Глава 16

После ритуала и первого, пусть и скромного, прорыва в восстановлении сил, я позволил себе несколько дней почти полной тишины. Строительство «Эдема» шло своим чередом, Глеб отгонял от периметра любопытных, а Алина выстраивала цифровую крепость. Мир, казалось, на время затаился, переваривая мои последние выходки. Впервые за все время пребывания здесь я чувствовал нечто, похожее на рутину. Скучную, предсказуемую, а потому — приятную.

Вечером я вернулся в поместье Вороновых на ужин. Себастьян, с безупречной выправкой, подал главное блюдо, приготовленное местным семейным поваром. На тарелке лежал кусок жареного мяса, политый какой-то бурой подливкой, в сопровождении вареных овощей. Выглядело… съедобно.

Я взял нож и вилку.

Первый же кусок мяса, который я отправил в рот, был катастрофой. Волокна были пересушены до состояния древесной стружки в результате варварской термической обработки. Подливка, которая, видимо, должна была придавать блюду сочность, имела вкус муки, разведенной в теплой воде с солью. Овощи… овощи были просто вареными. Лишенные вкуса, цвета и всякой жизненной силы.

Я медленно прожевал и проглотил этот кусок, чувствуя, как мой внутренний мир, только-только достигший хрупкого равновесия, снова трещит по швам.

«Анализирую биохимический состав блюда, Ваше Темнейшество, — тут же вмешалась ИИ. — Пищевая ценность присутствует. Вероятность отравления — менее 0,1%. Технически, это можно считать едой».

«Заткнись», — мысленно ответил я.

Дело было не в питательности. Дело было в принципе. Я провел тысячелетия, культивируя в своей империи высочайшие стандарты во всем. Мои генералы были лучшими стратегами. Мои маги — величайшими знатоками арканного искусства, а мои повара… мои повара могли заставить плакать от восторга богов, приготовив блюдо из пыли астероидов и света далеких звезд.

И после всего этого я должен был давиться этим… этим оскорблением концепции кулинарии?

Я с отвращением отодвинул от себя тарелку. Нет. Так не пойдет. Какой смысл строить идеальную, неприступную крепость, мой личный «Эдем», если внутри нее мне придется питаться как варвару? Изысканная кухня — это не прихоть. Это такой же элемент порядка и гармонии, как и правильно выстроенный защитный барьер или идеально подстриженный сад. Мой покой складывался из мелочей, и эта мелочь была критически важной.

Я вызвал Себастьяна.

Дворецкий появился на пороге, ожидая моих указаний. В соседней комнате я чувствовал присутствие Глеба и Алины — они, очевидно, ждали меня для вечернего отчета по безопасности и строительству. Они ждали серьезных, стратегических решений.

Я посмотрел на Себастьяна.

— У меня для тебя новое, самое важное на данный момент, поручение.

Дворецкий выпрямился, его лицо стало сосредоточенным. Алина и Глеб за стеной, я уверен, тоже навострили уши.

— Найди мне повара, — произнес я.

Себастьян непонимающе моргнул.

— Простите, господин?

— Ты меня слышал, — я откинулся в кресле. — Мне нужен повар. Не просто хороший повар, а гений. Человек, который понимает еду как искусство. Это твой главный и единственный приоритет на ближайшее время. Важнее строительства, важнее безопасности.

В комнате повисла тишина. Я чувствовал, как за стеной ментальные шестеренки в головах Алины и Глеба со скрежетом пытаются обработать этот приказ. Я почти физически ощущал их недоумение. Их таинственный, могущественный наниматель, который ломает умы, двигает горы и противостоит кланам, только что объявил поиск повара своей важнейшей задачей.

Себастьян, в отличие от них, оправился от шока первым. Его лицо снова стало непроницаемым. Он был идеальным слугой. Не анализировал приказы, а их исполнял.

— Слушаюсь, господин, — с легким поклоном произнес он. — Я немедленно займусь этим.

Себастьян, к его чести, воспринял мой, казалось бы, абсурдный приказ с абсолютной, почти военной серьезностью. Он не стал задавать вопросов. Он понял главное: для нового господина не существовало «важных» и «неважных» дел. Были лишь задачи, которые должны быть выполнены с максимальной эффективностью.

И он превзошел самого себя.

Используя мои финансовые ресурсы и свои старые связи в высшем свете, он организовал то, что мои суетливые «родственники», подслушивающие из-за дверей, тут же окрестили «Великим Кулинарным Судом».

Слух о том, что загадочный и богатый Калев Воронов ищет личного повара и готов платить за это целое состояние, разлетелся по городу со скоростью лесного пожара. Для местной кулинарной элиты это был не просто шанс заработать. Это был вызов. Возможность доказать свое превосходство и получить самого потенциально влиятельного патрона в регионе.

На следующий день, с самого утра, к воротам поместья Вороновых, которые Себастьян предусмотрительно приказал отмыть и смазать, начали подъезжать автомобили. Из них, один за другим, выходили напыщенные, одетые в белоснежные кители мужчины с лицами, полными чувства собственной важности. Это были лучшие из лучших: шеф-повара ресторанов с нишленовскими звездами, личные повара иных кланов, победители всевозможных кулинарных конкурсов. Каждый из них прибыл со своей командой ассистентов, которые тащили за ними ящики с редчайшими ингредиентами: от выдержанной в горных пещерах говядины до трюфелей, доставленных утренним рейсом.

Кухня поместья, не видевшая такой активности уже лет пятьдесят, превратилась в гудящий улей. А я… я сидел в большой, пустой столовой за длинным, натертым до блеска столом. Передо мной была лишь одна тарелка, вилка, нож и бокал с чистой, холодной водой. Себастьян, исполнявший роль церемониймейстера, торжественно вводил кандидатов по одному. Представление началось.

Первым был мсье Жан-Пьер, местная кулинарная знаменитость, известный своими, как он их называл, «деконструкциями» классических блюд. Он вошел в столовую с таким видом, словно был не поваром, а божеством, сошедшим с небес, чтобы осчастливить меня своим присутствием.

— Господин Воронов, — пропел он с сильным, наигранным акцентом, — сегодня я представлю вам не просто еду. Я представлю вам воспоминание. Воспоминание о воскресном ужине у вашей бабушки. Я называю это блюдо «Эссенция Жареного Цыпленка».

С этими словами его ассистент с благоговением поставил передо мной тарелку. Она была огромной, белоснежной, и почти абсолютно пустой. В центре, на пересечении трех капель какого-то соуса, возвышалась горка белой пены, а на ее вершине, словно корона, лежал один, крошечный, идеально квадратный кусочек хрустящей куриной кожицы.

«Анализирую, Ваше Темнейшество, — тут же вмешалась ИИ. — Соотношение тарелки к еде составляет примерно сто к одному. С точки зрения эффективности — катастрофа. С точки зрения пафоса — зашкаливает».

Я молча взял вилку. Мсье Жан-Пьер наблюдал за мной, его лицо выражало самодовольное предвкушение. Он, очевидно, ждал, что я сейчас заплачу от нахлынувших чувств.

Я аккуратно подцепил кусочек кожицы и отправил его в рот. Затем зачерпнул немного пены. Я не просто попробовал, а проанализировал структуру, температуру, баланс соли и кислоты. Послевкусие.

Прошла долгая, напряженная минута.

— Ваша «эссенция», мсье, — произнес я наконец, глядя ему прямо в глаза, — имеет вкус разочарования моих родителей, если бы они у меня были.

Ухмылка на его лице застыла.

— П-простите?

— Вы взяли цыпленка, — продолжил я ровным, безэмоциональным голосом, — существо, которое прожило свою короткую, но полную смысла жизнь. Вы убили его, ощипали, зажарили, извлекли из него вкус, а затем… превратили его в воздух. В пену. Вы взяли суть и заменили ее формой. Вы не деконструировали блюдо, вы его аннигилировали. В этой пене нет ни воспоминаний, ни вкуса. Только тщеславие повара, который считает, что он умнее продукта, с которым работает. Слишком много воздуха, слишком мало цыпленка.

Я отложил вилку.

— Это не еда. Это оскорбление. Следующий.

— Но… но критики… — пролепетал он.

— Ваши критики, мсье, очевидно, давно забыли, какова настоящая еда на вкус. Возможно, им стоит попробовать обычную жареную картошку. Иногда это помогает прочистить рецепторы. И мозги.

Лицо Жан-Пьера прошло все стадии от шока и неверия до багровой ярости. Он открыл рот, чтобы возразить, чтобы защитить свое искусство, но, встретившись со мной взглядом, захлопнул его. Он увидел, что я не спорю.

Я выношу вердикт.

Он развернулся и, спотыкаясь, почти выбежал из столовой, сопровождаемый бесстрастным Себастьяном. Униженный. Раздавленный. И это было только начало.

Жан-Пьер выбежал из столовой, бормоча проклятия, а я сделал глоток воды, чтобы очистить рецепторы от вкуса его тщеславия. Себастьян, с лицом бесстрастного палача, тут же убрал тарелку и впустил следующего претендента.

Этот был полной противоположностью предыдущему. Здоровяк, похожий на мясника, с руками-колотушками и громогласным голосом. Он вкатил в столовую сервировочный столик, накрытый серебряным колпаком, и представился как Борис «Бык», великий и ужасный мастер мясных искусств.

— Господин Воронов! — пророкотал он, его голос заставил дрожать бокалы на дальнем столе. — Я не играю в эти ваши пенки и капельки! Я готовлю настоящую еду! Еду для мужчин!

С этими словами он с театральным жестом сорвал колпак. Под ним, на деревянной доске, лежал огромный, дымящийся стейк.

— Мраморная говядина от бычка породы «Горный Великан»! — провозгласил он. — Этот бычок, господин, не знал забот. Он пил родниковую воду, слушал классическую музыку и пасся на альпийских лугах. Его жизнь была поэмой! А я, как великий художник, лишь поставил в этой поэме финальную точку!

Он с гордостью взял нож и сделал один-единственный, идеальный разрез. Мясо разошлось, обнажая безупречную розовую сердцевину.

— Идеальная прожарка! Медиум-рэр, как заказывали боги!

Я молча смотрел на этот кусок мертвого животного. Классическую музыку, значит, слушал.

Я взял вилку и нож и отрезал небольшой кусочек. Отправил его в рот. Прожевал. Проанализировал.

«Анализ мышечных волокон завершен, Ваше Темнейшество, — вмешалась ИИ. — Повышенный уровень кортизола. Это животное перед смертью испытывало сильный стресс. Классическую музыку ему, видимо, включали непосредственно перед забоем. В качестве пытки».

Борис «Бык» смотрел на меня с торжествующей улыбкой, ожидая восторгов, рыданий и, возможно, предложения руки и сердца.

Я положил столовые приборы.

— Мышечные волокна этого существа, — констатировал я ровным голосом, — были убиты дважды.

Улыбка на лице здоровяка дрогнула.

— Сначала, — продолжил я, — его убили плохим содержанием. Я чувствую в этом мясе не вкус альпийских лугов, а стресс тесного загона и страх, а во второй раз его убили вы. Своей неумелой рукой.

— Да как вы смеете⁈ — взревел он. — Это идеальная прожарка!

— Это не идеальная прожарка, — отрезал я. — Вы передержали его на раскаленной поверхности ровно на двенадцать секунд дольше, чем было необходимо. Из-за этого белок на внешней стороне свернулся слишком быстро, заперев внутри излишнюю влагу, что привело к эффекту «варки» в собственном соку, а не жарки. В результате текстура стала рыхлой, а вкус — пресным.

Борис смотрел на меня с отвисшей челюстью. Двенадцать секунд. Он не мог понять, как я мог это знать, но он знал, что я прав. Он действительно на мгновение отвлекся.

— Это не стейк, — заключил я, отодвигая тарелку. — Это подошва. Причем подошва от сапога моего легионера после долгого марша по вулканическим пустошам. Следующий.

Здоровяк не побагровел. Он позеленел. Его мир, построенный на мифах о говорящих бычках и идеальной прожарке, рухнул в одно мгновение. Он молча развернулся и, толкая перед собой столик, понуро побрел к выходу.

И так продолжалось несколько часов. Один за другим, прославленные гении кухни входили в столовую, полные уверенности, и уходили униженными, с дрожащими руками.

«Примитивный букет специй».

«Дисбаланс текстур. Это не еда, а каша».

«Слишком солено. Вы пытаетесь скрыть за солью отсутствие вкуса у самого продукта».

«Ваше Темнейшество, вы сегодня в ударе, — комментировала в моей голове ИИ. — Кажется, вы нашли новое развлечение. Ментальное уничтожение псайкеров уже не в моде, теперь вы специализируетесь на шеф-поварах?»

Я был готов прекратить этот фарс. Очевидно, в этом захолустье гениев кулинарии не водилось. Я уже собирался отпустить последнего кандидата, даже не пробуя, когда Себастьян произнес:

— Господин, последний претендент. Его зовут Арсений.

В столовую вошел молодой, нервный парень. Он не был похож на остальных. Никакого белоснежного кителя, никаких напыщенных манер. Он был одет в простую, чистую поварскую форму и сжимал в руках одну-единственную тарелку. Он был су-шефом одного из тех «мастеров», которых я выгнал час назад.

Он поставил тарелку передо мной. На ней не было ни пены, ни съедобных цветов, ни золотой пыли. На ней лежало простое картофельное пюре с небольшим куском идеально обжаренной рыбы и веточкой укропа.

Я с сомнением взял вилку, вкусил немного «блюда» и…

…замер.

Это было… идеально. Картофель был взбит до состояния невесомого облака, но сохранил свой насыщенный вкус. Рыба — с хрустящей, золотистой корочкой снаружи и нежнейшей, тающей во рту мякотью внутри. Каждая крупинка соли, каждая капля масла, каждый лист укропа — все было на своем месте. Идеальный, безупречный баланс.

Я медленно доел все, что было на тарелке. В столовой стояла тишина. Молодой повар, Арсений, смотрел на меня, не дыша, его лицо было бледным от страха.

Я положил вилку и нож. Посмотрел на Себастьяна, который замер в ожидании.

— Он принят, — произнес я и, не говоря больше ни слова, поднялся и вышел из столовой.

Я нашел то, что искал. Мой покой только что стал немного… вкуснее.

* * *

Пока в поместье Вороновых разворачивалась тихая драма кулинарного искусства, в нескольких километрах от него, в самом сердце густого, нетронутого леса, реальность трещала по швам.

Воздух здесь сгустился, замерцал, а затем с оглушительным, рвущим треском, похожим на звук ломающегося льда толщиной в сотню метров, пространство разорвалось. Разлом был не чета тому, что появился на участке Кассиана раньше. Этот был втрое больше, его края горели нестабильным, багровым огнем, а из глубины доносился низкий, утробный рев, от которого вибрировала земля и с деревьев осыпались листья.

Из багровой раны показалась гигантская, бронированная лапа, увенчанная когтями. Затем еще одна и, наконец, из Разлома, раздвигая его края, с оглушительным ревом выбралось само существо.

Оно было огромным, как двухэтажный дом, его тело покрывал толстый костяной панцирь, а из пасти, полной острых, как бритва, зубов, вырывался пар. Оно огляделось своими маленькими, злобными глазками, издало еще один рев, от которого в ближайшей деревне зазвенели стекла, и начало свое движение.

Существо не просто шло. Оно крушило. Вековые деревья ломались, как спички, под его натиском. Тварь оставляла за собой широкую просеку из вырванных с корнем деревьев и щепок. И двигалось оно в одном, строго определенном направлении. Прямо к самому сильному источнику энергии в этом регионе. Прямо к «Эдему».

* * *

Поместье Вороновых. Вечер того же дня.

Я сидел за столом в столовой. Впервые за все время моего пребывания здесь, чувствовал нечто, похожее на предвкушение. Передо мной стояла тарелка. Мой новый повар, Арсений, приготовил для меня свой первый ужин в новой должности.

Блюдо выглядело просто, но в этой простоте и скрывалась гениальность. Идеально прожаренный кусок мяса, отдыхающий на подушке из грибного соуса, рядом — башня из картофельных лепестков, запеченных до золотистой корочки. Аромат, исходящий от блюда, был божественным. Сложным, многогранным, обещающим не просто утоление голода, а истинное гастрономическое удовольствие.

Я взял в руки нож и вилку. Наконец-то. Момент покоя. Момент гармонии. Никаких героев, никаких кланов, никаких проблем. Только я и произведение кулинарного искусства.

Я поднес первый кусочек мяса ко рту.

В этот самый момент дверь в столовую с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Глеб. Его лицо было встревоженным.

— Господин, — выдохнул он. — Вам нужно это видеть. Срочно.

Моя рука с вилкой замерла в сантиметре ото рта.

Неужели даже в этом мире я не могу спокойно поесть⁈

Глеб, не дожидаясь моего разрешения, включил большой новостной экран на стене.

Картинка на экране дрожала. Репортер, заикаясь от страха, вел прямой эфир на фоне разрушенного леса. А за его спиной, снося все на своем пути, двигался тот самый гигантский, бронированный монстр.

«…неизвестное существо продолжает свое движение на восток, — надрывался репортер. — Все попытки Гильдии Охотников остановить его провалились! Оно движется в сторону новых застроек!..»

«О, Ваше Темнейшество, — с нескрываемым сарказмом прозвучал в моей голове голос ИИ. — Кажется, ваш изысканный ужин под угрозой. Придется снова отвлекаться от важных дел, чтобы прогнать этих дикарей».

Я медленно опустил вилку на стол. Посмотрел на свой идеальный, остывающий ужин. Затем на ревущего монстра на экране.

И мое лицо превратилось в маску истинного вселенского ужаса, что наводил страх многие тысячелетия на простых смертных. Они посмели… Снова посмели…

…прервать мой ужин!

Загрузка...