Занятия начались с молчаливой молитвы. Не одной из тех, что включает в себя песни, посещения общего храма и до зубной боли поучительную притчу, рассказанную одной из служек — такая будет позже, в конце дня. Нет. Тихой, личной, заставляющей погрузиться в себя.
Подразумевалось, что следовало очистить свой разум, подготовив его, как готовят к посадке почву, к получению семян знаний. Расслабить тело, давая ему набраться сил, как растению, впитывающему влагу. Попросить у Иль’Пхора мудрости, чтобы вынести из грядущего дня необходимые уроки, и решимости преодолеть все ниспосланные тяготы.
Что ж, вполне уместно — тягот сегодня и впрямь было больше обычного. Вот только Астра столько раз молилась Иль’Пхору прежде — молча или крича до срывающегося голоса, — что успела убедиться, что Бог не только отказывается говорить с ней, но также и её не слышит. Или по крайней мере делает вид.
Целый класс — просторное помещение с пятнадцатью одноместными столиками по периметру, с заляпанной и потёртой доской для грифеля и одним широким окном, дрожащим ставнями, — замер, утонул в благоговейной тишине. Фита Раун, одна из служек, специально посетившая учеников сегодня, заняла своё место в середине класса, раскинув руки, будто собиралась впитать все их мысли в саму себя и передать Иль’Пхору.
Астра сидела в одиночестве за одним из дальних, обшарпанных и исцарапанных столиков из спрессованных опилок, закрыв глаза и положив перед собой сцепленные в замок руки, надеясь, что никто не увидит, как они дрожат.
Она была в бешенстве. Чувствовала себя истерзанной, опустошённой, разорванной на лоскуты. Ей хотелось кричать — и в этой щекочущей разум тишине ещё сильнее, — выпустив ярость наружу. И она бы, возможно сделала это, если бы не опасалась, что вместо гнева крик выпустит на волю её боль и отчаянье.
Сраный Безелик. Этот напыщенный, надутый от собственной важности бурдюк с дерьмом. Астра никогда не видела, чтобы он сам использовал дар. Говорили, что он умел управлять потоками в своём теле — лучше многих изучил эту, одну из самых никчёмных, способность слушателей. Он был уверен, что она поможет ему войти в число старших жрецов, однако так и не получил такой возможности. И вот теперь... Теперь старался отыграться на Астре!
Бездна, как он мог так поступить с ней? Как мог унизить её на глазах у всех, зная, сколько усилий она прикладывала на тренировках. Скольких стараний ей стоит держаться на равных с теми, кто старше её, опытнее её, кто более одарён сраным Иль’Пхором. Сколько рвения ей приходится прикладывать, замещая им мастерство. Зная, как важно для неё быть на этих тренировках среди других учеников, быть частью их группы, не отличаться.
Как, бездна дери, он мог наказывать её за то, что она пыталась защитить одного из их группы — защитить его собственного сына. Разве не это всегда являлось целью слушателей? Защищать знания и защищать людей, которые не могут защитить себя сами. Как он посмел назвать её слабой, учитывая, что она единственная, кто не побоялся против него выступить? И как имел наглость отказаться от неё, выбросив, словно заржавевший кинжал.
Молитва кончилась, и Фита Раун растворилась в пыльном коридоре также беззвучно, как появилась. Начался первый урок. Судя по записям Астры, ей пришлось высчитывать какие-то уравнения и ни в одном из них Астра не добралась до ответа несмотря на то, что они были записаны на доске.
Сраный Безелик. Но он никогда не любил Астру. Не проводил с ней индивидуальных занятий, не разбирал ошибки и чаще всего делал вид, что её попросту не существует. Выбирая ей соперников, он бросал её то в пары, на которые всем было плевать, либо выставлял против учеников, которых хотел как-то выделить. Но вот Сайрус... Сайрус был ещё хуже!
Она спасла его — пусть и не была уверена, что Безелик намеревался завершить начатое. Она не согласилась пожертвовать его жизнью ради собственной цели — хотя и предполагала, что это была лишь проверка без правильного ответа. Она рисковала. Рисковала и потеряла всё. А он, этот сукин сын, даже не вступился за неё. Проглотил язык перед собственным папочкой, чтобы не потерять тёплое место!
Прошло ещё два урока. Два урока, на которых Астра кипела, варилась в собственных мыслях. Упивалась ими, захлёбывалась. От этих уроков даже не осталось записей, лишь крохотная зарисовка в углу листа, на которой Астра изобразила девочку с крыльями, парящую над островом. Свет лучился от неё во все стороны, свет, который по задумке Астры мог исцелить весь город, каждого человека. Сделать их счастливыми.
К четвёртому уроку злость начала затухать, выветриваться. Покрываться заскорузлой коркой, как бывает даже с самой глубокой раной. И на место ослепительной ярости приходили усталость и отчаянье.
Только тогда ей стало одиноко. Одиноко и страшно.
Сайрус не пришёл на занятия вовсе — в точности, как и его подпевалы Беври и Аллемон, крутящиеся вокруг него хвостом. Ублюдок зализывал раны, жалуясь на жизнь, хотя в сущности с ним не случилось ничего страшного, кроме, разве что, разбитой губы. А что оставалось Астре?
«Я никогда не собирался выдвигать на испытания тебя».
Она отчаянно не хотела верить в эти слова. Боялась до дрожи, что они могли быть правдой. Что её усилия, в сущности, ничего не стоили. Что она лишь безродная девчонка, убедившая себя когда-то, что может стать одной из слушателей, войти в их ряды, стать чем-то большим, чем были её мать лгунья и трусиха, и отец пьяница. Ложная надежда, теперь рассыпавшаяся в дребезги.
Наконец пришла Зеф. Её отчитали, но даже так не смогли согнать с её лица самодовольную ухмылку. Идя к собственному столику, она нашла взглядом Астру и, пока никто не видел, показала ей четыре пальца.
Четыре лампочки. Небывалый результат для её возраста. И Астре следовало порадоваться за подругу, но сегодня был просто неподходящий день для радости. Она отвернулась, заставила себя посмотреть на свой стол, сосредоточиться на обучении. И услышала, как Зеф фыркнула.
Начинался последний урок. Практическое занятие. Мёртвая крыса бурого цвета, пахнущая антисептиком, уже лежала у Астры на столе в поддоне, закреплённая крохотными иголками, воткнутыми ей во все четыре конечности. Астра отодвинула свою тетрадь на край стола, чтобы не испачкать, взяла скальпель. Сделала продольный надрез от нижней челюсти крысы до паха. Затем пинцетом подцепила кожу на животе, сделала ещё два надреза, оттянула кожу с мехом, слегка помогая себе скальпелем, и закрепила лоскуты иголками. Потом единым надрезом вскрыла брюшную и грудную полость и пинцетом извлекла диафрагму и грудную кость.
Ей вдруг показалось, что крыса дёрнулась — будто каким-то образом ещё была жива — но Астра быстро заметила, что просто приколола один из лоскутов кожи слишком близко к краю, и он надорвался. Она исправила ошибку, и вдруг задумалась, бывало ли раньше на занятиях такое, что крыса оказывалась живой? Или, что куда более интересно, находился ли хоть раз кто-то достаточно одарённый, чтобы оживить крысу? Пожалуй, вряд ли. По крайне мере Астра о таком не слышала — а об этом наверняка ходили бы легенды. Вот только даже исцеление простейших ран было сложным делом, требующим серьёзного таланта. Удивительная несправедливость, учитывая, с какой простотой можно было убить этих маленьких грызунов.
Астра, пользуясь тем, что быстро справилась со вскрытием, поднесла руку к мёртвой крысе, как делала Зеф со своей трубкой, и приложила пальцы к её безжизненной мордочке. Почувствовала холодное, одеревеневшее тельце. Закрыла глаза, вдохнула, и...
— Астра! — мисс Бардон сурово смотрела на неё из-под совсем не женственных густых бровей. У неё были полные, бугристые щёки, которые ещё больше вздувались, из-за того, что она постоянно плотно сжимала губы. — Ты решила подремать вместо занятий?
Послышалось несколько смешков, и Астра, смутившись, убрала ладонь.
— Н... Нет, я... — Но что она могла сказать? Учитывая, что цель её эксперимента была даже глупее и смехотворнее попытки выспаться на уроке. Она, Астра, собиралась оживить крысу! Боги, абсурднее этого было бы только, если бы у неё получилось, и маленький грызун без грудной клетки в панике начал метаться по классу, разбрасывая в стороны свои внутренние органы.
— Тогда сыпь раствор!
— Да, мисс...
Астра подняла прозрачный флакон, высотой с мизинец, наклонила его и несколько раз стукнула пальцем сверху. Крошки белой пыли посыпались на безжизненное мохнатое тельце.
— Куда же ты столько сыпешь! — засуетилась мисс Бардон. Подбежала ближе, заглянула Астре за плечо. — Посмотри, возле правой почки образовалась целая кучка! Орган почти не видно!
— Я... Я сейчас исправлю, — процедила Астра сквозь зубы. Схватила крохотную щёточку, намереваясь смахнуть излишки порошка, но мисс Бардон остановила её.
— Нет, на этом занятии это не столь важно. Посмотри. И все посмотрите на своих грызунов. Что вы видите?
Повисла небольшая пауза.
— Мою будто хищник задрал, — подшутил кто-то.
— А у моей под хвостом...
Суровый взгляд мисс Бардон прервал эту реплику.
— Они светятся, — с каким-то надменным безразличием сообщила Зеф, и Астра едва не посмотрела в её сторону. И всё-таки сдержалась.
— Всё так, — мисс Бардон тут же оттаяла. Она всегда любила Зеф. Все её любили. — Если высыпать правильное количество раствора, он пристанет к кровеносной системе. Даже у тебя, Астра, он облепил несколько венозных потоков. С живым существом — процесс был бы быстрее и более заметным глазу, но... В общем, даже сейчас вам хватит времени, чтобы успеть всё зарисовать. Приступайте. Мне нужна вся кровеносная система с условным обозначением органов. Вместо щипцов используйте деревянные палочки, которые я выдала каждому, чтобы отодвинуть мешающий орган, не испортив образцы. — Она помедлила, уже собираясь отойти от Астры, как вдруг добавила. — Для тебя, Астра, ведь не составит труда выполнить задание? Похоже, рисовать у тебя получается лучше, чем меня слушать.
Астра округлила глаза. Заметила, что мисс Бардон смотрит на её рисунок, закрыла его рукой и смяла страницу.
— Не стоит полагать, — строго отметила мисс Бардон. — что искусства слушателей — это какие-то пошлые фокусы. Наша цель — изучение. Знания — вот, что питает нас. Вот, что позволяет понимать природу вещей и, впоследствии, управлять ей.
— Если ты одарённый, — процедила Астра со злостью, уставившись на смятый бумажный лист, в который впилась ногтями.
Ладони дрожали, всё сильнее сжимаясь в кулаки и сминая бумагу. С тихим скрипом лист рвался, захватив с собой и ещё несколько.
Астра не знала, откуда это взялось. Откуда пришли эти слова, просто чувствовала их неожиданно ранящую душу правдивость.
Её ссора с Безеликом, случившаяся на тренировке, не означала конец. Не означала невозможность стать слушателем или даже попасть на испытания. Выдвинуть её мог любой из верховных жрецов или капитан разведывательного отряда, если бы заметил в ней потенциал. Можно было и просто сдать экзамены. Историю, биологию, математику, боги знают, что ещё. И за почти пять ближайших лет она бы смогла изучить любую науку, если бы подошла к этому столь же ответственно, как к тренировкам.
И даже те, кто не сдал экзамены, всё равно оставались частью лагеря. Их даже могли любить и уважать, как когда-то было с её отцом. И в этом не было ничего постыдного.
Но сейчас Астра вдруг осознала, что... ей этого мало. И последней каплей стала Зеф, показавшая ей четыре пальца в начале урока.
— Отсутствие дара у ученика, временное или постоянное, — произнесла мисс Бардон монотонно, словно заученную речь. — никак не мешает наслаждаться чудесами, созданными Богом. Не отрицает его величия. Величия его созданий. Не мешает нам всё глубже и глубже познавать их тайны и секреты!
— Мешает только применять их на практике! — выплюнула Астра ей в лицо. — Так зачем же вся эта ложь? Зачем делать вид, будто всё это может понадобиться кому-то ещё, кроме тех, кто слышит Бога? Зачем делать вид, что этим крупицам мудрости найдёт применение кто-то... вроде меня!
Она сама не заметила, как поднялась на ноги. Лишь услышала, как громыхнул стул за спиной, врезавшись в стену. Все теперь смотрели в её сторону — в точности так, как было утром на тренировке. Тогда они боялись — не её, а Безелика, конечно, — но теперь могли позволить себе ухмыляться. Словно только и ждали её вспышки.
Грёбанные сукины дети... Все они...
— Знания ценны сами по себе! — строго оборвала её мисс Бардон. — Да, многое из нашей программы обучения требуется для лучшего раскрытия и понимания дара, ведь...
— Здесь всё сделано для одарённых! — теперь она почти кричала. — Им позволяют бесплатно учиться! Им позволяют не сдавать часть экзаменов! И им прощают любые сраные ошибки!
— Ты забываешься, дочь! — повысила голос и мисс Бардон. Грубый голос, почти мужской, как её брови. — И если ты не сядешь на место, то я буду вынуждена доложить о твоём поведении высшим жрецам и поднять вопрос о твоём исключении! Жрецы всегда учили нас, что в любой ситуации требуется контролировать свои эмоции, управлять ими и черпать из них силу! Может быть, если бы ты вела себя так, то Иль’Пхор послал дар и тебе...
— О, — поморщилась Астра. — Я и впрямь черпаю из них силу... Прямо, как учили грёбанные жрецы!
И она смела со своего стола всё, что на нём было. Прочь полетели пинцет и скальпель. Со звоном в стену врезался хрупкий керамический поддон и раскололся на части. Смятая тетрадка вспорхнула вверх, шелестя листами. Взлетел и порошок, превратившись в пыль — в точности, как случилось с её надеждами.
— Боги! — взвизгнула мисс Бардон, когда разрезанная крыса попала ей в грудь, а затем упала на ботинки. — Великий Иль’Пхор!
— В бездну... — только и сказала Астра и, с силой оттолкнув стол, бросилась прочь из кабинета. В точности так же, как совсем недавно сбежала с тренировки. Пристыженная и смущённая.
Когда она уже бежала по коридору, то услышала, как причитает мисс Бардон:
— О, великий Иль’Пхор! Мой образец! Эта безмозглая полукровка испортила мой образец! Такой красивый и прекрасный пример мудрости твоей и твоего величия!
И Астра со злостью заткнула уши пальцами.