Первую неделю после основания Восьмой Школы Анна просыпалась с одной и той же мыслью: «Это не может продолжаться». Не потому, что что-то шло не так. Наоборот. Всё шло слишком хорошо.
Каждое утро к воротам театра «Лунная маска» выстраивалась очередь. Десятки людей. Затем — сотни. Мужчины и женщины всех возрастов. Дети, едва достигшие десяти лет. Старики, которым было за шестьдесят. Калеки, потерявшие пальцы или глаза в заводских авариях. Беглые рабы с клеймами на лбах. Бывшие проститутки, решившие взять в руки оружие вместо того, чтобы продавать тела. Воры, контрабандисты, нищие.
Все они приходили с одним вопросом: «Возьмёте ли вы меня?»
И Анна не могла отказать ни одному.
К концу первого месяца число учеников выросло с изначальных двухсот до пятисот. Театр «Лунная маска», казавшийся огромным, теперь трещал по швам. Ученики тренировались в зрительном зале, в коридорах, на крыше, в подвале, на улице перед зданием. Каждый свободный сантиметр пространства был занят людьми, отрабатывающими удары, стойки, парирования.
Это было уже не просто школой боевых искусств. Это было движением.
Организация хаоса
Анна стояла в бывшей директорской ложе театра, глядя на зал, заполненный тренирующимися учениками. Рядом с ней — Алексей, Максим, Ирина, Эллада и семь мастеров.
«Мы не можем продолжать так, — сказал Борис, глядя на хаотичное месиво людей внизу. — Им нужна структура. Система. Иначе это толпа, а не армия».
«Мы не армия, — возразила Анна. — Мы школа».
«Школа из пятисот человек — это армия, нравится тебе это или нет, — Алексей положил руку ей на плечо. — Борис прав. Нужна организация».
Анна знала, что они правы. Последние дни она едва спала, пытаясь лично курировать обучение всех. Но пятьсот человек — это слишком много для одного учителя. Слишком много даже для восьми.
«Хорошо, — она развернулась к ним. — Давайте создадим структуру. Семь мастеров ведут базовые классы по своим Школам. Каждый берёт группу из семидесяти учеников — новичков, которые только начинают путь».
Она указала на Алексея. «Ты формируешь элитную группу фехтовальщиков. Двадцать лучших учеников, которые покажут выдающиеся результаты в базовом обучении. Обучай их продвинутым техникам Школы Меча».
Максим кивнул, когда она повернулась к нему. «Тяжёлая пехота. Щитоносцы. Те, у кого есть сила и выносливость. Сорок человек. Научи их держать строй, быть стеной, о которую разбиваются враги».
Ирина улыбнулась, предвосхищая. «Лучники. Тридцать человек с лучшей координацией глаз и рук. Снайперы. Те, кто никогда не промахивается».
«Именно. — Анна посмотрела на Элладу. — А ты… ты самая важная. Ментальный контроль. Эмпатическая защита. Учи всех, кто проявляет чувствительность к эмоциям других. Десять человек. Элита элит. Они станут нашим тайным оружием».
«А ты?» — спросил Пётр, старый мастер Щита.
«Я буду учить тех, кто прошёл базовое обучение и готов к синтезу. Тех, кто способен овладеть Восьмой Школой. Это будут единицы. Может, десять человек за год. Может, меньше. Но каждый из них будет стоить сотни обычных воинов».
План был принят. На следующий день началась реорганизация.
Будни новой школы
Дни в Восьмой Школе начинались с рассветом. Колокол, установленный на крыше театра, звонил в пять утра. Ученики выстраивались в зале, разделённые на группы по семи Школам.
Борис вёл класс Кулака на сцене. Семьдесят человек в низких стойках, отрабатывающих удары. «Сила идёт от земли! От ступней через бёдра к кулаку! Снова!»
Вера обучала Школе Копья в боковом коридоре, где было достаточно места для выпадов. «Дистанция — ваше преимущество. Держите противника на расстоянии, где его меч бесполезен».
Игорь громыхал в подвале, где его кузница превратилась в класс Меча. «Меч — продолжение вашей руки. Тяжесть клинка должна ощущаться как часть вашего тела».
Ольга, мастер Посоха, вела самый тихий класс — в бывшей костюмерной. Её ученики сидели в медитации, учась чувствовать Поток энергии внутри себя. «Не напрягайтесь. Расслабьтесь. Поток течёт через спокойствие, а не через силу».
Дмитрий обучал Школе Кинжала в полной темноте подвального коридора. Его ученики двигались на ощупь, учась атаковать из слепых зон. «Ваш враг не может защититься от того, чего не видит».
Екатерина, мастер Лука, тренировала своих учеников на крыше, где были установлены мишени на разных расстояниях. «Дыхание. Концентрация. Пустота. Только тогда стрела найдёт цель».
Пётр вёл класс Щита во дворе перед театром, его ученики практиковали устойчивость, выдерживая удары друг друга. «Падать не стыдно. Стыдно не вставать».
После базовых классов, которые длились до полудня, начинались специализированные тренировки.
Алексей работал со своей элитной группой фехтовальщиков в зрительном зале. Двадцать лучших мечников, отобранных из семи групп. Они двигались в унисон, отрабатывая сложные комбинации. Их клинки пели в воздухе, создавая смертоносный балет.
Максим тренировал своих щитоносцев формировать фалангу — непробиваемую стену из щитов и копий. «Вы не индивидуумы! Вы — стена! Один щит ломается. Сорок щитов — несокрушимы!»
Ирина превратила крышу в стрельбище. Её лучники могли попасть в яблоко с расстояния ста метров. Она учила их стрелять в движении, в темноте, под давлением.
Эллада работала со своей маленькой группой в уединённой комнате. Десять человек с врождённой эмпатической чувствительностью. Она учила их не только чувствовать эмоции других, но и управлять ими, внушать страх или спокойствие одним усилием воли.
А Анна… Анна работала с горсткой избранных. Теми, кто прошёл базовое обучение и показал исключительные результаты. Пятеро мужчин и пятеро женщин. Она учила их Восьмой Школе — синтезу всех семи, выраженному через танец.
Это были двенадцатичасовые дни. Изнурительные. Болезненные. Но никто не жаловался. Потому что впервые в жизни эти люди чувствовали цель. Они больше не были отбросами общества. Они были воинами.
Первая кровь
Нападение произошло на двадцать седьмой день.
Группа из тридцати учеников Школы Копья, под руководством одного из старших учеников по имени Пётр (не мастер, а молодой парень), тренировалась в одном из соседних кварталов. Они отрабатывали движение в строю, маневры, перестроения.
Засада была профессиональной.
Пятьдесят наёмников, нанятых местными криминальными боссами, которых пугало растущее влияние Восьмой Школы, окружили их в узком переулке. У них было лучшее оружие, лучшая броня, многолетний опыт.
Первые три ученика погибли в первые секунды — их просто застрелили из арбалетов.
Анна услышала крики за две минуты до того, как гонец добежал до театра. Она уже бежала, её «Лебединые крылья» в руках, Алексей и десять её элитных учеников следовали за ней.
Они прибыли через пять минут. Которые показались вечностью.
Картина, которую Анна увидела, разорвала ей сердце.
Двадцать семь учеников сформировали круг, держа копья наружу, пытаясь защититься. Трое мертвы. Восемь ранены. Наёмники методично их разбивали, используя превосходство в числе и опыте.
Анна не раздумывала. Она просто двигалась.
Её танец был яростью, воплощённой в движении. Она врезалась в строй наёмников как ураган. Первый удар — техника Копья, выпад на полной скорости, её клинок пронзил горло противника. Второй — техника Кулака, удар ладонью в солнечное сплетение, ломающий рёбра. Третий — техника Кинжала, скрытая атака из слепой зоны, клинок между рёбер.
Алексей и элитная группа атаковали с фланга. Теперь наёмники были зажаты между двумя силами.
Битва была короткой, но жестокой. Наёмники, поняв, что столкнулись с чем-то, к чему не готовились, начали отступать. Но Анна не давала пощады. Она преследовала, убивала, пока последний не бежал или не упал.
Тишина после боя была оглушающей. Только стоны раненых нарушали её.
Анна стояла среди тел, тяжело дыша, покрытая чужой кровью. Посмотрела на своих учеников — на их молодые, испуганные, но всё ещё живые лица.
«Поднимите раненых. Несите их в лазарет. Быстро».
Они повиновались, но двое не поднялись. Молодой парень лет девятнадцати по имени Денис — ему перерезали горло в первые секунды. И девушка по имени Мария, лет семнадцати — стрела пронзила её сердце.
Анна опустилась на колени рядом с их телами. Закрыла им глаза. И впервые за месяцы почувствовала, как слёзы текут по её щекам.
«Прости меня, — прошептала она. — Я не смогла вас защитить».
Похороны
Хоронили на рассвете. Восьмая Школа не имела своего кладбища, поэтому тела положили на погребальные костры в заброшенном дворе рядом с театром. Вся Школа — пятьсот человек — собралась, чтобы проститься.
Анна стояла перед кострами, глядя на закутанные в белую ткань тела. Рядом с ней плакали родители Дениса — старики из Нижнего города, для которых сын был единственной надеждой. Мария была сиротой — её семьёй была Восьмая Школа.
Анна начала говорить. Её голос был тихим, но в абсолютной тишине каждый слышал каждое слово.
«Денис и Мария погибли сегодня. Им было девятнадцать и семнадцать лет. Они не должны были умереть. Они должны были жить, любить, растить детей, состариться. Но система, которая правит этим миром, отняла у них будущее ещё до рождения. Денис был сыном рабочего, умершего от заводских газов. Мария — дочерью проститутки, умершей от болезни. У них не было шанса на хорошую жизнь. У них не было ничего».
Она повернулась к собравшимся.
«Но они нашли что-то здесь. В Восьмой Школе. Они нашли надежду. Они нашли цель. Они нашли семью. И когда на них напали, они не бежали. Они стояли. Они сражались. Они защищали своих братьев и сестёр. Они умерли не за меня. Не за Школу. Они умерли, защищая идею — идею о том, что каждый человек, независимо от происхождения, заслуживает права защищать себя и своих близких».
Её голос стал громче, сильнее.
«Их жертва не будет забыта. Мы построим мир, достойный их памяти. Мир, где дети рабочих и проституток имеют такие же шансы, как дети дворян. Мир, где жизнь не определяется золотом в кармане или именем семьи. Мир справедливости».
Она подняла факел.
«Денис. Мария. Ваш танец закончен. Но мы продолжим его. Обещаю».
Она поджгла костры. Пламя взметнулось к небу, унося души павших.
Пятьсот голосов запели погребальную песню Нижнего города — печальную, но полную надежды мелодию о том, что смерть не конец, а переход к новому началу.
Искушение
Через два дня после похорон Крюк привёл гостей.
Трое мужчин в дорогих плащах, скрывающих лица. Они встретились с Анной в её кабинете — бывшей гримёрной, превращённой в командный центр.
«Кто вы?» — холодно спросила Анна.
Старший откинул капюшон. Лицо изрезано шрамами, но одежда и манеры выдавали аристократа. «Представители нескольких семей, недовольных… текущим положением дел в Совете Гильдий».
«Аристократы», — констатировала Анна.
«Да. Мы наблюдаем за Восьмой Школой. Восхищены вашими достижениями. И хотим предложить поддержку».
«Какую поддержку?»
«Золото. Оружие. Информацию. Убежище, если понадобится. Всё, что нужно для роста вашей… организации».
«За какую цену?»
Аристократ улыбнулся. «Вы умны. Цена проста. Когда придёт время — а оно придёт — когда Восьмая Школа станет достаточно сильной, чтобы бросить вызов Совету, мы попросим вас поддержать наших кандидатов на место Глав Гильдий. Ничего более. Просто… смена власти».
Анна долго смотрела на него. Потом рассмеялась. Холодным, горьким смехом.
«Вы действительно думаете, что я настолько наивна? Вы хотите использовать нас как оружие в своих политических играх. Сменить одних хозяев на других. Но ничего не изменить по сути».
«Мы предлагаем реальную возможность…»
«Мы не станем орудием в руках новых хозяев, — её голос стал ледяным. — Восьмая Школа свободна. Мы не служим аристократам. Мы не служим Совету. Мы служим идее справедливости. Если ваши интересы совпадают с нашими — мы союзники. Если нет — враги. Но мы никогда, никогда не будем чьими-то марионетками».
Она встала.
«Уходите. И передайте своим хозяевам: Восьмая Школа не продаётся».
Аристократы ушли молча. Крюк, оставшийся, усмехнулся.
«Ты только что отказалась от состояния».
«Я отказалась от цепей, — ответила Анна. — Золотых, но всё равно цепей».
Символ надежды
В последнюю неделю месяца произошло нечто неожиданное. На стенах Нижнего города начали появляться изображения — силуэт танцующей фигуры с клинками. Символ Восьмой Школы.
Сначала их было несколько. Нарисованных углём или краской. Затем — десятки. Сотни. Кто-то рисовал их ночью, анонимно. Ученики Школы? Может быть. Или просто жители Нижнего города, увидевшие надежду.
Символ стал вирусным. Его рисовали на дверях, на стенах домов, на мостах. Он означал сопротивление. Надежду. Веру в то, что система может быть побеждена.
Власти пытались стирать их, но на следующую ночь появлялись новые. Сотни новых.
Анна стояла на крыше театра, глядя на город. Тысячи огней мерцали в темноте. И среди них — десятки символов, светящихся в отражении факелов.
К ней подошёл Алексей.
«Ты создала больше, чем Школу, — сказал он тихо. — Ты создала движение. Символ. Идею, которая больше любого из нас».
«Это пугает меня, — призналась она. — Что, если я не смогу соответствовать их ожиданиям? Что, если подведу их, как подвела Дениса и Марию?»
«Ты не подвела их. Они сделали выбор. Как все мы».
Он обнял её.
«Мы больше не пятеро изгоев. Мы — пятьсот. Скоро — тысяча. Потом — десять тысяч. Ты запустила лавину, Анна. И её уже не остановить».
Анна смотрела на символы, горящие в ночи. Танцующая фигура с клинками. Её фигура. Символ надежды для тысяч отверженных.
Она больше не была просто мстительницей. Она стала чем-то большим. Лидером. Символом. Легендой.
И её танец изменит мир.
Нравится ей это или нет.