Тесселис. Возвращение

18. Полет

Уже направляясь в каюту, я рассуждал без беготни и калейдоскопа последних дней. На тему того, а не слишком ли я погрузился в проблемы Зое, нанося себе самому несопоставимый ущерб? И дело не в варрике — тут и логика, и прочитанное, и лекарь Крепости, как и атланты утверждали однозначно: пилотирование варрика, как и переход на нём за Грань мне не навредит, если я этим не буду непрерывно и безостановочно заниматься годами. В таком случае этот метод навредит и величайшему по силе магеру: как ненужные энергии Изнанки раздувают Пламя, так и воздействуют, пусть слабо и не прямо, на пилота-канал.

Но годами, да ещё и подряд, я в варрике не буду, так что он — не проблема. Вопрос вызывало то, что я, получив доступ к библиотекам атлантов, своими же руками лишаю себя этой уникальной возможности. Что-то я прочёл, что-то даже переписал, но явно мало по сравнению с общим объёмом. Хотя каталогизация офицерской и капитанской библиотеки была не чета общей. То есть просто была как факт, а я читал наиболее интересующие и потенциально полезные книги. Но всё равно — многое оказалось не изучено, а второй раз подобный шанс мне не представится.

Но при этом, помочь подруге — просто долг джентльмена, это раз. Побыстрее попасть в Камулодун — это и в моих интересах, причём с использованием варрика я сэкономлю ощутимое время, несмотря на отклонение маршрута для Зое и довольно ломаной «линии» пути, от обитаемого Нома к обитаемому Ному. Это выходило два. И наконец, я стремлюсь не просто в родной город, а в Академию Всех Чудес, лучшее учебное заведение для магеров Британики. И то, что я думаю, что там «неизвестно» — совершенно не факт, что так на самом деле, а мои вычитывания могут оказаться пустой тратой времени. Да и прямо скажем, пусть конкретные решения маготехники атлантов я упущу, возможно — что-то из истории и прочего. Но основополагающие принципы и подход — изучен, прочитан и частично переписан. И даже если я окажусь дураком, неспособным после обучения в Академии, применить или реализовать эти знания, то обидно будет из-за собственной глупости, а не из-за того, что я не изучил какие-то особенности практического применения. Ну а для работы и дела у меня и так есть масса всего, как бы не слишком много. Решения в искусственной памяти столь обширны, что все их воплотить на Тесселисе не хватит и жизни.

Так что к каюте я подходил успокоившийся, с некоторым сплином, но в целом — не недовольный. Правда, поспать сразу не удалось — хищно улыбающаяся Зое буквально завязывалась бантиком и фигурально завязывала бантиком меня. Небесприятственно, но очень выматывающе, так что через пару часов я заснул столь резко, как если бы потерял сознание.

А наутро мы не полетели, а занялись делом. Проверкой запасов и того, не забыли ли мы что-то. Зое физиономию имела не слишком довольную, но даже не возмущалась и не требовала объяснений: всё же опытный наёмник и боец, сама понимала, что в суете последних дней вполне могли что-то пропустить. А с учётом того, что лететь нам вдвоём, на небольшом и не сказать, чтобы прочном, варрике — отсутствие этого «чего-то» может быть не только неприятным и не комфортным, но даже летальным. Например, часть обшивки и поплавки переделали мастросы Диастриста. И мы даже летали, полчаса, взлетели и опустились на водяную гладь. Но то, что это успешно произошло один раз — никак не показатель, что десятки раз подряд пройдут без аварий и поломок. Да та же турбина варрика: Брин явно заботился о механизмах, но, с учётом возраста хобгоблина, проверить будет спокойнее.

Так что, в результате, вылетели мы только на следующий день после проверки. И, судя по поведению Зое во время нашего совместного времяпрепровождения, если бы не улетели, то мне бы стоило опасаться поломок Фиктора Хуманума.

Прощалась команда и офицеры Диастриста с нами тепло, несколько не несущих вахты бойцов Крепости также спустились на берег и привественными и ободряющими криками выражали поддержку. А вот сэр Брин, после передачи нам Альбатроса, так и не появился. Возможно даже умер, чего очень не хочется — достойный и приятный пожилой джентльмен. Но, скорее всего, просто не хотел бередить некоторые раны, оставленные расставанием с его механическим товарищем.

В общем — взлетели. Направление, высоту и прочие моменты можно было прекрасно понять по нескольким циферблатам на панели, рычаги управления после того, как Альбатрос ложился на курс, особо не требовали внимания — справлялся автоматизированный управитель. Правда, про всякие сложные маневры в воздухе меня предупреждали, что с ними может не справиться ни автоматический управитель, ни я, ни даже самый лучший пилот: всякие сваливания и прочие моменты, когда воздух, из-за скорости варрика и работы турбины, начинает вести себя совершенно неподобающе этой атмосферной субстанции.

Но особо маневрировать или что-то такое я и не собирался, как понятно. Маршрут между обитаемыми Номами проложен, мы догоняем (или опережаем, и такое нельзя исключить) группу из трёх торговых Воздушных Судов, которые наняли отряд Зое. Там я с ней и расстаюсь, хотя вопрос варрика я поднял только вчера.

— Зое, после того как встретим твой Отряд — я в Британику, — сообщил я.

— Угу, — кивнула девица, явно вознамерившись поспать.

— Варрик — твой. Сколько я буду…

— Не «мой», Фик, — несколько оживилась Зое. — Старик не продал, а отдал свой Альбатрос. С условием, что он будет летать — и это будет твоя задача, я с этой машинерией и мистикой не справлюсь! Так что пока мы вместе — наш, а потом — «твой». Скорее, я тебе должна буду… Но приложу все усилия, чтобы долг уменьшить! И давай спать, Фик, а то и завтра окажется, что что-то надо проверить, или что-то в этом духе.

Лететь только в Номе Крепости, до Грани Нома, нам выходило не меньше четырёх часов. И это — чрезвычайно быстро, самое быстрое воздушное судно преодолевает половину Нома (а Крепость была чуть ли не в идеальном центре, как искусственно сотворенный объект) за день, а то и сутки. Смотря какой Ном, конечно: материковые Номы бывали в несколько сотен, а то и всего сотню миль, но для морских выходило так. Хотя был момент, который я так и не понял: то ли изначально Альбатрос обладал выдающимися характеристиками, то ли после доделок и переделок обрёл небывалую резвость. Но, например, высовываться за пределы кабины в полёте было не просто дискомфортно, а откровенно опасно для жизни. И не из-за температуры или разреженности воздуха на высоте: просто как вода под давлением приобретала нетипичные, даже режущие металлы свойства, так и воздух под давлением, созданным скоростью полёта, мог нанести серьёзный ущерб телу, не говоря о лёгких, глазах, ушах.

Впрочем, высовываться мы с Зое и не собирались: внутренняя обстановка Альбатроса, лишённого свойственной ему бомбовой нагрузки, была уютна и комфорта: кресла, кондиционирующие артефакты, небольшая кухонька, уборная и даже душевая кабинка. Возможно, влезла бы даже ванная, но на вопрос матроса при переделке я ответил решительным отказом: как по мне, выходила совершенно не нужная, излишняя роскошь, которой толком и не воспользуешся в полёте. А не в полёте — не думаю, что на островных Номах будут проблемы с местом для купания, если возникнет такая потребность. Вот душевая — не лишняя, потому что, например, смазкой турбины надо было заниматься регулярно, гораздо чаще, чем на Воздушном Судне. Работа последней была, с одной стороны, не столь тяжела, как на Корабле — толкать приходилось гораздо меньший вес. Но швере, облегчающее вес Корабля, Факел выдать был не способен, так что на турбину ложилась задача не только придания скорости, но и сам полёт происходил за счёт неё, механистическим движением, с опорами крыльями на плотный от скорости воздух. Из-за чего работа стандартного механизма была нестандартна: вместо равномерной работы она работала в дёрганом, ритмично переменном режиме, то ускоряясь, то замедляясь через равные малые промежутки времени.

При всём при этом, названные Зое «три дня до ближайшего Нома», которые я назвал перед отдыхом и окончательной проверкой Альбатроса, оказались чрезмерно осторожной оценкой. Что Зое, со свойственной ей деликатностью, тактом и вежливостью не преминула отметить. И отмечала минимум час, очень ехидно извивая своим исключительным языком, что позволяло мне не слишком обращать внимание на не слишком приятные и не слишком справедливые претензии. Высказанные, к тому же, не совсем всерьёз: просто Зое, как и я, волновалась и была напряжена. Скорее всего, даже в большей степени, просто несколько по-иному, что, в общем-то, свойственно разным разумным. Как-то слово «разные» подразумевает эту разницу само собой. Ну а, наконец, полетев, сбрасывала таким образом накопившееся напряжение.

— Как-то ты, Фик, на меня странно смотришь, — через час моих кивков и угуканья прищурилась на меня подруга. — Хочешь опробовать ту шикарную кровать?

Кровать в Альбатросе действительно была шикарная, иначе не скажешь. Ничуть не хуже роскошного ложа, на котором я очнулся в королевском дворце Таино. Где такую раздобыла команда Диастриста — понятия не имею, но установили, меня ей не попрекали, а я не возражал. При всех прочих равных места в варрике было достаточно, а при покачивании Альбатроса тем же ветром — с неё точно не свалишься. С её размерами к падению надо приложить немалые усилия, если разобраться. А вот насчёт покачивания выходило неоднозначно. Пилоты Крепости говорили, что на ветре варрики качает в зависимости от его силы, подчас весьма ощутимо. При том, что они автоматического управителя не имели, да и варрики их были такой роскоши, как просторное ложе, не говоря о уборной и душе, были лишены. А вот помощник Протас меня уверял, что автоматический управитель прекрасно справится с любым ветром, кроме совсем уж немыслимой силы урагана.

— Так что, возможно небольшое покачивание, а никак не тряска, — подытожил он, после чего задумался и несколько смазал впечатление от предыдущей речи: — Но это не точно.

Короче, ложе, с которого нельзя свалится — было совсем не лишним, заодно стал поводом для намёков постельного толка (в самом прямом смысле слова, не говоря о непрямом) для Зое. Ну и шуточек, часть из которых были вполне себе смешны, но непристойны — все, как одна!

Так Зое, вдобавок, не только шутила непристойно, но и пользуясь особенностями оборотня, зачастую эти шутки воплощала. Нельзя сказать, чтобы неприятно. Да и вообще, если подумать, то мое определение «непристойно» в данном случае несправедливо. Если бы постельные эксперименты, вовлекая в них меня, Зое бы проводила на глазах посторонних — то да, непристойно и заслуживает осуждения. Или нескромно делилась с этими же посторонними деталями совместного досуга — это было бы непристойно и несколько меня задевало. Но с учётом того, что мы были любовниками, причём уже не мимолётными (хотя, как понятно, временными) — вещи эти были не «непристойными», а скорее интимными. Вполне допустимыми и даже местами забавными, но только между нами двумя.

Так вот, шутки и намёки Зое, помимо её лёгкого нрава и пренебрежения рядом приличий в интимной беседе явно указывали на то, что опробовать ложе подруге стало изрядно интересно. А её язык, которым она извивала и дразнила, навевал мысли совершенно фривольного толка. Так что вопрос-предложение был совсем не на пустом месте, но…

— С тобой — безусловно хочу, Зое, — подумав, ответил я. — Но до Границы Нома не так долго. Так что предпочту совершить это приятное знакомство после перехода Грани.

— Зануда, — опять заизвивала подруга своим поразительным языком, дразня меня уже не в одном смысле, что было заметно. — Но ладно, уговорил, аэронавт Фиктор Хуманум, — фыркнула она.

Правда, праздно сидеть оставшееся время до Грани она не стала, а воспользовалась кухонькой на варрике, сварив кофий, какаву и даже лёгкий перекус в виде бульона на солонине со специями. Пичкаемый с ложечки угощением я на определенный момент подумал, что подобная подруга жизни вызывает у меня гораздо большую приязнь, нежели та же взбалмошная Лимия с её пугающими попытками взять меня в жены. Но… видимо, никак. И дело не в манерах Зое: джентльмену пристойно быть немного эксцентричным, особенно если он состоятелен и уважаем. А таким я и собирался стать в скорейшем времени, если же моя эксцентричность будет сосредоточена в супруге — всё будет почтенно и пристойно. Но дело было в самой обортне: она очевидно жила своей службой в Отряде, он был для неё даже не смыслом и целью жизни, а единственным возможным форматом, в котором она рассматривала своё будущее. А я, хотя и симпатизировал и даже в некотором роде привязался к подруге, никак не был готов ради неё настолько кардинально ломать свои планы на будущее. И жить в каком-то наёмничьем Отряде остаток дней меня совсем не привлекало, даже в компании миссис Лузильян.

Так что подобные мысли были мимолётными, оставив после себя некоторое сожаление, но и радость, что сейчас — всё хорошо. Чему, несомненно, надо радоваться и наслаждаться, пока это «сейчас» не сменится на совершенно другое. И постараться и в нём найти повод для радости и удовольствия.

Так мы долетели до Грани, где я волей-неволей напрягся, а трактаторы, повинуясь полуосознанному импульсу, оплели металлическую сферу в ярд диаметром, где за мистическим стеклом и слоем механизмов билось Пламя Факела. Но, как и было описано. никаких свойственных Очагу пертурбаций при переходе за Грань Факел не проявил. Правда, загудел, а в груди у меня появилось несколько… сосущее чувство. Что-то вроде лёгкого голода, когда я уже не «не против перекусить», а перекусить очень не против. До «готовности слопать всё, что угодно», безусловно, не дотягивало, болезненных ощущений не вызывало, но некоторый дискомфорт был. Правда, понятна и его причина, с учётом того, что проводящий через меня мистические энергии изнанки канал, сбрасывающий несожжённые и непереработанные энергии в меня же, стал именно ощущаться, как объективная реальность. До перехода через Грань я просто знал, что он есть, и Факел горит за счёт моих сил, но не чувствовал и не ощущал никакой связи.

И, помимо этого, меня стали посещать «образы», которых я был лишён при переходе через Грань Диастриста. Но то ли они были гораздо слабее от Факела, нежели чем от Очага, то ли моя чувствительность и восприимчивость к мистическим образам недостаточна — я не знаю. Но были они скорее приятны, нежели нет: некие летающие в пространстве кабины огоньки, образы деревьев, обнажённых девушек и прекрасных замков в трепете герметических цветов за колпаком кабины. И прорастающие на древометалле кабины красивейшие цветы с чудесным запахом. Не было ничего пугающего и отталкивающего, а главное: я прекрасно понимал, что это — иллюзии. Хотя с учётом того, что мы пребывали за Гранью — возможно, и реальность. За Гранью. Но для меня — именно иллюзии, причём спутать с реальными объектами я видения Изнанки не смог бы при всём своём искреннем желании. Которого, по совести говоря, не было. И даже приятные образы, в сочетании с тянущим чувством, навевали некоторое беспокойство. Так что второй переход Грани, произошедший менее, чем через минуту, я встретил облегчённым выдохом. Расслабился было в кресле… И тут рука Зое ухватила меня за не самую пристойную деталь организма! Нет, не непристойную, интимную, но она ещё требовательно тянула! А тянуть за эту деталь категорически не стоит, она чувствительна и доставляет дискомфорт и даже боль при неаккуратном обращении.

— Вставай уже, Фик, — безжалостно подёргивала меня оборотень. — Грань перешли, ты — молодец, но кто-то обещал проверить кровать!

— Не обещал, а… Да проверим, Зое! Отпусти меня…

— Не отпущу!

— Ну хоть не дёргай меня несколько минут! — почти взмолился я. — Надо настроить управителя и проложить курс, а так — почти дюжина часов перелёта через Ном есть, так что я не против.

— Так — ладно, — опять заизвивала ехидным языком подруга. — Но не отпущу — точно!

С чем мне оставалось, напоказ вздохнув, смириться. Хотя есть в этой игре и приятные, и забавные моменты, так что с довольной улыбкой мне приходилось именно бороться.