Странница

Глава 17

Оглядевшись, точно затравленный зверь, попыталась унять охватившую меня дрожь. Проклятое воспоминание всё ещё стояло перед мысленным взором, и больше всего я боялась, как бы господин Верховный канцлер по моему состоянию не догадался, что произошло. Испуганно оглянувшись на своих спутников, я немного успокоилась: судя по их измученным лицам, им сейчас было не до меня. Нет, этот эпизод точно не стоит пересказывать! Как не стоит и забывать…

Мы оказались на какой-то безлюдной узкой улочке, освещённой единственным фонарём, болтавшимся метрах в двадцати от нас. Кажется, здесь была ночь или поздний вечер; по крайней мере, вокруг царила темнота и тишина.

— Что ж, с прибытием, господа! — покряхтывая, поднялся Феликс. — Полагаю, для начала нам следует устроиться на ночлег, а уже потом разбираться более детально что к чему. Как думаете, мы попали по адресу?..

— Об этом стоит спросить местного жителя, — Михаил кивнул в сторону замаячившей вдалеке фигуры.

Средних лет мужчина уверенно двигался в нашу сторону, вперив сосредоточенный взгляд в тротуар, словно бы тот мог исчезнуть, если не рассматривать его столь тщательным образом. Незнакомец был одет весьма просто: какие-то нелепые туфли, свободного покроя штаны и невзрачная куртка. Непокрытая голова заросла неухоженными тёмными волосами; половину лица покрывала густая поросль рыжеватых усов и бородки.

Вдруг, словно что-то почувствовав, мужчина резко вскинул взгляд, увидел нас и притормозил. Чуть попятился, но дать дёру не успел: в ту же секунду наш штатный вампир оказался рядом и буквально пригвоздил беднягу к месту своим гипнотическим взором.

Пока мы с Феликсом добрались до места событий, Михаил уже успел о чём-то тихо расспросить мужчину и отпустить восвояси, так что тот только окинул нас равнодушным взглядом и направился своей дорогой.

— Мы не ошиблись, это действительно Фижеро-Роуз, — предотвратил наши вопросы Миша. — Кстати, этот милый господин сообщил мне, что чуть дальше по этой улочке, в соседнем квартале, мы с вами можем найти пристанище на постоялом дворе некой Толстушки Сью… Не думаю, что заведение достаточно фешенебельное, но выбирать, насколько я понимаю, не приходится.

— Ты правильно понимаешь, — кивнул канцлер. — Знаешь, а взять тебя с собой была не такая уж плохая идея…

— Спасибо за комплимент, — едко усмехнулся вампир, — но, на вашем месте, я бы воздержался от подобных похвал… ради сохранения в коллективе благоприятного микроклимата.

Феликс не ответил — очевидно, они и так прекрасно друг друга поняли. Да и уставшие были оба, в отличие от бодро маршировавшей рядом меня, поэтому молча поспешили в указанном направлении.

Через несколько минут справа от нас мелькнула облупившейся краской вывеска, освещённая странным бледно-зелёным светом тусклого фонаря: «В гостях у Сью». Переглянувшись, мы направились в сторону входа; Феликс дёрнул за ручку. Дверь легко поддалась, послушно пропуская нас в небольшое помещение, залитое всё тем же бледным светом. По левую и правую сторону от нас стояло несколько грубой работы деревянных столов, по большей части пустовавших: лишь совсем ещё молоденький мальчишка жадно уплетал что-то из огромной миски, да какой-то толстяк развалился на деревянной скамье, опершись о стену и не открывая глаз. Оглядев эту идиллическую картину, мы двинулись прямиком к стойке, с другой стороны которой к нам уже спешила румяная улыбающаяся женщина средних лет с уставшим, но довольно миловидным лицом. Она уставилась на нас, очевидно, чего-то ожидая.

— Мы бы хотели снять комнату… — начал Феликс, но женщина тут же перебила.

— Комнаты есть, господин, хорошие, светлые. Столоваться, надеюсь, у нас будете? Никто ещё не жаловался на стряпню Толстушки Сью! Вас сейчас проводить, или отужинать желаете?.. Гости вы поздние, видать, дорога дальняя была, устали, небось… Ванну сегодня предложить не могу: слуги уже разошлись, не обессудьте… Только у нас правило, благородный господин: плата наперёд. Уж простите, да больно народ нонче бессовестный пошёл, вот и приходится честных людей в смущение вводить. А то как же, так и разориться недолго…

Канцлер молча извлёк откуда-то из кармана тускло блеснувшую монету.

— Этого хватит? — серебристый кружок жалобно звякнул о стойку.

— О, господин платит за два дня вперёд! — с удвоенной энергией затараторила хозяйка этого, очевидно, не слишком популярного заведения. — Сейчас-сейчас, лучшие комнаты на втором этаже. Только сегодня освободились; всё прибрано, бельё поменяно. Я вам мигом водички накипячу, умоетесь с дороги — устали, небось. А ужин-то как, изволите?..

— Да, пожалуйста; мы поужинаем у себя, — решил Феликс.

— Конечно-конечно, как господа пожелают. Сейчас всё подогрею, всё подам, всё в лучшем виде! А вот и ваши комнаты… Вы свечи предпочитаете или светильники?

— Свечи, — не задумываясь, ответил Верховный канцлер. Скорее всего, просто не хотел, чтобы хозяйке мы показались ещё более странными, чем были на самом деле, поэтому выбрал понятный нам вариант.

— А вот это правильно, вот это я люблю, — тут же одобрила женщина; надо думать, выбери мы светильники, она бы сказала то же самое. — Живой-то огонь он завсегда лучше. И так в этом городе куда ни плюнь — всё одно, или в мага попадёшь, или в какие-нибудь штучки их волшебные.

С этими словами наша провожатая засветила высокую толстую свечу и тут же зажгла от неё остальные, расположившиеся в резных настенных канделябрах. Неровный свет озарил наше временное пристанище.

Комната представляла собой относительно просторное помещение с двумя большими окнами, сейчас плотно зашторенными. Посредине расположился изящный невысокий столик, окруженный мягкой софой и парой кресел с потёртой обивкой. Стены, выложенные понизу деревянными панелями, выше были оклеены какими-то безвкусными синими обоями в белый горох. Огромный шкаф тёмного дерева, массивный комод и занавешенная полупрозрачным пологом кровать довершали обстановку. В противоположном от входа углу виднелась чернота прохода в соседнюю комнату.

— Вот так у нас тут всё… — обвела рукой Толстушка Сью. — Простенько, так ведь и плата умеренная. Там вот в спальне ещё две кровати — всего три, получается, как раз будто на вас рассчитано… Ну так вы располагайтесь пока, а я быстренько.

С этими словами она исчезла в коридоре, не забыв напоследок прикрыть за собой дверь.

— Слушайте, а откуда у вас местные деньги? — наконец решилась я задать вопрос, который вот уже пять минут как не давал мне покоя.

— Так, знаешь ли, один общий знакомый поделился… — лениво усмехнулся Феликс, прозрачно намекая на всё ещё томившихся в нашем мире пленников.

— Ну вы и… предусмотрительный, — я с трудом подобрала корректное слово.

— Есть такое дело, — канцлер уже деловито обходил наше временное пристанище. — Ничего, жить можно. В любом случае это ненадолго. А пока лично я собираюсь поужинать и завалиться спать: совершенно нет ни сил, ни желания что-либо предпринимать до утра. В конце концов, мне уже не двадцать лет, чтоб скакать между мирами как сайгак по степям…

— Я бы тоже не прочь… поужинать, — сглотнул Михаил. — Насчёт усталости полностью согласен, давно не чувствовал себя таким разбитым… Интересно, местные горожане сильно отличаются от обитателей нашего мира?..

— Если ты имеешь в виду вкусовые качества, то тут, я полагаю, тебе придётся проверять на собственном опыте, — понимающе усмехнулся Феликс. — А если качества человеческие, то нет, не сильно: такие же жадные, мстительные, мнительные, эгоистичные, жаждущие власти… Разные, в общем.

— Я смотрю, вы уважаете себе подобных, — съязвил вампир.

— А с чего я должен их уважать? — поморщился господин Верховный канцлер. — Отдельных представителей — возможно, но, по большей части, уважать людей особенно не за что. Впрочем, я ведь и сам такой, на уникальность не претендую, так что… А вообще, пустое это.

С этими словами чародей плюхнулся на софу и блаженно вытянул ноги.

— Кстати, если уж ты всё равно решил проветриться, не будешь ли так любезен поохотиться заодно и за одеждой?.. Насколько я могу судить, одеты мы не совсем по моде, что может привлечь ненужное внимание. Впрочем, если тебя это затруднит…

— Меня это не затруднит, — откликнулся Михаил. — Но только потому, что я сам об этом думал, а вовсе не потому, что вы об этом попросили!

Он вдруг одним лёгким движением очутился у окна, с грацией дикой кошки резко отдёрнул штору и с силой потянул створку, поддавшуюся с жалобным скрипом.

— В таком случае, если не возражаете, я вас покину, — произнёс он каким-то глубоким обволакивающим голосом; сузившиеся глаза хищно блеснули, и его силуэт мгновенно растворился где-то в густой черноте ночи.

— Нет, определённо, мы не зря прихватили с собой вампирчика… — протянул Феликс. — Мало что пользу приносит, его ещё и кормить не надо.

Я не ответила. Говорить совершенно не хотелось. В сердце внезапно заскреблись сорок кошек разом. Почему-то всё происходящее вдруг показалось мне глупым и несмешным фарсом: что я вообще делаю в этом чужом, незнакомом мире?.. С людьми, которых едва знаю… Захотелось ни с того ни с сего завыть на луну, но, к досаде, на этом небе даже светил не имелось. Как хорошо было бы сейчас вновь оказаться по ту сторону реальности, раствориться в тёплом мраке межпространственной материи и не думать ни о чём…

— Эй, Лея, ты здесь вообще?.. — встревоженное лицо канцлера зависло прямо надо мной. — Нам вон ужин принесли — какая-никакая, а всё радость. Куда это ты собралась?.. Эк тебя накрыло!.. Вот он, бич Странников! А я ведь предупреждал. Слушай, я бы тебе с удовольствием помог, но именно в этом конкретном случае понятия не имею, как. Честно говоря, вообще слабо представляю, на что это похоже…

— На влюблённость, — уныло откликнулась я, не шевелясь и глядя в потолок. — На манию. Аддикцию, если хотите. Даже удивительно, почему она меня настигла только сейчас. Как будто эта ваша межпространственная материя вырвала нехилый такой кусок души и вложила вместо него пустоту. Весьма болезненную пустоту, надо сказать… Вы даже представить себе не можете, как меня туда тянет. И при этом я знаю, что по возвращении это ноющее чувство заставит взвыть с новой силой. Хочется просто раствориться в этой сияющей черноте и никогда не возвращаться… никогда не быть. Видимо, я схожу с ума.

Сделав столь неутешительный вывод, я прикрыла глаза. Удивительно, как легко мне удалось облечь в слова то чувство, которое так внезапно начало разъедать всё моё существо и которое я сама едва понимала. Это и впрямь было похоже на любовь. Точнее, на любовную зависимость. Только шагни — и она поглотит тебя целиком и полностью.

— Но, знаете, что самое удивительное, — продолжила я свои излияния замершему в нерешительности канцлеру, — ни за какие сокровища мира я бы не согласилась расстаться с этой болезненной привязанностью. Звучит как исповедь мазохиста, но эта боль в груди — я уверена, она теперь вовек меня не отпустит — словно бы окрыляет; это чувство заставляет выть волком, но оно в то же время приятно. Кажется, отними его — и жизнь тут же потеряет всякий смысл. Даже странно, как я раньше жила без этого камня на сердце и не повесилась от полного отсутствия какого бы то ни было смысла своего глупого существования. Вы, наверное, думаете, что я окончательно спятила и несу какую-то дичь… Должна признать, в этом утверждении много горькой правды. Я, собственно, к чему это всё: мне пока, пожалуй, хватит скакать между мирами. Если я там окажусь в ближайшее время, клянусь, я оттуда уже не вернусь. Все доводы рассудка и даже вы будете бессильны. Я с удовольствием окончу жизнь в объятиях межпространственной материи, но снова терпеть эту пытку не буду. Надеюсь, тяга немного утихнет со временем, как после долгой завязки, и тогда я снова смогу… Но не сейчас.

— Этого ещё не хватало, — устало пробормотал мой невольный слушатель. — Ты же, помнится, только что в пляс не пускалась — такой заряд энергии получала. А теперь здрасьте, приехали!

— Я и сейчас получила, — отозвалась я не то восторженно, не то тоскливо. — Это действительно как любовь, по крайней мере, болит так же. Но вот когда любовь неразделённая, от неё хочется избавиться — забыть, убежать, найти новую. А здесь — разделённая, взаимная, сильная, но, в силу обстоятельств, невозможная. Потому и не отпустить её, потому и сладка эта горечь. Знаете, я ещё час могу объяснять, но, боюсь, вы всё равно не поймёте. Да и никто, наверное, не поймёт… Разве что такие же сумасшедшие.

Ещё немного потоптавшись и сочувственно покивав, Феликс всё же сел ужинать. Оно и правильно: не голодать же, в самом деле, человеку из уважения к чужим трудностям с мировосприятием. Мне вдруг ужасно захотелось остаться одной, где-нибудь далеко-далеко, где можно излить тоску жалобным скулежом, хоть немного облегчить её горячими слезами по своему персональному несбывшемуся, и где никто не полезет ко мне с глупыми утешениями, в ответ на которые хочется зарыдать пуще прежнего или же сразу прибить. Утешениями, которые ничего не изменят, от людей, которые никогда не поймут…

Медленно поднявшись, я направилась в сторону второй комнатки.

— Я прилягу здесь, — не глядя в мою сторону, произнёс господин Верховный канцлер, — а наш вампирчик ещё неизвестно когда вернётся. В любом случае до утра тебя никто не потревожит.

Я облегчённо выдохнула. Кажется, он всё-таки понял и сделал то единственное, что мог — дал мне время прийти в себя, за что я почувствовала искреннюю благодарность.

Наутро была если не в порядке, то, по крайней мере, старалась создать видимость этого. Состояние стало в меру паршивым: смирившись с этой новой тоскливой болью как с чем-то неизбежным, я училась жить с ней, как иные живут с подагрой. А что мне оставалось?.. Это был не вопрос выбора. Моя странная природа, пока не до конца ясная даже мне самой, наконец заявила о себе, и оставалось только либо принять её, либо впустую потратить уйму сил на бесполезную борьбу, в которой я бы всё равно не выиграла.

— Доброе утро! — радостно приветствовал канцлер, заботливо пододвигая мне кресло и вручая кружку с каким-то горячим напитком.

Я недоверчиво принюхалась к содержимому, сделала неуверенный глоток… Что ж, вполне можно пить. Феликс упорно делал вид, что не замечает моей кислой невыспавшейся рожи и не помнит о вчерашних откровениях. Похоже, он ещё был неплохим психологом в придачу к прочим своим талантам. А, может, просто жил на этом свете достаточно долго, чтобы научиться разбираться в таких вещах…

— Наш вампирчик пошёл заказывать завтрак, — добавил он, очевидно, не ожидая от меня сегодня большой общительности и беседуя за двоих. — Очень хочется верить, что он ограничится нормальной человеческой едой и не будет требовать от бедной женщины принести ему пару кувшинов крови невинных девственниц…

— Не буду, — согласился возникший на пороге Михаил. — Кровь старых колдунов, за неимением лучшего, тоже вполне годится.

С этими словами он плюхнулся напротив меня и пристально вгляделся в мою потерянную физиономию.

— Как твоя охота? — я выдавила из себя жалкое подобие улыбки.

А потом вдруг поняла, что мне и впрямь хочется улыбнуться. В конце концов, меня окружали вполне себе понимающие люди, а сердце… Что ж, пусть себе болит, если ему так хочется; к тому же я и впрямь находила в этом чувстве некое извращённое удовольствие, находила… себя?..

— Очень познавательна, — Миша расплылся в самодовольной улыбке. — Я чудесно провёл время: совершил короткую экскурсию по городу, познакомился с одной очаровательной леди, достал нам кое-какую одежду. И, кроме всего прочего, узнал, где найти двух бродячих трюкачей.

— И ты молчал?! — чуть не подпрыгнул в своём кресле господин Верховный канцлер.

— Ну, во-первых, я был уставший. Во-вторых, мы бы всё равно не стали наносить им визит ночью — это было бы весьма неучтиво с нашей стороны. В-третьих, мне хотелось сообщить об этом вам обоим. И, наконец, эти ребята вовсе не скрываются — напротив, они готовят какой-то номер, так что заинтриговали уже весь город, и почти все дни проводят в местном театре.

— Очень разумно с их стороны, — задумчиво проговорил Феликс. — Вряд ли стайка фанатиков, которую они выставили на посмешище, так легко простит оскорбление, а быть всегда на виду влюблённой публики — лучшая защита для таких, как они. Эти ребята очень неглупы, мне прямо не терпится с ними познакомиться…

— Думаю, сейчас мы вполне можем это сделать, — заметил вампир. — На улице давно рассвело, мы наверняка застанем их в театре.

Одежда, которую принёс Миша, оказалась самой простой и вряд ли могла привлечь к нам внимание, за исключением того факта, что все три костюма были мужские. В ответ на мой вопросительный взгляд вампир лишь виновато развёл руками:

— Извини, когда я лазил по чужим дворам, выбирать особо не приходилось: что сушилось, то и взял. В любом случае, ни одного сколько-нибудь приличного платья, да ещё и такого маленького размера, мне нигде не встретилось. А это, видимо, сшито на какого-то худого подростка… В общем, побудешь немного мальчиком, что в этом такого?..

— Не буду я мальчиком! — фыркнула я. — Буду девочкой в мужской одежде.

Но тут уже вмешался канцлер:

— Ну уж нет, дорогая! Весь этот нелепый маскарад, собственно, только для того и нужен, чтобы не привлекать лишнего внимания, а твоя идея полностью противоречит этой концепции. Уберёшь волосы под шляпу, ссутулишься немного… А лица под широкими полями всё равно будет не видно. Да и берцы твои, прости Господи, не слишком-то женственная обувка, что нам только на руку.

Таким образом, судьба моя была предрешена. Я ещё что-то поворчала по поводу мужской тирании, пока мы спускались к выходу, но на улице благоразумно затихла: вряд ли, конечно, кого заинтересует мой далеко не мужской и даже не мальчишеский голос, но мало ли.

По дороге меня так и подмывало оглядеться по сторонам и познакомиться наконец с городом под названием Фижеро-Роуз, но из-за проклятой конспирации приходилось пялиться лишь на серые булыжники узких мостовых, окружённых плотно прилегающими друг к другу постройками. Мы довольно быстро вышли на какую-то шумную улицу. Немногочисленные прохожие спешили по своим делам, то и дело мимо нас рысили верховые и проезжали тяжёлые экипажи, далеко не все из которых были запряжены лошадьми: некоторые двигались сами по себе. Интересно, это техника или магия?..

Через полчаса и пару вежливых уточнений маршрута мы достигли цели нашего путешествия. Величественное здание театра всё же заставило меня забыть об осторожности и впериться в него восхищённым взглядом. Выстроенное из белого камня, сильно смахивающего на мрамор, оно ослепляло своим блеском, высокими отполированными колоннами, алыми тропинками ковров на широких ступенях… Крышу входа венчала скульптура: три огромных белоснежных голубя взлетали, удерживаемые золотой лентой, обвившейся вокруг шеи каждого из них. Михаил учтиво распахнул передо мной массивную дверь светлого дерева, и мы вошли в этот храм искусства.

Казалось, сама атмосфера здания была наполнена какой-то тайной и отзвуками волшебства, словно желая с первой секунды поразить посетителей и заставить позабыть на время обо всём, что происходило в их жизнях за пределами театра. Высокие потолки подпирали всё те же белоснежные колонны; правда, здесь по ним струились яркие зелёные лианы с большими листьями и алыми цветами. Обвиваясь вокруг своей опоры, они слегка подрагивали, словно бы от лёгкого ветра… Не в силах удержаться, я дотронулась до одного из цветков… но рука моя ощутила только холодное прикосновение отполированного до блеска камня. Я с удивлением поняла, что это всего лишь иллюзия, которыми, как оказалось, театр был набит под завязку.

В холле царила пустота, так что в поисках, к кому бы обратиться, нам пришлось подняться на второй этаж. Краем глаза я уловила, что вдоль перил тянулись те же самые вьющие растения, которые оплетали колонны. Стоявшие по обе стороны от широкой лестницы искусно высеченные из камня юноши при нашем приближении вдруг изящно поклонились, так что от неожиданности я вздрогнула. Феликс лишь пренебрежительно фыркнул, дескать, знаем мы эти ваши дешёвые трюки.

На втором этаже нас встретили яркие, похожие на звёзды, огоньки, беспорядочной россыпью повисшие прямо в воздухе. При нашем появлении они задрожали и немедленно сложились в созвездие, напоминающее скрипку, которая тут же заплакала тихим мелодичным голосом. Пройдя немного дальше по широкому коридору, мы упёрлись в круглую площадку: вдоль стен примостились невысокие обитые алым бархатом оттоманки на позолоченных резных ножках, а посредине возвышался фонтан. Красивый юноша сидел на уступе, мечтательно глядя куда-то вдаль и перебирая струны лежащего у него на коленях инструмента; хрупкая девушка в летящем платье словно бы готова была затанцевать под его нежные напевы… И, честно говоря, удивление моё было уже не столь велико, когда из каменного инструмента действительно полилась чудесная мелодия, а юная дева и впрямь закружилась под струями воды в удивительно грациозном танце. Через пару минут они, как ни в чём не бывало, замерли на своих местах.

Когда я наконец отвела взгляд от этой фантастической сцены, оказалось, что у нас проявился провожатый, уже успевший привлечь внимание моих не столь зачарованных путников. Прямо за моей спиной, в паре метров, стоял средних лет джентльмен, одетый в элегантный, расшитый серебром изумрудный камзол и серые кюлоты; поверх жилета лежало идеально белое жабо рубашки. Образ довершали чулки цвета слоновой кости и серебристые туфли с изумрудными пряжками. У незнакомца были пепельно-тёмные волосы до плеч и удивительные раскосые глаза. Ни слова не говоря, он махнул нам рукой и, не оборачиваясь, поплыл к неприметной дверце, которая располагалась здесь же, за драпировкой. Вся фигура неспешно двигавшегося впереди мужчины казалось какой-то нереальной; я даже не была уверена, что он касается земли. Честно говоря, наш молчаливый провожатый поразил моё воображение сильнее, чем все прочие чудеса. Не знаю уж, что думали о нём мои спутники, но вид они сохраняли самый невозмутимый.

В конце концов мы оказались перед самой обычной дверью светлого дерева. Кивнув в её сторону, незнакомец всё так же безмолвно одарил нас на прощание пронзительным взглядом, после чего… исчез. Просто растворился в воздухе, как тает дымка предрассветного тумана. Пока я замерла в ступоре, выхватывая из окружающей обстановки то длинный коридор, то лучащееся мягким светом бра, то выглядывающую из-под драпировки тёмную ручку двери, безуспешно надеясь разглядеть удаляющийся силуэт нашего провожатого, Феликс негромко постучал.

— Да?.. — раздался приглушённый женский голос.

Переглянувшись, мы с Михаилом последовали за канцлером, уже просунувшим в дверь не только свой любопытный нос, но и всё остальное. За порогом оказалось довольно просторное помещение с двумя широкими окнами, вдоль стен которого тянулись стеллажи, заваленные бумагами и книгами. На громоздком столе чёрного дерева, занимавшем почётное место в центре кабинета, царил творческий беспорядок, казавшийся здесь почему-то весьма уместным. Приятная женщина лет тридцати пяти встретила нас удивлённым взглядом. Её строгое серое платье прекрасно оттеняло уложенные в узел тёмные волосы; чёрные брови приподнялись в ожидании.

— Добрый день! — вежливо начал Феликс. — Простите наше внезапное вторжение, но мы прибыли в Фижеро-Роуз совсем ненадолго, и дело наше не терпит отлагательств. Извините, не знаю, с кем имею честь…

— Розалинда Хаммерлоун, директор театра, — отозвалась собеседница; у неё оказался глубокий грудной голос, который наверняка привёл в смятение не одно мужское сердце.

— Прекрасно, значит, мы обратились по адресу. Видите ли, мы представляем интересы одного… весьма известного лица, разглашать имя которого нам строжайше запрещено. Мы услышали, что у вас сейчас гастролируют известные иллюзионисты, и без промедления поспешили сюда. У нашего патрона есть для них деловое предложение насчёт… закрытого выступления для очень узкого круга лиц. Мы были бы весьма признательны, если бы вы познакомили нас с артистами.

— О, так вы по этому делу, — улыбнулась Розалинда; лицо её, прежде напряжённое, разгладилось. — Что ж, вы прибыли вовремя: пока у нас идёт репетиция новой постановки. Эри и Трис получают в своё распоряжение сцену чуть позже, так что, думаю, они не откажутся уделить вам время. Пойдёмте, я провожу.

— Это было бы весьма любезно с вашей стороны, — учтиво кивнул Верховный канцлер.

Мы двигались какими-то узкими коридорами, вдоль которых тянулись многочисленные двери; за ними, очевидно, вовсю кипела тайная закулисная жизнь театра. Никаких особых происшествий более не случалось, разве что мы вновь увидели пышно разодетого джентльмена — того самого, что проводил нас до кабинета директора. Прислонившись к одной из дальних дверей, он без всякого стеснения подслушивал, что происходило внутри, никак не отреагировав на наше появление. Хотя мы тактично промолчали, Розалинда, очевидно, посчитала своим долгом объяснить такое странное поведение вышеозначенного господина.

— Это наше местное привидение, — улыбнулась она. — Кстати, как раз суёт свой длинный нос в дела столь интересующих вас артистов.

— Привидение?.. — недоверчиво вскинул брови Феликс.

— Простите, я не совсем верно выразилась, — поправилась женщина. — Дарингтон — иллюзия, несколько лет назад подаренная нам одним из преподавателей Имперской школы прикладной магии Фижеро-Роуз. Иллюзия — точная копия своего создателя, большого почитателя искусства; мы даже назвали его так же.

— А знаете, ведь именно он проводил нас к вашему кабинету, — впервые подал голос Михаил; очевидно, эта история показалась ему весьма любопытной.

— Да, Дарингтон любит гостей, — кивнула Розалинда. — Он ведь не может покинуть театр, поскольку давшая ему жизнь магия действует только в пределах этого здания. Его создатель посчитал, что негоже призраку разгуливать без присмотра по всему городу. Поэтому новые лица чрезвычайно привлекают Дарингтона — как видите, Эри и Трис явно не успели ему наскучить.

— Скажите, а эта ваша иллюзия — он что же, всегда молчит? — поинтересовался канцлер.

— Так пожелал настоящий Дарингтон: видите ли, он считал, что, если привидение вдруг начнёт засыпать всех вопросами или надоедать своей болтовнёй, вся его таинственность мигом испарится. К тому же это могло бы доставлять лишнее беспокойство и неудобство служащим театра, чего чародей уж точно не хотел. Кроме того… это довольно странная идея, но… когда Дарингтон подарил нам эту иллюзию, он сказал, что, если только на это хватит его могущества, после смерти он сам желал бы стать этим призраком. Пообещал, что однажды, а именно в день смерти своего создателя, фантом заговорит — это будет означать, что дерзкая задумка удалась. Волшебник не раз признавался, что его тяга к искусству едва ли уступает тяге к магии, но, поскольку в жизни выбор был сделан в пользу последней, в смерти ему бы хотелось исправить эту оплошность…

Привидение наконец соизволило повернуть голову в нашу сторону — мы уже находились у самой двери — и вдруг, сделав шаг, растаяло в дверном проёме.

Тепло улыбнувшись, как матери улыбаются невинным шалостям собственных детей, Розалинда Хаммерлоун громко постучала. Из-за двери послышался тихий шорох, после чего она неслышно отворилась словно бы сама по себе. Наша провожатая неспешно проследовала внутрь; мы потянулись за ней. Конечно, никакого призрака внутри не оказалось.

— Что-то случилось, мисс Хаммерлоун?.. — раздался мелодичный женский голос.

— Нет-нет, всё в порядке, — поспешила успокоить директор. — Вы можете готовить ваше представление в обычное время после обеда. Эти господа желают беседовать с вами по поводу частного выступления. Я подумала, что вас может заинтересовать подобное предложение, поэтому взяла на себя труд лично проводить их до гримёрной. Однако дальше, полагаю, лишние уши вам ни к чему, а потому я вас оставлю. Надеюсь, вы придёте к взаимному согласию.

С этими словами Розалинда покинула комнату, деликатно прикрыв за собой дверь.