Убей тамплиера

19

Мне показалось, что Иерусалим, как крепость, не сильно изменился с тех пор, как я был здесь с ассирийцами, разве что пригороды разрослись. Один из них занимали члены ордена святого Лазаря, которые ухаживали за больными проказой. Салах ад-Дин приказал не беспокоить их. Впрочем, это делали и без его приказа. Более того, старались этот район обходить стороной. Внутри города, как я увидел с вершины соседней горы, перемен было много. Одних церквей понастроили из расчета по одной на два-три жителя. Даже после начала военных действий сюда прибывали толпы пилигримов со всей Европы. Аборигены наживались на них без зазрения совести. Как мне сказали, среди горожан преобладают православные и разные ответвления этого варианта христианства. Католиков мало, и все живут возле королевского дворца.

Возглавлял оборону Иерусалима рыцарь Балиан де Ибелин. Он сидел в осаде в Тире. Договорился с Салахом ад-Дином съездить в Иерусалим за своей семьей. Султан разрешил под клятву, что рыцарь пробудет в городе всего один день, после чего вернется в Тир. Патриарх Ираклий освободил его от клятвы. Не знаю, можно ли после этого считать Балиана де Ибелина рыцарем? Он известил об отречении от клятвы через делегацию горожан, которые прибыли в лагерь султана под Ашкелоном, чтобы известить, что ни они, ни королева Сибилла не собираются сдавать Иерусалим в обмен ни на свободу Ги де Лузиньяна, ни на условии, что им будет позволено ждать помощи до следующей Троицы, а если не придет, покинуть город без боя. Тогда Салах ад-Дин поклялся, что возьмет его мечом. Это не помешало ему обеспечить охраной семью клятвопреступника, проводить ее до границы графства Триполи — воистину рыцарский поступок. Ашкелон сдался, когда делегация еще не уехала. В этот день случилось солнечное затмение, которое испугало всех, кроме иерусалимцев. Они были уверены, что это событие — вестник бед для мусульман, а не для них. Мне, знающему, что столица королевства скоро падет, их самоуверенность показалась до смешного глупой.

Двадцатого сентября мусульманская армия прибыла под стены Иерусалима. Сначала Салах ад-Дин расположил ставку севернее города, чтобы штурмовать с той стороны. Там были широкие Дамасские ворота, от которых начиналась дорога в его любимый город Дамаск. Пока собирались требушеты и осадные башни, наши лучники расположились возле крепостных стен и начали обстреливать защитников и отправлять горящие в город, чтобы устроить пожары. Обычно результативны такие обстрелы во время штурма, когда защитники вынуждены подставляться, чтобы поразить поднимающихся по лестницам врагов, но сейчас на стенах было мало профессиональных воинов и много любителей, которых отстреливали в первые два дня пачками. Я тоже размялся, завалив несколько олухов. На третий день они резко закончились.

Первый штурм был назначен на третий день осады, когда требушеты сбили несколько мерлонов на крепостных стенах. В атаку пошла пехота, в основном добровольцы-фанатики, под прикрытием лучников. Рванули к стенам они резво, а вот дальше темп начал быстро спадать. Фанатизма мало. Нужен еще и опыт. Защитники города, собрав там лучших своих воинов, отбились довольно легко. Требушеты поработали еще, и на следующее утро состоялась вторая попытка, более многочисленная, но такая же безрезультатная.

Я в штурмах не участвовал. Мне уже ни к чему так рисковать. Хотел ночью забраться в город, просмотреть, что там творится. Помешали собаки. Христиане любят этих животных и широко используют для охраны. Я повертелся возле стен, послушал их лай и передумал залезать. Можно, конечно, прикормить их, но на это потребуется время, которого у меня было в обрез. Я передал в Александрию для Джованни Дзено, чтобы последнюю ходку сделал в Акру с теми же товарами и забрал меня. Он должен прибыть на днях. Я обошел город, прикинул, где лучше сделать подкоп и обрушить стены. Идеально подходила восточная. Рекомендацию эту передал султану через Таки ад-Дина.

— Скажи ему, что именно там крестоносцы ворвались в Иерусалим, — посоветовал я.

Дядя подумал денек и, оставив требушеты разбивать северные башни и куртины, перенес ставку на Масличную гору, которая тянется с севера на юг вдоль восточной стороны города. Получила такое название из-за оливковых садов, почти сплошь покрывавших ее склоны. Оттуда и наблюдать за осадой было лучше, я бы сказал, панорамнее. Саперы тут же начали делать сразу три подкопа под куртины. Пленников к тому времени нахватали много. Пусть корячатся и гибнут от рук своих защитников. Днем их охраняли от вылазок конные отряды, дежурившие, меняясь через два часа, возле ближних ворот Иосафата, названных так в честь иудейского царя, при котором, видимо, их и возвели, и святого Стефана.

Во второй половине следующего дня подкопы были готовы. Их заполнили сухими дровами, обильно политыми оливковым маслом, и подожгли. Закладки горели долго, но в и результат был хорош: завалились, пусть и частично, две соседние куртины. Когда развеялся дым и осели облака светло-коричневой пыли, стали видны отряды крестоносцев, стоявших напротив проломов. Мусульмане заорали дружно и кинулись на штурм без приказа. Там их встретили горячо и многих положили. С Масличной горы, откуда наблюдал я, сидя на коне, зрелище было скучным. Разве что звуковой ряд впечатлял. Орали на обеих сторонах отчаянно. Наверное, и я громко ору во время боя, но не замечаю это.

Атака была отбита. На месте боя остался толстый слой из тел, который местами как бы вспучивался, потому что шевелились раненые. Крестоносцы вытащили своих, добили чужих. Делали это тихо, без обычных в таких случаях оскорблений и осквернений. Они уже поняли, что какой-то из следующих боев станет для них последним, и точно так же поступят с ними.

Солнце уже село, поэтому мусульманские воины, кроме усиленных караулов, разошлись отдыхать. Никто не сомневался, что завтра Иерусалим будет захвачен. До поздней ночи, злоупотребив хамром, пели песни и орали оскорбления в адрес осажденных. В городе было темно и тихо. Такое впечатление, что вымер.

Рано утром прибыла делегация во главе с Балианом де Ибелином. Как узнали позже, инициатором был патриарх Ираклий, которого в случае дальнейшего сопротивления грохнули бы обязательно. Пока шли переговоры, армия мусульман штурмовала город. Вскоре на башне, что южнее пролома, появился зеленый флаг с желтым полумесяцем. Туда потянулись лучники. Они помогут расчистить путь копейщикам, которые с трудом пробивались через шеренги защитников Иерусалима.

Как мне рассказал эмир Таки ад-Дин, который присутствовал на переговорах, Балиан де Ибелин запросил почетную сдачу со свободным выходом всех желающих с ручной кладью. Салах ад-Дин напомнил ему, что поклялся взять город мечом и уничтожить всех, как это сделали крестоносцы восемьдесят восемь лет назад. Рыцарь пригрозил, что осажденные осквернят все мусульманские святыни и перебьют рабов-мусульман. Султан в ответ пообещал осквернить все христианские святыни и казнить пленных. В общем, провели типичный восточный торг, во время которого угрозы и оскорбления сыплются, как из мешка, но расходятся довольные собой и друг другом. Сошлись на том, что жители будут выпущены, но как военнопленные — за выкуп. С каждого мужчины десять золотых динаров, женщины — пять, ребенка — один. Кто не сможет заплатить, тот будет продан в рабство. На все про все давались сорок дней. А ведь могли бы до Троицы пожить спокойно, а потом, если бы не пришла помощь, уехать со всем своим барахлом. Договор был подписан в пятницу, священный день для мусульман.

В воскресенье меня вместе с эмиром Таки ад-Дином пригласили на пир, устроенный в шатре султана для старших командиров. Стол был накрыт шикарно. Была и баранина, и говядина, и верблюжатина, и конина, которую любил хозяин застолья. Кто хотел, пил обычный шербет, кто хотел, веселящий. Белое вино было приличное. Разговоры шли в основном о франках. Одни тратили последнее, чтобы заплатить выкуп за бедных единоверцев, а патриарх Ираклий вывез всю золотую церковную утварь и не спас от рабства никого.

— Надо было убить его! — гневно бросил Музаффар ад-Дин.

— Я дал слово, — коротко произнес султан и отпил шербета из серебряной чаши с растительным барельефом на боках.

Под конец пира он спросил меня:

— Пойдешь с нами захватывать последние крепости франков или отправишься домой?

— Уверен, что и без меня справитесь! — шутливо ответил я. — Если буду нужен еще раз, позови меня через купцов из Анконы.

— Ты же только что сказал, что сами справимся! — поддел Салах ад-Дин.

— Сейчас, да. Но франки вернутся. Они всегда возвращаются туда, где смогли кого-нибудь ограбить. И будет их больше, чем в предыдущие два раза, — напророчил я.

— Ты не шутишь? — серьезно спросил он.

— К сожалению, нет, — ответил я. — Так что отпразднуй победу и начинай готовиться к следующей большой и тяжелой войне.

— Такие же слова мне сказал дервиш, когда мы выходили из Дамаска, а я тогда неправильно понял его, — признался Салах ад-Дин.

Утром мне доставили плату за службу в размере десяти тысяч золотых динаров и подарок султана — трех красивейших сиглави: жеребца и двух кобыл. На них мы и поехали в Акру вместе с толпой беженцев из Иерусалима. Я советовал им завернуть в Ашкелон или Арку и уплыть оттуда в Европу на ромейских купеческих кораблях, которые с радостью восстановили старый торговый маршрут. Меня не послушались, направились в графство Триполи, хотя знали, что туда впускают только знатных и богатых. Остальным советуют убираться ко всем чертям — католическое милосердие в действии.