Танец маленьких искр. Антре. Том 1

Глава 10. Клетка. Часть 2

Весь день Элиза была чем-то занята. Умышленно находила себе дело, чтобы отвлечься. Чтобы не думать. С утра она сбегала на рынок за покупками. Пошла сама, к тому же пешком, и выбрала самую далёкую рыбную лавку. Затем отпустила служанку на пол дня, решив самостоятельно сготовить ужин. Объяснила это тем, что хочет позаботиться о муже, который сегодня возвращался. Устроить ему праздник. Ложь, конечно. Персивалю больше нравилась еда, приготовленная слугами. Как и ей самой.

Пока мариновалась рыба, она поработала в саду. Приготовила себе ещё одну порцию лечебного снадобья, которое планировала по капле добавлять в подогретое вино. Затем собрала овощи, перемыла их и аккуратно порезала. Трижды справилась у шофера, не поступал ли ему звонок от Персиваля, чтобы знать, когда он вернётся. И вернётся ли. Безрезультатно.

Наконец она замерла безвольной куклой в одном нижнем белье перед служанкой Бритой, которая должна была её накрасить и помочь одеться. И мысли, отгоняемые постоянной работой, наконец накинулись на неё с утроенной силой.

С самого пробуждения Элиза была на взводе. Она собиралась поговорить с Персивалем о том, что сказал ей доктор Эдмундс. О своём самочувствии. Но не представляла, какие подобрать слова, чтобы описать то, что она боялась произнести даже в своих мыслях. К тому же кашель в последние дни немного ослабел и будто бы отступал, так что, может быть, ей и вовсе не стоило лишний раз тревожить мужа из-за пустяка.

Однако, кроме предстоящего разговора, её беспокоил и разговор случившийся. Случайная встреча с Оливией Виндр. Их перепалка, её уход. Её приглашение.

Помочь острову.

Отправляясь в храм, Элиза сама надеялась на помощь Иль’Пхора. Однако всё обернулось в точности наоборот. Так что предложение Оливии сперва показалось ей оскорбительным.

«Я и так приношу пользу!», спорила она либо сама с собой, либо продолжала давно закончившийся спор с Оливией.

Верно. Ты, Элиза, состоишь сразу в трёх благотворительных обществах. Не помнишь, конечно, их названия и ни разу не была на встречах, но зато жертвуешь немалые деньги на... то, что им нужно, наверное. Правда, скорее это делает Персиваль, ведь это его деньги, дом и, в общем-то, всё, что тебя, Элиза, окружает. Вместе с тобой ему достался только дрянной торговый корабль, который ты обещала отцу сохранить, но продала сразу, как он умер. А ещё несколько религиозных побрякушек от матери, которые даже ты не знаешь, куда убрала. Ну и дом на другом конце королевства, где ты ни разу не была с момента свадьбы.

Затем предложение Оливии стало казаться обидным.

«Но я помогаю Персивалю!», — отвечала она самой себе. — «Вот уж кто приносит городу пользу!»

Приносит, конечно. Безжалостно убивая людей. И тебе стоит огромных усилий, не думать об этом, когда он возвращается, когда ты ложишься с ним в постель. Ты ненавидишь спрашивать, в порядке ли он, потому что боишься, что он начнёт рассказывать. Боишься увидеть в нём не мученика, каким себе представляешь, а жестокого мясника. Хотя и знаешь, что в этом есть доля правды. Более того, последние недели никак не можешь отделаться от мысли, что именно за его грехи Бог послал тебе эту проклятую болезнь. И именно его грехи хочешь с себя смыть.

Элиза поёжилась, когда сморщенные старческие пальцы Бриты провели по её обнажённой спине, убирая прядь волос. Но дело было не только в этом. Она знала, что сама себя накручивает. Да, к войне она относилась с отвращением. Однако Персиваля любила. Ухаживала за маленьким ростком, посаженным ещё на Иль’Деострите, и никогда не позволяла ему увять. Он не менялся после рейдов. На самом деле, он вообще почти не изменился с их первой встречи. Сразу был холоден, отрешён и смотрел... Когда-то она боялась, что мужчина, за которого она выйдет замуж, будет смотреть так на другую женщину. Но Персиваль смотрел таким взглядом вдаль. В небо, окутывавшее остров белой дымкой. В глубокую, чёрно-синюю бездну океана. Будто бы обычная жизнь его сковывала, не давала дышать.

Элиза злилась на это, но в тоже время её это восхищало. Именно этот взгляд, идущий от самого сердца, делал его человеком. Человеком, который каким-то удивительным образом оказался именно там, где должен быть. Занимался делом, для которого был рождён. Полностью реализовывал свой потенциал и даже, возможно, был счастлив.

В какой-то степени Элиза ему завидовала. Но помогала ли она ему? Это был трудный вопрос, на который ей совсем не хотелось отвечать.

«Есть ещё мой сын, Аллек!», — кричала она внутри себя. — «Я помогаю ему со всем, что не касается войны!»

Помогаешь со всем, что он ненавидит. Ведь он так похож на отца. Вечно носится с деревянным мечом, будто уже готов сражаться с Иль’Тартом. Прогуливает занятия по истории и литературе, чтобы торчать на тренировочной площадке. И однажды... Однажды он уйдёт от тебя. Уйдёт туда, куда смотрит Персиваль. И, в отличии от мужа, в котором Элиза была уверена, Аллек там погибнет. Потому что, как бы он не пытался копировать повадки отца, он не был таким же.

Вот оно. Вот, что она может сделать хорошего. Должна сделать. Помочь сыну остаться собой. Не превратиться в копию кого-то, не идти за чужими стремлениями.

И стоило понять это, как предложение Оливии стало казаться ей заманчивым. И даже необходимым.

Способом подать сыну пример. Показать, что есть и другие дороги, кроме той единственной, что он видит. Показать, что сделать мир лучше можно не только сражаясь, не только проливая чужую и свою кровь, но и создавая, помогая, оберегая. Если и существует способ спасти его — то это, несомненно, был он.

— Ай! — Элиза выдохнула, когда Брита, затягивая узел на платье, зацепила несколько волос.

— Простите, госпожа, — пробрюзжала старуха. Она вообще недовольно бубнила что-то себе под нос, в течении всего дня.

— Что-то случилось, Брита? — поинтересовалась Элиза, рассчитывая отвлечься разговором.

— Ничего особенного, — буркнула та. — Я просто радуюсь возвращению господина. Радуюсь, как могу.

По какой-то причине Брита не любила Персиваля. Как и его отца до этого. Элиза находила это очень странным свойством для прислуги, с рождения работавшей в этом особняке. И, что не менее странно, ни Персиваля, ни Фредерика это никогда не волновало. При этом женщина с теплом и нежностью относилась к Аллеку, а также к самой Элизе.

Завязки на платье хрустнули — или это была спина девушки — и Элиза, дёрнувшись, выдохнула.

— По... послабее, Брита, прошу.

— Хм? Вы ведь делаете это не ради себя, а для мужа. Думаю, он предпочитает, чтобы всё было сделано, как положено. К тому же, судя по вашему виду, вы собираетесь сказать что-то, что его расстроит.

Элиза вздрогнула и почувствовала, как краснеет. Хотя, может быть, сказывалось отсутствие воздуха в туго затянутом корсете.

— Ничего важного, — уклончиво ответила она. — Встретила подругу.

— М... подругу? — пожевала губами служанка. — Тогда я зря переживала. Уверена, господина это не побеспокоит. Скорее всего, ему вообще не будет до этого дела.

Элиза снова залилась краской, словно получила пощёчину.

— Брита, прекрати говорить о нём такие вещи. Ты знаешь, что это неправда.

Служанка затянула последние верёвочки и принялась возиться с узлом.

— Хотите сказать, миледи, что Персиваля волнует что-то происходящее в городе?

— Конечно, Брита. Конечно, волнует. Если бы ему было плевать на Иль’Пхор, разве стал бы он рисковать ради него жизнью?

— Не каждый, кто рискует жизнью, стремится защитить кого-то, миледи. Многим просто нравится воевать.

— Персиваль выполняет свой долг перед городом, — выпалила Элиза. — Приближает конец войны!

— Спросите себя, был бы он счастлив, если бы война закончилась? — усмехнулась за спиной служанка. И, прежде, чем Элиза возразила, добавила: — Я закончила.

А затем оставила Элизу одну.

Ей не нравилось наряжаться — с этим Брита попала в цель. Это казалось ложью. Попыткой спрятаться за нарядом, выставить себя кем-то другим. Идеалом, лишённым проблем и переживаний, не льющим слёз по пустякам и уж точно не умирающим от какой-то неизвестной болезни.

Персиваль поступал ради неё также. Закрывал и прятал всё то, что могло её ранить. Она не могла не думать, как сильно ему, наверное, хотелось выговориться. И как разочаровывало, что человек, находившийся рядом, не мог его понять. И даже не собирался пробовать.

И от этого становилось больнее вдвойне. Будто бы они оба просто прикидывались, так как знали, что не заслуживают, чтобы их любили настоящими.

Она подняла взгляд и посмотрела в овальное зеркало до пола. Уложенные светлые волосы, длинное платье — синее с бордовым. С кружевными короткими рукавами от самых плеч. Она выглядела ровно так, как полагалось жене, с нетерпением ждущей любимого мужа. Выглядела идеально. Выглядела фальшивкой.

С трудом отогнав эти мысли, она спустилась вниз. Однако полностью успокоиться не получалось. Корабль Персиваля пришёл в порт ещё утром. Мужа могли задержать в порту или в военном лагере. Но Перси не вернулся и в полдень, как она надеялась. Не приехал и несколькими часами позже. Не появился и когда начало темнеть.

Наконец, когда желудок начало сводить от голода, когда Аллек попросил взять хотя бы пару рисовых лепёшек, а шофёр вежливо попрощался с ней и ушёл домой, она почувствовала себя идиоткой. А ещё через час обида сменилась усталостью.

Она подошла к столу и тоже съела одну безвкусную лепёшку, запив её водой. Пошла в сад, который обычно приносил ей умиротворение. Сейтайи на Иль’Деострите прямо сейчас — во время Спуска из облаков и после захода солнца, — могли осветить целую улицу. Здесь же — лишь тускло и устало поблёскивали, словно глаза диких зверей в темноте. Поблёскивали, напоминая о её неудаче.

Обхватив себя руками, чтобы согреться, она вернулась на крыльцо.

— С ним всё в порядке, — Брита сидела на каменной скамейке и смотрела вдаль. — Просто ты не единственная его семья.

Элиза с гневом обернулась к ней.

— Ты забываешься, Брита! Прекрати вести себя так, будто всё обо всех знаешь! Будто понимаешь меня, и...

И словно довершая её отчаяние, из горла вырвался резкий кашель, и Элиза, пытаясь подавить следующий позыв, прикрыла рот двумя руками. Закашлялась снова. Затем смогла сделать несколько неровных, срывающихся вдохов. Опустилась рядом с Бритой на скамейку, чувствуя, как подкашиваются ноги.

— Миледи, что с вами? — служанка пристально смотрела на неё.

— Н... Ничего, — голова кружилась, а сердце колотилось в груди. — Ничего — правда. Думаю, я провела на улице слишком много времени и замёрзла.

Вдруг она заметила, что где-то испачкала рукав.

— Боги! Тут пятно! Вот я растяпа, и... — Слёзы неожиданно подступили к глазам, защекотали горло. Она сама не знала, откуда они взялись. За все эти недели, что на неё набрасывался кашель, душил её, она ни разу не позволяла себе плакать, а тут... Она услышала свой собственный всхлип и поняла, что смертельно устала. Будто несёт на плечах целый, мать его, мир, а путь всё не кончается. И что больше не выдержит.

— Мама! Мама! — послышался издалека голос Аллека. — Отец вернулся! Его экипаж подъехал к главным воротам!

Она подскочила на месте. Промокнула рукавом влажные веки, стараясь не испортить макияж. Глубоко вдохнула и выдохнула. Почти ровно. Почти уверенно. Вновь стала той, кем должна была быть — идеальной и фальшивой.

И побежала к воротам.