Танец маленьких искр. Антре. Том 1

Глава 17. Кровь. Часть 3

Элиза очнулась в движущемся экипаже.

Услышала стук колёс по камню, разрезающий тихий шум города. Почувствовала запах кожи, которой было обито пассажирское сиденье. Лёгкий аромат цветочного парфюма, которым пользовалась Оливия.

Она подняла тяжёлую голову.

— Доктор сказал, что вам ничего не угрожает, — Оливия пристально смотрела на неё, и в темноте экипажа Элиза видела, как напряжённо и взволновано поблёскивают её глаза. — Сказал, что с вами всё будет в порядке.

Элиза привстала. Затем села. Горло нарывало. Голова была тяжёлой, а мысли в ней жужжали, словно рой пчёл.

— Да... — отозвалась она хриплым, нездоровым голосом. Произнесла эти слова скорее просто, чтобы убедиться, что до сих пор в состоянии говорить. И что проклятая болезнь всё ещё не убила её. —Наверное, я просто переутомилась...

— Что произошло? — спросила Оливия. Не так, как справляются о здоровье. Но так, как беспокоятся о тайне, которую кто-то тщательно старается скрыть.

— Я хотела убедиться, что с последним больным всё будет в порядке... А затем... Похоже, я просто потеряла сознание.

— Цинт услышал крик, — недоверчиво произнесла Оливия, не сводя с неё взгляд. — Тот юноша. Он... что-то сделал? Напал на тебя? Даже, несмотря на то, что он при смерти, я не позволю кому-то...

— Нет... — Элиза сказала это, хотя на самом деле была совершенно не уверена, что говорит правду. То, что она помнила, было сложно охарактеризовать как-то, кроме нападения. Но... Было и ещё кое-что, в чём она была не уверена. В том, что увидела сразу после. — С ним... Всё в порядке?

Оливия вздрогнула и отвела глаза. Элиза знала, что этим вопросом задела тонкую струнку её подозрения, и та завибрировала внутри девушки, зазвучала громче, играя долгую напряжённую ноту.

— Думаю, да... — голос Оливии остался почти невозмутимым. — Похоже, его раны не такие серьёзные, как говорил Элрик.

Она не стала уточнять, а Элиза спрашивать. И так было понятно, о чём речь. Порезы юноши затянулись, губа срослась, шишка на веке стала едва заметной. Вполне вероятно, с его внутренними повреждениями случилось тоже самое.

Это было невозможно. И всё же Элиза видела, как это произошло. И даже участвовала в этом.

Оставшийся недолгий путь они провели в тишине. Затем снаружи зафыркали карусы, и экипаж замер. Незнакомый ей человек открыл дверцу, ногой откинул лестницу из двух металлических ступеней, и Элиза на дрожащих ногах спустилась на тротуар возле ворот собственного дома.

Оливия молчала. Она не сказала ничего даже, когда Элиза развернулась и медленно зашагала прочь, позволяя вознице самому захлопнуть за ней дверь экипажа. Не стала спрашивать, вернётся ли Элиза завтра, или когда-нибудь вообще. И Элиза была этому рада.

Когда она подошла к воротам своего особняка, двое стражников вышли ей навстречу, встревоженные подъехавшим экипажем. Она тихонько улыбнулась им, и мистер Ривз, один из стражников, подхватил её, хоть это и было вопиющим нарушением этикета, а его напарник, мистер Бланки, осведомился, стоит ли послать кого-то за доктором, а затем принялся ворчать и теребить свои густые усы.

— Это не моя кровь, — сказала им Элиза, хотя совершенно не была в этом уверена. Однако мысль о том, чтобы ждать приезда доктора, говорить с ним, терпеть его осмотр, казалась ей невыносимой. Кроме того, существовала вероятность, что её отвезут в больницу Оливии или в место и того хуже.

Её ответ не удовлетворил ни одного из стражников, однако исполнительность не позволила им начать спорить. Они отвели её к крыльцу дома, провели через прихожую и помогли избавиться от халата сестры милосердия. Увидев её окровавленное платье, мистер Бланки снова попытался настоять на поездке в больницу, но Элиза остановила его, а затем жестом велела всем удалиться. Наверняка в обычных обстоятельствах, они бы не послушали, но сейчас на кухне горел свет. А значит, Персиваль был дома и не спал, дожидаясь её.

Элиза поспешила снять платье и запихнула его между двумя обувными тумбами — утром она его просто сожжёт. Переоделась в первое попавшееся. Прошла в гостиную, затем на кухню.

Персиваль сидел за столом. Он изменился — сбрил бороду, помылся и надел чистую одежду. А на столе перед ним лежал новый мундир.

— Тебе... вернули должность? — спросила Элиза, переступая порог, и Персиваль вздрогнул от неожиданности, хотя сидел лицом к двери и должен был её увидеть. Затем он провёл ладонью по мундиру — похоже, не в первый раз, — и долго молчал, словно размышлял над ответом.

Наконец Персиваль вздохнул и поднялся. Подошёл ближе к ней и улыбнулся, натянуто, но тепло. Так он делал, когда пытался порадовать её, стать ближе.

— Меня взяли обратно на службу, — сказал он. — Пока что посижу в штабе, а там посмотрим.

— В штабе? — Элиза округлила глаза. И только теперь получше осмотрела новый мундир. — Это же нашивка подполковника!

Персиваль ещё раз улыбнулся. Уже искреннее и печальней.

— Подожди-ка, — задумалась она. — Тебя повысили на следующий же день после того, как сняли с должности? Назначили вместо твоего отстранённого командира? Ты не боишься того, что скажут об этом люди? И что скажет уволенный вместе с тобой подполковник?

Она увидела, как по лицу Персиваля пробежала странная тень. Будто это он вдруг на мгновение оказался в хосписе для смертельно больных; оказался среди призраков, которые когда-то были людьми.

— Подполковника Альбрехта Орсела убили прошлой ночью, — сказал он. — И... Видимо наши с ним разногласия остались в прошлом.

— Боги, это... — Элиза похолодела. — Это ужасно, Перси. Ты в порядке?

— Я... Пока ещё не понял.

Она вздохнула. Переключиться с собственных, тягучих и липких воспоминаний на чужие проблемы показалось ей практически наслаждением:

— Мне не нравится это назначение, — призналась она. — Будто тебя хотят использовать, чтобы отвлечь внимание. Жутковато, ты не находишь? Не думаешь, что стоит отказаться?

Персиваль удивлённо поднял бровь. И было в этом что-то вызывающее.

— Если честно, моего мнения никто не спрашивал. Я думал, ты будешь рада. В конце концов, ты всегда хотела, чтобы я служил в штабе, а не на флоте.

— Я не хотела, чтобы ты умер, Перси, — строго поправила его Элиза. — Это не значит, что мне хочется, чтобы тобой крутили политики против твоей воли. И... Слушай, прости. Наверное, я остро реагирую. Я рада, что с твоей работой всё решилось. Уверена, ты справишься. Просто... Будь осторожен. Не лезь, куда не следует. За тобой теперь будут наблюдать куда пристальнее.

Персиваль поморщился и отвёл взгляд.

— Прости, что я не смог отвезти Аллека, — сказал он вдруг, вновь глядя на свой новый мундир с золотыми пуговицами и золотой же нашивкой на плече.

Элиза печально хмыкнула:

— Может быть, ему и правда лучше было перед отъездом побыть со мной.

— Да, — согласился Перси. — Как он?

— Храбрился, знаешь — как обычно. Но несколько месяцев вдали от дома его пугают. Боится, что не сможет ужиться с другими ребятами.

— Хорошо, что рядом с ним оказалась ты. Что бы я ему не говорил, я лишь делаю хуже. Пугаю его, и...

— Не говори так, Перси! — Элиза посмотрела ему в глаза и увидела своё отражение, со следами крови на щеках. Взяла мужа за руку. — Он хороший человек. Растёт хорошим человеком.

— И это не благодаря мне, — Персиваль покачал головой и высвободил ладонь. Затем отошёл обратно к столу. — Ты... встретилась с Оливией?

Элиза едва заметно хмыкнула. Конечно же, он догадался. А даже если нет, врать не имело смысла.

— Да. Я была в одной из городских больниц неподалёку, — ей показалось абсурдным, что она сказала только это. Её слова не были ложью, но в тоже время не описывали и одной сотой того, что сегодня произошло.

— Прости, я... — произнёс Персиваль, по-прежнему не глядя в её сторону. — Вчера я был не в себе. Зол из-за увольнения. Я должен был поддержать тебя. Уверен, какой бы путь ты не выбрала, ты принесёшь этому городу много добра.

Она издала странный звук — что-то среднее между смешком и всхлипом. Боги, вчера ей было так важно услышать от него эти слова. Будто бы всё, что имело в тот момент значение — уважение мужа и её собственное чувство достоинства.

— Я... — произнесла она сдавлено и осеклась. Открыв рот, она вдруг осознала, что не знает, что именно собирается ему сказать.

Я... лгунья? Лишь делаю вид, что меня волнуют жизни людей, а на самом деле лишь завидую тому, как на тебя смотрят другие? Я слабачка, которая не смогла продвинуться дальше первого шага к своей цели, и меня охватывает дрожь при одном воспоминании о том хосписе? Я трусиха, и больше всего хочу сейчас запереться в собственном доме и отгородиться от всего, что происходит снаружи?

Боги, как бы ей хотелось открыться перед мужем. Как бы хотелось, чтобы по одному её взгляду, он всё понял. Чтобы без каких-то слов подошёл и обнял. Забрал на себя хотя бы часть её боли.

Но он не смотрел на неё. И она наконец сказала:

— Я... вернусь туда завтра.

Пожалуй, Элиза сама удивилась этим словам больше, чем Перси. Она даже не предполагала, что собирается произнести их. Однако, когда слова вырвались наружу, поняла, что это правда.

Ей было страшно, боги свидетели — очень страшно. И кашель, и сдавленное горло после прикосновения того юноши напугали её куда сильнее рожавшей рядом женщины или безного больного. Сильнее чужой крови, которая до сих пор оставалась на ней. Но...

«За этим Иль’Пхор и привёл тебя», — сказал ей светловолосый юноша. Он вполне мог быть не в себе, а мог и вовсе оказаться безумным. Мог просто соврать ей, чтобы получить то, что хочет.

Но она почему-то ему поверила.