Танец маленьких искр. Антре. Том 1

Глава 18. Груз. Часть 2

Эндрил вызвался в команду перевозки пленника. Взяв с собой лишь двух подчинённых, по скользкой от воды лестнице спустился с «Решимости» в неуютную, маленькую шлюпку. Доплыл на ней до «Бури», сидя в компании шести пиратских офицеров. Плечом к плечу с Брэндоном Нельдом — близко настолько, что тот мог бы скинуть его за борт. Напротив Бриджит Торн, надеясь, что в свете заходящего солнца, в этой пляске бликов и теней, её облик станет хоть немного менее отталкивающим, пугающим и поднимающим из самых глубин его души горький стыд.

Боги, как же он когда-то любил смотреть на неё. На её блестящую глянцем смуглую и на удивление мягкую на ощупь кожу, на которой поднимались почти прозрачные волоски от его прикосновений. Любил ловить искорки вспыхивающей в уголках её глаз улыбки, когда она встречалась с ним взглядом. Любил пьянящее озорство, проскакивающее в её голосе, когда она называла его лордёнышем. Изгибы под её вычурными и яркими пиратскими лохмотьями. Крохотный шрам на боку — прямо по пути следования его руки от её левой груди к её бедру.

И как же быстро всё это исчезло. Растворилось, как сахар растворяется в чарке с горячей водой. Исчезло и сменилось липким ужасом, который внушало ему её похудевшее бледное лицо; эта тень прежней улыбки, ставшая вдруг изломанной и жалкой; её руки — бывшие, несмотря на мускулы, нежными, — которыми ей теперь приходилось упираться в борт лодки, будто она боялась упасть.

Смотреть на неё сейчас, быть с ней рядом — было настоящим испытанием. И Эндрил знал, что мог вовсе не делать этого. Поручить подчинённым перевозку пленника на «Решимость». И ему хотелось поступить так не только из-за состояния Бриджит, ухудшающегося с каждым новым днём, и не только из-за тягучей вины, которую он не должен был испытывать, но которая сжирала его изнутри. Но и потому, что его до дрожи в коленях пугал единственный выживший, найденный на фрегате, о котором было известно только название «Разящий громом» и с которого были сбиты все всполохи пламени, и теперь техники с «Бури» пытались привести в порядок его двигатели или хотя бы маневровые турбины.

Однако Эндрил всё же сделал это. Заставил себя проделать недолгий путь от собственного корабля к пиратскому флагману. Подняться на его палубу — которая стала для него домом на несколько месяцев и шансом вернуться к семье, за который он уцепился, как цепляется за трещащую верёвку человек, повисший над бездной. Он отправил своих людей готовить пленника к перевозке. Проследил, как Брэндон Нельд, недовольный приказом капитана, да и, наверняка, самим присутствием Эндрила на его судне, исчез в глубинах нижних палуб. Он дождался, пока Бриджит Торн — так ни разу и не говорившая с ним наедине после их грубого и, весьма вероятно, последнего секса — сама отправится в каюту пленника, несмотря на то — и, возможно, именно из-за этого, — что пленник пугал её, не меньше, чем Эндрила.

Наверняка, как думал Эндрил, именно из-за умения смотреть своим страхам прямо в глаза, Бриджит и добилась негласного звания «пиратской королевы». И это был хороший пример лидерских качеств — и во многом именно она вдохновила сейчас Эндрила отправится на «Бурю». И всё же он продолжал размышлять, что же на самом деле сыграло большую роль? Гордость? Долг? Или всё же трусость? А может быть, это была смесь всего этого? Своеобразный компромисс.

Эндрил перекинулся несколькими дежурными и пустыми репликами с командой — на этом корабле у него не появилось настоящих друзей, но были те, кому он проигрывал в карты и покупал выпивку по пути с Севера. И он с неудовольствием отметил, что даже их отношение к нему стало холоднее прежнего, несмотря на соревнование с Брэндоном и подаренные им собственные запасы дорогого вина, взятого с Царь-древа.

Затем, убедившись, что никто не следит за ним, он спустился на нижние палубы. Добрался до каюты Бриджит, к которой, конечно, прекрасно помнил дорогу, ведь провёл здесь достаточно времени — и, как теперь считал, значительно больше необходимого. И остановился перед дверью.

Какое-то время он простоял в узком коридоре, вновь и вновь прислушиваясь и убеждаясь, что никого из команды нет поблизости. Испытывая новые приступы тошноты от смрада корабля, к которому так и не привык. А ещё от нервного тупого ожидания и чувства стыда, которого не должен был ощущать вовсе.

Вернувшись на восточное Царь-древо, первым делом он посетил ларёк с целебными травами, приобретая средство, которым пользовался в своей жизни уже трижды: с белокурой Лаурой, пышногрудой Фен, которая была его старше почти вдвое, и теперь с Бриджит. Оба раза до этого ни одна из девушек не испытывала даже намёков на плохое самочувствие из-за его снадобья. И, пусть он не знал, из чего именно готовил его последний торговец — оно выглядело, пахло и по консистенции было таким же, как и всегда прежде.

Из этого он вполне мог сделать вывод, что нынешнее состояние Бриджит было никак не связано с его — Эндрила — действиями. Или являло собой последствия выкидыша, если он всё же случился.

С первого дня, как подсыпал это снадобье в бутылку вина — южного, терпкого и почти не сладкого, розового, — Эндрил с лёгкостью оправдывал себя, что делает это Бриджит во благо. Одно дело спать с принцем королевства и со всем другое забеременеть от него. Он понимал, что отец, если узнает о случившемся, вполне может приказать разделаться с Бриджит — а от того, это снадобье, в каком-то смысле было необходимым способом защитить её и, возможно, спасти ей жизнь.

Однако теперь, видя её состояние, вспоминая следы крови на её бедре, тёмную липкую лужу, в которую он вляпался в её кровати, он чувствовал себя мерзко. Словно предаёт её и собственными руками обрекает на смерть — или, по крайней мере, боится остановиться, чтобы увеличить её шансы поправиться и выжить.

Конечно же, в его планы входило показать её лучшему из практикующих на Талисо врачу уже через несколько дней. Он был готов даже задержать их экспедицию, невзирая на приказы отца, если возникнет такая необходимость. Но даже эта идея немного беспокоила его — ведь, что если врач, которого он найдёт, не просто поможет ей, но и определит причину болезни? Он знал, что его снадобье не останется в крови так надолго, чтобы его можно было вычислить, вот только порой достаточно лишь симптомов. И что случится в тот момент, когда врач предположит «отравление»? Вряд ли именно Эндрил станет первым подозреваемым, но сколько новых проблем в этом случае возникнет, оставалось лишь гадать.

Он не мог перестать думать о том, что миссия, на которую он подписал команду Бриджит Торн, всё больше походит на ту, что разрушит долгую, почти семейную идиллию их команды. Он боялся, что Бриджит Торн погибнет — из-за него ли, или по какой-либо другой причине, — ведь она является по сути единственной его настоящей союзницей и человеком, который в состоянии сдержать пиратов, так и не проникшихся к нему уважением или даже доверием.

Но кроме того, он никак не мог выкинуть из головы слова Брэндона Нельда, сказанные несколько часов назад. Боцман «Бури» во всеуслышание предположил, что Эндрил или адмирал Гривз умышлено планировали разделаться с командами необходимых им для переговоров северян. Это не было правдой, конечно. Однако было сложно отрицать — смерть Бриджит Торн и бунт, который непременно вспыхнет в этом случае, станут весьма неплохой возможностью избавиться от непокорных пиратов, не испортив миссию, которую ему поручил отец. Миссию, которую Эндрил во что бы то ни стало должен был выполнить, если хотел вновь заручиться его доверием и вернуться домой. И Эндрил знал, что его собственный флот — пусть и не слишком многочисленный — вполне в состоянии справиться с четырьмя кораблями пиратов. А при благоприятном стечении обстоятельств даже способен разделаться с командами четырёх кораблей, оставив сами корабли на плаву.

Именно это осознание угнетало его. Заставляло мешкать. Будто подмешивая Бриджит своё снадобье, он специально приносит её и всех северян в жертву ради собственной выгоды. Но в тоже время, именно это и успокаивало Эндрила. Заставляло двигаться дальше, добиваясь своего. Делать то, что он должен сделать.

Ведь он не просто любовник Бриджит Торн. Он её наниматель. А ещё он старший сын короля Мелтена Тан Гурри. Человек, который вскоре должен будет воссесть на троне, к которому ведут восемь ступеней — ступеней, ни одну из которых Бриджит Торн не сможет преодолеть. И в первую очередь он должен думать об этом. О благе для государства. Даже если то, что он должен сделать, выходит за рамки его собственных моральных ориентиров.

В конце концов, он всегда умел найти выход. Всегда умел придумывать оправдания. И всегда был в состоянии подобрать необходимый компромисс. Даже в разговорах с самим собой.

Так что, удостоверившись, что никого из команды северян нет поблизости, он дотронулся до прохладной позолоты дверной ручки. Каюта Бриджит не была заперта — в точности, как и любая на этом корабле. Бриджит с гордостью уверяла его, что пираты — свободный народ. Что они следуют за своим капитаном не по приказу, а потому что ему верят. И ровно до того момента, пока эта вера не иссякнет. Так что, потеряв бразды управления, нельзя спастись одним лишь толстым деревом или металлическим замком.

Когда он впервые услышал эти слова, то восхитился ими — посчитал эту парадигму справедливой и чуть ли не единственно верной. Однако сейчас, сжимая кулак на нагрудном кармане, в котором лежал пузырёк с остатками засушенных толчёных трав с восточного Царь-древа, понимал, что, возможно, Бриджит всё же стоило запереть свою дверь.

Он сделал несколько глубоких вдохов, будто собирался нырнуть под воду. Вновь повторил в голове сокровенное оправдание про отсутствие другого выхода. А затем зашёл в каюту девушки, с которой с таким упоением делил постель ещё совсем недавно.

В каюте было холодно. Похоже, обогрев не включали со вчерашней ночи. Перед ним была затхлая, промёрзшая дыра — впрочем, как и обычно. Заваленная смотанными в рулоны гобеленами, украденными с других кораблей, но не проданными. С несколькими мешочками драгоценностей и золотых монет. С разбросанной повсюду одеждой — всех самых ярких цветов и, в особенности, красного. С прикроватной тумбой, на которой стояла открытая и выпитая почти наполовину бутылка дорогого южного вина.

Он подошёл к кровати и поднял бутылку. Покрутил в руках, глядя на выцветшую за годы хранения в погребе этикетку, на которой виноградные лозы с набухшими красными ягодами змеями обвивали похожие на стволы деревьев колышки. Он не мог не порадоваться, думая о том, что собирается высыпать последнюю толчею снадобья, которое теперь едва покрывало дно крохотного пузырька. Не мог не подумать и «Что, если именно это станет для Бриджит последней каплей?».

Затем он откупорил вино, высыпал всё, что осталось в пузырьке, и взболтал бутылку, глядя, как порошок быстро растворяется в прозрачно-розовой жидкости.

Дверь в каюту неожиданно открылась. Эндрил не успел услышать шаги, не услышал щелчок дверного замка или скрип ссохшегося дерева. Он лишь вздрогнул, разжав пальцы, и бутылка вина с треском раскололась об пол. Эндрил даже не обратил внимание, что ему забрызгало чистые брюки, ботинки и даже попало на рубашку. Он смотрел перед собой. В открывшийся дверной проём, где теперь стоял Брэндон Нельд.

— Твою мать, — простонал он, так как именно такие слова первыми бессознательно пришли ему в голову, и на удивление могли описать каждый аспект сложившейся ситуации. Но затем, осознав наконец, как именно выглядит, он заставил себя повторить громче: — Бездна, твою мать!

— Принц? — Удивлённый не меньше Эндрила, Брэндон Нельд забыл и о приличиях, и о том, чтобы держать свой суровый надменный вид. — Что...

— Какого хрена ты врываешься без стука, безмозглый болван?! — опередил его Эндрил, надеясь, что внутренняя истерика проявилась в голосе ровно настолько, чтобы не показаться подозрительной. Затем он наконец нашёл в себе силы осмотреть испачканную одежду и в тоже время пропихнул пустой пузырёк от снадобья в карман брюк.

— Я не... — Брэндон продолжал глупо моргать, словно увидел призрака. И Эндрил воспользовался его заминкой, чтобы решительно прошагать в коридор, задев его плечом, надеясь ещё сильнее вывести из равновесия. Похоже, это было ошибкой, так как именно после этого, Брэндон закрыл наконец рот, выпрямился, слегка перегораживая Эндрилу дальнейший путь, и удивление в его взгляде сменилось недоверием и... угрозой. — Что...

— Прикажи кому-то убрать здесь, — вновь не дал ему задать вопрос Эндрил. И уже было собирался уйти, но Брэндон схватил его за руку. За ту самую руку, в которой буквально несколько секунд назад был зажат пузырёк, и которой теперь он держался за карман, не в силах убрать её.

— Что ты делал в каюте капитана? — Брэндон обвёл Эндрила взглядом, видимо пытаясь свыкнуться с тем, что и в самом деле его видит. Затем покосился на расползающуюся лужу в каюте, напоминающую в вечерней полутьме кровь.

— Это ведь и мой корабль, разве нет? — безразлично сбросил с себя руку боцмана Эндрил. — И я могу приходить и уходить, когда вздумается.

Это был плохой ответ, и Эндрил сразу это понял. Однако хорошего в голову никак не приходило. И мог ли он в принципе сказать что-то, развеявшее подозрение? Оставалось надеяться лишь, что Брэндон не видел, как он убрал пузырёк. И что он не сумеет связать разбитую бутылку вина с тем, что происходит с Бриджит.

— И всё же, — жёстче повторил Брэндон. Все следы недоумения и растерянности растворились полностью. И перед Эндрилом вновь был недолюбливающий его боцман, способный свернуть ему шею одним движением. — Что ты здесь делал... один?

— Отправился по поручению Бриджит, — соврал он. — Решил помочь ей с одним делом, пока она готовит к отправке пленника.

— И она отправила тебя? — конечно же, Эндрил не рассчитывал на соблюдения правил этикета. Однако это обращение звучало в точности, как угроза.

— Может быть, это что-то личное? — Эндрил попытался как можно беззаботнее дёрнуть плечами. Получилось нервно и неестественно. — Нечто такое, о чём она не хотела рассказывать никому из команды?

Брэндон продолжал смотреть на него сверху-вниз. И Эндрил видел, как его извилины работают внутри черепной коробки. Как анализируют наглое и паршивое враньё. Как ищут лучшее, более подходящее объяснение. И понял, что, если он что-то не придумает, то Брэндон — даже если он тупой дуболом, — его найдёт.

— Ладно, ладно... — вздохнул он и поднял руки. — Ты поймал меня, каюсь.

Бровь Брэндона медленно поползла наверх.

— Наша сделка — пояснил Эндрил, качая головой. — Бездна... Она просто сводит меня с ума. Знаешь, я ведь и впрямь был уверен, что смогу одолеть тебя. Я ведь родился на Царь-древе, и уж что-что, а лезть по мачте... Мне показалось, что я тебя перехитрил.

— Идея и впрямь была изобретательная, — согласился боцман, не сводя с него взгляд. — Но причём здесь...

— Вино, Брэндон! Проклятое вино! У меня осталась только сраная моча с севера, которую пьёт команда. И без вина я не могу заснуть, бездна его дери. Решил, что дотяну до Талисо, но... В общем, я хотел забрать одну бутылку, но появился ты.

— Ты... Пришёл в каюту Бриджит за вином?

Голос Брэндона был удивлённым. Однако в нём появилась тень понимания, щепотка презрения и насмешка. И Эндрил предпочёл считать это победой.

— Боги, это ведь я его подарил! — на сколько мог обиженно воскликнул Эндрил. — Лучшее, что я смог унести из дворца! А она теперь даже не пьёт его. И я решил, что позже подарю ей ещё — вот, что я хотел сказать. Разве это так уж несправедливо, как ты считаешь?

Брэндон продолжал смотреть на него. Он не перегораживал Эндрилу путь, однако стоял так, что пришлось бы протискиваться, чтобы пройти мимо. Наконец боцман нерешительно кивнул:

— Похоже, боги рассудили иначе. Раз уж послали меня.

— Да, это уж точно, — засмеялся Эндрил. — Видимо, в ближайшие дни поспать мне не удастся, верно? Что ж, тем справедливее тот факт, что этот крикливый ублюдок, которого мы нашли посреди бездны, теперь будет мешать моей команде, а не твоей. Идём?

Брэндон в последний раз осмотрел каюту Бриджит, будто размышляя, мог ли Эндрил решить украсть что-то ценное. Затем закрыл дверь так, что едва не ударил принца по носу. И наконец отступил в сторону и выставил вперёд руку в приглашающем жесте:

— После вас. Ваше величество.