Убей тамплиера

25

Мне нравится возвращаться домой не меньше, чем уезжать. Все рады тебе или хотя бы притворяются. Они знают, что я воевал против крестоносцев, но делают вид, будто не в курсе. Я сходил на исповедь, покаялся, что помогал сарацинам исключительно корысти ради, а не по религиозным убеждениям. Мол, надо было отработать возможность анконским купцам открыть фондачи в Александрии. Такие разрешения даются не за красивые глаза или сладкие речи. Заодно пожаловал на украшение церкви сотню золотых динаров, которые были приняты с радостью. Уверен, что священник, блюдя верность обету не разглашать услышанное на исповеди, найдет способ проинформировать Совет республики и слишком религиозных горожан, что я отдувался во благо всех их. Все равно сарацины проиграли, как считают здесь. Западноевропейцы всегда побеждают в войнах с иноверцами, даже если сбегают с поля боя с дымящей задницей. Надо только посмотреть на сражение под правильным углом, а в этом они непревзойденные мастера.

Было и одно неприятное событие. Во время моего отсутствия угнали арабского жеребца, второго из подаренных мне султаном. Иштван предполагал, что сделал это Ардуино Контадино. Этот тип недолго поработал в конюшне и был изгнан за скотское отношение к животным. Есть люди, которые никого не любят, кроме себя, конечно. Им все отвечают взаимностью, даже лошади, которые хорошо чувствуют, как к ним относятся.

— Вскоре после пропажи коня у Ардуино появилось много денег. Он перебрался в город, попробовал заняться торговлей, но прогорел или промотал всё — разное говорят. Я ждал твоего возвращения. Может, ошибся, — доложил Иштван. — Что будем делать?

— Потолкуем с ним без свидетелей, — решил я. — Надо узнать, где его можно поймать за пределами города.

— Он с двумя односельчанами, которые работают в Анконе, приходит по субботам в Варано. В воскресенье ближе к вечеру, чтобы успеть до темноты, возвращается в город, — сообщил бывший госпитальер.

— Когда он придет, пришли мне мешок муки с гонцом. Якобы, как я заказывал, — приказал я.

Ардуино Контадино оказался тщедушным мужичонкой с дергающимся, синеватым лицом, какое бывает у неврастеников и хронических алкоголиков. Хотя последнее могло случиться с ним от страха. Мы с Иштваном выехали на дорогу из леса прямо перед ним и двумя его попутчиками перед тем местом, где дорога круто огибала холм. Наше появление оказалось для них неожиданным, даже собрались было драпануть в кусты, но опознали нас. Попутчики расслабились, а преступник напрягся. У меня были сомнения, но исчезли, когда увидел его реакцию. Они поздоровались с нами. Мы тоже люди воспитанные.

— Вы идите, а мы поговорим с Ардуино по поводу работы в конюшне. Если он не согласится, то догонит вас. Но я уверен, что согласится. Никто здесь не платит больше, — сказал я попутчикам после обмена приветствиями.

— Так оно и есть! — согласился один из них. — А меня не возьмешь на работу, сеньор? Надоело мне город!

— Может, и возьму, когда место освободится, — сказал я.

Они пошли дальше, скрылись за поворотом, и я предложил Ардуино Контадино сделать правильный выбор:

— Сразу расскажешь, как угнал коня и кому и за сколько продал, или начнем с пыток?

— Какого коня⁈ Я ни у кого ничего не угонял! — затараторил он, вертя головой из стороны в сторону, точно никак не мог решить, в какую сторону рвануть.

— Вяжи его, Иштван, — приказал я. — Подвесим его за ноги на дерево, разведем под ним костер и подождем, когда поумнеет. Глядишь, к тому времени еще останутся волосы на голове и шкура не сгорит.

— Сеньор, я клянусь богом, что не трогал вашего коня! Я ни в чем не виноват! Отпустите меня! — упав на колени, взмолился он, однако как-то неубедительно, даже мои салюки почуяли неладное и зарычали на него.

Бывший госпитальер врезал ему ногой в живот, после чего ловко связал руки за спиной. Опыт у него большой. Во время службы часто паковал пленных сарацинов. Разжигать костер не пришлось. Поняв, что будет так, как я сказал, конокрад сломался и, размазывая сопли, рассказал, что его прельстили большими деньгами — пятью сотнями агонтано (чуть более килограмма серебра).

— Придурок! — обозвал я. — Этот конь стоит пять тысяч золотых динаров!

— Пять тысяч золотых⁈ — ахнул Ардуино Контадино и чуть не заплакал от горя, а справившись с нахлынувшими эмоциями, выложил все, что знал о своем совратителе.

Это был купец Чиприано Басо (Коротышка) из порта Пескара, расположенного милях в ста южнее и входящего в состав Сицилийского королевства. Полностью соответствовал своей кличке. Правда, я бы назвал его Паппагалло (Попугай) из-за яркой, разноцветной одежды. Высокая шапка была оранжевая с зеленым, камиза синяя, котта красно-желто-черная, а коричневые полусапожки были с толстенной подошвой, делавшей его длиннее на пару дюймов, но не умнее, иначе бы не приперся в Анкону за новой партией товара на тридцатидвухвесельной галере. Приняли его, как только сошел на берег. На допросе он сперва заявлял, что понятия не имеет, о каком коне идет речь, а на очной ставке с Ардуино Контадино и после допроса членов экипажа его галеры, сразу вспомнил и честно признался, что понятия не имел, что покупает краденого. Типа это обычное дело — дорогущий арабский жеребец у голодранца, который продает его на берегу моря в безлюдном месте. Перепродал Ринальдо, правителю Пескары, второму сыну Ришара, графа Ачерры, за шесть тысяч серебряных агонтано, что примерно равно двум тысячам золотых динаров. Я потребовал за коня пятнадцать тысяч агонтано. У купца, с учетом привезенных товаров и галеры, проданных на аукционе, которые здесь в ходу, нашлось всего тринадцать без малого. Чиприано Басо закрыли в темницу, пока не будут доставлены недостающие две тысячи с хвостиком.

— Поедешь со мной в Пескару? — спросил я Иштвана. — Попробую вернуть коня.

— Сам хотел предложить, — ответил он, чувствовавший себя виноватым, что не уследил за племенным жеребцом.

Мы присоединились к каравану, который шел на Неаполь. Типа английский рыцарь с сержантом едут наниматься к Танкреду, королю Сицилии, у которого сейчас сложные отношения с Генрихом, королем Германии и так называемым Римским императором. На четвертый день, в одном переходе от Пескары, караван повернул на запад, вглубь полуострова, а мы продолжили путь вдоль берега моря вместе с местными купцами, которые везли в город вяленую рыбу, вино, кожи животных, мотки нитей из овечьей шерсти… Охрана у них была дохленькая, что по количеству, что по качеству, поэтому обрадовались, когда к ним присоединились два профессиональных воина. Впрочем, шалят здесь на дорогах редко. Можно, не боясь преследования, убивать и грабить в составе какой-нибудь армии, которых на Апеннинском полуострове сейчас много.

Пескара — средний по нынешним меркам город, немного меньше Анконы, расположенный на берегу одноименной реки. Крепостные стены построены византийцами, которые когда-то владели этими территориями. Норманнами, захватившими эти земли с полвека назад, возвели небольшую, но крепкую цитадель, ставшую резиденцией градоначальника. В городе очень много церквей. Складывается впечатление, что по одной на каждого жителя. Многие, судя по архитектуре, построены в незапамятные времена. Пляжи широкие песочные. Странно, что в будущем это место не будет раскрученным курортом, как тот же Римини, расположенный севернее. На берегу много рыбацких домов на сваях. Во время приливов ловят рыбу чем-то вроде огромного подхвата, который поднимают с помощью «журавля».

Мы остановились вместе с купцами на постоялом дворе в пригороде. Это был типичный двухэтажный П-образный дом с каменной стеной с двустворчатыми сосновыми воротами с четвертой стороны. Вокруг города растет много вечнозеленой пинии из семейства сосновых, которую здесь часто используют вместо дуба. Хозяин был низкорослым, плешивым, с выпуклыми глазами и, я бы сказал, языком, не знающим покоя. Он задавал мне вопросы и сам на них отвечал, улавливая по моей мимике, угадал или нет. Во втором случае выдавал другую версию, пока не доберется до той, какая мне понравится.

— Ты хочешь поступить на службу к нашему сеньору, — выдал он первый вариант. — Нет, поедешь к королю Танкреду, — последовала вторая. — Или попробуешь здесь, а если не получится, поедешь дальше, — угадал он. — Тоже правильно. Ты человек знатный, доспехи и оружие дорогие, можешь выбирать. Я бы именно так и поступил…

Он предложил мне отдельную комнату, но я сказал, что переночую вместе со своим оруженосцем. За нее, ужин и завтрак на двоих и стойла и сено для лошадей взял с меня всего один агонтано. Накормили нас жареной рыбой, подав ее в большом количестве, мы и половины не съели. Запивали белым вином, настоянным на каких-то травах, как по мне, не лучших. Я сразу пошел отдыхать, хотя спать не хотел, а Иштван, получив от меня агонтано, отправился в ближайшую забегаловку пообщаться с народом, разузнать нужную нам информацию. Я умудрился вставить в нескончаемый монолог хозяина постоялого двора, что мой оруженосец раньше был госпитальером в Акре. После того, как я выкупил его из сарацинского плена, остался служить мне. Вскоре об этом узнала вся улица, хотя хозяин постоялого двора за ворота не выходил.

Вернулся Иштван утром пьяный, веселый и с не потраченной серебряной монетой и похвастался:

— Меня угощали все, как крестоносца! Слушали мои рассказы с открытыми ртами!

Вот она — ночь славы! Кто-то именно ради этого отправлялся воевать с мусульманами.

После чего сообщил важную информацию:

— Твой конь здесь. Стоит в конюшне в цитадели. В ночное его не гоняют, приносят свежую траву. Два-три раза в неделю Ринальдо ди Ачерра с небольшой свитой ездит на нем на охоту в сторону гор. Отправляется поздно, потому что любит поспать. Последний раз был вчера. Значит, поедет завтра или послезавтра. О нем отзываются, как о плохом командире, крикливом и заносчивом. Никто из рыцарей надолго у него не задерживается.

— Рано утром двинемся дальше, якобы в Неаполь, — решил я.

После завтрака хозяин постоялого двора спросил у меня:

— Пойдешь к нашему сеньору? — и сам ответил: — Нет, дальше поедешь, — и сделал вывод: — Так вот ты зачем своего оруженосца отправил в трактир на ночь! Хитрец!

— Что делать⁈ Мне бы правду не сказали! — улыбнувшись, успел вставить я.

Дальше он сам рассказал, что мы останемся еще на ночь, чтобы оруженосец отоспался, а утром поедем в Неаполь. Я только кивать успевал.

Мы выдвинулись рано утром, как только открыли городские ворота, чтобы проехать через Пескару, а не огибать ее. Охрана посмотрела на нас и ничего не сказала, несмотря на то, что вооруженных пускать в город не принято. Едет рыцарь с оруженосцем, может быть, приятель, а то и вовсе друг правителя города. Со знатными лучше не связываться. Улицы уже заполнены людьми. У каждого свои дела. На нас смотрели с интересом. Кое-кто поздоровался с Иштваном, как со старым знакомым. Тот отвечал, хотя позже признался, что никого не запомнил из вчерашних собутыльников.

На дороге встретили крестьян, которые несли или везли на рынок урожай с полей, садов и виноградников. Дорога широкая, наезженная, хватит места трем арбам разминуться, но нам обязательно уступали дорогу, отойдя к обочине, и кланялись, снимая головной убор, чаще соломенную шляпу с полукруглой тульей и узкими полями. Я кивал им в ответ. По нынешним правилам хорошего тона для рыцаря даже это немного чересчур, но допустимо.

Удалившись примерно на милю от города в западном направлении, я нашел хорошее место для засады. Здесь дорога делала поворот, огибая холм, поросший деревьями и маквисом. На него было удобно заехать с дальней от города стороны, а на склоне, дальнем от дороги, имелась небольшая лужайка со свежей травой, выросшей после недавних дождей, где мы оставили пастись стреноженных лошадей. Как сообщил хозяин постоялого двора, климат здесь сухой. В июле ни одного дождя — это в порядке вещей, но, начиная с августа, может поливать от души, а зимой при штормовом юго-западном ветре становится тепло, как летом.

Мой конь, на котором скакал молодой человек лет семнадцати, наверное, Ринальдо ди Ачерра, или ему крупно повезло, пострадает кто-то другой, появился часа через три. Даже я, неперевоспитуемая «сова», выезжаю на охоту раньше. Сопровождали его, судя по одежде, двое друзей-приятелей и трое слуг, по одному на каждого. Стая крупных разномастных собак, не меньше дюжины, бежала следом. Породу определить я не смог. Скорее всего, местный вариант гончей.

— Ринальдо твой, — сказал я Иштвану.

Он вооружен арбалетом со стальными плечами и «козьей ногой». На дистанции метров пятьдесят пробьет насквозь тело в любом доспехе. Не видно, в кольчугах ли охотники, но могли надеть на всякий случай. Времена сейчас такие, что любой выход из дома — рискованное путешествие. Если не убьет, добавлю я.

Группа равняется с холмом, и я тихо командую:

— Начали, — и сам стреляю из лука в левую часть груди ближнего спутника Ринальдо или кто бы это ни был.

Первая стрела еще летела, когда послал вторую в дальнего, а потом одного за другим перещелкал всех слуг. Иштван успел выстрелить всего раз, зато болт, как я и предполагал, прошил жертву насквозь и заодно вышиб из неглубокого седла.

Мы сбежали вниз, где пятерых убитых и одного раненого обнюхивали собаки. Завидев чужих, погавкали и отбежали. Они не сторожа, а охотники. Мы с Иштваном быстро переловили лошадей, закинули на спину каждой по трупу, добив раненого. После чего я повел арабского жеребца на поводу на вершину холма, а Иштван подгонял остальных, направляя за мной. Собаки, почуяв запах крови, смерти, молча бежали следом на безопасной дистанции, пытаясь, наверное, понять, что произошло?

На лужайке мы скинули трупы с лошадей, обшмонали их. С благородных сняли пару золотых сережек, которые сейчас изредка носят, скажем так, экстравагантные мужчины, три золотых перстня-печатки, два браслета в виде змей, укусивших собственный хвост, и толстую золотую цепь с мальтийским крестом с барельефом в центре в виде женской головы, наверное, Девы Марии. Забрали оружие, которое завернули в плотный черный плащ с капюшоном, который был на одном из спутников Ринальдо. Все это привязали к седлу моего боевого коня, на котором поедет Иштван, а я на арабском жеребце. Остальных поведем на поводу, привязанными одна за другой. Если будет погоня, бросим их, чтобы задержать преследователей и сохранить наиболее ценных лошадей. Я накинул на плечи бордовый плащ Ринальдо с дыркой, проделанной болтом, надел его кожаную шляпу с узкими полями и вставленным за ремешок на тулье, обрезанным, белым, страусовым пером, надвинув ее на самые брови, чтобы труднее было разглядеть лицо. Мы оба блондины с короткими бородами, но я выгляжу намного старше, если внимательно приглядеться, а если мимо пронесусь рысью, то вряд ли отличишь.

Мы поскакали неторопливо, разгоняясь, когда видели идущих навстречу крестьян. К счастью, не встретили ни одного каравана. Собаки сперва побежали за нами, а потом отстали. Наверное, вернутся к трупам, налижутся крови, а то и мяска отведают. На перекрестке мы повернули на север, к городку Монтесильвано, расположенному на берегу моря, но перед ним свернули на другую, обогнув его и не встретив никого. Поэтому перед выездом на римскую дорогу, идущую вдоль моря, свернули в сосновый лес, наполненный смоляным ароматом пиний, нашли большую лужайку, где и расположились до темноты. Дальше будем двигаться ночью, чтобы нас никто не видел, пока не доберемся до Республики Анкона. Народ сейчас глазастый и памятливый, и конь приметный. Так что легко можно будет пройти по нашим следам. Предъявить мне, конечно, не получится. Это в Анконе я обязан соблюдать законы, а что вытворяю за границами республики — это мое личное дело. На всякий случай подстраховываюсь. Может, когда-нибудь надо будет еще раз навестить Пескару, даже не имея такого желания.