Танец маленьких искр. Антре. Том 1

Глава 15. Круги на воде. Часть 1

Когда-то в мире не было ничего кроме бездны. Безжалостной и холодной, словно удар ножом в сердце. Кроме неба. Пустого чёрного неба, безучастного и одинокого. Кроме ночи, непроглядной, тихой, царившей над океаном.

Так продолжалось веками. Так было. Так должно было быть. Но затем мать-Ночь родила девочку. Она назвала дочь Луной. Воспитала её по своему образу и подобию. Научила всему, что знала. И подарила этот мир ей. Мир, а вместе с ним, семена создания — щепотку собственного безграничного могущества, — чтобы дочь могла дополнить этот мир. Завершить.

Спустя века их общий шедевр был закончен. Появился ветер, чтобы гнать волны. Тучи, чтобы наполнять великий бесконечный океан. Молнии, чтобы освещать свои владения. Образовался баланс трёх миров, чарующая гармония. И мать-Ночь наградила Луну за этот ошеломительный успех. Сделала ей подарок, который лишь она могла создать. Сестру-Солнце.

Луна была вне себя от радости. Ждала тот миг, когда сестра подрастёт, и она покажет ей сотворённый мир. Предвкушала, как они будут играть — приближаясь и отдаляясь, разгоняя шторма, объединяя ветер с водой, создавая невиданные цунами или осыпая водную гладь колючками молний.

Но младшая сестра не желала играть с ней. Не испытывала искренней радости при виде волн и порывах ветра. Не находила идеальный баланс этого мира таким же прекрасным, как находила её родня. Луна была опустошена этой несправедливостью. Она плакала, жаловалась матери. Предпринимала всё новые и новые попытки увлечь сестру, заинтересовать. Даже выкрала у матери четыре маленьких семени создания и отдала их сестре, но та лишь устало улыбнулась и спрятала их подальше. Наконец, отчаявшись, Луна попросила мать-Ночь убить сестру-Солнце — создать заново. Но мать отказалась. Лишь посетовала, что решила создать Солнце не по собственному образу и подобию, но оставила часть её фрагментов души и сердца нетронутыми, дала им сформироваться самостоятельно, превратила, как теперь стало понятно, в маленькие изъяны.

И Солнце страдала не меньше своей сестры. Болезненная и слабая, апатичная и вечно уставшая, чувствующая себя неуютно в кругу семьи. Сестра-Луна была прямым продолжением матери-Ночи. Их влекли общие идеи и стремления, они мыслили одинаково, дополняя друг друга. Они были идеальны. И они создали идеальный мир. И сестра-Солнце никак не могла понять, почему же так сильно от них отличается.

Хуже всего ей было в тот момент, когда Луна, надеясь её порадовать, подарила семена создания. Дар, лишь напомнивший Солнцу о её несовершенстве. Что ей было с ними делать? Что можно было создать в итак идеальном мире? Что можно было сотворить, чтобы его не испортить?

Она выгадала момент, пока сестра и мать спали, и выбросила эти семена в бездну. Прошло лишь несколько мгновений, прежде, чем она пожалела об этом. Как посмотрит она теперь в глаза сестре, сделавшей ей столь замечательный подарок? Как вновь заговорит с матерью, уничтожив самый священный из её даров?

Отныне, из чувства страха, она бодрствовала только, когда мать и сестра погружались в сон. Проводила часы в одиночестве, наблюдая за безмятежным спокойствием пустого мира. За чернотой океана, на глади которого играли волны. За безжизненным ветром. Наблюдала и ненавидела их совершенство.

Но однажды...

Солнце сама не поверила глазам. Она даже не понимала, что именно видит. На водной глади появились... Она назвала их ростками. Четыре небольших веточки показались из пучин бездны. Потянулись к ней, тонкие и неокрепшие.

Её охватил страх. Солнце почувствовала, как против своей воли испортила то, что принадлежало Луне. В следующий раз, когда сестра-Луна и мать-Ночь бодрствовали, Солнце тоже не отходила ко сну. Она впервые за последнее столетие согласилась поиграть с Луной — согласилась гнать волны, стараясь спрятать под ними следы своего преступления.

Конечно же, очень скоро сестра-Луна и мать-Ночь обнаружили эти ростки. Изъяны на безмятежно ровной поверхности океана. И Луна обломала их у самой водной глади.

Никто не мог заглянуть в бездну. А значит и узнать, что веточки эти росли уже долгие годы. Пробивались по чуть-чуть с каждым днём, проросшие из выброшенных Солнцем семян. Питаясь её силой, лучами и огнём её непокорности.

Каждый раз, стоило Луне отойти ко сну, как они восходили снова. Прорывались из толщи воды, тянулись узловатыми ветвями к небу. Ветвями, каждая из которых, на радость Солнцу, была не похожа на другую. Увитые листочками, которые жили и умирали лишь для того, чтобы родиться заново.

Солнце боялась гнева сестры и матери, но в глубине души надеялась, что ростки выживут и окрепнут. Жизнь, созданная не чьей-либо прихотью, но вопреки. Жизнь, которая с каждым днём становилась сильнее и своенравней. Это было... настоящее волшебство. Луна ненавидела их за то, сколь они были непредсказуемыми и несовершенными, а Солнце по этой же причине их любила.

Она назвала их Древами. А затем выкрала у матери ещё семян — целый мешок, все, что смогла найти. И закружила их ветром, развеяв по всему океану. Теперь она не боялась отличаться от сестры и матери. Наоборот, она гордилась этим — и вкладывала всю эту гордость, всё своё желание отличаться, всё несовершенство в собственные лучи, чтобы согреть образовавшуюся в мире жизнь.

Проснувшись, она обнаружила плоды своих трудов. Мир больше не был тихим и спокойным. Не подчинялся старым правилам и законам. Всё превратилось в завораживающий шумный хаос. Появились огромные существа — воздушные Боги — которые могли слышать друг друга и даже её, Солнце! По небу, со свистом рассекая крыльями воздух, летали тысячи видов птиц. В бездне рыбы скользили по волнам. А ещё... Самыми удивительными оказались существа, называвшие себя людьми.

Появившись на Древах, они обживали стебли, обустраивали себе жилища. Они видоизменяли мир вокруг, учились пользоваться его особенностями, приручали остальных его обитателей. Они были умны и изобретательны. И смогли подчинить даже стихии.

Сестра-Луна была вне себя от ярости. Вместе с матерью-Ночью они заперли сестру-Солнце, запретив приближаться к этому миру. А Солнце стоически приняла это наказание, зная, что смогла создать нечто удивительное, и ей этого было достаточно. Она рассказала своей семье об этих людях, рассказала о том, на что они способны и как научились пользоваться всем тем, что видят вокруг. С огнём в глазах, она называла их волшебными.

Сестра-Луна была заинтригована этими существами, однако, сколько бы не следила за ними, люди лишь бесцельно бродили по ветвям, временами срываясь в бездну. И наконец Луна просто перестала им светить. Она и мать-Ночь решили уничтожить этот мир и воссоздать его заново — вернуть ему прежнюю непорочную красоту.

Сестра-Солнце проснулась от плача. Обнаружив, что Луны нет поблизости, она украдкой взглянула на мир и увидела девочку, которая потеряла родителей в темноте. Девочка плакала, звала на помощь, барахтаясь в бездне. Солнце знала, что её накажут, но всё равно решила помочь.

Она спустилась к этой девочке, чтобы осветить мир. И сразу же указала на её родителей, которые повсюду искали дочь. Но... Девочка не перестала плакать. От яркого света приблизившегося Солнца глаза её выгорели, превратившись в зияющие провалы. Так же, как и у её родителей. И у остальных людей на Древах.

И Солнце с ужасом поняла, что, если до этого момента, у людей была надежда, то теперь и её не осталось.

Солнце сама рассказала матери о том, что сотворила. Она раскаивалась во всём содеянном. Обещала отныне делать всё, как скажет мать-Ночь. Обещала бодрствовать столько, сколько нужно. Обещала играть с сестрой, если понадобиться. И обещала, что больше никогда не будет от них отличаться. Даже постаралась приглушить собственные лучи, вот только это не вышло.

Сестра и мать злились на Солнце. Однако согласились простить её, если она сама исправит собственные ошибки. Вернёт их миру прежний, идеальный вид.

Так Солнце в последний раз вернулась в мир, вместе с новыми проросшими семенами, готовая его уничтожить, как велела семья. С тяжёлым сердцем, она действительно намеревалась это сделать.

И тогда она вновь увидела людей. Да, они ослепли, однако остались и те, кто не сдался и пытался вести за собой остальных. Остались воздушные боги, которые теперь пели песни, направляя людей и помогая им. Глаза их также выгорели, из-за чего они могли совершать лишь один единственный маршрут, но теперь на их панцирных спинах начала зарождаться жизнь. Жизнь, которая появилась из-за того, что к ним приблизилось Солнце.

Солнце знала, что должна со всем этим покончить. Знала, что только так она вновь сможет объединиться с семьёй, заново завоевать их любовь. Знала... и не смогла.

Она использовала все выделенные ей семена создания. Использовала, чтобы сотворить плотную завесу облаков. Огородить этот мир от своей семьи, чтобы не дать им его уничтожить. И вместе с тем от самой себя и собственного обжигающего огня. В последний момент, она лишь оставила себе крохотную лазейку — Солнце сотворила облака там, где летали воздушные боги, чтобы слышать их песни, в которых они рассказывали ей о мире. И чтобы те, хоть изредка, могли чувствовать её тепло.

Мать-Ночь и сестра-Луна не простили её — да и как они могли? Отныне Солнце осталась одна. Принесла в жертву всё, что когда-то любила, и даже больше не могла видеть созданный ей мир. Но благодаря ей, этот мир теперь смог начать развиваться.

Звонкий женский голос потух, оставляя храм слушателей в густой, приятной тишине. Через наполненное ожиданием мгновение, как бывает между ударом молнии и раскатом грома, ручейками полилось пение. Проснулись первые нестройные голоса жрецов, настоятельниц и служек. А следом к ним присоединились молящиеся слушатели — все до единого, подчиняясь общему порыву.

Астра тоже запела свою партию, простую и ритмичную. Запела, чувствуя её фальшивой, а себя — лгуньей. Так всегда бывало, когда ей приходилось участвовать в хоровом пении в храме.

Стараясь копировать голоса богов, слушатели превращали их песни в подделку. В нечто искусственное и пошлое. Уродливое и бессмысленное, лишённое той красоты и искренности, присущей мрачно-печальным, пробирающим до самых костей песням воздушных богов. И венцом этой мерзости был голос самой Астры. Голос той, кто слышал лишь эхо — те фрагменты песен, что были доступны всем и каждому.

Никто уже не знал, о чём поётся в этих песнях. И тем бессмысленней казались из-за этого выверенные ритуалы, старые, как истерзанное временем строение, от которого остались лишь обломки. Тем неубедительнее становились рассказанные жрецами притчи. И тем сложнее было верить в выводы из этих историй, которые делали жрецы.

Миф о сотворении мира имел продолжение. Его любили почти все храмовники и не только среди слушателей. Разве что каждый слегка переиначивал окончание на свой лад. Притча была хороша тем, что мораль, которую можно было из неё вынести, оказывалась многогранной. Или, возможно, никакой морали в ней не было вовсе.

После добровольного плена сестра-Солнце занялась изучением созданного мира. Она постигала законы мироздания или творила новые, на свой лад. С помощью воздушных Богов, её верных слуг, она продолжала вести людей, заботиться о них, как заботятся о ребёнке в уютной колыбели. Долгие тренировки позволили ей научиться пользоваться собственным теплом — даром, что достался ей от матери-Ночи. Она смогла добиться температуры в срединном мире, достаточной для того, чтобы люди смогли выжить. Ей удалось превратить первые ростки жизни на спинах воздушных Богов в плодоносящие леса. Удалось поместить в их панцири пресную воду. Удалось даже наделить корни Царь-древ исцеляющими свойствами и очистить воду вокруг них от соли.

Слушатели рассказывали это, как пример того, что послушание, выдержка и самоконтроль могут дать куда больше, чем одно единственное пламя желания. Настаивали на ценности и главенстве знаний. Или предостерегали от гордыни, ведь любой, даже самый ценный и благой дар, может привести к неожиданным и поистине катастрофическим последствиям.

Свои знания Солнце передавала тайком. Через песни воздушных богов, ставших проводниками между ней и людьми. И дабы люди не запутались в трактовках, сестра-Солнце позволила лишь небольшому количеству избранных понимать их голоса. Позволила по-настоящему их слышать.

Это ли было не доказательство важности того, чем занимались слушатели? Это ли не доказательство святости и всеобъемлющей мудрости старших жрецов? Это ли не доказательство того, что каждое сказанное ими слово — продолжение божественной мысли и желаний самой сестры-Солнца?

Было здесь лишь одно противоречие. Слышащих сотворила сестра-Солнце, чтобы они могли вести других людей. Доносить до них правду, переданную им богами. И уж никак не отгораживаться стенами и прятаться в чёрных робах.

Из этого Астра могла сделать два одинаково вероятных и одинаково не вдохновляющих вывода. Либо слушатели украли у остальных людей божественные секреты и оставили их себе. Либо никаких секретов у слушателей не было вовсе.

Был, конечно, и ещё один вариант. Все эти притчи, песни, дары просто были ложью. Чушью, неправильными трактовками и простыми выдумками, рассказываемыми лишь для того, чтобы несколько верховных жрецов могли упиваться властью в маленьких, оторванных от остального города общинах. Могли диктовать остальным свою волю. И могли удерживать всех за стенами, не выпуская из клетки, прутья которой выкованы из веры.

Сестра-Солнце, отгородившаяся ото всех непроницаемой стеной, чтобы защитить их? А что если завеса облаков — это лишь ловушка, в которой заперли её Луна и мать-Ночь? Что, если песни богов — это ничто иное, как её мольбы о помощи? И она отправляет их в мир веками, надеясь, что хоть кто-нибудь сможет услышать их и прийти.

Когда-то Астра слышала в этой истории только это. Только страх Солнца, оказавшегося в западне. Только боль её одиночества. Только желание быть понятой и любимой. Желание столь сильное, что она создала целый мир. Создала и даже так не добилась успеха.

Астра слышала это — пусть и знала, что это ложь. Знала, что такая трактовка — лишь отражение её собственных демонов в разбитом зеркале. Отражение её слабости, её трусости.

Однажды Астра почти сбежала. В тот самый день, когда прекрасная песня матери оборвалась навсегда, и пламя охватило её родной дом. В тот самый день, когда она увидела страх в глазах самого близкого ей человека, и поняла, что теперь она навсегда исчезнет. В тот самый день, когда жрец Аурендин подошёл к ней, положил руку ей на плечо и сказал, что им не удалось спасти её мать.

Астра не верила, что она погибла — не верила ни в тот день, ни до сих пор. И поэтому, сразу после разговора с верховным жрецом, она просто кинулась прочь — побежала, куда глаза глядят, — мотая головой и повторяя про себя лишь одно слово «Нет», в котором кристаллизовались все её чувства и слёзы.

Она не знала, как дорога вывела её к какому-то складу, пахнущему пылью и влажным деревом. Не помнила, как прошла по нему, сама не зная, куда именно направляется. И как увидела дыру в стене, заставленную какими-то коробами и загороженную металлической пластиной, за которой — она этого не видела, но откуда-то знала, — был мир за пределами стен лагеря.

Мир, как ждал сестру-Солнце за завесой из облаков. Незнакомый, полный людей, полный возможностей, полный жизни. Заманчивый и необъятный. А ещё где-то там — и Астра точно это знала, — была её мать. Была возможность догнать её, соединиться с ней. Вернуться назад — в тот миг, когда они были близки. В те мгновения, когда Астра знала, что она особенная.

Нужно было лишь сделать шаг.

Она хорошо помнила, как стояла там. Помнила, как думала, что может просто исчезнуть — раствориться в этом мире, как одна капля воды бы растворилась в бездне. И помнила, как решила для себя, что никогда этого не сделает. Никогда не позволит трусости управлять собой. Не бросит отца. Не сбежит, как бы тяжело ни было.

Выйдя из того склада, она, не оглядываясь, пошла к дороге. Вернулась на главную улицу, шла, какое-то время, а потом, почувствовав накатившую усталость, забралась на ближайшее крыльцо и, закрыв лицо руками, дала наконец волю слезам. Через какое-то время из двери того дома вышла Зеф – это была их первая встреча. Она посетовала, что всхлипы Астры мешали ей спать. А потом дала горячего чаю.

Астра глотнула его и тут же закашлялась — оказалось, что Зеф, которой тогда было всего шесть, добавила в кружку оранжевого вина, так как её отец всегда говорил, что такой чай больше расслабляет, а Астра показалась ей напряжённой. Когда Астра перестала кашлять, она рассмеялась. Это было совершенно дико и неуместно, и оттого так легко и радостно.

Зеф не заменила ей мать, конечно нет. Но она тоже позволила Астре почувствовать себя особенной. Почувствовать, что в этом лагере есть ей место. Почувствовать, что выбор, который она сделала — верный. И понять, что у истории сестры-Солнца есть и другая, более светлая сторона.

Мать-Ночь и сестра-Луна всегда были уверены, что полностью познали этот мир. Однако именно непокорность Солнца, её непохожесть на остальных, преобразила его и сделала ещё прекрасней. Поняла, что даже в полностью отлаженном механизме порой, для его работы, требуется немного хаоса. Поняла, что, каким бы будущее не казалось предрешённым, это лишь иллюзия, растворяющаяся, стоит лишь дотронуться рукой. Круги на воде — как от брошенного в зеркально ровную гладь бездны камня.

Но именно сегодня история о сестре-Солнце вдруг преобразилась для неё вновь. Открылась с неожиданной стороны.

Истина была не в непослушании.

Солнце боролась. Боролась отчаянно и самопожертвенно. И именно так — так и никак иначе — она смогла добиться своего. Пережив лишения, пережив боль, преодолев все отпущенные ей испытания. Но, несмотря ни на что, двигаясь к своей цели.

Ещё утром Астра расценила бы это, как необходимость сражаться. Дать отпор Безелику, учителям, да хоть всему лагерю. Настоять на том, что она права — как права была сестра-Солнце в своём стремлении позволить семенам создания превратиться в новую жизнь.

Но жертва была не в этом. Жаловаться Сайнир или старшему жрецу Ауренлину, конфликтовать с Безеликом — всё это был трусливый путь. Попытка найти лазейку, сжульничать. И этот путь неизменно вёл её к поражению. К краху, после которого ей наконец-то придётся отступить и сдаться. Так, как сделать было проще всего.

Солнце сражалась за свою правду. И если Астра хотела чего-то добиться, то должна поступить также. Принять трудности и столкнуться с ними лицом к лицу. Стать сильнее и преодолеть их. И теперь — под журчащие голоса жрецов — она вдруг поняла, что должна делать.

Она пришла в храм для того, чтобы поговорить со старшим жрецом Аурендином и попросить его вступиться за неё перед Безеликом. В точности, как сказала Сайнир. В точности так, как делать не следовало.

Нет. Вместо этого уже завтра она придёт к Безелику. Будет умолять его вернуть её в группу и продолжить обучение. Будет ползать перед ним на коленях, если потребуется. И она смиренно примет тот факт, что в этот Спуск он не допустит её до испытаний. Примет и воспользуется этим временем, чтобы доказать ему свою ценность. Она будет кроткой и послушной. Она обуздает свой дар, превратит его в оружие — научится этому у Зеф и Сайнир или, хоть, у сраного Сайруса.

За это время она помирится с отцом. Поможет ему наладить его жизнь, а вместе с тем и свою собственную. Она сама найдёт деньги на обучение — сможет это сделать. И перестанет враждовать со всеми, но попробует принять их помощь и предложить что-то взамен. Разве что... Бездомных из своей комнаты она всё-таки выгонит.

Вот чему учила эта притча. Вот, что значило быть сильной и не отступать перед собственной целью. И вот какой теперь станет Астра. Вот какой станет её дальнейшая жизнь. Она добьётся места в рядах слушателей — не обманом и жалостью к себе, но силой и справедливостью.

Растворившись в этом тёплом, разбегающимся по венам видении, она едва услышала вопрос старшей служки.

— Так и собираешься стоять без дела?

Сестра Люция смотрела на неё из-под полуприкрытых век, будто только проснулась. Капюшон её робы немного сполз, оголяя гладко выбритый лоб и виски. Её худое костистое лицо, состоящее из прямых линий, выражало озабоченность и раздражение.

Астра захлопала глазами, пытаясь переключиться на её вопрос, но никак не могла понять, что именно настоятельница от неё хочет. Хоровое пение ещё не закончилось, и Астра являла собой одного из поющих чёрных призраков — безликих божественных голосов. А кроме того, основная часть её работы — уборка храма после молитвы. Молитвы, которая до сих пор не закончилась.

— Сегодня здесь много народу, — шёпотом пояснила сестра Люция, сильнее кутаясь в капюшон. — Пройди по залу, предложи людям помощь. Негоже, чтобы все подряд хватали книги грязными руками и портили их. Да и тебе будет чем заняться, дитя.

Астра кивнула и отклеилась от холодной кирпичной стены храма с некоторой радостью. Теперь, после того, как она обозначила в голове цель и путь её достижения, энергия в ней так и бурлила. Хотелось встать на этот путь — путь к победе, — как можно быстрее. И заняться усердной работой — был правильный первый шаг.

Под возносящуюся к сводчатому куполу храма, а затем ниспадающую почти до шёпота песню жрецов, она прошла по просторному залу. Заметила впереди Сайнир, которая также, как и сестра Люция и сама Астра, была облачена в чёрную робу из хлопка, под которой не был заметен её кожаный доспех. Сайнир не пела, только пристально следила за жрецом Аурендином, молча склонившим голову в окружении других, приближенных к нему жрецов. Следила так, словно это она ждала улучить момент, чтобы побеседовать с ним о чём-то важном.

Астра проскользнула мимо, и Сайнир, похоже, её не заметила. Затем юркнула под винтовой лестницей в другое помещение, светлое, тихое, наполненное запахом дерева и пыли. Библиотека храма тоже делилась на два зала: читальный, с мягкими скамьями под люстрами и одноместными столиками с письменными принадлежностями, и другой, длинный и вытянутый, с приглушённым, рассеянным светом, где стояли высокие стеллажи с книгами, разделённые на три секции.

Сюда почти не долетало пение жрецов, так что некоторые слушатели на скамьях беззвучно молились, склонив головы в капюшонах к своим коленям. Но достаточно было и тех, кто пришёл за книгами — после общей проповеди и тяжести последних дней многим требовалось просто отвлечься.

Астра сразу приметила несколько целей. Пробежалась между стеллажей, скользя пальцами по пыльным форзацам. Окунулась в густую тишину и запахи бумаги. Затем, набрав небольшую стопку книг, вынырнула назад в читальный зал.

Большинство людей просили Астру выбрать книгу за них, поэтому с недавних пор она брала на себя смелость делать это заранее. Сперва этот выбор казался ей настоящей магией, однако, как и с любым другим умением, после некоторых тренировок всё оказалось куда проще, чем на первый взгляд.

За первым из примеченных Астрой столиков сидело две молодых девушки. Астра увидела юные лица под капюшонами и волосы, не остриженные коротко, а наоборот распущенные до самых плеч. На локтях у девушек были яркие жёлтые повязки — единственное дозволенное здесь украшение, — а значит, это две дочери кого-то из старших жрецов, поход в библиотеку для которых, возможно, единственное развлечение за неделю. Выслушав притчу, девушки поспешили в читальный зал, и теперь жадно шептались друг с другом и даже изредка звонко хихикали.

Такие обычно просили у Астры приключенческий роман — дерзкий, пышущий запахами дыма и стали. Однако на самом деле, они пришли сюда в поисках книги про любовь, желательно такой, что содержит несколько особенно пикантных сцен, которые подруги смогли бы прочитать прямо сейчас, продолжая краснеть и смеяться. Так что Астра выбрала им «Таланты Фриды», уже изрядно замызганную и затёртую.

За соседним с девушками столиком сидела женщина с длинной косой на плече, которую только слегка тронула седина, и вытирала сопли ребёнку лет трёх-четырёх бумажной салфеткой. Им Астра принесла на выбор сразу три коротких сказки — все с жизнеутверждающей моралью и чёрно-белыми картинками.

К ещё одному столику она отнесла историю о заговоре в королевской семье — редкая книга, так как большинство подобных считались ересью. К следующему — несколько коротких рассказов о войне, которые появились в библиотеке за время пребывания Астры на Иль’Прите. К последнему...

— О, прошу прощения, но я принёс книгу с собой.

Астра замерла, не уверенная в услышанном. Принёс с собой? В лагере, да и в самом городе, книги были редкостью. Люди, которые могли их позволить, — богачи и коллекционеры. А выносить книги за пределы библиотеки строго запрещалось. Однако ошибки не было, у худого юноши с песочно-жёлтыми волосами действительно был какой-то томик в руках, который он читал, положив на колени.

— Могу я... — Астра замерла, прислонив к груди последнюю книгу из набранной ей стопки. — Могу я хотя бы узнать, угадала ли с выбором?

Этим юношей был Дайч — Астра слышала о нём и не раз видела в библиотеке. Самый молодой из принятых в ряды слушателей. Сейчас ему было едва ли больше двадцати четырёх, но он уже несколько лет входил в разведывательный отряд и имел редкую возможность свободно перемещаться по городу. И... По слухам, Дайч лучше всех среди слушателей умел пользоваться даром.

Дайч смущённо приподнял книгу — маленький томик, завёрнутый в бумагу без цвета и надписей, будто он прятал от всех название. Но ей он его показал.

— Основы дыхания? — прочитала Астра вслух. Какое-то обтрёпанное медицинское пособие, причём, судя по всему, написанное от руки. — Не очень похоже на захватывающее чтение.

А ещё этой книги не было в общей библиотеке, но этого Астра произносить не стала.

Он вновь спрятал книгу под бумажную обложку и положил на колени. Затем бросил взгляд на исторический роман в руках Астры и широко улыбнулся.

— Западня у Перены? Прекрасный выбор. Признаться, это одна из моих любимых книг. Я читал её семь или восемь раз.

Щёки Астры покрыл лёгкий румянец. Здесь она схитрила: она уже несколько раз приносила Дайчу именно этот роман, а он каждый раз просил его снова. И сейчас она пришла с ним в надежде, что это поможет завязать разговор — лёгкую беседу, в которой она сможет получше узнать его и, возможно, чему-то научиться.

Однако всё вышло совсем не так, и теперь Астра не знала, что сказать. Просто молчала, всё крепче сжимая пальцы на треклятой истории о воздушном сражении где-то на западе.

— Ты же Астра? — спросил Дайч.

Она вздрогнула. И потому, что не ожидала вопроса, но ещё и потому, что обычно, если её узнавали, за этим не следовало ничего хорошего. И всё же она кивнула.

— Разве ты не должна сейчас готовиться к испытаниям? Они ведь уже через несколько дней. — он спросил это без всякой издёвки, однако в груди у Астры всё же что-то мерзко заныло. — Я слышал, тех, кто собирается выпускаться, освобождают от любой работы. Или теперь жрец Аурендин забрал у учеников даже эту привилегию?

— Я... Не могу пропустить работу, — призналась она. — У меня так и не открылся дар, поэтому я должна платить в храм взнос, если хочу продолжить учиться. К тому же, мой отец... — Она вдруг почувствовала, что разговор свернул явно не в ту сторону, и попыталась исправиться. — Но мне хватает времени на подготовку. Утром я была на тренировке, затем на учёбе, а теперь помогала с песнями настоятельнице.

И зачем она решила похвастаться? Учитывая, что с тренировки она сбежала, с учёбы её выгнали, а песни она не понимала и не могла терпеть? Не говоря уже о том, что и до испытаний её, похоже, никто не допустит.

— Ох уж эти песни, — вздохнул Дайч, откладывая книгу. — Никогда не любил их, знаешь? Чувствовал себя дураком, который ничего не понимает.

— Точно! — зажглась Астра. — Словно птицы, которые пытаются изобразить человеческий голос. Не удивилась бы, если партия, которую мне пришлось петь, показалась Иль’Пхору оскорбительной и неуместной. Например, там могло быть что-то про его жирную задницу или короткий хвост.

Дайч с удивлением посмотрел на неё, и Астра только теперь осознала, что говорит почти на всю библиотеку, собирая на себе взгляды.

— Простите, я... не хотела.

— Нет, ты права, — печально вздохнул Дайч. — Мы действительно понимаем куда меньше, чем делаем вид. Я рад узнать, что кто-то ещё считает также. — Он тихо хохотнул. — Сайнир как-то рассказывала о тебе. Говорила, что ты смышлёная.

Астра поморщилась. Трудно сказать, почему, но звучало это будто она была старательна, но абсолютно бездарна. И самое грустное, что это не слишком далеко от правды. Однако сам факт, что Сайнир хотя бы упоминала о ней, уже льстил.

— Вы с ней часто покидаете лагерь? — спросила она, представляя, каково это. Быть частью отряда. Частью чего-то столь цельного.

— Последние недели выдались непростыми, — он невесело усмехнулся и запустил пальцы в волосы на затылке. Рукав его робы сполз почти до локтя, и Астра увидела свежую глубокую рану. Но он быстро убрал руку. — Не уверен, что мы хотя бы застанем испытания. Жаль. Уверен, что Сайнир с радостью бы посмотрела, как ты выступишь. Я помню, как когда-то сам учил её...

Астра захлопала глазами. Сайнир прошла испытания ещё до исчезновения матери Астры — десять, может, тринадцать лет назад. И ей тяжело было представить, как эту властную и холодную девушку учил двенадцатилетний юнец. Хотя... В сущности, Астра и не знала, проходил ли испытания сам Дайч. Учитывая его таланты, наверняка ему никогда не приходилось о таком беспокоиться.

— Но учитель, похоже, из меня никудышний, — вновь засмеялся он.

— А вы могли бы... Показать мне, чему вы её учили? Вдруг... Ну...

— Показать? Что именно?

— Как... Как вы пользуетесь даром.

Он вновь засмеялся.

— Святая Аурелия, если бы кто-то мог научить такому. Астра, я и сам с трудом представляю, как это происходит.

Она потупила взгляд. Теперь она понимала, как глупо было надеяться на его помощь. Не зря говорят, что из самых талантливых мастеров редко получаются хорошие учителя. Слишком уж просто им самим всё даётся.

— Но... — Дайч вздохнул. — Если бы мне пришлось учить Сайнир сейчас... Я бы умолял её не проходить испытания вовсе.

— По... — опешила Астра. — Почему?

— Знаешь, порой мне кажется, что дар — это цепь, которая меня сковывает. Превращает в функцию. Клинок — не больше, не меньше. И я всё чаще думаю, что этому лагерю уже давно не нужны новые клинки.

Астра почувствовала, как её челюсти сжались почти что до скрежета. Надменный сукин сын. Дайч имел всё, о чём она только могла мечтать. Его знал каждый слушатель в лагере и многие на других островах. Его уважали и любили, ему доверяли самые ответственные поручения, несмотря на возраст. Он состоял в разведывательном отряде, но кроме того мог даже свободно выходить в город — мог оказаться среди других людей, когда ему это только вздумается!

И он получил это так просто, не приложил даже толики усилий, которые потребовались Астре, чтобы хотя бы на равных биться с Сайрусом. И теперь он делал вид, будто всё это нечто несущественное. Будто эти испытания, упорный труд учеников, мечты Астры — были лишь какой-то наскучившей ему глупой забавой.

— Послушай, — продолжил он. — Ты правильно сказала насчёт песен. Мало кто понимает их смысл. Мало, кто пытается разобраться в этом — все просто пользуются тем, что имеют, называя это даром богов. Однако, может быть, новые знания пригодились бы лагерю куда больше, чем новые солдаты. Так что, если тебе нужен мой совет — не переживай из-за дара и испытаний. Сосредоточься на учёбе и на тех секретах, которые скрыты в книгах, а не на полях боя. Уверен, так ты сможешь добиться куда большего, чем... когда-либо смогу я или Сайнир.

Он устало улыбнулся, и Астра заставила себя улыбнуться в ответ. Боги, неужели вот он — совет от прославленного Дайча? «Сила в знаниях, Астра». «Учись лучше, Астра». «Читай книги, вместо того, чтобы размахивать своей палкой». Нет, она ожидала, что он ей откажет. Просто не думала, что для этого он воспользуется банальщиной в духе той, что им каждый день твердят на занятиях.

Она уже хотела выдавить из себя натужную благодарность и отправиться за ещё одной стопкой книг для пришедших за время их разговора людей, однако вдруг что-то изменилось в пении за стеной. Голоса на секунду стихли, вздрогнули, и несколько служек взяли фальшивую ноту. Уже через мгновение песня зазвучала вновь, сперва чуть быстрее, чем нужно, словно хор пытался наверстать упущенное.

Она обернулась ко входу в библиотеку — и в этот же момент в читальный зал вошло сразу несколько человек. Лишь двое из них оказались в робе — жрец Аурендин и Сайнир, лицо которой трепетало от волнения. Ещё один — инструктор Безелик, — был облачён в тренировочный комбинезон с кожаными вставками, который был на нём утром. Двое последних, замыкающих процессию, носили кожаную броню, как та, в которой Астру встретила Сайнир.

Голоса в читальном зале тут же смолкли. И процессия медленно проплыла мимо Астры. Все кроме Безелика двигались практически бесшумно — бесшумно, даже для её ушей.

— Быстро они вернулись, — Дайч тихонько присвистнул. И только после этих слов Астра узнала в угловатых лицах последних двух слушателей поисковиков. Как и Дайч они выходили в город, выполнять поручения жреца Аурендина. О них ходили самые разные слухи. И о том, чем именно они занимались за стенами лагеря. Астра знала лишь, что случилось нечто нехорошее прямо перед пожаром на Иль’Прите. И знала, что несколько поисковиков погибли.

Вереница людей тем временем замерла возле выхода из читального зала.

— Только он, — тихо и певуче произнёс жрец Аурендин.

— Но... — возмутилась Сайнир, и жрец оборвал её лёгким движением руки. Подождал, пока она справилась с эмоциями и кивнула. А затем пропустил вперёд себя инструктора Безелика и следом за ним скрылся в помещении, где хранились книги. Выждав несколько вдохов, Сайнир выругалась себе под нос. Астра не различила слов, но интонация показалась ей разочарованной, даже взбешённой.

Наконец все три оставшихся слушателя прошли вглубь читального зала и уселись за один пустой столик. Астра же не сводила взгляд с прохода, в котором растворился старший жрец и её инструктор. О чём... О чём они могли говорить там? О случившемся на Иль’Прите? Или об отмене испытаний? Или... Нет, конечно же, не о ней. Конечно же. В этом она была уверена. Вернее сказать... почти уверена.

— Я... — Астра сглотнула, крепче прижав к груди книгу, которую принесла Дайчу. — Мне нужно... Отнести это на место...

— Астра, — Дайч внимательно посмотрел ей в глаза, и Астра вдруг испугалась, что он догадался, что именно она задумала. — Пожалуйста... Подумай над тем, что я тебе сказал. Быть может, ответы, которые ты ищешь, куда проще, чем...

— Да, — она кивнула, как сама надеялась, с подобострастием. — Конечно.

И пошла в направлении книжных стеллажей, стараясь не бежать и не выглядеть подозрительно, отчего тотчас же забыла, как вообще ходят и ведут себя нормальные люди. Один из слушателей рядом с Сайнир бросил на неё незаинтересованный взгляд, и она чуть приподняла «Западню у Перены», словно щит, которым надеялась закрыться. И, как только он отвёл глаза, она прошмыгнула в другой зал.

Здесь стояла гробовая тишина, которую могло нарушить всё — стук её тренировочных туфель по ворсистому пыльному ковру, скрип половиц под ним, её дыхание или даже стук её сердца. Пытаясь справиться с волнением, Астра заставила себя успокоиться — так, словно находилась на тренировочной площадке. Так, как учил её Безелик. Так, как стоило делать, когда рядом с тобой враг.

Когда она уловила ритм гуляющего между стеллажами ветра, она беззвучно пошла дальше, размеренно вдыхая и выдыхая, замедляя собственный пульс. Впереди замелькали размытые тени, и она свернула за первый попавшийся стеллаж, прижалась к нему, прячась в тени. Тут же поняла, как подозрительно будет выглядеть, если её поймают. Она надеялась, что здесь, в отличии от читального зала, смогла бы услышать шаги даже самых скрытных слушателей, но всё же не была в этом уверена. Потому она заставила себя отступить от стеллажа на шаг, сдвинуть капюшон робы на лицо и сделать вид, будто она изучает что-то на ближайшей полке.

До неё уже доносились голоса. Жрец Аурендин и инструктор Безелик, похоже, стояли у окна, где ветер мог заглушать даже их шёпот. И никто, даже подойдя вплотную, не смог бы их услышать. Но Астра была особенной. Хотя бы в этом.

— Три человека, — голос жреца Аурендина будто бы дрожал, вибрировал беспокойством. — Три человека, Безелик.

— Нам повезло, — отозвался инструктор. — Я рад, что перед лицом опасности лагерь на Иль’Прите действовал, как одно целое. Три человека — это куда лучше, чем можно было рассчитывать.

— Ты называешь смерть своих братьев везением? То, что случилось — истинная трагедия. Утром я говорил с Леаной, потом с Мари и наконец с детьми Мириан. Они разбиты, Безелик. Беспрестанно молятся — так тихо, что даже Боги их не услышат.

— Богам стоило бы прислушаться раньше, — голос Безелика был бесстрастен и пуст, словно сыплющийся песок. — И послать предупреждение в одной из своих песен.

— Из твоих уст льётся яд, сын. — печально отозвался жрец. — И мне остаётся лишь надеяться, что ты ограничиваешься в своей ереси словами, но не действием. Я люблю тебя всем сердцем, как и каждого из моих детей, надеюсь, ты знаешь это. Но я никому не прощу непослушание.

— Это предостережение? — судя по влажному, причмокивающему звуку, Безелик облизнулся. — Или обвинение? Зачем мы здесь?

— Ничто не утешит семьи погибших. Но, может быть, получив ответы, им станет хоть немного легче.

— Ответы? — Безелик невесело усмехнулся. — Я скажу тебе, что принесёт им утешение. Несколько трупов солдат с Иль’Тарта, развешанные на кольях вокруг лагеря. Или солдат Иль’Пхора, которые это позволили. Никогда раньше эти ублюдки не допускали бойни, пока острова находятся в облаках. И никто не мог это предвидеть.

— Я тоже был уверен, что всё это лишь случайность, — голос жреца Аурендина вобрал в себя новые оттенки печали, становясь отрешённым. — Был уверен, что ни у кого не было возможности что-то изменить и исправить. А затем я узнал, что возле восточных ворот не было стражи. Это заметил Лун и позвал напарника. И это стоило мальчугану жизни.

Повисла тягучая пауза, когда Астра могла слышать только своё сердце. Казалось, оно бьётся о грудную клетку, словно язык о стенки колокола. И Астра уже решила, что она себя выдала. Однако затем разговор продолжился.

— Я говорил с Мэттью и Жеромом, Безелик. И они рассказали, что именно ты попросил их покинуть восточные ворота и занять места на севере. Укрепил этот вход прямо перед тем, как ушёл на тренировку за пределы лагеря.

Ещё одна пауза — короче, но гнетущей прошлой. А затем Безелик вздохнул.

— Прости, — сказал он. — Я знаю, что в гибели людей есть и моя вина. Я, бездна побери, прекрасно это знаю.

— Мне не нужны напускные раскаяния, — сурово ответил верховный жрец. — Я хочу узнать, что случилось.

— Нечего рассказывать. Накануне нападения я был в городе. Услышал от нескольких рыбаков, что ночью они видели три боевых фрегата без флагов. Я предположил, что может начаться битва. И так как Иль’Прит находился в облаках, — порт с цепными подъёмниками был единственным местом, откуда могли напасть солдаты с Иль’Тарта. Так что я распорядился укрепить ближайшие к порту ворота лагеря. Но солдаты пришли с другой стороны.

— Ты ведь служил с Жеромом почти восемь лет в разведывательном отряде. — Это был не вопрос. Скорее утверждение, ледяное, как укол клинка.

— Да. Потому он меня и послушал.

— Послушал и покинул свой пост? Настолько доверился твоим сведениям? Вместе с напарником, при этом оставив один из входов в лагерь полностью без защиты? Он ведь не так глуп, Безелик. И я тоже. Знаешь, как эта ситуация видится мне? Ты не хотел укрепить северные ворота. Ты хотел ослабить восточные. Ты и Жером. А может быть, и Мэттью тоже. Сегодня я говорил с Фером, стражником у северных ворот. Он действительно видел Жерома и Мэттью. Однако Жером пришёл к нему перед самым нападением, если не позже. И знаешь, что ещё он вспомнил? Он клялся мне, что перед этим почувствовал запах дыма. Запах дыма за некоторое время до того, как пришли солдаты Иль’Тарта.

— Что ж, — отчётливо произнёс Безелик. — К тому моменту, как солдаты напали на лагерь, они уже успели поджечь несколько лесопилок по пути из порта. Ну... Или у старика Фера просто разыгралось воображение.

— Боги, Без! — почти закричал жрец Аурендин, заставив Астру вздрогнуть. Ни разу ещё ей не доводилось слышать от него столь ярких чувств. Столь явную потерю контроля. И это пугало даже больше смысла его обвинений. — Сперва пропали несколько наших разведчиков! Потом этот пожар! А теперь твои исчезновения! Сайнир волнуется за тебя!

— Исчезновения? — медленно повторил Безелик. — И откуда же она об этом узнала? Сайнир теперь следит за моими тренировками?

По спине Астры пробежал холодок. Голос Безелика стал таким жёстким и шершавым, словно он обращался лично к ней. Будто заметил её сквозь книжный стеллаж или... услышал её страх. Неужели... Неужели именно из-за её слов, сказанных Сайнир, жрец Аурендин теперь допрашивает Безелика?

— Безелик, я лишь хочу, чтобы ты всё рассказал мне, — настойчиво повторил Аурендин. — Только знания могут защитить наш лагерь.

— А ты, Аурендин? — огрызнулся Безелик. — Ты всё нам рассказываешь? Ты говоришь про исчезновения разведчиков. Но знают ли в лагере, что именно они ищут? Или, может быть, ты расскажешь всем, что делал Дайч, пока я был на Иль’Прите? И почему он вернулся вчера весь испачканный кровью? Ведь даже Сайнир не знает, где он был, не так ли? Так может быть, ей стоит последить за ним вместо того, чтобы мешать моим тренировкам? Или ещё за кем-то из твоих убийц?

— Ты... — Аурендин выдохнул, будто получил удар под дых. — Ты ведь знаешь, что все мои действия направлены только на защиту нашего лагеря.

— Что ж, — Безелик усмехнулся. — Мои тоже. Надеюсь, от этого тебе стало легче.

И после этих слов, Астра услышала, как ботинки Безелика шаркнули по ковру. Услышала, как легонько скрипнули от его шага половицы. И она, окоченевшая от страха и от необходимости контролировать своё дыхание и сердцебиение, готова уже была броситься бежать. Она отклеилась от стеллажа и почти выбежала в спасительный проход, как вдруг Безелик продолжил:

— Ещё кое-что, Аурендин. В этом году у меня нет учеников, которых я собираюсь выдвинуть на испытания.

Астра замерла, как вкопанная.

— Нет... Ни одного?

— Слабый помёт, — беззаботно отозвался он, и Астра вновь ощутила лёгкий укол гнева, сквозь напускную апатию. — Они не готовы. А кое с кем... Кое с кем, я думаю, мне и вовсе придётся расстаться.

— Ты говоришь об Астре?

— В том числе, да. Я слышал, её уже несколько раз выгоняли с занятий. На моих тренировках она тоже... весьма своевольна. Я не думаю, что из неё может выйти толк.

— Ты... Уверен? — спросил Аурендин как-то жалобно. — Я обещал её отцу...

— Её отец давно превратился в тень того человека, которым когда-то был, — беспощадно отрезал Безелик. — Я думал, хоть из девчонки получится что-то вылепить, но я ошибся. Сожалею, Аурендин. Она не подходит.

— Безелик... Ты их учитель, и за тобой последнее слово. Но мне казалось, в ней есть потенциал и усердие.

— Поверь мне, Аурендин — ты ошибся. Она — не более, чем пустое место.

Аурендин снова вздохнул. И этот вздох отозвался болью отчаяния в сердце Астры. Она знала, что сейчас её последняя возможность сбежать. Но не могла заставить себя двинуться с места. Не могла найти для спасения причин.

— Хорошо, — сказал жрец, будто вбивая кинжал в грудь Астры. — Хорошо, послушай. Я поговорю с ней и её отцом. Только сделай одолжение — не предпринимай ничего без моего разрешения. Я хочу найти ей какое-то место прежде, чем... Прежде, чем рассказать ей.

— Я слышал мастерская её отца сейчас свободна. Учитывая, что он снова пьёт без просыху.

— Я... хотел бы дать ей нечто большее. Хотел бы помочь ей.

— Ты, Аурендин, как никто другой знаешь, что порой мы просто должны сделать то, что требуется. Лагерь и его жители всегда должны стоять выше одного человека.

— Да-да, — отозвался жрец. — Ты прав. Если ты считаешь, что так будет лучше, то я доверюсь тебе, но... Безелик, есть ещё кое-что. Ко дню Спуска прибудут верховные жрецы. Все трое — впервые с того момента, как... В общем, за долгое время. Думаю, всё дело в пожаре на Иль’Прите — сейчас нам как никогда нужно сплотиться. Однако их официальный повод визита — посмотреть на испытания новых бойцов.

— Им не повезло. Испытаний не будет, — жёстко отсёк Безелик. — Не в этот Спуск.

— Я слышал твою точку зрения. Но верховные жрецы могут иметь собственную. Не удивлюсь, если они сами решат осмотреть способности учеников.

-Я учу их годами, — Безелик неожиданно повысил голос. — Это мои решения и моя ответственность. Они не имеют право вмешиваться!

— Имеют, и ты это знаешь. И я не стану вступать с ними в конфликт из-за этого. Мой тебе совет — отбери несколько человек, собери их на площадке и проведи эти проклятые испытания. Если никто не справится — да будет так. Главное, чтобы это произошло навиду.

— Аурендин, испытания — это не развлечение, а...

— Как ты сам сказал, порой мы должны делать то, что требуется. Это моя просьба, Безелик.

— Просьба или приказ?

— Я здесь не отдаю приказы.

— Ага, думай, что хочешь.

Астра услышала, как Безелик зашагал прочь. Как сделал несколько шагов, как провёл по стеллажу ладонью. Как вышел в главный проход и прошагал мимо неё. Не замедлившись и не взглянув на опустившую голову тень в чёрной робе. Может быть, он увидел её. Может быть, даже узнал. Но теперь... Особой разницы не было.

Страх отступил. Не осталось почти никаких эмоций. И не пригибая больше голову, Астра, словно во сне, вышла из зала библиотеки. Она до сих пор держала в руках «Западню у Перены». Уже и не помнила, что собиралась делать с этой книгой.

Она медленно подошла к пустому столику. Опустилась за него — просто потому, что стоять казалось невыносимо трудно. Хотела уткнуться головой себе в кулаки и просто плакать. Но даже слёз не было — лишь опустошение. Её начинало мутить. Будто кто-то решил скрутить её внутренности, как скручивают половую тряпку, стараясь получше отжать. Она согнулась и вдруг заметила на стуле прямо возле себя книгу. Небольшой том, завёрнутый в белую бумагу так, чтобы не было видно обложку.

Она подняла его и открыла первую страницу.

«Основы дыхания». «Прежде всего, каждый должен понять главное», — гласила первая строчка. — «Во всём, что я буду описывать, нет ничего магического. Это лишь наука, а не какой-то божественный дар».

Астра с трудом соображала, и ей было тяжело понять, о чём были эти строчки. Лишь слово «дар» привлекло внимание. Так что она опустила глаза на надпись внизу страницы, написанную аккуратно и от руки каким-то странным, что-то напоминающим почерком:

«Автор: Биолог четвёртого патрульного отряда полиции Тифон Хойд».

Мать Астры.