Глава 22

Лев Николаевич, отложив планшет, медленно поднял взгляд на Черного. Тишина в кабинете стала почти осязаемой:

— Что ты имеешь в виду, Борис Викторович? — голос директора был ровным, но Ольга Сергеевна заметила, как напряглись его плечи.

— Все очень просто, Лев Николаевич. Максим Бурдин не просто Забытый, как мы предполагали. Его сила… избирательна. У меня есть все основания полагать, что он — Отрешённый, — Черный выдержал паузу, наблюдая за реакцией директора. — И, судя по тому, что сказали карты, так оно и есть.

Ольга Сергеевна почувствовала, как по спине пробежал холодок. Если слова Черного — правда, это меняло все. Способности Бурдина могли быть лишь верхушкой айсберга. Его неожиданный взлёт объясняется этим простым словом: Отрешённый.

А также, это ставит на нём жирный крест. Если это подтвердится, Бурдина закроют. Начнут ставить опыты, а затем…

Толстой откинулся на спинку кресла. Его взгляд устремился в потолок. В кабинете повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов, словно отсчитывающих последние мгновения надежды для Максима Бурдина.

Он прекрасно понимал, что означают слова Черного. Отрешённый — это не просто классификация, это приговор. Директор опустил взгляд на Черного, в его глазах можно было прочитать неверие:

— Ты уверен, Борис Викторович? Карты не могут быть безошибочным доказательством. Нужны конкретные факты, свидетельства.

Черный покачал головой:

— Увы, Лев Николаевич, других у нас нет. Но карты говорят правду, я уверен в этом. И я уже наслышан, что было на занятии «Класса». Его способности, а точнее, проявление магии, намного мощнее, чем у любого Забытого, которого мы когда-либо видели. И как он сам контролирует эту энергию? Это не похоже на обычного Забытого, он будто… слился с потоком.

Ольга Сергеевна не выдержала:

— Но что это значит для Бурдина? Если вы правы, его просто уничтожат? Лев Николаевич, мы не можем этого допустить. Он еще ничего не сделал плохого!

Лев Николаевич снова посмотрел на потолок. В его глазах читалась усталость и обреченность:

— К сожалению, Ольга Сергеевна, наши личные чувства здесь не имеют значения. Если он действительно Отрешённый, вышестоящие инстанции не оставят его в покое. Он станет ценным активом, инструментом, а затем… расходным материалом.

Тишина вновь сгустилась. Ольга Сергеевна сжала кулаки под столом, чувствуя, как беспомощность разъедает ее изнутри. Она видела Максима всего один раз, но в его глазах была искра, что-то настоящее, живое. И теперь эту искру собирались погасить. Нарушив гнетущее молчание, она сказала:

— Мы должны что-то придумать. Надо найти способ доказать, что Черный ошибается, что Бурдин — обычный Забытый.

Лев Николаевич медленно перевел взгляд на Ольгу Сергеевну. В его глазах плескалась не только усталость, но и какая-то безнадежность. Он понимал, что шансов практически нет. Если Черный заявил об этом, значит, он уже предпринял шаги, запустил механизм, который практически невозможно остановить.

— Почему ты так зацепилась за этого юношу? Неужели из-за магии, которую он контролирует?

Ответа не последовало. Тогда директор продолжил:

— Пойми, Ольга. Если предположение Бориса Викторовича верно, то мы столкнёмся с бомбой замедленного действия. Как только Бурдин почувствует силу, откинет эмоции, он истребит большую часть своих же одногруппников. Отрешённые — непредсказуемы. Они опасны. И как бы он тебе и мне ни симпатизировал, мы не можем позволить себе удерживать такую угрозу в своей Академии.

Ольга Сергеевна вскинула голову, словно от пощечины.

В словах директора звучал упрек, смешанный с усталым пониманием. Она и сама не могла толком объяснить, что именно заставило ее так яростно вступиться за Бурдина. Может быть, отчаяние в его глазах, когда он не понимал, что с ним происходит?

Или же, напротив, та невероятная сила, которую он сумел обуздать, не причинив никому вреда? В любом случае, она чувствовала, что не может просто так отступить.

— Я не верю, что он опасен. Он всего лишь ребенок, напуганный и потерянный. Мы должны попытаться ему помочь, а не ставить на нем крест.

Лев Николаевич вздохнул, запуская пальцы в свои седые волосы:

— Ты видишь в нем потенциал, я понимаю. И я бы хотел, чтобы ты была права, Ольга. Но цена ошибки слишком высока. Если он Отрешённый, и мы упустим момент, это может стоить нам всего.

Он замолчал, словно не решаясь произнести самое страшное. Ольга Сергеевна понимала, что он имеет в виду: репутацию Академии, безопасность учеников, их собственные жизни.

Все это висело на волоске, завися от того, кем на самом деле является Максим Бурдин. Вновь обрушившуюся тишину нарушил «таролог». Борис откашлялся, привлекая к себе внимание. Затем завёл руки за спину и, покачиваясь на пятках, заявил:

— Можно устроить ему стресс-тест. Помните, как открыли Отрешённого при прошлом правителе региона?

Лев Николаевич нахмурился.

— И что конкретно ты предлагаешь, Борис Викторович? Устроить ему публичную порку? Или, может, сразу бросим в клетку к Тварям? — в голосе Льва Николаевича слышалась неприкрытая ирония.

Черный не обратил внимания на сарказм директора. Он был слишком увлечен своей идеей, чтобы замечать тонкости:

— Нет, конечно. Мы просто создадим ситуацию, в которой он будет вынужден проявить свои способности в полной мере. Например, имитацию угрозы жизни одного из близких учеников. Мы должны увидеть, как он отреагирует в экстремальной ситуации. Если он действительно Отрешённый, он наплюёт на «товарища», а сам будет упиваться дракой.

Ольга Сергеевна побледнела пуще прежнего:

— Это неприемлемо! Мы не можем подвергать опасности наших студентов ради какой-то проверки!

Черный презрительно скривился:

— Что вы так волнуетесь, Ольга Сергеевна? Это всего лишь имитация. Никто не пострадает. Зато мы получим неопровержимые доказательства. И если Бурдин действительно Отрешённый, мы предотвратим катастрофу.

В кабинете снова повисла тишина. Лев Николаевич молчал, обдумывая слова Черного и возражения Ольги Сергеевны. Он понимал, что времени на раздумья практически не осталось. Риск был огромен в любом случае. Если Бурдин окажется Отрешённым и они ничего не предпримут, последствия могут быть катастрофическими. Но если они проведут стресс-тест и что-то пойдет не так…

— Я подумаю, — наконец произнес Толстой, прерывая затянувшееся молчание. — Дайте мне время.

* * *

Смотреть в безумные глаза Орианы Островской стало для меня испытанием. Девушка в буквальном смысле пылала гневом, а не ужасом, как мне показалось в первую секунду.

Это я видел по красным искоркам в её глазах. Однако она стояла на пороге, словно не могла войти. И тут меня осенило: ведь я слышал сказки о том, что вампир не может пройти в твой дом без приглашения. Дабы это проверить, я спросил:

— Не можешь войти без приглашения?

Неловкая пауза, вызванная моими словами, прошла быстро. Сначала Ориана округлила глаза, удивляясь тому, что я сказал, а затем разразилась хохотом.

Переступая через порог, она вошла в мою комнату, всё ещё не успокаиваясь.

Черт, видимо, я сморозил полную чушь.

Её смех отдавался эхом в моей небольшой комнате, заставляя меня чувствовать себя полным идиотом. Я ведь был так уверен в своей теории, основанной на обрывках древних легенд и дешевых фильмах ужасов. А тут такое фиаско.

— Ты серьезно поверил в эту чушь? — сквозь смех проговорила Ориана, утирая слезы с глаз. — Да, милый, если бы все было так просто, вампиры давно бы вымерли от голода, торча на чужих порогах.

— С голода?

Она проигнорировала мой вопрос, огляделась, придирчиво изучая обстановку моей комнаты. Увиденное вызывало у неё презрительную улыбку. Но гнев в её глазах никуда не делся, он просто затаился, готовясь вспыхнуть с новой силой.

— У меня к тебе серьезный разговор, Максим. По поводу этого…

Девушка подошла ко мне, материализуя планшет в руках. Заметив, что я обратил внимание на экран, открыла почту, и дала прочитать сообщение. Такое короткое… от директора.

— Блин. А мне он не сказал, кто мой куратор. Оказывается, это ты.

Перечитав сообщение несколько раз, в надежде, что это какая-то глупая ошибка, розыгрыш, но нет, все буквы стояли на своих местах, складываясь в безжалостную правду: Ориана Островская — мой куратор.

— Добро пожаловать в мой личный ад.

Её слова прозвучали как приговор. Не то чтобы я её опасался, но вот работать именно с ней, точнее учиться, мне очень не хотелось.

Я молчал, пытаясь переварить новость. Ад, как она выразилась, казался мне не самым страшным вариантом. Гораздо больше меня волновала перспектива ежедневного общения с этой напыщенной стервой, как я её окрестил в своих мыслях несколько секунд назад.

В животе предательски заурчало, напоминая, что я ещё и не ужинал. Впрочем, сейчас это было последнее, о чем стоило беспокоиться.

Передо мной стояла Ориана Островская, мое персональное проклятие, а по совместительству теперь и мой куратор. И судя по ее тону и взгляду, она явно не собиралась устраивать мне теплый прием:

— Вижу, новость тебя впечатлила. Думаю, стоит сразу расставить все точки над «и». Никаких поблажек. Никакой жалости. Ты будешь работать над своими силами вдвое больше, чем остальные, и спрос с тебя будет втрое выше.

Ее слова резали слух, словно ножом по стеклу. Я хотел возразить, сказать что-то о несправедливости, о том, что я ничем не хуже других. Но в ее глазах читалось такое презрение, такая уверенность в своей правоте, что все слова застревали в горле.

— И еще одно, — добавила Ориана, приближаясь ко мне вплотную. — Забудь все те глупости, которые ты, видимо, начитался в тупых книжках. Вампиры — не герои романтических романов. Мы — сила. Мы — власть. И если ты хочешь чего-то добиться в этом мире, тебе придется забыть о своих детских фантазиях.

Видимо, я сильно зацепил её словами про «переступить порог». Хех. Почему мне неловко до сих пор?

— Забавно, — хмыкнул я. — Ну, Ориана, посмотрим, чей это ад будет на самом деле. Но вот что я никак не могу понять. Ты ради этого сообщения назначила мне встречу сегодня в восемь?

Девушку смутил мой вопрос. Уверенность, написанная на лице, испарилась. Пришло какое-то чувство неловкости, что было неожиданностью для меня.

Ориана отвела взгляд, словно я застал ее за чем-то постыдным. Она явно не ожидала, что я обращу внимание на время. Что ж, тем интереснее.

— Дело не только в этом, — наконец проговорила она, стараясь вернуть себе прежнюю уверенность. — Есть еще кое-что, о чем тебе следует знать. Ты должен будешь… помогать мне с одним делом.

Ее тон стал более серьезным, даже немного напряженным. Я почувствовал, как внутри меня просыпается любопытство. Помогать ей? С чем? И почему именно я?

— Каким делом?

Она замолчала на несколько секунд, словно взвешивая каждое слово. Затем, сделав глубокий вдох, ответила:

— Расскажу позже. Сейчас это неважно. Главное, чтобы ты понимал — это часть твоей стажировки. И обсуждать это не стоит.

Пф, охренеть! Ну и, как говорится, что мне с этим делать дальше?

* * *

Я засыпал, стараясь не думать о произошедшем сегодня. И как назло, именно в тот момент, как я начал «залипать», мне на планшет позвонили.

С удивлением изучая имя абонента, я взял «трубку». Услышав голос Попова:

— Макс, мне очень неудобно тебя беспокоить, но…

Послышался всхлип. Это, безусловно, удивило меня. Парню восемнадцать лет, чего он ныть-то будет?

— Что случилось?

Всхлипы усилились, переходя в какие-то сдавленные рыдания.

— Виталик, говори, я слушаю.

После долгой паузы, прерываемой только его плачем, Попов выдавил из себя:

— Они… они загнали меня!

Я нахмурился, пытаясь понять, о ком он говорит. Не то чтобы я был в курсе всех его проблем, но каких-либо конфликтов я не видел.

— Кто тебя загнал? Говори чётче. Где ты?

— Я… я не знаю. Они гнали меня по Контуру, не дали добраться до общежития. Мне страшно.

В его голосе слышался неподдельный ужас. Я резко сел на кровати, сбрасывая с себя остатки сна. Сердце бешено колотилось:

— Это твои одногруппники? Старшие? Давай, говори быстрей!

— Нет, Макс.

Нахмурив брови, я задумался. А чего это он звонит мне? Почему не зовёт на помощь кого-то из своей нежити? Или там, не позвонит какому-нибудь старосте? У нежити первого уровня ведь тоже есть староста?

Эти мысли быстро взяли под контроль ситуацию. Решив, что это попросту ловушка, спросил:

— А чего на помощь не кликнешь? В приложении планшета есть же экстренный звонок.

— Да кому мы нахрен нужны, — вновь всхлипнул тот. — Макс, у меня кроме тебя друзей нет!

В голове моментально промелькнула мысль, что попахивает дешевой драмой. Но что-то в его голосе, эта животная паника, не давали мне просто так отмахнуться. К тому же, если это и правда ловушка, то я должен быть готов:

— Ладно, Виталь, успокойся. Попробуй объяснить, где ты сейчас находишься. Контур — это понятие растяжимое. Ориентируйся по чему-нибудь. Видишь ли ты какие-нибудь башни? Деревья?

Он молчал, тяжело дыша. Я слышал, как он судорожно глотает воздух, пытаясь взять себя в руки. Наконец, сквозь всхлипы, прозвучало:

— Кажется, я прошёл поляну… тут столько кустов…

Поляна, кусты? В Контуре? Хм, это может быть где угодно. А затем меня осенило.

За всеми нашими передвижениями «следят». Выстраивают удобные маршруты и всё в том же духе.

— Геолокация есть?

Новая, гробовая тишина начала напрягать. Через минуту, сквозь всхлипы, мне пришло сообщение с точными координатами. Не тратя время впустую, я тут же вбил их в навигатор, определив, что до точки всего десять минут пешком.

Тот, кто за каким-то хреном гнал Виталика, уводил его подальше от башни… хм, нежити. Так что это было недалеко.

Я накинул форму, схватил ключи от комнаты и выскочил в коридор. Пока спускался на лифте, думал: «Нежить первого уровня, загнанная неизвестно кем в лесу… звучит как начало плохого триллера».

Но отбросить мысль о подставе я не мог. Уж больно этим попахивало. Знать бы ещё, для чего всё это, если это действительно замануха.

На первом этаже меня встретил кто-то из старшекурсников. Причём впечатался я в спину студента, и не сразу понял, что произошло. Оттолкнув от себя, парнишка что-то пробормотал. В потемках входной группы я не сразу увидел его лицо и форму.

Стоявшим на проходе оказался Илья. Тот самый придурок с «дуэли», который выставил меня против Татьяны. А в том, что он был причастен к этому, я не сомневался. Уж больно театрально там всё было. Показушно.

— После одиннадцати выход из башни запрещён.

Я скрипнул зубами.

Вот же гад! Стоит, как надзиратель, и преграждает мне путь.

— Отойди. У меня срочное дело.

Илья ухмыльнулся, сложив руки на груди:

— Не положено. Комендантский час. Если что-то случилось, обращайся к старосте.

— Я сказал — дай пройти.

Он насмешливо приподнял бровь. Затем сделал шаг в сторону, пропуская меня. Его насмешка мне не понравилась. Словно был какой-то подвох.

Через секунду я убедился в действии «комендантского часа». Дверь была заперта. И никакая магия ветра не зажигала руну над ней.

Илья, довольный своей правотой, прошёл мимо меня, направляясь к лифту, со словами:

— Я же говорил.

Этот напыщенный хрен скрылся за дверьми, оставив меня в недоумении. И как же мне выйти тогда?

Звонок, поступивший на мой планшет, оборвался раньше, чем я успел на него ответить. Звонившим был всё тот же Попов. Придумывая, как мне быть, ничего умнее, чем спрыгнуть с верхушки башни, пользуясь Ветром, я не придумал.

Перезванивая Виталику по пути к лифту, я запаниковал. Кратковременно. Кровосос не брал трубку.

Настойчивые гудки в никуда заставляли меня нервно постукивать пальцами по планшету.

Добравшись до крыши, я столкнулся с ещё одним студентом. Но тот сделал вид, словно меня не заметил.

Наверху был сильный ветер. Он трепал волосы и заставлял форму плотнее облегать тело. На краю башни, словно насмехаясь, горела сигнальная руна, ярко-красным светом озаряя окрестности. Я достал планшет, вновь набрал номер Попова.

Снова тишина. Значит, придётся идти «вслепую», не зная, что там происходит.

Собрав всю свою волю в кулак, я активировал магию Ветра. Представил себе, как потоки воздуха обволакивают меня. Затем… пересилил себя.

Сделал шаг в пустоту, чувствуя, что моя магия при мне. Спрыгнув с башни, я направил энергию вниз, стремясь как можно быстрее достичь земли. Приземление получилось не самым удачным, но я остался цел. Не теряя ни секунды, я побежал в направлении, указанном навигатором.

Загрузка...