14

В сентябре прошлого года умер девятилетний иерусалимский король Балдуин, племянник предыдущего, своего тезки, почившего от проказы в возрасте двадцати четырех лет. Королевой была назначена его мать Сибилла при условии, что разведется с мужем Ги де Лузиньяном, бедным рыцарем, одним из младших сыновей вассала графа Пуату, изгнанным сюзереном с родины за то, что подло убил из засады графа Солсбери. Отличался красивой внешностью, сладкими речами, малым умом и нерешительностью, благодаря чему и получил в жены принцессу, вдовствующую к тому времени уже три года. Она обязаны была быть замужем, но иметь мужа-ничтожество, чтобы его не поддержали бароны в случае династических неурядиц, которые были неизбежны из-за болезни проказой тогдашнего правителя. Сибилла согласилась развестись, но оговорила условие, что следующего мужа выберет сама. Что и сделала, выйдя после коронации во второй раз замуж за Ги де Лузиньяна.

Иерусалимское королевство погубили прекрасные дамы, которые выбирали мужей сердцем, а не умом. Две по очереди вышли замуж за Рено де Шатильона, сделав сеньором захудалого агрессивного рыцаря, сумевшего настроить против франков всех соседей, третья — за бесхребетное ничтожество Ги де Лузиньяна, потерявшего большую часть королевства, после чего оно и угаснет. Крестоносцам бы пожить в мире с соседями двадцать лет, пока был у власти Салах ад-Дин, дождаться его смерти и внутренних разборок у мусульман, набраться сил, накопить денег на войну, после чего завоевать по частям все его владения. У них были для этого все возможности, благодаря постоянному притоку пассионариев из Западной Европы, контролю над всеми портами на восточном берегу Средиземного моря, через которые проходили торговые пути из Аравии, Индии, Китая, и изначальному нежеланию предусмотрительного, если не сказать трусливого, египетского султана воевать с ними, которого, как предполагаю, сильно испугали воинственность и сила франков, когда посидел в осаде в Александрии и после потусовался с ними. К тому же, Салаху ад-Дину хватало внутренних разборок. С большой долей уверенности предполагаю, что, если бы его не провоцировали, если бы сеньор Трансиордании вел себя скромно, богатея за счет пошлин с торговых караванов, султан сам не напал бы на Иерусалимское королевство. Видимо, гнойный нарыв под названием Иерусалимское королевство был приговорен ходом истории, и эти тупые бабы были лишь слепым скальпелем его.

Двадцать шестого июня, в пятницу, после всеобщей молитвы армия под командованием Салаха ад-Дина пересекла реку Иордан, вторгшись на вражескую территорию. Под его флаг собралось только конных лучников и копейщиков около двенадцати тысяч и на четверть больше пехотинцев. Среди последних было много полезных идиотов — фанатиков, решивших погибнуть на священной войне, чтобы отправиться на оттяг к гуриям, которые не в курсе, что есть такая опция. К вечеру армия добралась до Галилейского озера, где и встала лагерем. Я командую тысячей копейщиков из Дамаска, которых в свое время обучил и испытал в бою. Мое подразделение входит в правый, атакующий, фланг армии под руководством моего старого другана эмира Таки ад-Дина. Центром командует султан, а левый фланг доверен Музаффару ад-Дину, бывшему полководцу Сейф ад-Дина, который во время сражения возле Халеба прорвал наш левый фланг, что, если бы не я со своим отрядом, могло привести к поражению нашей армии,

Утром началось разорение графства Триполи. Его сеньор Раймунд подписал с Салахом ад-Дином мирный договор на четыре года. Обе стороны соблюдали его. В конце апреля султан попросил у графа разрешение на проход отряда по его землям, чтобы перехватить Рено де Шатильона, который по данным разведки должен был проследовать из Иерусалима в свои владения. Раймунд разрешил, предупредив своих поданных, чтобы посидели день за крепостными стенами. На его беду в это время в Назарете находился Жерар де Ридфор, нынешний великий магистр ордена тамплиеров с десятью рыцарями. К ним присоединились отряд из семидесяти госпитальеров под командованием великого магистра Роже де Мулена, десятка четыре местных придурков, сотни три сержантов и тысячи полторы пехотинцев и напали на семитысячный отряд мусульман, которым командовал восемнадцатилетний сын султана Али ибн Юсуф. Конные лучники, обстреливая крестоносцев, ложным отступлением выманили рыцарей и сержантов за собой в засаду, где и разбили до подхода пехоты, которая, увидев, как удирает выскочивший из засады великий магистр тамплиеров, рванула следом, кто успел. Уцелели еще два тамплиера и три госпитальера, которые поскакали вслед за Жераром де Ридфором. Его характеризуют, как имеющего всего две способности: создавать катастрофы и выживать в них. Попавшие в плен были тут же обезглавлены. Салах ад-Дин издал указ, согласно которому все рыцари религиозных орденов объявлялись вне закона. После этого Раймунд, граф Триполи, опасаясь обвинений в предательстве, расторг мирный договор. Теперь пришло время заплатить за эту ошибку.

Я не принимал участия в рейдах. Не дело тысяцкого грабить крестьян. Мои подчиненные привезут мою часть добычи. Мы с эмиром Таки ад-Дином проводили время в беседах и игре в нарды или шахматы, которые арабы называют шатрандж. У первых правила такие же, как будут в двадцатом веке, когда я научусь играть в них, у вторых ферзь ходит только на одну клетку по диагонали, самая слабая фигура, а слон — через одну, нет рокировки и проходная пешка становится только ферзем. Поскольку я постоянно забываю об этом, хожу, как в будущем, не играю в них, чтобы не расстраиваться.

На шестой вечер похода Салах ад-Дин созвал всех старших командиров на совет. Пригласили и меня, хотя ранее никогда такого не делали. Совещались, сидя за низким овальным столом, заставленным сладостями на серебряных блюдах и шербетом из черешни и шелковицы. Султан восседал на низеньком кресле. Остальные выбирали между табуреточкой или собственными пятками. К удивлению присутствующих, кроме моего другана-эмира, я выбрал второй вариант, причем чувствовал себя вполне комфортно. Это сразу расположило ко мне остальных командиров. С некоторыми я встретился впервые в этом походе. Ближе к правителю стояла большая серебряная чаша с сушеным инжиром, из которой брал только он, хотя плодов было с горкой. Я нарушил этикет и взял полную горсть, чем нивелировал симпатию, заработанную ранее у некоторых сотрапезников. Салах ад-Дин понял это, усмехнулся и молча подвинул чашу ближе ко мне, предлагая брать, сколько пожелаю, и заодно всем остальным. Никто больше не осмелился. Восточная лесть — она такая.

— Мои разведчики сообщили, что франки собрали большую армию, готовятся встретить нас на удобной позиции возле замка Сефория. Хочу услышать ваше мнение, что нам делать: ждать их здесь или напасть самим? — начал совещание султан.

— Напасть! — тут же выпалил его сын Али ибн Юсуф, который после недавней победы счел себя великим полководцем.

Его горячность не понравилась отцу.

Это заметили, и эмир Музаффар ад-Дин сказал:

— Франки сильны в обороне. Лучше выманить их на наши крепкие позиции.

— Как это сделать? — задал вопрос Салах ад-Дин.

— Как обычно: нападать на них небольшими отрядами и уводить за собой, — предложил командующий левым флангом.

— А если они не попадутся на эту уловку? — ехидно спросил эмир Таки ад-Дин, который недолюбливал его.

— Лучше осадить Тиберию. Там сейчас Эшива, жена Раймунда, графа Триполи. Если она пошлет гонца с просьбой о помощи, иерусалимский король обязан будет прийти вместе со своей армией, а мы встретим их на пути к городу и проводим под градом стрел к тому месту, где нам удобнее дать сражение. Стрел потребуется много, — подсказал я и не удержался и поделился своими мыслями: — Бабы — слабое место франков — погубят их.

Последняя фраза понравилась присутствующим, загомонили все сразу и радостно. Для жителей Востока западноевропейцы — сплошь бесхребетные подкаблучники, неспособные даже одну женщину держать в узде ни днем, ни ночью. Что уж говорить о гареме!

Салах ад-Дин тут же распределил роли: кто будет осаждать город, кто атаковать франков на переходе, кто займется засыпкой колодцев на их пути, кто приготовит позиции для сражения, которое решили провести на равнине возле селения Хаттин. Мимо него проходила старая римская дорога на Дамаск, так что враги обязательно придут туда, если отправятся снимать осаду с Тиберии, названной так в честь моего старого знакомого императора Тиберия. В этой эпохе я, находясь за тысячи километров от Рима, постоянно натыкаюсь на нити, связывающие меня с предыдущей.

Загрузка...