Странница

Глава 26

— Я уже собирался вам позвонить, а потом вспомнил, что в этом во всех отношениях замечательном мире, увы, отсутствуют вышки сотовой связи. Пришлось переживать за вас, нервничать, заедать стресс…

— Надеюсь, это не значит, что мы сегодня без ужина? — осведомилась я.

— Вы — нервничали? Из-за кого-то? — скептицизма в тоне вампира было больше, чем в небезызвестном «Не верю!» великого Станиславского.

— Естественно, — невозмутимо подтвердил Феликс. — Мне вдруг пришло в голову, что ваших талантов вполне могло хватить на то, чтобы бездарно попасться в руки бегущих, а это заранее обрекало бы на неудачу весь наш тщательно продуманный план. Рад, что моё волнение оказалось беспочвенным.

— Не раз замечал, что людям, обременённым интеллектом, свойственно сомневаться насчёт его наличия у окружающих, — поморщился Михаил, — но у вас эта черта, по-моему, выражена чересчур ярко.

— Всё потому, что её выраженность прямо коррелирует с умственными способностями сомневающегося, — наставительно заметил канцлер.

Пока эти двое препирались, я успела цапнуть ароматную булочку, отрезать толстый кусок ветчины, ломоть сыра и начать планомерно всё это поглощать. Поймав на себе два укоризненных взгляда, лишь виновато развела руками, дескать, вы, интеллектуалы, можете хоть до утра соревноваться в празднословии, а мне, существу не столь возвышенному, куда интереснее более насущные потребности. Долго они не думали и присоединились ко мне, справедливо рассудив, что на сытый желудок быть возвышенными существами куда как приятнее.

После ужина мы устроились на лежаках; заняться было особенно нечем, поэтому я с удовольствием слушала байки, которые травил господин Верховный канцлер. В основном это были забавные происшествия времён его развесёлой молодости, наверняка щедро приукрашенные курьёзными подробностями — не из любви к вранью, а исключительно прихотью богатого воображения. Миша, кажется, погрузился в какие-то далёкие вампирские думы и почти не слушал нас. Спустя какое-то время мне вообще показалось, что он уснул, но буквально через несколько минут я услышала быстрый шорох, уловила молниеносное движение, а потом в десятке метров от нас на землю рухнуло что-то тяжёлое…

— Ух ты!

С возгласом восхищения канцлер прервал повествование ровно на том месте, где он, совсем молодой начальник отдела безопасности, пытался строить седых подчинённых и после нескольких бесплодных попыток договориться мирно повесил под потолком прямо в кабинете осиный улей. Осы там жили воспитанные, точнее, зачарованные и полностью лишённые воли, поэтому жалили исключительно лентяев или просто хамов, намеренно игнорирующих приказы начальства. Сначала все, конечно, возмущались, некоторые даже пробовали перебить заклинание и перенаправить гнев навязчивых соседок на собственного владельца, но тщетно — всякая оса непременно находила верную цель, если таково было желание Феликса. В итоге народ смирился и начал усердно трудиться: бегали по делам, как в попу ужаленные — впрочем, почему как?.. К гулу под потолком тоже постепенно привыкли, на него даже выработался некий условный рефлекс, как у собак Павлова на звонок: если жужжат, значит, нужно работать.

— Вы сомневались в моей меткости или памяти? — кажется, от Верховного канцлера вампир даже похвалу воспринимал в штыки.

— Нисколько не сомневался ни в том, ни в другом, — Феликс никак не отреагировал на резкий тон: кажется, ему в принципе было плевать на чужие эмоции, лишь бы дело делалось. — Кстати, а ты ей этим камешком голову не размозжил?.. Мы, кажется, договаривались…

— Я прекрасно помню! — отрезал Миша. — У птицы переломана грудная клетка; скорее всего, она ещё жива: рёбра пробили лёгкое, пташка лишилась чувств и в данный момент ждёт нас и своей участи. Я совершенно исключаю возможность того, что, не присматриваясь, можно разглядеть эти повреждения под перьями. Вглядываться в дохлую птицу бегущие вряд ли станут, так что шансы, что они что-то заподозрят, исчезающе малы.

— В таком случае, мне кажется, не стоит заставлять её ждать, — кивнул канцлер и стремительно поднялся. — Лея, не думаю, что тебе будет приятно на это смотреть… А впрочем, как хочешь.

Конечно, я встала и поплелась за ними. Как и предсказывал мудрый и прозорливый господин Верховный канцлер, зрелище тёмно-коричневой пушистой пернатой размером с толстого ворона не доставило мне никакого удовольствия. Зато Феликс был абсолютно счастлив.

— Прекрасная работа! — искренне восхитился он, приподнимая совершенно обмякшую тушку за крыло. — И ты был прав, она действительно ещё жива. К счастью, это легко исправить.

Я отвернулась, но в глазах всё равно застыли слёзы: услужливое воображение живо нарисовало картинку лёгкого и быстрого движения сильной руки над тонкой шейкой, которое вмиг отправит беднягу на тот свет. Сглотнув, отошла обратно к лежакам и попыталась переключить мысли на что-нибудь более приятное.

— Всего лишь птица, — услышала я тихий голос Михаила.

— По людям она так не переживала, нет? — иногда мне начинало казаться, что цинизм Верховного канцлера уступает разве что его же могуществу.

Я ничего не ответила, завернулась в плащ и улеглась. Через несколько минут услышала, как мужчины вернулись и тоже начали готовиться ко сну.

— А знаешь, в чём-то девочка права: те люди и впрямь были мерзавцами, насколько я понял из обрывков вашего разговора, а птица провинилась лишь в том, что не вовремя выслеживала полёвок над этой замечательной полянкой. В любом случае лечь спать сейчас — единственно мудрое решение: птахе уже не помочь, а у нас завтра намечается ох какой непростой день… Для меня он, возможно, станет венцом карьеры. В такой момент быть невыспавшимся даже как-то неловко по отношению к собственной судьбе: она в кои-то веки подкидывает такой сюрприз, такое удивительное путешествие в замечательной компании, а ты зеваешь — нехорошо. Так что я, с вашего позволения, намерен отдыхать. К тому же, в отличие от нашей впечатлительной спутницы, мне вчера вечером колыбельных никто не пел, а спать в экипаже всё-таки чертовски неудобно.

С этими словами Феликс наконец улёгся. Высунувшись из-под плаща, я увидела, что Миша устроился справа от меня и задумчиво уставился в чёрное небо, закинув ногу на ногу. С минуту я молчала, но потом не выдержала и предложила шёпотом:

— Может, прогуляемся? Здесь, по поляне. Руины эти пощупаем, прикоснёмся к древности. Буквально.

— Пойдём, — похоже, он ждал от меня подобного приглашения.

— Как думаешь, Эри с Беатрис уже передали нашу записку? — тихо спросила я, когда мы вплотную подошли к каменным столбам, возвышающимся посреди поляны.

— Не знаю. Если они собирались проникнуть внутрь с сумерками, то, по идее, уже должны были. Хотя, когда цена неудачи столь высока, не думаю, что они станут ориентироваться на определённый временной интервал — скорее уж, будут ждать момента. Здесь как на рыбалке: подсекать нужно строго вовремя, не раньше и не позже, иначе рискуешь остаться без рыбы. А уж когда рискуешь остаться без головы, то и подавно будешь выжидать нужный миг, сверяясь с собственным чутьём, а никак не с часами… Кстати, а как здесь обстоят дела со временем? Только сейчас подумал, что нигде в городе не видел часов. Да и в разговорах — пусть мы и не особенно много общались с местным населением — никто не упоминал точного времени.

— Да, действительно, — рассеянно согласилась я. — Надо будет поинтересоваться у Рио, когда всё это закончится.

— Думаю, нам ещё будет о чём с ним побеседовать помимо столь незначительных вещей, как отсчёт времени, — усмехнулся Михаил и выразительно похлопал по шершавой каменной колонне: — Ну как, соприкоснулась с историей, так сказать, вживую?

— Да я, собственно, не то чтобы жаждала пощупать камни, просто… Уже ночь, Феликс, кажется, спит…

— Ты не передумала? — осторожно уточнил вампир. — Знаешь, я уже сам жалею, что завёл сегодня этот разговор. На самом деле, мой голод вовсе не смертельный, я вполне смогу прожить с ним ещё пару-тройку дней. Это даже не особенно мешает мне оставаться в приличной физической форме, как ты только что могла убедиться.

— Я не передумала.

Признаться, никакого трепета в предвкушении новых впечатлений я уже не испытывала — просто решение озвучено, и отступать поздно. Миша нисколько не осудил бы меня за это, скорее наоборот — вздохнул с облегчением. Но осуждение меня — такая специальная деятельность, с которой я прекрасно справляюсь самостоятельно, без посторонней помощи.

Поэтому я просто опёрлась о холодную стену, которая полностью закрывала нас от взгляда Феликса, если бы ему вдруг вздумалось проснуться и начать выискивать в темноте наши силуэты. Откровенно говоря, такая предосторожность была совершенно излишней: в мире, где атмосфера настолько плотная, что сквозь неё совершенно не видно небесных светил, ночью без кошачьего зрения или хорошего фонаря рассмотреть что-либо довольно затруднительно уже на расстоянии пары метров, не то что двух сотен шагов.

Миша больше ни о чём не спрашивал. Я прикрыла глаза и постаралась дышать ровнее, а вот укротить сердце, выбивающее какой-то дикий ритм, отчего по телу разлилась волна жара, было не в моей власти. Через несколько секунд я почувствовала, как пара острых игл пронзает шею; усилием воли заставила себя не дёргаться, что есть мочи впившись ногтями в ладони. На секунду эта новая боль притупила первую, но вскоре та вернулась с удвоенной силой: я ощутила, как по мере погружения в плоть иглы начинают расширяться, нещадно разрывая мышечные волокна. В конце концов Михаил достиг того, к чему стремился: боль больше не погружалась глубже, сконцентрировавшись в одном месте.

Прошло едва ли больше минуты, а я уже готова была застонать от тупого непреходящего жжения, казалось, усиливающегося с каждым мгновением. Время тянулось до невозможности долго, словно насмехаясь надо мной. Ощутив лёгкое головокружение, я поняла, что больше не могу терпеть. И всё-таки терпела, надеясь, что желание дёрнуться не выйдет из-под контроля — в противном случае я имела все шансы нанести себе по-настоящему серьёзные повреждения каким-нибудь неосторожным движением. Отчего-то я нисколько не сомневалась, что острые вампирские зубы с лёгкостью разрежут сонную артерию, если та окажется на их пути.

Через одну-две самых долгих в жизни минут я поняла, что шея постепенно освобождается от пронзивших её иглоподобных зубов. Почувствовала на горле твёрдую руку, прохлада которой, как по волшебству, успокаивала боль, и со спокойной совестью упала в обморок, не забыв даже предусмотрительно предупредить за секунду до, когда в глазах уже потемнело, но сознание ещё не совсем уплыло:

— Я сейчас упаду, — и отключилась.

…Первое, что я увидела, придя в себя — лицо склонившегося надо мной вампира. Удивление плескалось в широко раскрытых глазах. Я слабо улыбнулась.

— Хорошо хоть предупредила, иначе я бы и не знал, что думать, — проговорил Миша, ответив на мою улыбку. — Прости, я не должен был. В своё оправдание могу сказать лишь то, что до тебя ни один человек не лишался чувств после моего укуса. Хотя какое это к чёрту оправдание!.. Не стоило вообще такое затевать, да что уж теперь… Как себя чувствуешь?

— Как после обычного обморока, — я села. — Уже всё нормально. Не знаю, с чего вдруг я грохнулась… Уже много лет этим не грешила, да и раньше разве что с большого перепоя… Слушай, а у тебя клыки устроены по принципу игл? В смысле полые внутри?..

— Что?.. — вампир одарил меня растерянным взглядом, а потом неожиданно рассмеялся. — С чего ты взяла, что они должны быть полые? Вот теперь я вижу, что всё действительно в порядке, раз тебя интересуют такие глупости.

— Ничего не глупости! — запротестовала я. — Просто кровь даже не попала на кожу, и у тебя лицо абсолютно чистое, то есть она ровнёхонько из вены перетекала сразу тебе в рот. Не представляю, как такое возможно, если клыки самые обычные. Ну или просто чуть длиннее и острее.

— Вот ты о чём. Действительно, тут есть маленькая природная хитрость — крохотные бороздки, имеющие определённое сродство к крови, точнее, к какому-то её компоненту. Не могу сказать, к какому именно, поскольку, как ты понимаешь, биологи этим вопросом не занимались. По этим бороздкам кровь легко протекает прямиком в рот. Конечно, чтобы обойтись без единой пролитой капли, нужны определённое мастерство и опыт, но этого, как ты понимаешь, у меня в избытке. Ну что, ты удовлетворила любопытство?

— В полной мере, — кивнула я. — Можно садиться за научный труд. Даже два. В первом мы раскроем тайну, каким таким веществом покрыты ваши зубы и к какому компоненту крови они имеют сродство. А второй я посвящу регулярной практике вампирских укусов в качестве целебного средства вместо гирудотерапии: соотношение пользы и рисков подобных экспериментов. Знаешь, оказывается, это чертовски неприятно, даже больно. Хотя сейчас, после твоего сеанса экспресс-целительства, не осталось даже воспоминаний об этих ощущениях.

— Конечно, больно! — фыркнул Михаил. — Я думал, ты понимаешь, на что соглашаешься. Когда два острых, словно бритва, клыка пронзают плоть, дырявя кожу и разрывая мышцы, это не может быть приятно. Если только ты не мазохист. В общем, прости ещё раз, это была ужасно глупая затея.

— Начать с того, что это была моя затея, поэтому тебе совершенно не за что извиняться. В любом случае получила новый опыт, так что цена вполне себе приемлема. Кстати, как тебе моя кровь? Вкусная?..

— На вкус самая обычная, — осклабился вампир, подавая мне руку и помогая подняться. — Зато по силе воздействия… Знаешь, я, конечно, рассчитывал на определённый эффект, принимая во внимание тот факт, что ты волшебница, но даже не ожидал, что он окажется таким. Не говоря уже о том, что я в данный момент чувствую себя в состоянии переплыть средних размеров море или за пару часов взобраться на вершину Эвереста, присутствует ещё какой-то психофизиологический аспект: складывается впечатление, что в моём организме произошёл резкий выброс эндорфинов, на фоне чего очень хочется радоваться по любым, самым пустячным, поводам, а лучше и вовсе без них. Одним словом, самочувствие настолько прекрасное, что аж страшно…

— Да ну, брось, — легкомысленно отмахнулась я. — Наслаждайся, раз уж всё так прекрасно сложилось. Очень рада, что моя кровь пришлась тебе по вкусу.

— Главное не привыкнуть… — едва слышно проговорил Миша. — А теперь, я думаю, тебе неплохо бы отдохнуть. Да и мне тоже, хотя, кажется, тело сейчас не особенно в этом нуждается. Тем лучше: значит, крепко я не усну и в случае чего услышу любые посторонние звуки сквозь дремоту. Идём?..

Через несколько минут я уже лежала с закрытыми глазами, закутанная в плащ, и размышляла, сумели ли Эри с Беатрис передать нашу записку и каким будет завтрашний день. Впрочем, никаких особенных предположений построить не успела, поскольку вскоре провалилась в глубокий сон без сновидений. Очевидно, организму срочно требовалось восстановить силы после незапланированной утраты сотни-другой миллилитров крови.

Проснулась я от холода. Предрассветная серость показалась настолько унылой, что захотелось как можно скорее вернуться в спасительные объятия Морфея, но пробегавшая по телу дрожь недвусмысленно намекала на бесполезность любых попыток постараться уснуть снова. Однако я с удивительным упрямством мужественно прижала коленки чуть ли не к подбородку, обняла их ледяными руками и, с головой нырнув под плащ, вновь закрыла глаза.

— Я так понимаю, ты ярая кошатница, — услышала я минут через пять.

— Ошибаетесь. У меня только Люська живёт. Трёхногая овчарка.

— Это она тебя научила так компактно складываться? — заинтересованно спросил Феликс.

— Нет. Это меня холод научил, — я наконец соизволила вынырнуть из-под плаща, понимая, что вот теперь точно не усну. Хотя, стоит признать, пять минут назад шансы тоже были не особенно велики.

— Извини, я бы с удовольствием утеплил твоё спальное место, но, как ты помнишь, колдовать до вечера нам не стоит, так что придётся терпеть, — канцлер виновато развёл руками. — Впрочем, есть и парочка народных методов согреться… С одним я даже могу помочь.

— Составите мне компанию на утренней пробежке? — невинно спросила я.

— Именно, — не менее невозмутимо подтвердил он.

Я невольно прыснула и обернулась, боясь разбудить Мишу. Вампир и впрямь мирно спал в нескольких метрах от меня. Ну либо очень старательно делал вид, что спит — кто его, кровопийцу, разберёт.

— Так что насчёт пробежки? — лукавый огонёк уже погас в глазах Феликса. Он что, серьёзно?

— Лень течёт во мне, и я един с ленью! — бодро отрапортовала я, не торопясь подниматься на ноги.

— Я тоже люблю «Звёздные войны», — кивнул Верховный канцлер. — И тем не менее.

— И далась вам эта пробежка с утра пораньше… — проворчала я, нехотя принимая вертикальное положение. — Имейте в виду, я начну задыхаться раньше, чем пересеку трусцой это несчастное поле. Физические упражнения не мой конёк.

— Кстати, зря. Но в любом случае на этот счёт можешь не переживать: в мои планы не входит выматывать тебя изнурительным бегом.

— Ага. Значит, на пробежке мы обойдёмся без бега… Ну да, логично. Глупо было предполагать, что вы подразумеваете именно то, что говорите.

— Вот именно, — Феликс уже удалялся куда-то в сторону холмистых предгорий, где мы вчера полдня пропадали с Мишей. — Как спалось? Долго ещё с вампирчиком гуляли?

— Н-не очень… — я вспыхнула; в голове сразу пронеслась шальная мысль: «Он что, всё знает?..» — А спалось нормально. Ровно до того момента, как началась эта ужасная предрассветная холодрыга. Вас она тоже разбудила?

— Можно и так сказать.

Казалось, господин Верховный канцлер не обратил внимания на моё секундное замешательство. Вопрос только в том, намеренно он его проигнорировал или действительно просто не заметил?..

— А куда мы идём?

— Видами любоваться, — он лучезарно улыбнулся. — Любишь встречать рассвет в горах?

— Очень. Особенно когда небосклон начисто лишён солнца, да ещё и облака по небу ползают, то и дело норовя переквалифицироваться в тучи.

— Да, этого я как-то не учёл… В таком случае тебе придётся составлять мне компанию беспричинно. Можешь сама придумать повод, какой больше нравится, а я торжественно подтвержу твою догадку. В конце концов, не всё же тебе молодых красавчиков выгуливать.

— Если вы про Михаила, то насчёт молодого я бы поспорила, — невольно улыбнулась я. — Он минимум на полвека старше вас.

— Но насчёт красавчика-то ты, тем не менее, ничего не возразила. А возраст… Цифры редко когда имеют принципиальное значение. По крайней мере, для человека, не являющегося ярым последователем пифагорейского учения, к коим ты, по моим наблюдениям, не принадлежишь.

— Значит, мы просто гуляем?

— Не «просто гуляем», а ждём развязки чертовски интересной игры, которую подкинула нам судьба, — наставительно заметил Феликс. — Между прочим, ты хоть представляешь, как тебе повезло, что твой иноземный знакомый выбрал для приземления именно твою голову? Не случись в этот момент поразительного стечения тысячи и одного обстоятельства, ты бы до сих пор занималась какой-нибудь ерундой, искренне считая, что в этом и заключается жизнь.

— Как вы сказали!.. Меня аж передёрнуло, — искренне выдохнула я.

— И не зря. Наши мастера испугались тебя учить, а сам я едва ли имел бы удовольствие с тобой познакомиться, если бы не этот случай. Когда много лет назад я взглянул на дочь Лиды и понял, что она начисто лишена талантов своей матери, совершенно утратил интерес к этой истории, списав в архив где-то на задворках памяти. Так что, откровенно говоря, шансов раскрыть своё истинное призвание у тебя было не много. Прожила бы всю жизнь, терзаясь нескончаемым томлением по чему-то неведомому, пробуя себя здесь и там и нигде не находя… Удивительная штука жизнь! И удивительна та щедрость, которую она проявила по отношению к тебе. За неделю узнать тайн больше, чем иные успевают за несколько десятилетий. Хотя бы за это её стоит любить — жизнь, я имею в виду. За столь причудливые изгибы судьбы в самые неожиданные моменты.

— Вы так лаконично выразили мои собственные мысли, что даже добавить нечего. Я, правда, пока не совсем представляю, что мне делать дальше после всех этих приключений… Если, конечно, я их переживу.

— Переживёшь, куда денешься! — утешил меня канцлер. — У меня на тебя совершенно иные планы, и твоя несвоевременная кончина, увы, никак туда не вписывается.

— Ну ради вас я, конечно, отложу похороны на более удобное время…

— Вот и славно! Потому что в ближайшую сотню лет тебе явно будет не до них. А может и дольше — как пойдёт. После нашего возвращения, как я уже говорил, я лично за тебя возьмусь. Сочиним тебе какую-нибудь должность… Моей секретарши, к примеру. Всегда предпочитал заниматься всеми делами и бумагами лично: ненужные до меня с некоторых пор не доходят, а важные я предпочитаю просматривать сам. Не хочу, чтобы какая-нибудь любопытная барышня совала свой длинный нос в мои документы. Но для тебя с удовольствием сделаю исключение: думаю, я нашёл себе преемницу, так что будет неплохо, если ты с самого начала станешь вникать не только в манящие глубины магии, но и в скучные бюрократические моменты.

Вместо ответа я лишь судорожно вдохнула и явственно услышала, как застучала кровь в висках, посылаемая по сосудам взбесившимся сердцем. Я пока не очень хорошо понимала, что именно мне предлагали таким будничным тоном в самой неофициальной обстановке — только отчётливо сознавала, что предложение было, прямо скажем, невероятно крутым. Чем-то запредельным. Примерно как если бы президент неожиданно лично предложил мне занять должность премьера с перспективой карьерного роста…

— Ой, только не говори, что не понимала, для чего я тут с тобой вожусь, до того, как я это озвучил, — поморщился Феликс, но было видно, что он доволен произведённым эффектом.

— Понимала, наверное… — неуверенно ответила я. — Но гнала эти мысли прочь. Не хотела уверовать в нечто подобное, а потом внезапно лишиться честолюбивых иллюзий — это, знаете ли, довольно неприятно, в чём жизнь меня не раз убеждала. То есть нет, не понимала даже, а просто очень хотела, чтобы это было именно так. Хотела, но не верила. Не позволяла себе поверить. Это слишком… слишком. А почему?..

— Ты? Здесь уж совсем всё просто. У тебя прекрасный потенциал и могущества на троих хороших волшебников — раз. Молодая и абсолютно нулёвая, как машина без пробега, и значит, у меня будет уникальная возможность набить твою головку исключительно полезными вещами, а не переучивать, выдалбливая из неё всякие прочно засевшие там ненужные глупости — два. Ты Странница; это очень редкий дар, и дурак я буду, если упущу такой шанс познакомиться с вашей породой поближе — три. Если этого мало, вспомни, что я показывал тебе не далее как позавчера: почти полвека назад я предлагал схожую игру твоей бабке, но Лида была слишком нетерпелива и, к сожалению, избрала другой путь. С тех пор я ещё не встречал ни одного волшебника, кого бы посчитал способным помочь сделать наш мир таким, каким мне хочется его видеть — до тех пор, пока не познакомился с тобой. Думаю, ты унаследовала не только способности Лиды, но и её поразительный железный характер — именно то, что нужно, когда ставишь невыполнимую цель. При этом в тебе нет её горячности и нетерпения…

— Были, — перебила я. — Может, и сейчас есть. Только жизнь научила меня воспитывать собственный характер.

— В таком случае мне стоит сказать спасибо всем тем мастерам, которые однажды отказались тебя учить. А заодно Виктории — за то, что она не обратилась тогда ко мне с этим вопросом. Потому что занятия магией с раннего возраста, как правило, не способствуют воспитанию характера — скорее уж наоборот: юные волшебники, в то время как их сверстники впервые пробуют алкоголь в тёмных закоулках, упиваются собственной уникальностью, хмелея от открывающихся возможностей куда как сильнее, чем их менее удачливые ровесники — от дешёвого пива. Потому жизнь их можно считать сравнительно удавшейся с самого начала — по крайней мере, они не мечутся в поисках себя, не переживают одно за другим разочарования в процессе скучной учёбы и рутинной работы… Они скорее буйные искатели весёлых приключений, что, как ты понимаешь, не укрощает горячий нрав, а, напротив, развращает. С возрастом это, конечно, проходит… если, как твоя бабка, не успеют накуролесить ещё в ранней молодости и навсегда распроститься с собственным призванием. Одним словом, не слишком счастливая юность — это нормально. Когда и набивать шишки, как не в эти чудесные годы.

— Наверное, вы правы. Мне сложно судить, потому что у меня была всего-навсего одна юность, и сравнивать особенно не с чем. Но в ней и впрямь были некоторые события, которые заставили меня здорово измениться: знали бы вы, какая я была буйная ещё лет пять назад… Но, оказалось, огонь не всегда хорош. Зачастую он обжигает окружающих, которые, сами понимаете, не в восторге от этого. Так что пришлось засунуть свой норов куда подальше и учиться быть спокойной и сдержанной — насколько это в моих силах.

— О да, Лида в своё время тоже была той ещё пламенной натурой… — канцлер мечтательно прищурился, как поэт, вспомнивший золотистые кудряшки музы в лучах заходящего солнца. — Так полыхала, что такие же юные балбесы рядом с ней вспыхивали, точно сухая щепа. Жаль, что в итоге она привела их на бойню… Её бы таланты — да в нужное русло; ладно, чего уж теперь воздух сотрясать. Что было, то прошло. В любом случае сейчас речь не о ней, а о тебе. Надеюсь, я достаточно развёрнуто объяснил, почему именно ты?

— Вполне, — я смущённо уставилась под ноги и, помолчав, добавила: — Но всё равно это слишком здорово, чтобы быть правдой. Один из минусов моей юности: она, кажется, разучила меня верить. Верить в целом и верить в чудеса — в частности.

— А тебя никто и не просит верить, я же не в религиозную секту вступать агитирую, — бодро шагавший чуть впереди Феликс остановился и обернулся. — От тебя пока вообще ничего не требуется, кроме как принять эту информацию к сведению и жить дальше так, как тебе того хочется. А начать серьёзно заниматься магией, я так понимаю, тебе всё же хочется.

— Очень!.. — с жаром подтвердила я.

— Ну и всё. Остальное пусть идёт своим чередом. Однажды ты станешь той, кем должна, и я буду чрезвычайно горд, что приложил руку к созданию этого совершенного инструмента, послушного воле чудесного мира магии. Смотри!

Он неожиданно взял меня за плечи и резко развернул. Над той же самой панорамой, которую я имела удовольствие лицезреть вчера, плавно кружила огромная хищная птица.

— Ты рождена летать, — услышала я вкрадчивый голос Верховного канцлера, — магия — твой воздух, поток и ветер. А я могу сделать твои крылья настолько крепкими, что там, где другие будут видеть ураган и неминуемую гибель, ты увидишь лишь чарующий вызов стихии. Стихии, которая покорится тебе, точно дикий жеребец — искусному наезднику. Ты хочешь этого, Лея?..

— Да! — я зачарованно наблюдала за полётом крылатой хищницы, словно загипнотизированная этим зрелищем и мягким полушёпотом стоящего позади чародея.

— Больше всего на свете? — тихо продолжал он. — Ты готова отречься от прошлой жизни, готова принять тот мир, который я могу тебе подарить?..

Я ответила молчаливым кивком. Почему-то от его слов стало немного не по себе, а в животе ёкнуло, как будто мне предложили что-то очень неприличное, но невероятно заманчивое.

— Ты увидишь чудесный, волшебный мир, я обещаю тебе! Если только ты сама этого захочешь, мы сумеем создать настоящую сказку из нашего общего дома. И будем жить в ней если и не вечно, то очень-очень долго… Впрочем, вечность меня тоже устроит.

— Я не понимаю… — обернувшись, я беспомощно заглянула ему в глаза, как заблудившийся ребёнок, надеясь найти ответ, почему мне так страшно и сладко одновременно от этих странных слов.

— Поймёшь, — его лицо вдруг осветилось такой обаятельной улыбкой, что все мои страхи как рукой сняло. — Очень скоро поймёшь. Всё, чего я хочу — чтобы ты доверилась мне. В противном случае я вряд ли смогу учить тебя так, как того требуют твои способности. Ты, конечно, успела заметить, что я бываю довольно жёстким с другими людьми, нередко выбираю неприемлемые, по твоим меркам, средства на пути к цели… Но, поверь мне, всё это не коснётся моей ученицы. Возможно, из меня получится довольно требовательный и временами невыносимый наставник, но только в тех случаях, когда это будет действительно необходимо. Потому что я хочу, чтобы ты стала величайшей волшебницей нашего — а, может, и не только — мира. Мира, который мы вместе сделаем лучше!

Я опустила взгляд. В голосе его звучал жар неподдельной искренности, но слова казались довольно странными для пожилого рассудительного джентльмена. Всерьёз пытаться в одиночку изменить мир… Ну не знаю.

В итоге я решила не забивать свой не слишком вместительный мозг всеми этими странными речами и остановиться пока на том, что по прибытии домой нужно срочно увольняться с прежней работы (на которой, к слову, я вроде бы уже должна была появиться пару дней назад) и идти на поклон к Феликсу. Надеюсь, его предложение не было шуткой: крушения таких иллюзий моя расшатанная психика могла просто не выдержать.

К руинам заброшенного капища мы вернулись ближе к полудню. Миша встретил нас подозрительным взглядом, но промолчал. Канцлер тем временем решил, что пора бы уже занять исходную позицию: увёл за ближайший уступ и широким жестом заправского фокусника укрыл нас как от чужих глаз, так и от поисковых заклинаний.

— А это ничего, что вы колдуете? — нахмурился вампир. — Сами же говорили, что нас могут почуять.

Признаться, меня эта мысль тоже посетила, но озвучить её я постеснялась: если господин Верховный канцлер что-то делает, значит, так нужно. Ему явно виднее.

— Было бы странно, если бы магия, направленная на то, чтобы прятать от чужих взоров, вместо этого с головой выдавала того, кто её применяет, — пожал плечами Феликс. — Подобные заклинания не оставляют следов, в этом их суть. Они не воздвигают стену, о которую может разбиться чужое заклинание — лишь делают окружающее пространство более пластичным, что заставляет любопытных как бы огибать нас, создавая иллюзию пустоты. Минус в том, что это укрытие является надёжным только до тех пор, пока мы сами о себе не заявим: любое боевое заклинание выдаст с головой, ясно обозначив наше присутствие.

Удивительно, но я, кажется, даже поняла, что он имел в виду и, как ни странно, примерно могла себе представить, с какой стороны подступиться к такому заклинанию, хотя повторить, конечно, пока не взялась бы.

Когда чуть позже я робко попросила ещё раз проинструктировать насчёт участия в предстоящем деле, Феликс лишь отмахнулся, дескать, главное — под ногами не путайтесь. А если что-то пойдёт не так, то в любом случае придётся импровизировать, так что тут нечего и размусоливать. Я только красноречиво вздохнула, поняв, что больше мне ничего не добиться, и загрустила, погрузившись в красочный мир кошмаров под названием «А если…», среди которых бестселлерами стали «А если Эри и Беатрис схватили, и всё провалилось ещё вчера, а мы тут сидим и ничего не знаем?!» и «А если сюда вообще никто не придёт?..»

Но они пришли.