Тишина в гримёрной Зимнего Дворца была не пустой, а плотной, осязаемой, как театральный занавес из тяжёлого бархата. Здесь пахло не плесенью и кровью Нижнего города, к которым Анна так привыкла за последние месяцы, а пудрой, лавандой и воском горящих свечей. Этот запах был ароматом иллюзий — сладким, дурманящим, скрывающим под собой что угодно.
Анна сидела перед трюмо, глядя на своё отражение в старом, слегка мутноватом зеркале в позолоченной раме. Женщина по ту сторону стекла была незнакомкой. Её кожа, обычно бледная от жизни в подземельях, теперь сияла фарфоровой белизной благодаря плотному слою грима. Тёмные круги под глазами, следы бессонных ночей и потери друзей, исчезли под искусными мазками теней. Даже шрам на щеке, оставленный пулей Леонида, растворился под слоем магии и косметики, превратившись в безупречно гладкую поверхность.
«Мария», — напомнила она себе мысленно. — «Тебя зовут Мария. Ты прима-балерина из Южной провинции, самородок, открытый импресарио, и ты счастлива выступать перед Императором».
Анна коснулась своей причёски — сложной конструкции из локонов, перевитых жемчужными нитями. Внутри, среди шпилек и лака, прятались две тончайшие стальные спицы. Не просто украшение — смертоносное оружие, способное пробить гортань или глазницу. Её белая пачка, воздушная и невинная, скрывала под слоями тюля специальные карманы для метательных ножей. Каждый элемент её костюма был продуман не костюмером, а убийцей.
Её руки, лежащие на столике, слегка дрожали. Не от страха — страх выгорел в ней ещё в кабинете Громова, когда она смотрела в пустые глаза Максима. Это была дрожь гончей, которая чувствует запах дичи. Дрожь струны, натянутой до предела перед тем, как лопнуть и перерезать горло.
Дверь за спиной тихо скрипнула. Анна не вздрогнула. Она знала этот шаг, знала этот ритм дыхания, даже скрытый под маской другой роли.
В зеркале появилось отражение мужчины. Высокий, статный, в безупречном чёрном фраке, который сидел на нём как влитой. Белая рубашка, галстук-бабочка, аккуратно уложенные волосы. Алексей выглядел как настоящий столичный импресарио — уверенный, немного высокомерный, знающий себе цену. Только левая рука, затянутая в белую перчатку, висела чуть более скованно, чем следовало бы. Рана ещё не зажила, и каждое движение давалось ему через боль, которую он мастерски прятал за вежливой полуулыбкой.
— Ты готова, Мария? — спросил он. Голос был спокойным, но в нём звучала та же сталь, что и в её собственных мыслях.
Анна встретилась с ним взглядом через зеркало. В его глазах она видела то же, что чувствовала сама: бездну, на краю которой они стояли. Но там была и гордость. И та тихая, невысказанная нежность, которая связывала их крепче любых клятв.
— Я готова, Александр, — ответила она, используя его легенду. — Оркестр уже начал увертюру?
— Почти. Гости занимают места. — Он подошёл ближе и положил здоровую руку ей на плечо. Жест был интимным и собственническим — так импресарио мог бы подбадривать свою звезду. Но пальцы сжали её плечо чуть сильнее, чем нужно, передавая сигнал: «Мы вместе. До конца». — Там все. Громов. Волконский. Император.
При упоминании Громова лицо Анны на секунду застыло, но грим не выдал эмоций.
— Хорошо, — выдохнула она. — Пусть смотрят.
Проникновение во дворец прошло пугающе гладко. Крюк, как всегда, сотворил чудо. Документы провинциальной балетной труппы были не просто подделкой — они были шедевром бюрократического искусства. Печати, подписи, даже магические водяные знаки — всё было безупречно. Охрана на служебном входе, измотанная бесконечными проверками и паранойей Громова, лишь скользнула взглядом по бумагам.
— Проходите, — махнул рукой начальник караула, зевая. — Только без глупостей. Громов сегодня лютует. Любой подозрительный чих — и вы в кандалах.
— Мы здесь только ради искусства, офицер, — с поклоном ответил Алексей, изображая подобострастие так убедительно, что Анне захотелось дать ему пощёчину. — Искусство не терпит суеты.
Они прошли внутрь, в лабиринт служебных коридоров Зимнего Дворца. Здесь пахло едой, потом и дорогими духами — странная смесь, присущая только местам, где слуги и господа существуют так близко, но так далеко друг от друга.
Ирина отделилась от них ещё на входе. В сером платье горничной, с подносом в руках и опущенными глазами, она растворилась в потоке прислуги так естественно, словно родилась для того, чтобы быть невидимой. Её цель была самой сложной: технические этажи, комната управления магической проекцией, сердце всей сегодняшней операции.
«Удачи тебе, сестра», — мысленно послала ей Анна.
Теперь они с Алексеем шли по бесконечным коридорам, ведущим к сцене. Стены здесь были обшиты шёлком, полы устланы мягкими коврами, заглушающими шаги. Мимо то и дело проносились лакеи с подносами, нагруженными деликатесами, пробегали взволнованные распорядители, шелестели платьями дамы, заблудившиеся в поисках дамской комнаты.
Контраст был ошеломляющим. Неделю назад они ползли по колено в канализационной жиже, спасаясь от погони. Сегодня они шли по самому центру империи, окружённые роскошью, которой хватило бы, чтобы накормить Нижний город на сто лет вперёд.
И в этом было что-то глубоко неправильное. Что-то, что заставляло ярость внутри Анны разгораться с новой силой.
— Смотри, — шепнул Алексей, чуть склонив голову к её уху.
Впереди, у поворота, стоял пост охраны. Но это были не обычные гвардейцы в парадной форме. Это были «Тени» Громова — люди в чёрных мундирах без знаков различия, с холодными, сканирующими взглядами. Они проверяли не документы. Они проверяли ауры.
У одного из них в руках был прибор — детектор магического фона.
Сердце Анны пропустило удар. Её аура была аурой Мастера Танца, наполненной силой и тьмой. Её нельзя было скрыть просто гримом.
— Спокойно, — едва слышно произнёс Алексей. — Помнишь, что говорила Эллада?
Эллада. Перед уходом целительница дала им выпить горькое, вязкое зелье. «Слёзы забвения». Оно не стирало память, но подавляло магический фон, сворачивая ауру в плотный кокон, невидимый для сканеров. Цена — головная боль, тошнота и временная потеря части сил. Но это был единственный способ пройти.
Охранник шагнул им навстречу, подняв детектор. Красный глаз прибора уставился на Анну.
— Стоять. Проверка.
Анна остановилась. Она заставила себя улыбнуться — той самой глупой, восторженной улыбкой провинциалки, которая впервые видит столичную охрану.
— Ой, какая интересная штучка! — прощебетала она, меняя тембр голоса. — Это чтобы фотографировать?
Охранник поморщился. Он провёл прибором вдоль её тела, от головы до ног. Анна почувствовала, как липкий луч сканера касается её кожи, пытаясь проникнуть внутрь, под защиту зелья. Внутри всё сжалось. Если он заметит хоть искру…
Прибор молчал. Стрелка едва дрогнула, показывая минимальный фон, характерный для любого человека, живущего в мире магии.
— Чисто, — буркнул охранник, опуская детектор. — Проходите. И не болтайтесь без дела. Громов не любит посторонних.
— Благодарю вас, господин офицер, — Алексей поклонился, беря Анну под руку. — Мы спешим на сцену. Её Величество Искусство не ждёт.
Они прошли мимо. Анна чувствовала спиной тяжёлый взгляд охранника, пока они не свернули за угол. Только тогда она позволила себе выдохнуть.
— Это было близко, — прошептала она.
— Слишком близко, — согласился Алексей. На его лбу выступила испарина. — Громов параноик. Он обложил всё.
— Значит, он боится, — сказала Анна. — И правильно делает.
Они вышли в закулисье. Здесь царил организованный хаос. Рабочие сцены двигали декорации, музыканты настраивали инструменты, танцовщики кордебалета разминались, растягиваясь в немыслимых позах. Шум, гам, запах канифоли и пота.
Но за всем этим шумом Анна слышала другое.
Она слышала гул огромного зала, скрытого за тяжёлым занавесом. Гул сотен голосов, смех, звон бокалов. Звук власти.
Алексей подвёл её к кулисе. Там была небольшая щель, через которую можно было увидеть зал.
Анна прильнула к ней.
Зрелище захватывало дух. Бальный зал Зимнего Дворца был, пожалуй, самым красивым местом на земле — и самым отвратительным одновременно. Огромные хрустальные люстры, парящие под потолком, заливали пространство золотым светом. Стены, украшенные зеркалами и позолотой, многократно отражали блеск бриллиантов и орденов.
В центре зала кружились пары. Мужчины в мундирах и фраках, женщины в платьях, похожих на облака из шёлка и кружев. Они смеялись, флиртовали, обсуждали последние сплетни, не подозревая, что всего в нескольких метрах от них стоит смерть.
Но Анна искала не их.
Её взгляд скользнул по рядам, поднимаясь к ложе Императора. Трон пустовал — Его Величество ещё не прибыл. Но рядом, в первом ряду кресел, предназначенных для высшей элиты, сидели двое.
Директор Громов и князь Волконский.
Они сидели рядом, как старые друзья. Громов, в своём неизменном чёрном мундире с серебряной окантовкой, держал бокал вина, лениво вращая его в пальцах. Его лицо, обычно жёсткое и настороженное, сейчас выглядело почти расслабленным. Он что-то говорил Волконскому, и князь, одетый в пурпурный бархат, смеялся, откидывая голову назад.
Смех убийц. Смех людей, которые уверены, что им всё сойдёт с рук. Что прошлое похоронено, свидетели мертвы, а будущее принадлежит им.
Анна смотрела на них, и мир сузился до двух фигур. Звуки оркестра, шум за спиной — всё исчезло. Остались только они. И она.
— Они смеются, — тихо сказал Алексей, стоя за её спиной. Он тоже смотрел в щель. — Они думают, что победили.
— Пусть смеются, — ответила Анна. Её голос был холодным, как лёд на Неве. — Это их последний смех.
В этот момент свет в зале начал медленно гаснуть. Люстры притушили своё сияние, оставляя лишь мягкий полумрак. Гул голосов стих. Прожектор выхватил центр сцены, на которой пока никого не было.
Дирижёр взмахнул палочкой. Первые ноты музыки — тревожные, низкие, вибрирующие — поплыли над залом.
— Пора, — сказал Алексей. Он развернул её к себе, поправляя выбившийся локон. Его глаза были серьёзными. — Помни: ты не убийца сейчас. Ты — искусство. Заставь их полюбить тебя, прежде чем ты их уничтожишь.
Анна кивнула. Она закрыла глаза на секунду, вызывая в памяти образ «Умирающего лебедя». Но не того, беспомощного и трагичного, которого танцевали в театрах. А другого. Лебедя, который умирает, чтобы возродиться фениксом.
— Я готова.
Она отступила на шаг, расправляя плечи. Её тело, скованное напряжением, вдруг стало лёгким, невесомым. Аура Мастера Танца, подавленная зельем, начала просыпаться, просачиваясь сквозь барьеры. Не как магия, которую можно засечь прибором, а как харизма, которую чувствуешь кожей.
Анна сделала шаг вперёд, выходя из тени кулис в пятно света.
Зал затаил дыхание.
Музыка взревела, и Анна начала свой танец. Танец на лезвии ножа, где каждый шаг мог стать последним.