Странница

Глава 23

Ближе к обеду мы уже выезжали из Фижеро-Роуз. Простая чёрная карета с небольшими занавешенными окнами, запряжённая тяжеловозом рыжей масти, споро двигалась прочь от города. Чета Уден разместилась на козлах, настоятельно рекомендовав нам плотнее задёрнуть шторы и не высовываться из экипажа, покуда тот движется. Прозвучало это пожелание скорее как приказ, так что волей-неволей нам троим пришлось довольствоваться обществом друг друга, не имея даже возможности устремить задумчивый взгляд в окно. Как-то само собой негласно решилось, что я сидела рядом с Феликсом, а Михаил разместился напротив.

С первых же миль путешествия повисло тягостное молчание, каждая минута которого, казалось, увеличивала пропасть, пролёгшую между мной и Мишей после вчерашнего происшествия. Я мечтала разрядить обстановку какой-нибудь ничего не значащей болтовней, но слова застревали в горле, стоило бросить взгляд на застывшего напротив вампира. Прикрыв глаза, он, казалось, погрузился в свои мысли. В конце концов я смирилась с тем, что поговорить у нас сегодня так и не получится, и тоже устало смежила веки.

Почувствовав на своём запястье цепкую хватку, вздрогнула от неожиданности и открыла глаза. Вместо тёмного, освещённого единственным канделябром пространства кареты вокруг меня разливался кипящей волной океан Силы.

— Это Нижний уровень?.. — спросила я державшего меня за руку Феликса.

— Да, — он почему-то снова выглядел молодым, каким я уже видела его однажды в Ковене; в серых глазах плескался неподдельный охотничий азарт. Пожилой джентльмен вновь бесследно исчез, будто и не было его вовсе, но сейчас это почему-то не казалось мне странным.

— Миша…

— Он спит. А если проснётся, увидит наши отрешённые лица и ничего более. Он же вампир, ему чужда наша магия. Собственно, ему в принципе чуждо всё человеческое… Ну да речь не об этом, точнее, не только об этом. Мне нужно поговорить с тобой. Без свидетелей. И пока наш друг отдыхает после бессонной ночи…

— Бессонной?.. — я виновато прикусила губу.

— После ваших вчерашних разборок он ещё немного пометался, а потом распахнул окно и был таков. Вернулся под утро, ещё более раздражённый и совершенно вымотанный. Уж не знаю, чем он там занимался, да мне это и не интересно. А вот что касается вашего… маленького приключения, ты была к нему несправедлива.

— Знаю, — я отвернулась. Чувство вины не отпускало: я напрасно обидела чело… живое существо, пытавшееся лишь спасти меня.

— Пойми, наш спутник всё-таки не человек. Он защищал себя и тебя — как умел. И убийство не кажется ему чем-то сверхъестественным или ужасным — это всего лишь закон выживания. Ну и справедливости ради стоит заметить, что те ребята и впрямь не заслуживали иной участи.

— Вы правы, — почему-то от его слов мне стало только тяжелее. В них были логика и смысл, но в то же время и что-то ужасно неправильное, несправедливое.

— Послушай меня, Лея, — канцлер ещё сильнее сжал моё запястье, — Михаил — вампир. Он совершенный хищник, созданный природой, чтобы охотиться на людей. На нас. Ты никогда не должна забывать об этом.

— Зачем вы мне всё это рассказываете?.. — я в отчаянии подняла на него затуманенный болью от этих слов взор; попыталась высвободить руку, но он не позволил.

— Постой, мы недоговорили. Только лишь затем, чтобы ты не осуждала его и попыталась понять…

— Я не осуждаю!..

— … какими бы странными и жестокими тебе ни казались его поступки. Ты, полагаю, впервые видела смерть так близко, во всей её неприглядной красе. Должно быть, зрелище было то ещё, но твоей вины здесь нет. Ты бы не смогла его остановить. Да ты и сама это знаешь, ты ведь… пыталась?..

Господи, почему он терзает меня, зачем ковыряет свежие раны?! Я едва сдерживалась, чтобы не позволить вчерашнему потрясению пролиться наконец спасительными слезами.

— Конечно, пыталась, — удовлетворённо кивнул мой мучитель. — Такой юной девочке противна сама мысль об убийствах. Тем более если убийца — её… друг.

— Мы знакомы всего несколько дней, — прошептала я, не в силах больше сопротивляться.

— Мне казалось, вы… неплохо сошлись за эти дни. Что ж, вижу, ты пока не готова принять простую мысль, что природа некоторых существ весьма чужда человеческой, как бы нам ни хотелось это отрицать. В таком случае оставим это. Единственное, о чём я хотел попросить тебя: пока мы вынуждены работать вместе, постарайся забыть о его… оригинальном мышлении. Сейчас тебя должно волновать только одно: он часть нашей маленькой команды, мы должны доверять ему.

Что он хочет этим сказать?.. Отчего-то мне казалось, что эти примиряющие слова звучат как оскорбление для дремлющего напротив… существа. Не человека. Боже, о чём это я?!

— Я доверяю Мише, — спазм на секунду сдавил горло. — Пожалуйста, давайте больше не будем об этом.

— Вот и славненько! — искренне обрадовался Феликс, словно ничего другого и не ожидал. — Теперь о тебе.

— Обо мне?.. — удивилась я.

— Ну, вся эта история так или иначе скоро закончится… Кстати, как твоё самочувствие? Я имею в виду твой, так сказать, странничий недуг.

— Болит, — лишь ответив, я прислушалась к себе. Дёрнула плечом. — Знаете, я привыкаю к нему. Мне даже нравится эта томительная тоска, влечение, которое невозможно утолить. Я как будто уже сроднилась с ней, приняла… Вот только как мне теперь вернуться домой?.. Кажется, если рискну сунуться в межпространственную материю, эта жажда мгновенно превратится в безумие, сведёт меня с ума, никогда не позволит скинуть сеть своих восхитительных чар…

— Да, одной тебе и правда не стоит туда лезть, — вздохнул Верховный канцлер. — И, видимо, ещё не скоро будет можно — не раньше, чем ты сумеешь принять и полюбить свою природу, смириться с ней. Но за возвращение не волнуйся: думаю, что смогу провести тебя почти без риска. Вопрос в другом: а что дальше?

— Дальше?..

Я смешалась. Признаться, эта мысль часто тревожила меня, но я старательно засовывала её как можно глубже, предпочитая не загадывать наперёд после того момента, где нам предстоит уничтожить Первозданные аквамарины.

— Ну ты же не собираешься, я полагаю, забыть обо всём и продолжать спокойно жить своей прежней жизнью? Конечно, нет, глупый вопрос. Ты бы не смогла, даже если бы захотела. А ты не хочешь, так?

— Так, — покорно подтвердила я. Кажется, этот человек читает в моём сердце лучше, чем я сама. По крайней мере, уж точно не хуже.

— У тебя большое будущее, Лея. Конечно, многое тут зависит от тебя, но, если ты по-настоящему захочешь чего-то добиться… Прекрасные данные, наследственность, о которой можно только мечтать, да ещё и начала ты с того, до чего некоторые за всю жизнь не дорастают. Про то, что ты Странница, я вообще молчу — мало что сам в этом понимаю, откровенно говоря. Но пока это и неважно: раз мотаться между мирами тебе сейчас опасно — самое время заняться более приземлёнными делами. Кстати, не хочешь взглянуть на свою легендарную бабку?

— Это возможно?! — я впилась в него испытующим взглядом — конечно, мне очень хотелось. — От бабушки Лиды у нас осталось только несколько фотографий, я же не знала её совершенно. К сожалению. Она, видимо, была необыкновенной женщиной.

— Да уж, — нервно хохотнул Феликс. — Кажется, ты не унаследовала её крутой нрав. Знаешь, не хочу тебя обижать, но, откровенно говоря, я рад, что Лида уже не застала тебя. Думаю, она бы решилась нарушить запрет, наложенный трибуналом, и, наплевав на осторожность, сама бы взялась пестовать тебя с малых лет. Боюсь даже представить, чем бы это всё в итоге обернулось… Так или иначе, всё сложилось, как сложилось. Ну что, добро пожаловать в март тысяча девятьсот восемьдесят первого?..

…Тяжёлые сугробы сырого снега по-прежнему не давали земле вздохнуть. Да, скоро на этой полянке станет так жарко — дай Бог не утонуть. Навалившиеся сумерки настигли беглецов одновременно с преследователями: стайка молодых людей испуганно жалась к кромке леса, столпившись на ими же созданном островке утоптанного снега. Одни смотрели с решительной ненавистью, другие — с явным страхом, но лишь глаза молодой светловолосой женщины с довольно пышными формами пылали какой-то холодной яростью, мрачным безумием. Она была красива — даже со своими сбившимися растрёпанными волосами, потёкшей тушью и по пояс вымокшей одеждой.

Внезапно картинка переместилась вбок, словно оператор решил повернуть камеру; я увидела с два десятка мужчин и женщин, стоявших по обе стороны от того, чьими глазами мне довелось лицезреть те далёкие события. Все они были уверены в себе, удовлетворены исходом погони. Ко мне — к Феликсу?.. — то и дело обращались вопросительные взгляды.

Вспышка… Прямо перед моим носом рассыпалась сотней сверкающих брызг огненная смерть. А потом взгляд выхватил из толпы союзников миниатюрную брюнетку средних лет с коротко остриженными волосами и миндалевидными карими глазами.

— Спасибо, Марта, — это был голос Феликса; с минуту он помолчал. — Собственно, ничего другого я и не ждал. После того, что они учинили в Ковене… Действуйте по своему усмотрению, трибунал всё равно приговорит всех. Только оставьте девчонку! Лида… нужна живой. Кто-то должен ответить…

Дальше начался сущий ад. Казалось, сами стихии сошлись в дикой пляске огня и ветра: воздух кричал от боли, пока его разрывали осколки так и сыпавшихся с обеих сторон заклинаний. Стена пламени пробежала по полянке, растопив остатки умирающего снега; с двух сторон раздался нечеловеческий крик — кто-то не успел поставить щит. А может, и не умели толком, ведь там, по другую сторону, собрались хоть и одарённые, но всё-таки самоучки.

Вспышки ослепительного света то и дело разрезали прозрачный весенний сумрак; то здесь, то там темно-зелёный покров прошлогодней травы взрывали искрящиеся молнии и вихри острого, словно нож, ветра. В этой мешанине обезумевших лиц, нечеловеческих криков и завораживающе красивых заклинаний, несущих столь безобразную в своём неприкрытом виде смерть, я почти перестала различать, где преследователи, а где — их жертвы. В какой-то момент мне стало казаться, что я навсегда застряла в этом пекле, хотя вряд ли прошло больше нескольких минут. Но всё вдруг прекратилось так же внезапно, как началось.

Пара десятков недвижных тел осталось лежать на почерневшей земле. Тот, чьими глазами я смотрела на весь этот ужас, лишь мельком окинул взглядом поле битвы, очевидно, нисколько не интересуясь изуродованными фигурами, пять минут назад бывшими людьми. Взор остановился на едва держащейся на ногах женщине — той самой, с горящими глазами, которая являлась негласным предводителем бунтовщиков, а для меня — только лишь бабушкой, которую я никогда не знала… Кажется, она совершенно не пострадала в этом смертельном светопреставлении — только была до предела измотана, так что буквально висела на руках двух удерживающих её мужчин. Феликс медленно приблизился к ней, и вот уже измученное лицо оказывается в шаге от меня…

Едва чёрные отполированные кольца тяжёлых наручников замкнулись на красивых запястьях, мужчины как по команде отпрянули в разные стороны; мерцающее синее свечение, исходящее от их ладней, медленно затухло. Женщина покачнулась и неловко выставила вперёд ногу, чтобы не упасть. Похоже, в вертикальном положении её удерживали исключительно ослиное упрямство и безграничная гордость. Сильные цепкие мужские пальцы правой руки дотронулись до нежного подбородка, заставив волшебницу посмотреть в глаза оппонента Массивный золотой перстень с просто неприличных размеров красно-розовым рубином на указательном пальце притягивал взгляд, точно окаменевшая кровь.

— Ну и чего ты добилась? — голос Феликса звучал скорее грустно, чем издевательски.

Она ничего не ответила; в бесстрастных глазах, казалось, не осталось места эмоциям — лишь бесконечное безразличие и презрение ко всему происходящему.

— Лида, Лида… Я ведь предупреждал тебя. Помнишь, тогда, когда всё это можно было предотвратить?.. Разве я не просил тебя проявить немного терпения и благоразумия, пока ты не порвала с Ковеном окончательно?

— Чего ты ждёшь? — прошипела чародейка и вновь покачнулась.

— Хочешь геройски погибнуть? — теперь уже в голосе явственно послышались язвительные нотки. — Не так просто, дорогая. Лавры мучеников достались твоим птенцам, как видишь… И не жалко тебе этих детей?

— Нет! — слово прозвучало как презрительный плевок. — Тебе лучше других известно, зачем мне понадобились молодые таланты. Может, хотя бы это заставит Ковен задуматься!.. Оторвать голову от своих бесконечных дел и просто взглянуть по сторонам! Посмотри, во что они превратили наше дело, во что они превратили магию?! Это так же мерзко, как заставлять искусство работать на государство — у нас вся страна в этом погрязла… Почему мы должны растрачивать свой талант на какую-то низость, почему должны подыгрывать этой шайке властолюбивых стариков? Почему моё волшебство — это чудо, этот дар, олицетворяющий свободу — должно подчиняться чьей-то бездушной воле, быть скованным какими-то глупыми условностями и чьими-то бессмысленными приказами?! Магия — это творчество, а Ковен хочет превратить её в бездушный инструмент; они убивают наш дар, губят саму его природу!..

Она всё-таки упала, когда сильные пальцы на подбородке внезапно ослабили хватку. В светлых глазах промелькнула тень нестерпимой боли и ненависти — не к нему, а к собственной слабости. Подняться женщина уже не пыталась — она лишь обессиленно сидела на земле, ссутулившись, подогнув под себя ноги в высоких сапогах и склонив голову.

— Это скоро изменится, я говорил тебе. Пара десятков лет, ну чуть дольше… Если бы ты вела себя более благоразумно и слушала хоть кого-то, помимо собственной гордости и глупости, у тебя был бы шанс не только увидеть это своими глазами, но и непосредственно поучаствовать.

— Нет! — прошептала волшебница полным муки голосом. — Неужели ты правда в это веришь?.. Веришь, что тебе позволят что-то изменить?

— Думаешь, я буду спрашивать?.. — зло прошипел Феликс. — Нет, Лида, не буду. Как видишь, у меня хватило ума не поддаться твоим бредовым идеям — хотя, стоит признать, красноречия тебе не занимать, такие воодушевляющие речи… до сих пор не могу забыть. А теперь, спустя всего четыре года, я возглавляю отдел безопасности Ковена — я, мальчишка, которому нет и тридцати!.. Ты же добилась лишь того, что по твоей вине погибло два десятка талантливых молодых магов, а вскоре ты и сама увенчаешь список жертв. И как ты думаешь, у кого больше шансов изменить ситуацию: у пойманной преступницы или у молодого одарённого волшебника, делающего стремительную карьеру и не обделённого мозгами к тому же — в отличие от тебя.

— Значит, таков твой план?.. — выдохнула чародейка, с усилием вскинув голову; впервые в глазах её промелькнуло что-то человеческое, не безумное.

— Как будто я не говорил тебе этого раньше, — я явственно почувствовала, что при этих словах Феликс досадливо поморщился.

— Говорил, но… честно говоря, я не придала этому большого значения. Не думала, что это возможно, не видела такого способа. Я была уверена, что ты просто струсил или испугался за меня, хотел отговорить, протянуть время в надежде, что я смирюсь.

— Это тоже. Лида, твой дар слишком прекрасен, чтобы вот так глупо погибнуть!.. Но ведь ты никого не слушала… Я прекрасно знал, чем закончится эта безумная затея, и всего лишь встал на сторону сильных; в этом нет ни трусости, ни позора. Однажды именно я стану тем, кто вернёт волшебству подрезанные крылья. Но не раньше, чем буду готов. Ты лишь пролила кровь и прослывёшь жестокой бунтаркой, которую будут вспоминать не иначе, как со страхом и ненавистью; я стану величайшим волшебником и заставлю всех играть по моим правилам!

— Ты… ты не сможешь… Это невозможно.

— Ты думаешь? — жёсткие пальцы вновь дотронулись до мягкого изгиба подбородка; кровавый блеск камня отразился в чёрных зрачках. — Что ж, это твоё дело. Ты уже проиграла, Лида. Ты знаешь, я всегда восхищался твоими способностями. Когда-то я даже верил, что мы сможем пройти этот путь вместе… Ты выбрала другую дорогу. Я больше ничем не могу тебе помочь, не скомпрометировав себя, а этого я делать не намерен — ещё не время. Не хочу оказаться на твоём месте… Правда, я могу спасти тебе жизнь. Я тут недавно узнал кое-что… интересное. Алёша нашёл меня за день до этого кошмара и всё рассказал. Очевидно, он уже знал, чем всё кончится. Хотел спасти тебя.

— Нет!.. — в момент расширившиеся зрачки наполнились невыразимым ужасом. — Нет, ты не посмеешь! Ты же знаешь законы! Ты знаешь, что меня ждёт.

— Ты сама обрекла себя, когда ввязалась во всё это. Мне безразлично, как ты переживёшь свою трагедию. Мне наплевать, как ты сможешь отказаться от себя. Ты не воспользовалась талантом, который мог вознести тебя к вершинам земной славы, но твой ребёнок может унаследовать кое-что. Возможно, это твой единственный шанс сделать свою жизнь не такой бессмысленной, каковой она представляется мне сейчас.

— Феликс, пожалуйста… — в глазах этой несомненно сильной женщины стояли слёзы. — Не делай этого!.. Я не смогу…

— Тебе так только кажется. Когда появится младенец, ты, безусловно, найдёшь в этом какое-то утешение. Ты ведь женщина. Что, кстати, объясняет твою глупость и горячность. Не бойся: если ребёнок унаследует твой дар, я лично создам из него тот безупречный бриллиант, которым должна была стать ты. Уведите!

Я вновь увидела тех самых мужчин, что прежде поддерживали несчастную. Они легко подняли её на ноги, коротко кивнули…

Видение исчезло. Передо мной вновь встал хаос Нижнего уровня. Феликс пытливо заглядывал мне в глаза, дескать, ну как впечатления?

— Так это вы спасли ей жизнь…

— Угу, правда, благодарности я за это не услышал, как ты понимаешь. Она кое-как дотерпела до того момента, когда твоя мать уже могла сама о себе позаботиться, а потом наконец позволила себе угаснуть. Я видел её пару раз после суда: первый — когда хотел взглянуть, унаследовала ли дочь её дар, второй — почти перед самой смертью… Знаешь, я тогда почти пожалел, что спас её. Пожалел бы, будь от этого чувства хоть какой-нибудь толк. Магия была для Лиды всем: это была её жизнь, и эту пустоту, конечно, не мог заполнить ребёнок. Она лишь выполняла свой долг, взращивая существо, которому дала жизнь, но душа её была сожжена дотла в тот злополучный день, когда по её вине погибли ни в чём не повинные юные волшебники. И когда потом, спустя годы, она видела, насколько всё это оказалось бесполезно и тщетно.

— Признаться, я так до конца и не поняла, за что, собственно, они сражались?..

— За то же, за что и все, — усмехнулся мой собеседник. — За свободу.

— За свободу?..

— Все войны за неё ведутся так или иначе. И все мятежи учиняются по этой же причине. Кто-то пытается отнять свободу, а кто-то — вернуть её. Жаль, что это понятие для всех столь различно. Скольких кровопролитий можно было бы избежать… Впрочем, я отвлёкся. В те годы Ковен был несколько… иным. Всё подчинялось строгой иерархии и служило определённым целям. Мы были как агенты КГБ — на службе и на коротком поводке. Кого-то это устраивало, большинство — нет, но говорить об этом вслух было не принято. Те, кто в то время возглавлял Ковен, считали, что только сила и жёсткое пресечение любых проявлений чужой воли поможет удержать власть. Неудивительно, в общем-то — не одно десятилетие под этим лозунгом жила вся страна… В итоге подобная политика действительно помогала им какое-то время держаться на плаву, но, кроме этого, взрастила не одно поколение ограниченных колдунов, уверенных в том, что магия состоит исключительно из правил, а любое заклинание подчиняется тем или иным законам. Но мы-то с тобой знаем, что волшебство — это, в первую очередь, творчество, фантазия. И твоя бабка это знала. В доказательство даже демонстрировала некоторые лично ею выдуманные заклинания, которые в корне опровергали то, чему учил Ковен, и не подчинялись ни одному из общепринятых законов волшбы. Собрала вокруг себя стайку таких же вдохновенных фанатиков, которые в один прекрасный день ворвались в Ковен. Конечно, до тогдашнего канцлера они так и не добрались, но в самом деле успели отправить на тот свет парочку стариков из правящей верхушки. Потом спешно бежали, надеясь переждать и вернуться, но… погоню возглавил твой покорный слуга, так что до своего убежища они так и не добрались. Развязку этой драматической истории ты знаешь.

— Но почему… почему вы не позволили им уйти?.. Вы ведь сами были против системы!

— Милая моя, я хотел изменить ситуацию, а не погибнуть геройски под колесами этой, как ты выразилась, «системы»! А для этого требовалось для начала заслужить полное доверие, приблизиться к правящей верхушке, получить власть… Как видишь, у меня получилось. Хотя, признаю, это заняло гораздо больше времени и потребовало куда как более серьёзных усилий и трудозатрат, нежели просто организовать переворот. Так ведь и результат совсем иной. Никогда не считал ненужные кровопролития хорошим средством.

Я вздрогнула, невольно вспомнив вчерашний вечер; отвратительный хруст ломаемой шеи…

— Хотите сказать, вы никогда не убивали на пути к своей цели? — слова вылетели прежде, чем я успела осознать, какую бестактность сморозила, и почувствовать, как начинают полыхать щёки.

— И ты считаешь, что я должен отвечать на подобные вопросы? — Феликс иронически изогнул бровь, но, кажется, был удивлён куда как меньше, чем я сама. — Небось ещё и правду?.. Ладно, не красней так: вижу, сама понимаешь, что сказала глупость. А вообще ты и без моей исповеди знаешь, что не могут у такого человека, как я, быть чистые руки: убивал, конечно, но только в крайнем случае. Например, когда старый канцлер, ставший им ещё в пору моей юности, окончательно одряхлел и совсем лишился рассудка, но добровольно уйти с поста отказывался. Я ждал почти тридцать лет — я не мог терпеть ещё десять, а то и больше, работая под началом немощного идиота!.. И я… немного ускорил процесс его выхода на «пенсию». Не смотри так на меня: я не убивал беззащитного старика! Желающих заняться этим к тому времени и без меня стало уже предостаточно. Как начальник отдела безопасности Ковена, я просто закрыл глаза на некоторые… события, предоставив им идти своим ходом. Между прочим, до этого момента именно я не единожды спасал жизнь ограниченного маразматика, за что он довольно охотно посвятил меня во многие тайны, в том числе открыл секрет Первозданного аквамарина, чуть ли не в голос объявляя своим преемником.

— То есть вы являетесь Верховным канцлером уже… — я попыталась прикинуть в голове по датам, но не успела.

— Нет. Восемь лет, если быть точным. Передо мной этот пост занимал человек, отправивший на тот свет своего предшественника. Мне было удобнее находиться в тени. Подозреваю, новый канцлер догадывался, кто именно позволил ему освободить и занять столь желанный пост, но я ни словом не намекал на это, так что вскоре его недоверие и страх почти полностью рассеялись. А когда оказалось, что во многих вещах я разбираюсь лучше, он вполне искренне стал прислушиваться ко мне, тем более что автор всех идей и новаций всегда оставался в тени, позволяя честолюбивому «властителю» пожинать лавры. Тогда-то всё наконец начало складывать так, как я мечтал: без принуждений, без страхов, без чёткой системы. К каждому юному волшебнику приставляли индивидуального наставника, который сам решал, какой путь постижения чародейства будет тому наиболее понятен и близок. Исчезли стандарты, глупая обязанность несколько лет отрабатывать полученные знания своим трудом в Ковене — и, знаешь, новоиспечённые маги потянулись в нашу организацию куда как более охотно, не желая уезжать в другие страны или возвращаться к нормальной человеческой жизни. Свобода выбора удерживает крепче, чем самые суровые наказания: грубая сила лишь душила творческий поток, коим является магия, в то время как свобода окрыляет его и позволяет волшебнику искренне полюбить свою природу, не давая ни единого шанса расстаться с ней хоть когда-нибудь.

— А как же вы в итоге стали канцлером?..

Признаться, мне очень импонировали его идеи, да и сам Феликс по мере рассказа казался всё более и более привлекательным. Этаким эталоном рыцарской доблести и справедливости с высокими идеалами и блестящим умом. Не зря всё-таки он занимает свой пост.

— Подумал, что, раз почти всё сделано, пора бы уже официально возглавить эту организацию и насладиться заслуженными привилегиями непыльной должности. Вежливо шепнул своему предшественнику пару слов, после чего тот спешно сложил с себя полномочия. Точнее, практически передал их мне в руки, потому что ни у кого не было сомнений, кого стоит избрать на освободившийся пост. К слову, предыдущий канцлер вообще ушёл из Ковена и сейчас живёт, кажется, где-то в Европе. Оно и правильно: после смены ролей мы бы не ужились под одной крышей… Слушай, напомни, пожалуйста, зачем я тебе всё это рассказываю?..

— Ну… — я замялась, не понимая, риторический ли это вопрос, или он ждёт ответа. — Это правда очень интересно! Знаете, вы мне совсем другим казались…

Я обругала себя последними словами за то, что опять сморозила глупость. А если он сейчас спросит, что значит «совсем другим»?! Но он не спросил.

— Могущественным, властным стариком, у которого вместо сердца — интриги, направленные на достижение каких-то одному ему ведомых целей, а вместо души — чёрная дыра, в которой похоронена сотня-другая мрачных и страшных тайн? — искренне развеселился господин Верховный канцлер. — Извини, но придётся тебя огорчить: я такой же, как все — разный. Разве что талантливее и умнее большинства представителей рода человеческого. Как и ты.

Он вдруг посерьёзнел и, поймав мой взгляд, тихо продолжил:

— Ты особенная, Лея. В тебе есть то, чего не дано другим. Но, ты знаешь, этого недостаточно. Любые способности пропадут даром, если позволить им покрыться слоем пыли неумолимого времени. Ты редкостный алмаз, но не хватает огранки: тебе нужен наставник, который сумеет отточить твой талант, позволит ему полностью раскрыться и засиять всеми гранями. Я дам тебе больше, чем кто-либо, и, уверен, однажды не без гордости смогу увидеть, как ученица превзойдёт учителя.

— Но… — я замялась, одновременно смущённая и согретая его словами. — Мы ведь, кажется, уже говорили об этом?.. Если вы действительно готовы этим заняться, я с радостью…

— Ты не понимаешь, — голос Феликса стал ещё более вкрадчивым, — я предлагаю тебе то, что когда-то предлагал Лиде: предлагаю идти не за мной, а со мной. Рядом. Уверен, ты не будешь разочарована. Сейчас можешь не отвечать — слова остаются словами, не более того. Но однажды, когда тебе придётся выбирать, вспомни, как закончила твоя бабушка. И представь, чем могла бы обернуться её жизнь, послушай она меня в своё время и прояви чуть больше терпения.

Я не понимала, о каком выборе он говорит. Мы ведь и так, кажется, делаем одно дело, разве нет?.. Что касается остального, я и не собиралась повторять чужих ошибок: этот человек был не только могущественным, но и, как оказалось, в некоторых вопросах весьма благородным.

— Как думаешь, вампирчик уже проснулся? — я вздрогнула, когда канцлер наконец прервал затянувшуюся паузу.

— Н-не знаю… А мы вообще давно тут?.. Я что-то совсем запуталась со всеми этими видениями.

— Сложно сказать, — Феликс безразлично пожал плечами, словно его этот вопрос не касался, — здесь практически невозможно определить ход времени, слишком иначе всё воспринимается.

— Так, может, нам давно пора возвращаться! — разволновалась я и… упёрлась взором в немигающий взгляд Михаила.

Ещё секунду он смотрел на меня, а потом резко отвернулся к задёрнутому шторкой окошку.

— Ну что, господа, — раздался не в меру жизнерадостный голос Верховного канцлера, — раз уж заняться всё равно нечем, а подглядывать за Дорогами времени нам строго-настрого запретили, предлагаю пока составить послание для наших друзей. Это должна быть относительно коротенькая записочка с предельно чёткими инструкциями. Есть идеи?

— Есть одна, — процедил Миша, не поворачивая головы. — Вы перестаёте делать вид, будто мы тоже что-то решаем, и просто пишете, что там придумали. Можете даже не зачитывать, а сразу отдать Эри. И озвучить наши роли. Давайте хоть сейчас без ваших игр!

— Ой, какой сердитый! — восхитился Феликс. — Ну хорошо, положим, текст я действительно уже прикинул, но написать его всё-таки должен кто-то другой. Кто-то, сидящий справа от меня…

— Я?!

— А что, ты не владеешь местной грамотой?

— Нет, почему, владею, кажется… — я совсем потерялась от неожиданности. — Но почему я? Кстати, а у нас писать не на чём. И нечем. Блин. Вот засада, как мы могли забыть!..

— Только не надо обобщать, — канцлер извлёк из кармана небольшой и изрядно помятый клочок бумаги и самую обычную шариковую ручку. — Из дома прихватил, как чувствовал.

— А что писать?.. — я растерянно покрутила головой в поисках твёрдой поверхности.

— «Немедленно соглашайтесь на условия бегущих», — начал диктовать Феликс, похлопав воздух прямо передо мной, где тотчас появилось что-то невидимое, но твёрдое, позволявшее опереться. — «Выдвиньте взамен какие-нибудь безумные требования — они согласятся на любые, зная, что всё равно не станут их выполнять. Среди прочего озвучьте, что вам понадобится древнее место Силы, может быть, какой-нибудь старинный храм или что-то в этом роде. Также вы должны уверить Старейшин, что увидеть столь великое таинство могут лишь самые достойные, избранные. Надеюсь, гордость победит, и вас будет сопровождать не слишком много людей. Завтра вечером мы с Михаилом будем ждать неподалёку от руин бывшего капища — уверена, вас поведут именно туда: ближе здесь ничего нет, а лезть в Портал с камнем они не решатся. Знаком нашего присутствия станет сбитая птица. Ваши тюремщики будут ждать подвоха, так что смело начинайте обряд, мы вмешаемся чуть позже. В нужный момент, когда их бдительность уснёт и внимание полностью переключится, мы поможем вам. Пожалуйста, доверьтесь, другого шанса уничтожить Аквамарины может не быть. Лея».

— Готово, — я старательно вывела подпись, которая выглядела как резко очерченная красивая руна. — А почему вы сами не написали?

— Боюсь, они бы не разобрали мой почерк, — виновато развёл руками канцлер, желая свести мой вопрос к шутке.

— Интересно не это, — вмешался молчавший до того Михаил. — Интересно, почему вы выставили всё так, будто вас здесь вообще нет? И вы что же, правда надеетесь, что они на это купятся?.. Поверят, что вы умыли руки и бросили это дело? Что девчонка, которая вчера только узнала о своих способностях, сумеет всё провернуть практически в одиночку?!

— Во-первых, не в одиночку, — сухо заметил Феликс. — В записке упомянуто твоё имя, а доставят её двое неизвестных — новые союзники, не иначе. Во-вторых, у них нет выбора: сами они из этой передряги не выберутся, что прекрасно понимают. Ну и в-третьих, я не обязан объяснять тебе, почему формулирую свои мысли так, а не иначе!

На этот раз в его голосе прозвучала явная угроза. Признаться, я только сейчас заметила, что послание и впрямь написано таким образом, чтобы косвенно и ненавязчиво уверить наших друзей в отсутствии участия в этом деле господина Верховного канцлера. Теперь меня тоже заинтриговала подобная скрытность, а уснувшие было подозрения вновь подняли голову. Но после его вспышки я не решилась проявить своё любопытство вслух.

Миша ничего не ответил. Глаза его также не выразили никаких эмоций. Кажется, такого ответа он и ожидал. Может, и озвучил-то свой вопрос с одной-единственной целью: обратить моё внимание на эту странную деталь?..

Остаток пути прошёл в холодном молчании. Господин Верховный канцлер быстро пробежал глазами написанную мною записку, удовлетворённо кивнул и сунул бумагу обратно в карман, после чего погрузился в раздумья. Я потихоньку начинала клевать носом: всё-таки, по моим меркам, спала я сегодня чертовски мало. К слову, уснуть мне так и не удалось: беспорядочные бессмысленные видения обрывались, едва успев начаться, как только моя отяжелевшая голова бессильно склонялась. Всякий раз я тут же вздрагивала и резко вскидывалась, стряхивая с себя дремоту.