Танец Клинков: Академия убийц

Глава 70: Ва-банк

Дни после возвращения с кристаллом превратились в вязкую серую кашу. Время будто потеряло контуры: утро сменялось вечером, лампы гасли и зажигались, патрули Союза Теней менялись, а Анна всё сидела за одним и тем же столом, уставившись в один и тот же кусок чёрного камня.

Кристалл лежал на сложенной тряпке посреди стола, как сердце какого‑то чудовища, вырванное из груди, но всё ещё продолжающее биться. Иногда ей казалось, что внутри него шевелится свет — слабый, фиолетовый, как отдалённая гроза за горами. Стоило протянуть к нему руку, как кожа покрывалась мурашками: запись была жива, в ней хранилась чужая вина, запечатанная магией.

И вот что самое обидное — они не знали, что с этим делать.

Убежище Союза Теней, когда‑то казавшееся надёжным гнездом, теперь напоминало осаждённую крепость. На верхних уровнях круглосуточно дежурили дозорные, в тоннелях усилили посты. До Анны доходили обрывки докладов: облавы на окраинах Нижнего города, исчезающие люди, «чистки» в подозрительных кварталах. Громов больше не отсиживался за спинами Волконского. Он вылез на сцену и действовал в открытую.

— Он знает, что кристалл у нас, — сказал однажды Алексей, кладя на стол свежую сводку. — И он не может позволить, чтобы мы его сохранили. Зачистки — только начало. Скоро начнутся массовые аресты. Он будет «чистить» всё, что связанно с Восьмой Школой.

Анна кивнула, но не оторвалась от кристалла. Внутри неё стояла глухая дрожь, словно её бросило в озноб, который не лечился ни одеялами, ни настойками Эллады.

— Мы рисковали всем ради этого, — тихо сказала она. — Максим умер ради этого. И что? Мы сидим в дыре под землёй и прячем его, как ворованную безделушку.

Алексей сел рядом, так близко, что их плечи почти соприкоснулись. Его рука легла поверх её кисти — не чтобы отобрать кристалл, а чтобы остановить дрожь.

— Мы живы, — напомнил он.

— А какой в этом толк, если мы не можем ничего сделать? — в голосе Анны зазвенела сталь. — Любая попытка пойти по официальному пути — самоубийство. Совет Гильдий обвинил моего отца, не моргнув глазом. Ты думаешь, они смутятся, объявив этот кристалл подделкой?

Он помолчал. Ему нечего было возразить. Он сам пытался представить, как они входят в зал Совета, выкладывают кристалл, запускают запись… и видел только холодные лица, равнодушные и усталые, как у палачей, для которых ещё одна казнь — просто работа.

— Мы в ловушке, — признал Алексей. — Как ни крути.

— Знаешь, что самое страшное? — Анна наконец посмотрела на него. — Что в какой‑то момент я поймала себя на мысли: а может, нужно просто уничтожить его? Разбить, сжечь, выбросить в реку. Сделать вид, что ничего не было. Жить дальше.

— Ты не сможешь, — мягко сказал он. — Ты сама знаешь.

— Я знаю, — она усмехнулась безрадостно. — И от этого только хуже.

Она забрала руку, поднялась и зашагала по комнате. Её походка всё ещё была чуть неуверенной, как у человека, недавно вставшего после тяжёлой болезни, но в каждом шаге чувствовалось напряжение сжатой пружины.

— Макс… — Анна остановилась, стиснув кулаки. — Он встал между мной и мечом, Лёша. Он принял смерть, чтобы я могла держать в руках это. И если в итоге всё сведётся к тому, что мы спрячем этот кристалл подальше, как испуганные дети, — значит, он умер зря. Григорий умер зря. Отец…

Голос сорвался. Алексей поднялся, но не стал подходить, оставив ей пространство.

— Мы найдём выход, — сказал он, и в первый раз в этих словах не было твёрдой уверенности. Только упрямое желание верить.

Наступило молчание. Тяжёлое, вязкое, в котором каждый из них варился в своих мыслях. Впервые со времён основания Восьмой Школы Анна почувствовала не просто усталость, а едкое, разъедающее сомнение: а вдруг эта война была проиграна ещё до того, как началась?

Через три дня она созвала совет.

Большой зал пещеры заполнился людьми. Лидеры Союза Теней пришли почти в полном составе. Крюк — в своём неизменном поношенном плаще и с хитрым прищуром, за которым легко забывалось, насколько он опасен. Константин, представляющий докеров и рабочих портовых районов, с мозолистыми руками и взглядом человека, которому нечего терять. Мария — сухощавая женщина с горящими глазами, в прошлом рабыня, теперь — голос беглых. Давид — старый маг из Круга, с вечной трубкой и состоянием хронического недосыпа.

Семь мастеров, вернее то, что от них осталось, тоже были здесь: Вера, Ольга, Екатерина и Пётр. Каждый принёс с собой шрамы последней битвы — и видимые, и те, что жили глубоко внутри.

Анна стояла во главе стола. Кристалл лежал прямо перед ней, как немой обвинитель.

— У нас есть то, чего не было ни у кого до нас, — начала она без вступлений. — Подтверждённая запись заговора. Признание Директора Громова и князя Волконского. Доказательства, что мой отец, Дмитрий Теневой, был казнён по ложному обвинению. Что десятки независимых ассасинов были уничтожены по политическим мотивам.

Она перевела взгляд с одного лица на другое.

— Это оружие. Но пока что это оружие без цели. Любой официальный канал — Совет, суды, бюрократия — захвачен нашими врагами. Попробуем сыграть по их правилам — нас раздавят.

— Значит, надо играть по нашим, — ухмыльнулся Крюк, постукивая по столу костяшками пальцев. — У нас есть то, что им нужно. Мы можем продать эту запись.

— Кому? — уточнила Анна, хотя догадалась.

— Аристократам, — Крюк пожал плечами. — Есть семьи, недовольные нынешним раскладом в Совете. Они мечтают о том, чтобы подсидеть Громова и Волконского, занять их места. Дай им этот кристалл — и они сами порвут своих конкурентов на части. Шантаж — старый, проверенный инструмент.

В зале зашумели. Идея звучала соблазнительно. Кристалл уйдёт из их рук, но и враги ослабнут.

Анна покачала головой.

— Это не изменит систему, — сказала она. — Только сменит лица у власти. Одних убийц и коррупционеров заменят другие. Может быть, чуть менее жадные. Может, более хитрые. Но для людей внизу, для наших — всё останется по‑прежнему. И смерть Максима, всех остальных… она не ради этого.

Крюк взглянул на неё прищуренно. На мгновение в его глазах мелькнуло уважение.

— Ладно, — протянул он. — Тогда другой вариант. Мы делаем копии. Продаём их всем, кто готов платить. Пусть все шантажируют всех. Чем больше хаоса наверху — тем больше свободы внизу.

— В хаосе первыми гибнут слабые, — вмешалась Мария. — Мы уже жили в таких «свободных» временах. Когда улицы заливала кровь, а у власти было десяток мелких тиранов вместо одного большого. Спасибо, хватит.

Последовала пауза. Потом заговорил Константин.

— Мы можем устроить восстание, — сказал он, и его голос прозвучал неожиданно твёрдо. — Поднять весь Нижний город. Мы покажем этот кристалл своим. Расскажем правду. Люди и так на грани. Затягивают пояса, работают за гроши, смотрят, как их дети гибнут в нищете, пока наверху живут в золоте. Достаточно искры — и всё вспыхнет.

— Да, — подхватила Мария. — Мы можем пойти к людям. Не к Советам, не к судам, а прямо к тем, кого они угнетают. Дать им причину для гнева. Это будет справедливость, своя, народная.

— Это будет бойня, — резко оборвал её Алексей. — Восстание в одном Нижнем городе, без армии, без союзников наверху, без поддержки других провинций — это самоубийство. Нас просто раздавят сапогом регулярных войск. Они перекроют реку, отключат поставки еды, введут осадное положение. Сотни, тысячи погибнут. И в конце придёт новый наместник, новый Громов, который наведёт «порядок».

— Мы и так умираем, — мрачно заметил Константин. — Только медленно.

Спор закипал. Голоса становились громче, интонации — острее. Кто‑то предлагал бежать — уйти из города, спрятаться в дальних провинциях, потеряться. Кто‑то говорил о том, чтобы попытаться вызвать интерес других государств, продать им информацию в обмен на защиту. Каждый вариант либо упирался в стену реальности, либо пах предательством собственных принципов.

Анна молчала. Она слушала, как люди, которым она доверяет, спорят, кричат, бросают друг в друга словами, как камнями. И в какой‑то момент поняла, что шум начинает её тошнить.

Она поднялась.

— Хватит, — сказала она негромко, но голос разрезал гул разговоров, как нож.

Все обернулись.

— Мы не будем продавать запись, — отчётливо произнесла Анна. — Никому. Ни аристократам, ни иностранным агентам. Мы не будем устраивать слепое восстание, ведя людей на убой без шанса на победу. Если наша цель — просто устроить красивую, кровавую мессу и умереть с чувством выполненного долга — тогда давайте прямо сейчас пойдём и бросим кристалл в лицо Громову. И на этом всё.

На лицах промелькнуло раздражение, но и… облегчение. Прямые слова иногда больнее, но честнее.

— Тогда что ты предлагаешь? — спросил Крюк. — Сидеть и ждать, пока они спустятся сюда с огнемётами?

Анна хотела ответить, но не успела.

До этого момента Ирина сидела в стороне, почти не вмешиваясь. Она устроилась у стены с кипой газет и несколько странного вида магических пластин — городских бюллетеней, в которые техномаги вживляли движущиеся иллюстрации и звуковые фрагменты. Пока остальные спорили, она листала их, периодически морщась или хмыкая. На первый взгляд казалось, что она вообще находится в другом мире, но Анна знала: именно так Ирина работает. Сначала наблюдает. Потом бьёт в самую суть.

И вот теперь она резко выпрямилась.

— Смотрите, — сказала она, поднимая одну из пластин. — Похоже, за нас кое‑что решили.

На полупрозрачной поверхности проявилась движущаяся картинка: ярко освещённый зал, хрустальные люстры, стройные ряды военных в парадной форме, дамы в платьях, напоминающих цветущие облака. Текст внизу гласил:

«Годовой Гала-бал Гильдий состоится, как обычно, в Зимнем Дворце. Присутствие всех Глав Гильдий и представителей высшей аристократии обязательно. Ожидается личное присутствие Его Императорского Величества…»

— Гала-бал, — произнёс вслух Алексей. — Они ещё не отменили его?

— Конечно нет, — фыркнула Ирина. В её глазах горел знакомый огонь озарения. — Ты что, не понимаешь? Они будут танцевать. Есть. Пить. Улыбаться в камеры. Делать вид, что в Нижнем городе всё спокойно, что никакой войны нет, что всё под контролем. Им нужно это представление для народа. Для Императора. Для самих себя.

— И что? — осторожно спросила Эллада. — Какой нам толк от чьих‑то танцев?

Ирина перевела взгляд на Анну. Между ними проскочила искра понимания.

— Понимаешь? — прошептала она. — Гала-бал. Ежегодное мероприятие, где собираются ВСЕ. Главы Гильдий. Вся аристократия. Иностранные послы. И… Император. Вся элита империи в одном месте. И всё это транслируется на гигантскую магическую проекцию на Дворцовой площади для простого народа.

Крюк присвистнул.

— Хочешь сказать…

— Да, — перебила его Ирина. — Проникнуть на бал. Взломать систему магической проекции. И показать запись ВСЕМ. Одновременно. Аристократам в зале и простому народу на площади. Когда правда выйдет наружу так публично, её уже нельзя будет замять. Никакая закрытая комиссия, никакие «секретные заседания» не помогут. Совет будет вынужден реагировать. Император будет вынужден реагировать. Мир увидит, что король голый.

— Ты с ума сошла, — пробормотал Давид, но в его голосе слышалось восхищение. — Зимний Дворец во время Гала-бала — это не просто укреплённая точка. Это сердце империи. Магические печати, личная стража Императора, десятки магов, системы распознавания ауры…

— Я не говорю, что будет легко, — Ирина пожала плечами. — Я говорю, что это единственный способ ударить так, чтобы они не успели закрыть рот. Пока запись идёт в прямом эфире — нас не смогут остановить. Они могут выключить проекцию, могут попытаться заглушить звук… но если мы сделаем всё правильно, достаточно нескольких минут, чтобы каждый в городе услышал и увидел правду.

Анна смотрела на неё и чувствовала, как в груди что‑то шевелится. Не тот хищный огонь ярости, что поджигал её в кабинете Громова, а другой — более холодный, но не менее опасный. Огонь безумной надежды.

— Ты хочешь… — начала она.

— Да, — кивнула Ирина. — Мы не понесём кристалл к ним. Мы принесём их самих к кристаллу. Соберём их всех в одном зале, как на представлении. И устроим им спектакль, которого они не забудут.

— Это безумие, — сказал Алексей. — Проникнуть на бал — уже само по себе почти невозможно. Там будут проверять каждую персону, каждый пропуск, каждую аурную сигнатуру. А ты ещё хочешь добраться до комнаты управления проекцией, взломать её под носом у десятков магов и запустить запись?

— Да, — повторила Ирина упрямо. — Потому что всё остальное — ещё более безумно. Или бессмысленно. Продать запись — значит отдать свою победу в чужие руки. Восстание сейчас — значит превратить Нижний город в братскую могилу. Бегство — предать всех, кто за нас пошёл. А это — наш шанс. Маленький, жалкий, почти нереальный. Но всё же шанс.

Она посмотрела на Анну.

— Ты сама говорила: для нас нет слова «невозможно». Есть только цена.

Зал замолчал. Люди переваривали сказанное. Взглядов было много — сомнительных, испуганных, воодушевлённых. Союз Теней был не армией, не сектой и не партией. Это были живые люди, каждый со своими страхами и надеждами. И сейчас от Анны ждали не приказа. Выбора.

Она опустила взгляд на кристалл. Чёрный камень, в котором были заперты голоса двух людей, посчитавших себя богами. Голоса, убившие её отца. Голоса, из‑за которых сейчас у ног театра «Лунная маска» лежала могила Максима.

— Нам говорили, что мы ничто, — медленно произнесла она. — Тени. Мусор. Фон для их парадов. Нас выталкивали вниз, в грязь, уверяя, что мы никогда не поднимемся наверх. А теперь у нас в руках то, что может обрушить их мир.

Она подняла глаза.

— Мы не сможем разрушить всю систему за одну ночь. Не обманывайтесь. Но мы сможем сделать трещину. Глубокую, заметную, такую, которую уже не получится замазать. Если Император услышит собственными ушами, как его Директор и его князь признаются в подлоге и убийстве… если аристократы в зале увидят, что правила игры могут поменяться… если люди на площади поймут, что их богами правят смертные, которые лгут и боятся…

Она замолчала на секунду, позволяя им самим додумать.

— Тогда этот кристалл перестанет быть просто камнем. Он станет факелом. И пусть этот огонь сожжёт нас. Но он уже не погаснет.

Алексей смотрел на неё долгим, пристальным взглядом. В его глазах по‑прежнему был страх. Но поверх него проявлялось что‑то ещё. Гордость. И — да — любовь.

Крюк усмехнулся:

— Знаешь, Танцовщица, когда я впервые увидел тебя на крыше, подумал: «Сумасшедшая девчонка, не доживёт до зимы». А теперь… теперь я думаю, что, может, ты нас всех переживёшь. Просто потому что слишком упряма, чтобы умирать.

— Так что, — сказал Константин, — мы идём ва-банк?

— Мы уже давно там, — отозвалась Мария. — С того дня, как Громов казнил первого невиновного. Сейчас мы просто наконец‑то делаем осознанную ставку.

Семён тяжело вздохнул, потёр переносицу.

— Значит, мне придётся вспомнить, как устроены магические проекционные залы, — пробормотал он. — Я думал, уйду на пенсию тихо. Но нет, конечно.

Анна поднялась. Усталость никуда не делась. Боль от потерь тоже. Но вместе с ними встало что‑то новое — стальной стержень, проходящий через всю её сущность.

— Хорошо, — сказала она. — Мы идём на бал.

Эти слова повисли в воздухе, как приговор — или как обещание. В зале будто стало светлее. Люди начали говорить вполголоса, обмениваться взглядами, уже примеряя на себя будущие роли.

Кто‑то в глубине пещеры нервно рассмеялся. Кто‑то, наоборот, перекрестился по‑старому, почти забытым жестом.

Анна взяла кристалл в руку. Он был холоден, но ей почудилось, что где‑то глубоко внутри просыпается ответный жар.

— Начинаем подготовку, — сказала она. — У нас месяц, чтобы научиться танцевать по их правилам. И потом сломать музыку.

Так Восьмая Школа и Союз Теней сделали свой выбор. Не в пользу осторожности. Не в пользу выживания. В пользу удара, который должен был либо изменить мир, либо похоронить их под его обломками.