Убей тамплиера

15

Рядом с деревней Хаттин есть холм высотой метров тридцать с раздвоенной вершиной — выходами скальных пород, который носит название Рога. По преданию на нем проповедовал Иисус. Не знаю, кому, потому что жителей здесь раз-два и обчелся, и зачем для этого надо было карабкаться на одну из вершин, а история умалчивает, на какую именно. Верующие не ищут в жизни легких путей и другим не позволяют делать это. Именно здесь, где кратчайшая, южная дорога от замка Сефория до Тиберии начинала спускаться к озеру, и расположился Салах ад-Дин.

Иерусалимское королевство растянулось вдоль берега моря на сотни километров, но, за исключением южной, пустынной части, очень узкое. До границы рукой подать. Крестоносцам надо было пройти до Хаттина всего километров двадцать. Это неполный дневной переход купеческого каравана. При условии, что ничто и никто не мешает. С этим франкам не повезло. Во-первых, стояла влажная жара, выматывающая, через час чувствуешь себя вареным, а если облачен в металлические доспехи, такое впечатление, что влез в раскаленную духовку. Даже в моих, разработанных и для таких вот условий, было тяжко. Во-вторых, на всем их пути не осталось ни одного источника воды. Об этом мы заранее позаботились. Враги взяли с собой мало ее. Предполагаю, что из-за самоуверенности и плохого знания местных условий. Среди них было много прибывших сюда недавно. В-третьих, спокойно идти им не давали наши конные лучники, легкие, с большим запасом стрел. За день до этого в лагерь прибыл караван, в котором семьдесят верблюдов были нагружены только этими боеприпасами, собранными со всех арсеналов поблизости.

Я командовал одним из таких отрядов численностью в пятьсот человек. Сам напросился. Захотелось пострелять из лука на скаку, а то без постоянной практики начал навыки терять. Правда, стрелы были плохого качества, но мишень крупная, промазать трудно. Таких отрядов было десятка полтора. Нападали, сменяясь, с разных сторон. Подскачем метров на двести, до дистанции поражения из арбалетов, обсыплем стрелами по навесной траектории и, как только нас попробует атаковать конница, отступим. Впрочем, попытки отогнать нас были только первые пару часов. Поняв, что ближнего боя не будет, крестоносцы перестали реагировать. Они прекращали движение, пережидая налет и отдыхая, или шли, закрываясь от стрел щитами, которые быстро становились похожими на ежей. Палящее солнце добавляло перца. В доспехах жарко, без них смертельно. По моим прикидкам, свою цель находила, как минимум, каждая тридцатая стрела. Особенно первое время, пока франки не приспособились и остались только самые опытные и умелые. Растянувшаяся на несколько километров армия, в которой по моим подсчетам было под двадцать тысяч воинов, медленно ползла под палящим солнцем, оставляя за собой на дороге и обочинах лошадей, мулов и людей, мертвых и тяжело раненых. Последних добивали мусульмане, в том числе и мои подчиненные, забирая трофеи. Вскоре у всех позади седел взамен больших пучков запасных стрел были приторочены тюки из захваченного барахла и оружия. Их оставляли в лагере, когда возвращались туда, чтобы пополнить запасы стрел.

Авангардом армии крестоносцев командовал Раймунд, граф Триполи. Может, мне так показалось, но, поскольку двигалась армия на помощь его жене, темп был удивительно низкий, даже с учетом остановок из-за обстрелов. Король Ги де Лузияньян, точнее, принц-консорт, муж королевы Сибиллы, следовал в середине колонны. Именно туда и летела большая часть стрел. В арьергарде следовала конница Рено де Шатильона, тамплиеры во главе с великим магистром Жераром де Ридфором и госпитальеры с Вильгельмом де Борелем, исполняющим обязанности, потому что предыдущий великий магистр погиб два месяца назад, а нового пока не выбрали из-за военных действий. Я считал, что это самая опасная часть вражеской армии, поэтому атаковал со своим отрядом именно ее.

Мы расположились на невысоком холме метрах в ста пятидесяти от дороги, растянувшись цепочкой, чтобы не мешать друг другу. Выданные нам стрелы немного короче моих, поэтому натягивал тетиву не до уха. На такой дистанции этого вполне хватало, чтобы не только запустить стрелу по навесной траектории, но и бить по прямой. Как только мы приступили к делу, рыцари подняли щиты, наклонив верхний край на себя, чтобы закрывали от стрел, падающих под углом сверху, и открылись в районе пояса. Да и о лошадях забыли. Если хорошо открывался человек, стрелял в него. Наконечники были трехгранные, широковатые, не всегда пробивали кольчугу. Зато незащищенные с боков кони были прекрасной мишенью. Жалко их, конечно, но другого способа вымотать вражескую армию не было. Спешенный рыцарь слабее конного, хотя и не так плох, как кочевник. Я старался попасть в шею, если повезет, в яремную вену. Тогда коню хана. Если угадывал в переднюю ногу или корпус, тоже неплохо. На хромом, раненном коне не повоюешь.

Я поднял прозрачное забрало, чтобы не так душно было. Пот тек по лицу ручьями. Иногда, выстрелив, сперва стирал правой ладонью капли, натекшие на глаза, иначе картинка размывалась, а потом доставал стрелу. Бил результативно. Почти всегда попадал в цель, хотя серьезное ранение наносил редко. Лошади взбрыкивали от боли. Рыцари осаживали их, а потом выдергивали стрелу и выбрасывали, матерясь, наверное. Пока занимались этим, сверху прилетала другая.

Расстреляв весь запас стрел, отъехал на противоположный склон холма, где снял шлем, чтобы мокрая голова подсохла. Понимаю, что так она нагреется сильнее, но обманчивое впечатление свежести важнее. Там уже была большая часть моего отряда. Они стреляли, не целясь, быстрее.

— Настырные! Идут, несмотря ни на что! — похвалил крестоносцев один из моих подчиненных, немолодой, бывалый.

— Уступчивые дома сидят. Сюда путь дальний, тяжелый, только упрямый одолеет, — высказал я свое мнение.

— Зачем они сюда едут⁈ — удивился он. — Оставались бы у себя. Воины везде нужны.

— Не везде можно стать богатым быстро, как здесь, — возразил я.

— Ты тоже за богатством приехал? — как бы без подколки, задал вопрос немолодой воин.

В моем отряде почти все из Мосула, поэтому не знают, кто я такой, но подчиняются, потому что командир, назначенный эмиром Таки ад-Дином.

— Я уже богатый, больше не надо. Меня позвал Салах ад-Дин. Не мог отказать ему, — ответил я почти правду и понял, что мне поверили. — Да и с тамплиерами у меня свои счеты.

— Ты разве не одного народа с ними? — поинтересовался он.

— Нет, я живу севернее, где полгода земля покрыта снегом, как вершины высоких гор. Мы постоянно воюем с франками, — сказал я правду, в которую им трудно поверить.

На склон приехали конные лучники, которые ездили добивать раненых врагов и собирать трофеи. Потом поделят на всех. Я отказался от своей доли. Мне грязные, окровавленные, вонючие тряпки не нужны. Мы трусцой поскакали к своему лагерю, стараясь держаться от дороги метрах в трехстах и более.

Вернувшись в лагерь, первым делом пили воду, пока не раздувались, как бочки. Ее постоянно подвозили обозные в больших кувшинах на арбах и мулах. Подозреваю, что набирали прямо из озера. Плевать, годилась любая жидкость, утолявшая жажду хоть ненадолго. Отдохнув в тени под навесом из брезента, отправлялись за стрелами. Они лежали большими кучами из пучков по десять дюжин в каждом в тех местах, где скинули с верблюдов. Бери, сколько хочешь. Развязав пучок, набивали колчаны, а потом привязывали два-три к седлу, положив на круп коня.

— Поехали? — произнес я, когда все заправились, и, не дожидаясь ответа, тронулся первым.

К вражеской колонне ехали медленнее, экономя силы. Чем ближе к полудню, тем жарче. В последние эпохи я жил в теплом климате, в том числе и в этих краях, вроде бы, должен был привыкнуть, но нет. Тело, покрытое липким потом, требовало покоя и холода. Навязчивой идеей стало желание замерзнуть хоть ненадолго.

Опять направились к арьергарду, хотя меньше сил ушло бы на нападение на авангард, как делала большая часть отрядов. Зато у нас был бонус — трофеи. Вражеская армия уже еле брела, уставшая от жары, жажды и обстрелов. Что люди, что кони с трудом переставляли ноги, несмотря на то, что прошли всего километров десять. Увидев наш отряд, не повели ухом, хотя утром заранее поднимали щиты. Если бы были слева от меня, выпустил бы по ним несколько стрел на ходу, а останавливаться и поворачивать коня поленился.

Мы расположились на длинном пологом склоне придорожного холма, дожидаясь, когда подойдет арьергард армии франков. Мне очень хотелось определить, кто из рыцарей Рено де Шатильон, и убить. К сожалению, никогда не видел его. Попал в нескольких, может, и в него тоже, но точно не знал. Для начала угодил в шею над кожаным пейтралем, защищавшим грудь, красивому боевому коню вороной масти. Он резко вскинулся на дыбы, выкинув из седла одуревшего и словно бы растекшегося рыцаря. Рухнул, как сломанная игрушка, звякнув оружием и доспехом. Жеребец вдобавок лягнул, угадав в ехавшего следом собрата, и поскакал по склону холма по ту сторону дороги. Подошли два арбалетчика с закинутыми за спину щитами, чтобы помочь рыцарю подняться. Каждому досталось по стреле: одному в голову, второму в плечо. После чего сразу забыли о добрых делах, закрылись щитами.

Подключились мои подчиненные, засыпав врагов тучей стрел, которые поднимаются вверх, замедляясь, а потом падают, разгоняясь, и втыкаются в цель примерно с той же скоростью, с какой оторвались от тетивы. Одномоментно в воздухе находится несколько сотен. Уклониться от них невозможно, только спрятаться под щитом и слушать их перестук. Мне надоело выцеливать, присоединился к ним, отправляя одну стрелу за другой. Монотонная работа и утомительная. Минут через пятнадцать начинает болеть пальцы правой руки, натягивающих тугую тетиву, и левое предплечье, по которому раз за разом она щелкает. Оно закрыто кожаным щитком, но после сотни несильных ударов начинает реагировать болезненно.

Работая на автомате, я перестал контролировать ситуацию. Выпустив очередную стрелу, наклонил и тряхнул голову, чтобы слетели капли пота, натекшие на глаза. Именно в этот момент сильно стукнуло по шлему у нижнего края. Секундой раньше — и в лицо впился бы арбалетный болт. Он срикошетил и упал на землю справа и сзади меня. Я посмотрел в ту сторону, откуда прилетел, но так и не вычленил обидчика из сбившихся плотно врагов. Повернул коня, отъехал за своих подчиненных, якобы чтобы переложить стрелы из пучка в колчан. На самом деле меня подташнивало от страха. В голове навязчиво, по черт знает какому кругу вертелись мысли, что было бы со мной, попади арбалетный болт? В переносицу? В рот, выбив зубы? В глаз? От любого варианта становилось дурно, несмотря на то, что знал, что выберусь из этой эпохи живым и здоровым. Это не отменяло возможность побыть калекой часть ее.

Спрыгнув с коня, отвязал полный пучок, набил оба колчана, привязанные к седлу справа. Оставшиеся связал и приторочил к седлу по новой. Эта привычная работа немного успокоила. Глупые мысли отстали.

Ко мне подъехал тот самый немолодой воин и сказал:

— Видел, как в тебя арбалетный болт попал. Подумал, что ты все.

— Повезло: голову наклонил в тот момент, — сказал я.

— Муаккибат (ангел-хранитель) был с тобой, — сделал он один вывод, а потом и второй: — И шлем у тебя крепкий, хоть и не железный.

— Изготовлен в Индии из шкуры дракона, — соврал я.

В такие залепухи верят сейчас запросто. Мой собеседник не был исключением.

— То-то я думал, богатый знатный воин, а доспех так себе. Оказывается, он только с виду слабенький, а на самом деле крепче железного, — похвалил мой подчиненный.

Вернувшись на позицию, я занялся истреблением арбалетчиков. Раньше не обращал на них особого внимания, предпочитая отстреливать рыцарей. Как я понял, арбалетчиков привел Рено де Шатильон. Их было легче нанять и обучить для защиты его крепостей. Если оружие у них было более-менее приличное, то на доспехах сеньор сэкономил. Лишь на нескольких арбалетчиках были стеганки, не знаю, чем набитые, но мои стрелы пробивали их запросто. Сперва подсократил ближних. Кто-то из них покушался на меня. Надеюсь, какая-то из моих стрел нашла героя. По крайней мере, больше в меня не прилетало.

После полудня армия крестоносцев добралась до холма Рога и остановилась возле засыпанного колодца. Я подумал, что хотят отдохнуть перед рывком к Галилейскому озеру, до которого осталось всего-ничего. Если бы у них получилось, то проблем стало бы меньше. От самой главной — жажды — точно бы избавились. Нет, не решились, начали устанавливать шатры и натягивать тенты, чтобы спрятаться от солнца.

Заметив это, я сказал Таки ад-Дину, с которым на правом фланге нашей армии ждали, что франки пойдут на прорыв, готовились встретить их:

— Мы победили.

— Ты уверен? — не поверил он.

— Да, — подтвердил я. — Если не дадим им добраться до воды, к утру сильно ослабеют и люди, и особенно кони. Останется доломать их.

Поняв, что сражения сегодня не будет, Салах ад-Дин разрешил армии вернуться в лагерь, отдохнуть, но быть наготове на тот случай, если крестоносцы попробуют ночью прорваться к озеру. Конным лучникам он приказал окружить вражеский лагерь со всех сторон и до темноты беспокоить обстрелами и псевдоатаками, а ночью следить, чтобы никто не выскользнул.

Я больше в этом не участвовал, потому что за день сильно вымотался. Мы поужинали с эмиром Таки ад-Дином в его шатре. Он предлагал переночевать там, но я предпочел лечь на свежем воздухе, пусть и на твердой земле, на которую были постелены слугой Чори попона и одеяло из верблюжьей шерсти. Была мысль наведаться ночью в лагерь крестоносцев, поработать ножом. Я запомнил, где расположились тамплиеры. Удержала мысль, что могут по ошибке грохнуть мусульмане, приняв за франка, пытавшегося улизнуть. Да это и не мой нынешний уровень понтов.

В лагере крестоносцев было тихо, а в нашем распевали веселые песни. Никто из мусульман не сомневался в победе. Наверное, чтобы стало еще веселее, подожгли сухую траву, и пал пошел на вражеский лагерь. Вреда нанесли мало, потому что гореть тут нечему, все обскубано скотом, но посуетиться среди ночи заставили. Недосып даст знать о себе утром в придачу к жажде.