Крик указывал на немалое опьянение компании: он призывал к нанесению ущерба некоему уроду. А я, конечно, не писаный красавец, но всё же никак не урод. На подобное звание в гораздо большей степени претендовали бросившиеся на меня, размахивающие палками и трубами неджентльмены. Но кинулись-то на меня, наглядно демонстрируя вред алкоголя для умственной деятельности.
Впрочем, ситуация была не слишком приятной: быть избитым мне совершенно не хотелось, да и учитывая опьянение — могли даже убить. При этом, бросать тюк с книгами я находил совершенно невозможным. Если бы от этого зависела моя жизнь — то понятно что да, но в текущей ситуации бросать на мостовую… точнее, металлическую поверхность настила книги было решительно невозможно. Она грязная, да и неджентльмены могут книги начать пинать и портить, на то они и неджентльмены.
С другой стороны — опасности особой вроде как нет, хотя я ограничен в манёвре своей поклажей. Но у нападающих даже ножей нет: палки, металлические трубы и… бутылки. Видимо, с тем, что привело их в текущее прискорбное состояние, и явились. А значит, надо их просто откидывать нижними трактаторами, ну в крайнем случае — бить кулаками. Пока либо не поймут ошибочность и глупость своих действий, либо не потеряют сознание. И в том, и в том случае препятствовать мне и представлять угрозу они больше не будут.
Сказано — сделано: нижний левый трактатор просто ударил по опорной ноге говорливого неджентльмена, отчего тот потерял равновесие и грохнулся на пол. Впрочем, его подельников это не остановило, и они использовали спину поверженного как опору для броска на меня. Сам же поверженный высказал подобному отношению деятельный протест. Не только словесный (и очень нецензурный), но и действием. В смысле, стал дёргаться и перекатываться, обрушив парочку подельников рядом с собой.
Только я было порадовался, что такими темпами нападающие сами с собой справятся, без моего активного участия, как при попытке отпихнуть крупного орка (ну один-в-один дикарь с Сайпана, хотя одет не по-дикарски, а в распахнутую рубаху и штаны с помочами) он крепко и ловко ухватил трактатор, с силой дёрнув его на себя. Я чуть было не потерял равновесие, вторым трактатором чудом удержав себя от падения… И только гоглы, рывком опущенные верхним трактатором, отпустившим тючок с книгами, спасли мои глаза от повреждений. Дело в том, что один из неджентельменов выбрал чрезвычайно неудачный для меня момент, использовав пустую бутылку как метательный снаряд. В меня он не попал, но удара об стену и разлетающихся осколков хватило, чтобы по лицу заструилась кровь, из множества мелких царапин. А если бы не гоглы… даже думать не хочу.
И всё моё человеколюбие и желание просто «избавиться» от негодяев исчезло, как не было. До того, чтобы выхватить метлу и перестрелять нападающих я не дошёл (хотя мысль — появилась), но трактатор в руке орка засиял расплавленным металлом, вызвав матерный рёв. А освободившийся инструмент, как и его парный близнец, приняли вид дубинок на гибком основании. Повинуясь моим желаниям, но вопросы возникали… Которые я отложил до более спокойного момента: надо избавиться от этих молодчиков, а не рассуждать о природе трактаторов.
И металлические, светящиеся дубинки заработали, как барабанные палочки у барабанщика на параде в Камулодуне. Убивать, всё же, я не желал, но по рукам, ногам, телам — бил без жалости, избегая только ударов в головы. Кроме орка: описанные мистером Трипетом особенности этого вида я помнил, так что посасывающий лап… руку орк получил первым, дубинкой в лоб. Свёл глаза на переносице и рухнул оземь.
С прочими я поступил гуманнее и проще: просто окружил себя этаким куполом из мелькающих дубинок, время от времени прицельно бьющих по конечностям. Пять неджентьлменов с криками и стонами свалились, один метнул бутылку, разбитую трактатором, а от осколков я прикрылся руками. Этого метателя, как и орка, я ударил по макушке. А парочка, получив несколько ударов… удрала. Гоняться я за ними счёл излишним.
Как и говорить прочувствованные наставительные речи поверженным. В романах герои после повержения зла и глупости непременно произносили обличающую или поучительную речь, но я этим пренебрёг. Я — не герой, я — не в романе. Да и в том, что хоть и избитые, но всё равно нетрезвые нападающие способны к восприятию мудрых речей, я не то, чтобы сомневался. А просто был уверен: не способны.
Так что ухватил я слегка перекашивающий меня тючок вторым трактатором, направившись к выходу из подворотни.
— Стоять! — рявкнул полицейский, влетевший в подворотню с парой коллег.
Знакомый мне, тот самый, что указал мне дорогу к книжной лавке. Но сейчас его лицо было не служебно-вежливым, а гневным. И он, как и пара его коллег, наводили на меня револьверы!
И тут трактаторы вновь проявили свои новые качества. Я даже заметить не успел как, а метла — передо мной, поддерживаемая полосками гибкого металла. Наведённая на полицейских, которые немного поскучнели. И от скорости выхватывания оружия, и от его монструозного калибра.
— Боевой инженер, Мик, — негромко произнёс полисмен, до того молчавший, обратившись к моему «знакомому».
— Вижу, — сквозь зубы процедил тот, но револьвер не опустил. — Опусти оружие и следуй за нами, — с вызовом обратился он ко мне.
— Зачем следовать за вами? — уточнил я. — А оружие я опущу после того, как вы мне перестанете угрожать своим. Да, предупреждаю на всякий случай: в револьвере крупная картечь, так что применять ваши револьверы не советую.
— Нападение на граждан Те-Наму! Ты арестован! — сообщил мне этот тип.
— Вы издеваетесь? — опешил я. — Я, по-вашему, выходя из книжного, напал на десяток пьяниц с палками. И даже никого не убил, хотя пострадал сам, — указал я на подтёки крови на лице. — И это — нападение⁈
— Суд разберётся! — рявкнул полисмен.
— Без меня, — отрезал я. — Если вам непонятно случившееся, то я отказываюсь воспринимать вас за разумных представителей власти. Отказываюсь следовать за вами и с вами. Если мои действия вызовут суд, то я ознакомлюсь с его решением. Но проходить он будет без меня!
— Сопротивление законным требованием представителя власти!
— Как вам будет угодно, — хмыкнул я. — Хотя законность ваших «требований» вызывают сомнения. А уж разумность, точнее её отсутствие, сомнений не вызывает. С дороги, господа полицейские, — произнёс я, внутренне напрягаясь и двигаясь к выходу из подворотни.
Идти в местный «суд» у меня не было никакого желания, опыт подсказывал, что это банально опасно. А мастера Крепа, способного меня спасти — в округе нет. При этом, атланты Диастриста предоставляли пассажирам ряд гарантий. В том числе и защиты от местного закона на своей территории, если пассажир не являлся нарушителям с точки зрения атлантов. Так что в текущей ситуации иного выхода, кроме как добраться до Диастриста, я просто не видел. И очень надеялся, что полисмены, явно покрывающие пьяниц, не станут рисковать своими жизнями.
Надежды мои оправдались: полисмены, переглянувшись, опустили оружие (хотя и не убрали) и расступились. Я, будучи наготове, шёл мимо них и, за поворотом увидел двух убежавших неджентльменов в отдалении. Смотрели они на меня очень злобно, так что причину появления полицейских можно и не искать.
— Ваше имя? — вдруг прозвучало мне в спину.
— Простите? — обернулся я.
— Вы сами сказали, что «ознакомитесь с решением», — произнёс, не без иронии, третий, молчавший до сих пор полисмен. — А к кому его направлять, если оно будет?
Выражение лица полисмена отчётливо демонстрировало, что в сам факт такого «суда», особенно без обвиняемого в моём лице, он не верит и на ломаный асс. Но требование, в общем, резонное. Так что я представился.
— Фиктор Хуманум, механик первого ранга, пассажир Воздушного Корабля Диастрист.
И направился к порту. Был настороже, да и троица полисменов, хоть и убрала револьверы в кобуры, следовала за мной в отдалении. Но по дороге со мной неприятностей больше не стряслось, так что до Диастриста я добрался через четверть часа, с облегчением вздохнув и поднявшись на борт.
— Что с вами? — поинтересовался один из двух охранников, которые, как и на Таино, оберегали подъём на судно, проведя ладонью по лицу, явно имея в виду кровь.
— Некоторый конфликт с местными жителями, без жертв с их стороны…
— Вызову ситфороса и респесиониста, — переглянувшись с первым, произнёс охранник. — И… гиатроса? — вопросительно взглянул он на меня.
Ситфоросом, насколько я знал, назывался помощник капитана. А гиатросом — корабельный медик или лекарь, хотя в случае с атлантами, скорее всего, этот человек является и тем, и тем. На последнее я неопределённо пожал плечами — действительно, царапины, но если есть возможность ускорить заживление, не слишком утруждая специалиста, то возражать я не буду.
Первый охранник по мановению ока скрылся в Диастристе. Видимо, собирая названных, а вот второй, к моему удивлению, сообщил, что торчать на поплавке мне совершенно не обязательно, а можно ожидать названных господ внутри корабля.
Поднялся по лестнице, где меня уже поджидал матрос.
— Господин пассажир, почтенный гиатрос Телесфор вас ожидает. Я проведу, — сообщил он, на что я пожал плечами и последовал за ним.
В той части Диастриста, по которой меня вёл матрос, я ещё не был. Впрочем, отличий от пассажирской зоны вроде и не было: те же коридоры, украшения-буквы на стенах из металла, разве что, возможно, несколько более строгие. И барельефы, в виде обнажённых леди и джентельменов, отменно сложенных. Не эротические, а бытовые, боевые и тому подобные. А обнажённость этих разумных выглядела совершенно естественной, ощущалось, что изображённые медными штрихами в одежде просто не нуждаются. При этом, на этих барельефах я обнаружил довольно занятных разумных, причём не одного. На атлетических телах, мужских и женских, но вполне человеческих (слишком плотных для сидхов и сидхоподобных разумных, про остальных можно и не говорить) крепились… собачьи головы. Не вполне собачьи вообще: заметна была недоступная псам мимика, глаза выходили человеческими, но всё равно — очень «собакообразный» вид. И явно не оборотни, даже частичные: все описанные и виденные мной перевёртыши, даже частичные, вроде лючитонов, обращались целиком. Имели некоторые промежуточные стадии оборота, но они всегда затрагивали весь организм и были заметны. То есть если лицо заменяла морда — то и руки с ногами менялись, тело покрывалось шерстью, спинной хребет искривлялся — в общем, понятно. Одну голову обернуть оборотни не могли, да и если бы могли — зачем?
Так что, видимо, эти собакоголовые — вид разумных Атлантиды, населяющий его наряду с человеками-атлантами. И Атлантиду не покидающие: о таких странных разумных я не слышал и не читал даже намёками.
Тем временем мы дошли до помещения медика, на пороге которого меня матрос и оставил. Само помещение было просторным, с несколькими, что меня удивило, металлическими ложами, с ощутимым мистическим фоном от них, ну и узорами растительного типа, выполненного тем же металлом. Был ли узор частью мистического зачарования или просто создан из эстетических соображений, я не знал. А сам лекарь-медик Телесфор меня удивил. Для начала — молодостью, высоким ростом и окладистой, в мелких кудрях, бородой. Потом — своей одеждой, точнее, её отсутствием, а точнее… В общем, высокая встретившая меня фигура была замотана в голубовато-серебристый плащ под подбородок. На светло-голубой ткани был вышит серебром меандр, правда, несколько отличный от эллинского: в основе был не четырёх, а восьмиугольник, октогон. Так вот, после стремительного движения медика ко мне стало понятно, что плащ является его единственной одеждой, под которой ничего нет. Судя по фрескам и поведению — нормально для атлантов, хотя с точки зрения джентльмена или леди Британики, да и многих иных Номов — совершенно непристойно. Но, как говорил в свое время мастер Креп (и был, несомненно, прав): в чужой Ном со своим уставом не лезут.
— Ну-ка, ну-ка, юноша, — пробасил Телесфор, разглядывая царапины на лице и тыльных сторонах ладоней. — Да поставьте свою поклажу, я на неё не покушусь, — фыркнул он.
— Я просто не успел занести в каюту, гиатрос, — с некоторым смущением поставил я тючок на пол.
— Понятно. Какая прелесть, — почти промурлыкал он. — Вам немало повезло, могли лишиться глаз, судя по расположению царапин, — с некоторым сожалением(!) задумчиво озвучил он. — Но — повезло. Вреда здоровью или красе я не наблюдаю, но выделю вам бальзам, — с этими словами он подошёл к стене, пассом руки распахнул, казалось бы, монолитную стену, где стояли ряды закреплённых склянок и баночек, одну из которых он протянул мне, но тут же отдёрнул. — Сам нанесу, — пояснил он. — Раны к вечеру полностью заживут, а с утра от них не останется и следа, — пояснил он, намазывая мою физиономию специальной лопаточкой. — Всё, на этом всё, — констатировал он. — Или… на что-то жалуетесь, пациент? — поинтересовался он, несколько испугав совершенно нездоровым энтузиазмом, а я замотал головой. — Что ж, прискорбно, — констатировал он, с чем я был в корне не согласен, но промолчал. — Прощайте, — потерял ко мне интерес этот пугающий медик.
— Прощайте, благодарю, — откланялся я, поспешив покинуть помещение, опасаясь как бы Телесфор не передумал, и не залечил бы меня… не знаю, до чего, но заранее опасаюсь.
А на входе, помимо матроса-провожатого, меня поджидали Трипет, приветствовавший меня кивком, и незнакомый мне атлант не менее полувека возрастом на вид. Последний поздоровался полноценно, представившись Протасом, как раз тем самым помощником капитана. Эти джентльмены ухватили меня под руки с двух сторон, отвели в небольшое помещение с видом из иллюминатора на окрестности. И затеяли натуральный и пристрастный, хоть и безукоризненно вежливый вопрос насчёт происшествия. Скрывать мне было нечего, хотя я отметил некое мистическое колебание, отходившее от обоих собеседников, особенно в момент начала моих ответов на их вопросы. Судя по всему — мистический или техно-мистический метод проверки правдивости, по крайней мере ничего иного в голову не приходит, особенно при учёте того, что в словах моих явно не сомневались.
— Благодарю за рассказ, мистер Хуманум, — по окончании моих ответов на вопросы произнёс Протас. — В случае, если у властей Те-Наму появятся к вам домогательства, Диастрист и его команда вас от них оградит. Но настоятельно не рекомендую вам покидать Диастрист в этом порту: в случае, если вас задержат, это будет последствием ваших действий, и Диастрист не будет вмешиваться в вашу судьбу.
— Это логично, мистер Протас, — кивнул я.
Потому что заступаться за глупца, решившего рискнуть, будучи предупреждённым, не станет ни один разумный, если он разумен.
— Отлично. Будьте счастливы! — попрощался он по-атлантически и покинул нас с Трипетом.
— До вашей каюты, мистер Хуманум, я вас провожу, — неторопливо вышагивая произнес респесионист. — И, развивая поднятую уважаемым ситфоросом тему, хотел бы попросить вас, пока вы являетесь пассажиром Диастриста, не покидать окрестности суда в портах. Безусловно — по возможности, — уточнил он, вскинув руки, явно прочитав на моём лице возражения.
— По возможности — безусловно, мистер Трипет, — честно ответил я.
А добравшись до своей каюты, я принял решение вообще не покидать Диастрист, кроме как в случае действительной нужды. Так будет спокойнее не только атлантам, но и мне самому. Ну а вопросы я реш…
Додумать я не успел: дверь в мою каюту распахнулась, одновременно с постукиванием по ней: Зое отличалась, в смысле личного пространства, деликатностью мастера Крепа. Что, при её достоинствах, было, как и мастеру, простительно. Девица, поблескивая глазами, окинула меня взглядом, присвистнула, плюхнулась в кресло и категорически потребовала:
— Рассказывай, Фик!