруса с борта на борт. Единственные непродолжительные периоды, когда им приходится вкалывать, это грузовые работы в порту.

К проливу Отранто подошли вечером. Я приказал лечь в дрейф, хотя могли бы проскочить его в темноте. Пролив достаточно широк, берега высокие, хорошо заметные лунными ночами. Утром пошли дальше малым ходом, только с поставленным брифоком, который разгонял шхуну узлов до трех при попутном северном ветре. Вдобавок я приказал взять ближе к западному берегу, полуострову Салентина, так называемому «каблуку» Апеннинского. Будем живцом для ловли крупного хищника.

Он появился из-за мыса, который греки называли Япигий, а римляне — Саллентин. Какое сейчас он носит имя, члены моего экипажа не знали. Это самая южная точка полуострова. В будущем на нем будет стоять симпатичный высокий белый прямоугольный маяк. Берег невысокий и обрывистый, поэтому спрятать за мысом галеры не составляет труда. Их было три: две собирались пересечь наш курс одна по носу, другая по корме, а третья только отошла от берега. По конструкции напоминали скоростные либурны. На первых двух по тридцать шесть весел, на третьей тридцать два. Надводные части покрашены в темно-красный цвет. Кто-то не пожалел денег на краску, которая сейчас очень даже недешевая.

— Поднять грот! — приказал я.

Подравняем скорости, чтобы догнали нас не одновременно. Через час-полтора какая-то галера, на которой самые жадные или азартные, вырвется вперед.

Две передние галеры взяли малый угол упреждения и вскоре оказались у нас за кормой. Теперь одна заходила по правому борту, а другая по левому. Третья отставала от них на милю или больше. Видимо, на ней служат разгильдяи. Я заметил, что этот недостаток часто спасает жизнь, потому что опаздывают под раздачу. Чтобы не передумали гнаться за нами, приказал взять рифы, уменьшить скорость.

Нам не надо махать веслами, поэтому время тянулось медленно. Галера, решившая прислониться к нашему правому борту, вырвалась вперед. На ее бак вышли трое. Судя по хауберкам, рыцари или сержанты. Без шлемов и щитов, только длинные мечи на поясе. Дистанция между судами пока что большая, арбалетная стрела не долетит.

— Покажи им, что мы скоро сделаем с ними, — приказал я разбитному матросу, балагуру по характеру или судьбе.

Он вышел на полуют и, приплясывая и кривляясь, продемонстрировал сицилийцам жесты, понятные представителям любого народа, включая потомков викингов, которые захватили эти земли около века назад и стали правящим классом. Один из пиратов, обладатель длинной русой бороды, пригрозил кулаком, после чего все трое ушли по куршее на корму, где у черного шатра стояли еще человек десять. Зря они не поверили моему матросу.

Галеры медленно и уверенно догоняли шхуну. Когда дистанция сократилась до пары кабельтовых, я сходил в каюту, облачился в доспехи, взял щит, пику, лук и два колчана со стрелами, хотя уверен, что с лихвой хватит одного. Затем два самых сильных матроса осторожно вынесли и поставили на палубу две широкие корзины, в каждой из которых стояло по семь — шесть по кругу и один в центре — небольших, литра на два, глиняных, тонкостенных, узкогорлых кувшинов с ручкой сбоку, заткнутых деревянными чопами. Одну поставили у левого фальшборта, вторую — у правого. Сосуды наполнены моим вариантом напалма, который сейчас называют греческим огнем: сланцевая нефть, калиевая селитра, сера и немного магния, полученного из магнезита, найденного в горах, чтобы температура горения была выше.

На корму подошли матросы с арбалетами, заняли места по штатному расписанию. На галерах есть их коллеги, шестеро из которых расположились на баке, сев возле фальшборта, чтобы в бою стрелять из-за него, а на корме выставили принесенные из трюма, большие, деревянные щиты, сколоченные из толстых досок и снабженные двумя опорами для устойчивости. Как я заметил, арбалеты у сицилийцев простенькие, с деревянными плечами, натягиваются с помощью поясного крюка: наклонился, зацепил его за тетиву, разогнулся, натянув ее. У моих оружие со стальными плечами и натягивают с помощью «козьей ноги», а это значительное преимущество в скорости перезарядки и полета, дальности, пробивной силе. Враги не догадываются об этом, не прячутся, предполагая, что находятся на безопасном расстоянии. Я распределяю цели, сам беру лук и, дождавшись удобного момента, командую начать обстрел. Я мог бы завалить какого-нибудь рыцаря или сержанта из стоявших на корме, но отправил три стрелы в арбалетчиков, которые могут помешать в дальнейшем. Двое стояли спиной ко мне и один полубоком. Последний успел уклониться, после чего довольно резво нырнул за щит. Там же спрятались часть рыцарей и сержантов, а остальные скатились в трюм, причем один поймал мою стрелу в левое плечо. Она напомнила им, что кольчуга, конечно, хороший доспех, но вряд ли спасет от стрелы или арбалетного болта. Тех, что были на баке, мои люди укокошили всех. Можно было бы достать и гребцов, но я приказал не стрелять по ним. Иначе галеры не приблизятся на нужное мне расстояние, задуманное мной.

Несмотря на потери, ближняя галера продолжала догонять нас. Два рулевых, выглядывая из-за щитов, уверенно вели ее курсом на сближение вплотную. Когда нос галеры оказался метрах в двадцати от кормы шхуны, я дал отмашку двум самым сильным матросам, с которыми перед выходом в рейс провел учения на берегу. Там получалось хорошо. Да и здесь не хуже. Они поменяли в двух кувшинах с ручками деревянные затычки на тряпичные, смоченные нефтью, которые подожгли. После чего поднялись по трапу на полуют и быстро метнули каждый свой снаряд на бак галеры, который был ниже метра на два, с темной, давно недраенной палубой. В римском флоте за такой бардак наказали бы строго. Один кувшин разбился о палубу, расплескав темную жидкость, которая сразу полыхнула, второй — о внутреннюю сторону дальнего фальшборта. Оба метателя задержались на полуюте, чтобы понаблюдать за результатом. Пришлось прикрикнуть, иначе бы поймали по болту арбалетному. Уцелевший стрелок на корме галеры уже выглядывал из-за щита.

Я приказал отдать пару рифов, чтобы идти примерно с той же скоростью, что и почти догнавшая нас галера. У нее на баке потихоньку разгоралось. Экипаж пока не обращал внимания. Наверное, надеялись, что само потухнет. Как бы ни так! Пламя, коптя, быстро расползалось. На бак вышли два матроса, попытались сбить его кусками брезента. Мои арбалетчики тут же завалили обоих, причем каждому досталось сразу по паре болтов. Они упали на огонь, который побежал по их одежде, поджег волосы на голове. Один матрос был еще жив, пытался сперва сбить пламя, а потом сползти в трюм, но не смог. Так и горел, свесив голову и руки в трюм. Никто из соратников даже не попытался стащить его вниз. Галера резко ушла вправо. Наверное, решили потушить огонь, а потом опять догнать нас и отомстить за всё, за всё…

Я приказал взять рифы на брифоке, чтобы нас быстрее догнала вторая галера, мостившаяся к левому борту шхуны. Ее экипаж не сделал никаких выводов из неприятностей, постигших соратников. Мы опять смели с бака и проредили на корме самоуверенных арбалетчиков. Когда приблизилась, закинули три кувшина. Один из первых двух залетел в трюм. Я подумал, что там гореть будет слабо и приказал промахнувшемуся матросу повторить. Что они и сделал, чуть не получив болт в спину.

— Ложись! — увидев летящий в него снаряд, заорала половина экипажа.

Он успел упасть в самый последний момент. Наверное, болт над головой прошуршал. После чего матрос сполз по трапу на главную палубу, где сел у переборки полуюта, улыбаясь дурковато. Мы опять добавили хода, наблюдая за врагами.

У первой галеры, повернувшей к берегу, носовая часть уже полыхала, испуская черный дым. Наверное, была основательно промазана битумом, которого на Сицилии пока что много. К ней шла на помощь третья галера. На второй быстрее поняли, что будет дальше, и передумали догонять нас, начали разворачиваться.

— Поворачиваем через правый борт! — скомандовал я.

Шхуна легла на обратный курс, крутой бейдевинд, погналась за галерами. Роли поменялись. Теперь мы охотники, а они добыча. Жаль, против ветра идем медленнее, чем они на веслах, но у нас ничего не горит, нигде не припекает. К тому же, у первой галеры носовая половина охвачена пламенем. Гребцы, побросав весла, столпились на корме вместе с другими членами экипажа. Стоят впритык друг к другу, ждут, когда к ним приткнется носом третья галера. Мы туда не успеем, поэтому я приказал идти за второй, которая неслась к берегу по кратчайшему расстоянию. Встречный ветер раздувал пламя, охватившее ее носовую часть. Черный дым опускался в трюм, добавляя гребцам острых впечатлений, или там был свой очаг возгорания. В какой-то момент гребцы бросили весла, выскочили на корму. Галера по инерции прошла еще пару кабельтовых, замедляясь и поворачиваясь бортом к ветру. Дым начало сносить, и я увидел, что полыхает не только носовая часть, он и в трюме. Столпившиеся на корме сицилийские пираты с надеждой смотрели в сторону третьей галеры, которая снимала экипаж с первой, объятой пламенем почти полностью.

Мы словно бы перерезали нити надежды, пройдя между второй и третьей галерами, начав разворачиваться и убирая паруса. Теперь мы на ветре по отношению к сицилийцам. Можем маневрировать, как захотим. Если третья галера пойдет на помощь, встретим горячо. Ее экипаж решил, видать, что собираемся атаковать их. Галера, перегруженная людьми, сидящая очень низко, полетела к берегу. Против ветра мы ее не догоним, поэтому и не пытались. Мы лежали в дрейфе в кабельтове от второй галеры и наблюдали, как красиво она горит, жирно дымя, громко потрескивая и разбрасывая искры, в том числе на столпившихся на корме пиратов. С нее спустили и подвели под корму маленькую четырехвесельную лодку, на которую, чуть не перевернув, спустились с кормы по канату шесть человек без хауберков, хотя уверен, что это рыцари или сержанты. После чего она отошла от горящего судна и попробовала проскочить мимо нас. Вслед им понеслись проклятия тех, кому предстояло сделать вывод: сгореть или утонуть.

Наверху, то есть с палубы полуюта шхуны, услышали их пожелания. Я всадил стрелу в гребца на первой паре весел и следом на второй. Оба, выронив весла, наклонились вперед, словно хотели что-то разглядеть у ног. Мои действия одобрили радостными криками оставшиеся на горящей галере. Убитых отправили за борт, еще раз чуть не перевернув лодку. На их места перебрались два других смертника.

— Гребите ко мне или перебью всех! — громко крикнул я.

Меня поняли и направились к шхуне, которую, развернувшуюся бортом к ветру, сносило в их сторону. Мои матросы выкинули за борт штормтрап, приготовились встречать пленников.

Я тоже подошел к фальшборту с саблей наготове, приказал сицилийцам:

— Оружие оставить в лодке!

Они поднялись по одному. Все четверо рослые и белобрысые потомки викингов. Обыскав, их посадили у фальшборта, пока мой матрос спустился в шлюпку, передал найденные на ней мечи и кинжалы, после чего топором проломил днище и поднялся на борт.

— Ставим брифок, поднимаем грот, стакселя и кливера, ложимся на курс! — скомандовал я.

Полопотав поднимаемыми парусами, шхуна резво понеслась на юго-юго-восток. Позади догорали две галеры. От первой осталась только небольшая часть кормы, а от второй около трети. Большая часть сицилийцев выпрыгнула за борт. Утонуть не так больно, как сгореть. Может, кто-то, прихватив доску побольше, все-таки доберется до берега. Вода сейчас очень теплая, до мыса миль семь, виден хорошо. Мне кажется, я бы догреб и без помощи доски. Хотя у них нет таких навыков плавания, как у меня.

Я подошел к пленникам и спросил:

— Вы рыцари?

— Да. Мы заплатим выкуп, — ответил за всех обладатель вытянутой лошадиной морды, которая показалась мне знакомой.

— Само собой, — согласился я и поинтересовался: — Где видел тебя раньше?

— Во время осады Александрии. Я доспех твой запомнил, приметный, — сообщил он.

— Это когда вы бросили нас на растерзание сарацинам? — задал я ехидно уточняющий вопрос.

— Решение принимал не я, — произнес он в оправдание.

— Это неважно. С тех пор у меня нет доверия к сицилийцам, поэтому вас поместят в кубрик для матросов. Будете сидеть там под охраной, пока не прибудем в Александрию. За малейшее неповиновение — смерть, — проинформировал я, после чего их отвели в носовой кубрик, рядом с которым денно и нощно дежурили два матроса, вооруженные короткими копьями и кинжалами.

Члены экипажа спят на главной палубе, потому что в помещениях душно. Из Анконы возят мало груза. По большей части это небольшие предметы из железа. Навар от них маленький. Вот на обратный путь кубрик будет забит до отказа специями и благовониями.

Терпеть пленникам пришлось всего четверо суток. В Александрии я в первый же день загнал их Салах ад-Дину через Рашида ибн Памбо по пять тысяч золотых динаров за голову. Столько дают за бедного рыцаря. Как минимум один из пленников явно из богатых, так что сделка для султана выгодная. Обменяет сицилийских рыцарей на кого-нибудь из своих поданных. Две трети денег я забрал себе, а остальное поделил по паям между членами экипажа, сделав их сказочно богатыми. Теперь они будут с нетерпением ждать следующего нападения пиратов. Уверен, что такое случится нескоро. Удравшие от нас сицилийцы предупредят коллег, что на странный неф лучше не нападать. Весть эта разлетится по всей Адриатике и прилегающим водам.

Загрузка...