Убей тамплиера

24

Теперь у крестоносцев была мощная крепость, за стенами которой можно сидеть долго и спокойно. Руками пленных они быстро отремонтировали почти все, что сами разрушили, и добавили немного там, где добились во время осады наибольших успехов. Их флот без перебоев подвозил продовольствие. Единственный напряг был с водой, потому что сами разрушили трубопровод, ведущий от реки в город, но сами и отремонтировали.

Армия Салаха ад-Дина стояла возле города, не предпринимая серьезных действий. Небольшие отряды терроризировали тех, кто выходил за пределы крепостных стен, но на этом все и заканчивалось. Салах ад-Дин ждал, когда привезут двести тысяч золотых динаров — выкуп за пленных горожан, который короли Англии и Франции разделят поровну, а всем остальным участникам похода достанется только то, что захватили в городе. Мне показалось, что султан не знает, что делать. Быстрое падение Акры шокировало его. Видимо, поверил в свою удачу после победы у Рогатого холма, а тут такой облом.

— Посоветуй дяде тянуть время, ждать, пока крестоносцы разругаются окончательно. Когда уедет король Франции, английский последует за ним, а без этой парочки здесь опять станет тихо, — подсказал я Таки ад-Дину за игрой в нарды. — Пусть постарается поссорить их еще больше.

— Разве они прибыли сюда не для того, чтобы отвоевать Иерусалим и все остальные города королевства? — спросил эмир.

— Они приплыли покрасоваться. Им обоим эти земли ни к чему. Иерусалимское королевство слишком далеко, не смогут контролировать. Если получится, захватят столицу, а если нет, они уже и так прославились, захватив Акру. Пора возвращаться домой, где хватает других претендентов на трон. Иначе останутся без корон, — объяснил я.

До нас дошли слухи, что Ричард Да-Нет поссорился с Филиппом Августом из-за Кипра, как части общей военной добычи, раздела поровну захваченного в городе, включая пленных, кандидатуры короля королевства, сократившегося до трех городов — Акры, Хайфы и Тира. Первый хотел видеть на троне своего бывшего вассала Ги де Лузиньяна, а второй — Коррадо дель Монферрато, точнее, кого угодно, кроме ставленника его заклятого союзника. Вдобавок оба короля разругались с Леопольдом, герцогом Австрии, который, возглавляя германский контингент крестоносцев, считал себя равным им, за что был высмеян обоими. Более того, английский король сорвал его флаг с крепостной стены и вышвырнул. Я помнил, что за это Ричард Да-Нет поплатится жестоко, проезжая на обратном пути через Австрию. Там его схватят и кинут в темницу на пару лет, чтобы прочувствовал свою вину и раскаялся, пока мать Алиенора Аквитанская не выкупит его за сто пятьдесят тысяч марок (тридцать семь с лишним тонн) серебра. Кстати, интересно было бы посмотреть, как сейчас выглядит старушка, узнать, помнит ли барона Беркета?

Султан не просто внял моему совету, а начал тайные переговоры с Коррадо дель Монферрато, который был родственником Леопольда Австрийского. Мол, нам обоим жить здесь, так что давай помиримся и не будем напрягать друг друга. На его предложение откликнулись. По крайней мере, Коррадо дель Монферрато потребовал передать ему половину пленников, захваченных в Акре, как представителю французского короля. Предполагаю, что собирался обменять их на своих вассалов, находящихся в плену у мусульман. Видимо, у Ричарда Да-Нет были осведомители среди приближенных короля Иерусалимского или это Салах ад-Дин преднамеренно слил информацию о переговорах, чтобы еще больше рассорить крестоносцев. В последнем случае султан сделал хуже себе, потому что английский король казнил две тысячи семьсот воинов, взятых в плен, хотя по условиям договора о сдаче обещал выпустить с оружием, заявив, что их пытались обменять не на тех, кого он потребовал. На самом деле ему сразу сказали, что «тех» давно казнили, предложили других. Видимо, не желая отдавать пленных Коррадо дель Монферрато, он поступил по принципу «Так не достаньтесь же вы никому!». Правда, женщин и детей выпустил. Уверен, что не из жалости, а чтобы сэкономить продукты. Непонятно было, как долго ему придется сидеть в Акре, которая, вроде бы, не осаждена, но малым отрядом удалиться от ее стен рискованно. В ответ султан казнил тысячу шестьсот христиан, собранных для обмена.

Поняв, что переговоры с Салахом ад-Дином сорваны, что без боя не только с сарацинами, но и англичанами, ничего больше не получит, король Франции через девятнадцать дней после захвата Акры убыл на родину якобы для того, чтобы решить вопрос о наследстве в графствах Фландрия и Вермандуа. С ним уплыли почти все его подданные, и армия крестоносцев сократилась примерно на треть. Вместе с французами умотали германцы герцога Леопольда, а это еще процентов десять воинов, причем не самых худших. Вслед за ними последовали и те, кто решил, что больше богатой добычи в ближайшее время не будет, а сидеть в полуосажденном городе стало скучно.

Король Англии понял это и двадцать третьего августа, оставив в Акре сильный гарнизон, повел армию на юг по старой римской дороге, а не к Иерусалиму, как ожидал и где готовился встретить врага Салах ад-Дин. Сделав вывод из поражения под Хаттином, крестоносцы на этот раз перемещались только до полудня и останавливались там, где много воды. Впереди двигались тамплиеры, замыкали колонну госпитальеры. Строй держали хорошо, на обстрелы и ложные атаки не реагировали. Рыцари ехали ближе к морю. Со стороны суши их прикрывали копейщики и арбалетчики, которые заставляли наших конных лучников держаться на безопасном расстоянии. Болты пробивали любую нынешнюю защиту, чего не скажешь о стрелах. Если на рыцаре под кольчугой хорошая стеганка, то из посредственного лука было сложно ранить его тяжело. По морю со скоростью колонны двигалась эскадра галер, которая везла боеприпасы, провизию и воду и забирала раненых и заболевших. Непривычные к такой жаре северяне часто получали тепловые удары.

В первый день они преодолели миль двенадцать до Хайфы. Отдохнув там три дня, отправились дальше. На всем пути их постоянно атаковали. В первую очередь выбивали лошадей, защищенных плохо, а то и вовсе были без доспехов. Вскоре они добрались до участка, поросшего лесом, где пришлось перестраиваться. Теперь надо было защищаться со всех сторон, и атаки наших лучников, особенно пеших, стали более результативными. В первую очередь выбивали арбалетчиков — своих главных врагов, которые были защищены не так хорошо, как рыцари. Пусть и медленно, но армия крестоносцев таяла. На римской дороге оставались трупы людей и лошадей.

На подходе к городу Арсуфу, бывшему финикийскому Решефу, был открытый участок длиной мили полторы и шириной в одну между морем и покрытыми лесом холмами. Именно там Салах ад-Дин решил напасть на врага во время перехода. Правый фланг под командованием эмира Таки ад-Дина должен был атаковать арьергард, но я со своими конными копейщиками отпросился временно на левый, которому достался авангард, потому что хотел еще раз поквитаться с тамплиерами. Ими командовал англичанин Роббер де Сабле, приплывший со своим королем и ставший великим магистром после захвата Акры. До этого должность была свободна полтора года. Никто из членов сильно поредевшего религиозного ордена не хотел брать на себя такую ношу в такое трудное время. Роббер де Сабле разрешил светским рыцарям, прибывшим вместе с ним, временно вступить в орден на время боев с сарацинами, и в итоге получил под командование довольно значительный отряд. Правда, большая часть его подчиненных, как и он сам, плохо знала местные условия, тактику ведения войны. Зато были дисциплинированными, без приказа не покидали место в строю, чего не скажешь об остальных рыцарях, даже госпитальерах. Наши конные лучники часто провоцировали вражеских всадников, выманивая ложным отступлением из-под защиты копейщиков и арбалетчиков, после чего разделывались с ними.

Мое подразделение атаковало первым на левом фланге. Мы должны остановить вражескую колонну, после чего на нее нападут с других сторон. Разделил своих подчиненных на три части. Одна группа, бо́льшая, под моим командованием ударит в лоб, а две должны напасть с флангов. Моя стояла на краю долины на дороге в том месте, где она опять уходила в лес, а две другие прятались между деревьями справа и слева от нас. Приказал всем не ввязываться в свалку, где рыцари сильнее, обломить копья и сразу отступить за новыми, чтобы повторить удар. Если нас будут преследовать, помогут конные и пешие лучники, которые в первую очередь должны выбивать лошадей. Пусть тамплиеры, как у них обозначено на гербе, ездят на одном коне вдвоем.

С утра на небе появились тучки. Я понадеялся, что пойдет дождь, освежит всё и всех. Нет, было сухо. Один плюс — время от времени тучки закрывали солнце, и казалось, что стало прохладнее. К моменту, когда тамплиеры выехали на дистанцию атаки и заметили нас, я уже был мокрым от пота. Хорошо, стеганка впитывала его, не чувствовал себя тушкой в собственном соку.

— Выезжаем и растягиваемся в ширину! — приказал я своей трети конных копейщиков.

Местность была неровная, много впадин и кустов, которые приходилось объезжать. Пока мы строились, тамплиеры тоже приготовились к бою, растянувшись вширь. Видимо, у них приказ сражаться от обороны. Перед всадниками построили в две шеренги копейщики, вставшие на колено и уперевшие подток копья в землю, а арбалетчики остались на флангах. Я учил своих подчиненных сражаться не только с конными врагами, но и копейщиками, в том числе вставшими на колено. Копья у нас длиннее, а каким бы крепким ни был щит у пехотинца, при таранном ударе не спасет. Главное, не застрять между ними, чтобы стоявшие сзади всадники не смогли атаковать.

Перед атакой я толкнул речь подчиненным:

— Мы будем атаковать тамплиеров. Это самые опасные люди на земле. Они сами не живут нормально и другим не дают. Чем меньше их останется, тем лучше для нас всех, — и закончил призывом: — Убей тамплиера!

Конные копейщики дружно заорали, повторив мой приказ. После чего мы поскакали в атаку. На дистанции метров пятьсот разогнались галопом километров до двадцати в час. Затрудняюсь подсчитать, сколько тысяч джоулей будет сила удара на наконечнике копья. Ее хватило, чтобы снести сразу двух пехотинцев, стоявших один за другим на правом колене, закрывшихся белым щитом с красным крестом и выставивших копья длиной всего метра три под углом так, чтобы попасть в грудь лошади. Не смогли, потому что, выронив оружие, отлетели под ноги стоявших сзади всадников. При этом оба вскрикнули громко и высоко. Мое копье сломалось с треском, напомнившим пистолетный выстрел. Я с трудом удержался в глубоком седле. Мой конь, проскакав по лежащим на земле копейщикам, попытался протиснуться между двумя конными рыцарями, но левый повернул немного своего гнедого, чтобы удобнее было ударить меня копьем. Я успел подставить щит, по которому проскрежетал наконечник вражеского копья, а рыцарь справа попал мне в грудь немного ниже правой ключицы. Доспех выдержал, но чувство было такое, словно меня ударили туда кулаком в боксерской перчатке. Лошади столкнулись, истерично заржав. Мой цапнул гнедого зубами за незащищенную шею, а я лупанул по голове обломком копья соседнего вороного, из-за чего оба шарахнулись от нас, ломая строй. Тут в них врезались мои подчиненные, успешно проломившие обе шеренги копейщиков. Ржания, криков, звона оружия сразу стало больше. Разворачивая своего коня влево, я успел дотянуться шестопером до, как разглядел, молодого и конопатого рыцаря на гнедом, который по неопытности пробовал на короткой дистанции воспользоваться еще раз длинным копьем. Попал ему по левому плечу у локтевого сустава, не защищенному кольчугой с коротким рукавом. Копье тут же выпало из руки. Скорее всего, этот конопатый сопляк больше воевать не будет по причине инвалидности. Может, какой-нибудь английский барон из жалости возьмет несостоявшегося тамплиера комендантом замка.

Развернувшись, я протолкался между своими подчиненными и поскакал назад, приказывая по очереди на арабском, тюркском и арамейском языках:

— Отступаем! Возвращаемся на исходную позицию!

У западноевропейцев отступающий враг считается признавшим свое поражение, поэтому его надо догнать и добить или взять в плен. Это в подкорке, не вытравишь никакими инструкциями, приказами, угрозами. За мной и моими подчиненными поскакали десятка три рыцарей и сержантов из недавно прибывших с королем Англии. Их встретили наши лучники, конные и пешие, сперва завалив лошадей, заставив спешиться, а потом добив, нападая на одного по несколько человек сразу, что опять таки не по рыцарски, то есть западноевропейски.

Слуги выдают нам по новому копью, которые привезены на арбах, стоявших на дороге. Пока мои подчиненные «перезаряжались», я выслушал доклады командиров двух других групп. У них значительные потери из-за арбалетчиков, но смогли отомстить, сильно сократив количество вражеских стрелков.

— На этот раз будет легче, — предрекаю я.

Конные лучники, увидев, что мы приготовились для повторной атаки, отъезжают с нашего пути и останавливаются, поджидая, когда за нами погонятся рыцари, чтобы вломить им еще раз. Я подгоняю своего коня шпорами. Утром Чори добавил вина в воду, которой напоил его. Видимо, опьянение уже прошло, потому что не спешит разгоняться, помня, чем все закончится. На этот раз против нас всего одна жидкая шеренга копейщиков, за которой стоят конные рыцари и сержанты и между ними несколько арбалетчиков. Один почти напротив и целится в меня, выжидая, когда подъеду ближе. Я на всякий случай прикрываю туловище щитом. Стреляет он, когда дистанция сокращается метров до ста. Выжидал до верного. Целил мне в лицо, уверенный, что оно не защищено. Прозрачный передний щиток многих вводит в заблуждение. Удар был гулкий. У меня голова инстинктивно дернулась. Болт срикошетил от вынутого щитка, полетел дальше. Защиту рассчитали с учетом попадания пули, а уж медленная деревяшка с железным наконечником ему ни о чем.

Я собирался протаранить рыцаря, но после попадания в шлем решил, что такой меткий враг опаснее. Удивленный арбалетчик не сразу начал натягивать тетиву, поэтому не успел приготовиться ко второму выстрелу. Мое копье воткнулось в него в тот момент, когда начал разгибаться. Я тоже целил в голову, но попал в живот. Копье пробило арбалетчика насквозь и не сломалось. Я успел откинуть его вправо. По инерции оно ударило лошадь рыцаря, который собирался попасть мне в грудь, но угодил в правое бедро. Тот, что находился слева, с тупой настырностью несколько раз уколол своим в мой щит. Звук был такой, будто стучит в дверь. Заходи, открыто!

Шестопером я наотмашь врезал по наушнику шлема рыцаря, что был справа. Он сразу завалился на шею серого в «яблоках» коня, который тут же шарахнулся от врезавшегося рядом моего подчиненного. Я начал разворачивать коня в ту сторону. Меня кололи копьями не менее трех человек с разных сторон. Было больно, но не опасно. Рядом врезались еще несколько соратников, разрядили обстановку. Выбравшись из толчеи, прокричал приказ отступать на трех языках и поскакал на исходную позицию, не оглядываясь. Недисциплинированным не место в моем подразделении. На этот раз за нами никто не погнался. Дураки среди тамплиеров закончились после первой нашей атаки.

Конные стрелки подождали немного и поскакали кружить возле ушедших в глухую защиту крестоносцев, обстреливая их из луков. Не знаю, смогут ли убить хотя бы одного врага, но несколько лошадей обязательно завалят. Конный рыцарь равен по потенциалу пяти пехотинцам, если не больше, а пеший — от силы двум. Заодно конные стрелки отловят наших лошадей, оставшихся без наездников. Потери у нас есть, пусть и незначительные, гораздо меньше, чем у крестоносцев.

Пока слуги приносят нам новые копья, я оцениваю, что происходит на поле боя. Арьергард из госпитальеров не удержался и поскакал в атаку. За ними ринулся и центр. Мощным ударом конные рыцари смяли сперва наш правый фланг, а потом вклинились в основные силы, которыми командовал султан Салах ад-Дин. Мусульмане начали отступать на холмы, поросшие лесом. Это заметили и мои подчиненные, поэтому смотрят на меня, ожидая, что дам отбой атаки.

— Надо помочь нашим братьям, иначе тамплиеры тоже нападут на них, — говорю я, забирая у Чори копье, принесенное с арбы.

Оно плохо остругано. У меня на руках кожаные перчатки, не поцарапаюсь, но все равно неприятно.

— Это последние, — предупреждает мой слуга.

Я жду, когда два меньших отряда разъедутся вправо и влево, чтобы напасть с флангов, после чего подгоняю шпорами своего коня, увлекая подчиненных в атаку. Без меня бы уже сбежали. Самым стойким мусульманским подразделением командует атеист.

На этот раз я сшибаю рыцаря и успеваю врезать шестопером по правой ключице второго, который пытался рубануть меня мечом с клинком из дамасской стали. Жаль, некогда подобрать трофей, который рухнул вместе с хозяином, вывалившимся из высокого седла. Тут же разворачиваюсь и скачу обратно чуть медленнее. За нами опять никто не гонится. На краю долины не останавливаюсь, скачу дальше к пустым арбам. На них осталось десятка полтора копий. Приказываю Чори подать одно мне, а остальные моим подчиненным, которые прискачут первыми.

— Кто с копьем, остаются со мной. Будем прикрывать отступление, а остальные едут на холмы вместе с арбами, — командую я.

Даже те, кто с копьем, улыбаются облегченно. Больше не надо будет скакать в атаку вслед за отчаянным франком, рисковать жизнью. Они сегодня уже достаточно повоевали, нанесли немалый урон крестоносцам. Надо и честь знать. К нам присоединяются конные лучники, а пешие сразу уходят в лес, чтобы на открытом месте не попасть под раздачу.

Примерно через час мы добираемся до нашего лагеря. Там уже почти вся мусульманская армия. Те, кто успел убежать. По примерным подсчетам погибло не менее пяти тысяч человек. Точную цифру не знает никто, потому что списков личного состава нет. Каждый командир, если умеет считать, знает, сколько у него подчиненных было и сколько осталось, но если он погиб, выяснить будет практически невозможно. Необразованные ни разу и вовсе оперирует не цифрами, а понятиями «много» и «мало», наполнение у которых разное. Для кого-то много — это треть или половина личного состава, а для кого две трети или три четверти.

Еще больше раненых. Им оказывают первую помощь многочисленные лекари. В этом плане в нашей армии дела обстоят лучше, чем у крестоносцев: и специалистов больше, и профессиональный уровень у них выше, чем у большей части франкских коновалов. Кого-то перебинтовывают, смазав рану нефтепродуктами, кому-то накладывают повязку с мазью из лечебных трав, кому-то ампутируют конечность, напоив опиумом. Рядом с операционным столом — обычным деревянным с отверстиями для веревок, чтобы надежно зафиксировать пациента — стоит большая корзина, наполненная отрезанными руками и ногами, на которой кружатся зеленые и серые мухи.

Рядом с нашим лагерем протекает безымянная мелкая речушка, скорее, широкий ручей. Я, как обычно после сражения, раздеваюсь, моюсь. На теле у меня несколько синих пятен, которые начали темнеть. Не помню, где и когда получил большую часть. Не зря я захватил доспехи из будущего. Без них вряд ли бы выжил сегодня. Мывшиеся рядом воины замечают синяки на моем теле, удивленно качают головами. Уверен, что к вечеру будет сложена легенда о неистребимом франке, которого великий султан сумел перетянуть на свою сторону.

Переодевшись, иду к другану Таки ад-Дину, который сидит у шатра с перебинтованной правой рукой. Левой, «грязной», которой подмываются после туалета, и ей нельзя ничего давать другому человеку, если уважаешь его, держит серебряную чашу с растительным барельефом на боках, наполненную шербетом. Вторую такую же его слуга подает мне правой рукой. Шербет со снегом, холодный, зубы сводит. Изготовлен из вишен и слив. Я выпиваю всю чашу залпом и возвращаю слуге, чтобы наполнил еще раз.

— Мы проиграли! — огорченно произносит Таки ад-Дин.

— Мы не выиграли, разошлись вничью. На этот раз франкам удалось отбиться от нас, — уточняю я. — Еще две-три таких ничьи — и крестоносцы закончатся.

— Надо будет сказать это дяде, а то он пригорюнился, — решает эмир.

Он так и сделает и вернется из шатра султана вместе со слугой, который будет нести золотую чашу, украшенную редкими фиолетовыми нефритами и наполненную шербетом со льдом.

— Это тебе подарок за хорошую весть, что мы не проиграли! — скажет, улыбаясь, Таки ад-Дин.

Еще три дня армия крестоносцев двигалась обстреливаемая нашими лучниками, конными и пешими, пока десятого сентября не добралась до Яффы. Город сдался без боя, хотя комендант за пару дней до этого приезжал к султану и заверял, что будет отбиваться, как лев. Крысы побежали с корабля, решив, что он тонет. Это они зря, потому что дальше английский король Ричард Да-Нет не пойдет. Он уже понял, что на переходе до Иерусалима армия крестоносцев сотрется в ноль. Требуется пополнение людьми и особенно лошадьми. Мы выбили почти всех. Даже многие знатные рыцари последний переход отмахали пешочком. Для них, непривычных к продолжительной ходьбе, тем более, в тяжелых доспехах, это было слишком трудным испытанием. С воинами тоже большие проблемы. Большая часть французов и немцев ушла вместе со своими правителями. Постоянно прибывают авантюристы разных мастей, но их мало, и почти все оседают в Акре, где, как доносит наша разведка, много еды и доступных женщин. Третий крестоносный поход выдохся, едва начавшись. Я знаю, что на много лет территорией Иерусалимского королевства станет узкая полоса вдоль берега моря от Яффы до Тира.

Свои соображения я передал султану через Таки ад-Дина и попросил разрешение покинуть его армию. Видимо, Салах ад-Дин услышал то, что хотел, потому что на следующий день прислал мне франкский меч из дамасской стали в ножнах из черного дерева, скрепленного золотыми деталями, из-за чего был тяжеловат, десять тысяч золотых динаров, трех арабских кобыл-двухлеток и сотню конных лучников, чтобы проводили меня до Ашкелона и передали письменный приказ капудан-раису одной из военных галер, дежуривших там, доставить меня в Александрию.