По утрам Виталий Евстифеев любил поспать. Что поделать: ярко выраженная "сова", переучить которую не смогли ни строгая мама, не дававшая сыну ни одной поблажки; ни система образования, почему-то считавшая, что зевающие школьники продуктивнее грызут гранит науки; ни походы по горам, где выход до рассвета обоснован законами природы; ни даже суровые нравы палеолита, в котором рекомендуется вообще не спать, а двадцать четыре часа в сутки бдить и работать, работать и работать на благо любимой Родины. То есть родного племени. Даже здесь Виталий умудрялся по утрам спать дольше всех.
Но не сегодня, ибо сегодня наступил проклятый десятый день, когда ему приходилось вставать ни свет ни заря и топать в "слоновник" - сарай, где содержали мамонтов. Почему "слоновник"? Ну не "мамонтовником" же его называть! Не звучит, совершенно! Фраза "содержали мамонтов" являлась явным преувеличением, хотя и была правдива на сто процентов. Просто мамонтов было всего ничего: пара полуторагодовалых детенышей.
Когда летом манипула Пузика пригнала в Рим два мохнатых чуда, а Бульба предложил "заняться животноводством в особо крупных размерах", Виталий был за. Все были за. И до зимы не сомневались в правильности принятого решения. К людям мамонты привыкли легко и быстро. К гомотериям, как ни странно, тоже. И паслись себе до осени в саванне, под охраной клыкастых пастухов. А потом пришла зима, и выяснилось, что выкапывать корм из-под снега Зорька и Борька не могут: бивни не выросли! Хорошо, Наталья вовремя сообразила, успели заготовить сена. И на зиму скотинки переехали в специально оборудованный сарай. Сколько же, оказывается, эти сволочи жрут! А сколько переработанной биомассы выводят!!! И всё выведенное желательно убрать побыстрее, а то растопчут, сами перемажутся и всё вокруг обгадят. Как коровы какие, честное слово! Днем за этим девчонки следили, а ночью нормальные люди спят. Мамонтята теоретически тоже. А практически - каждое утро большая уборка. Силами парней. По очереди. Каждый десятый день.
В принципе, немного, но у каждого человека есть своя слабость. Евстифеев не переносил навоз. Любой: коровьи лепешки, конские яблоки, козьи катышки, не говоря уже о человеческом дерьме. Экскременты мамонтов тоже исключением не стали. Вроде и не брезгливый, а тут от одного вида тошнит! И каждый десятый день оборачивался для Виталия пыткой. Конечно, можно было договориться с ребятами и избавиться от ненавистных дежурств, но, как и всякий мужчина, свои слабости Евстифеев предпочитал не афишировать. А потому...
Сегодня был его день. Виталий встал, надел поверх меха штормовуху (если что, легче отстирается, натянул бахилы, прихватил рукавицы и вышел в темноту: до рассвета оставалось чуть меньше часа. На улице остановился, с наслаждением втянул морозный воздух, привычно глянул на небо... И замер с раскрытым ртом. Веги, висевшей над Полюсом вот уже девять лет, не было. А там, где Эвстифеев ещё вечером её наблюдал, нагло подмигивала альфа Малой Медведицы, она же Полярная. Судорожно глотая внезапно затвердевший воздух, Виталий нашел глазами ковш Большой Медведицы, потряс головой, сбрасывая оцепенение, ещё раз глянул на Полярную и опрометью бросился обратно в избу.
- Перенос! - завопил Эйнштейн с порога. - Народ! Перенос!
- Чего орешь? - сонно огрызнулась от плиты Галка. - Людей перебудишь!
- Галочка Егоровна! - взвыл Виталий. - Мы опять перенеслись!
- Куда? - пробурчала Галка.
- Не куда, а в когда! Судя по звездам век в двадцатый или в двадцать первый! И на север! За полярный круг!
Высыпавший из спален народ с недоумением слушал вопли главного астронома и тер глаза.
- Подумаешь... - Галка зевнула и вдруг взвизгнула. - Как перенеслись? А Пузик?!
И пулей выскочила наружу, на ходу успев сменить тапочки на унты и накинуть волчовку.
- Куда это она? - недоуменно спросил Хома.
- Пузик с Дикаркой взяли моду перед рассветом по окрестностям шастать, - пояснил Батяня. - Если был перенос, могли остаться снаружи. Хотя смотря по каким границам... Эйнштейн, а ты вообще уверен, что тебе не привиделось?
- Сходи, проверь, - насупился Виталий. - Полярную от Веги отличишь?!
- Скорее да, чем нет, - неуверенно ответил Лешка. - Но ты в этом не ошибаешься. Надо бы разобраться...
- Батяня, а что такое "перенос"? - вновь вмешался Хома.
Буртасов обвел взглядом присутствующих. На лицах половины читался тот же вопрос.
- Сейчас объясню. Но сначала... Бульба, марш за женой. Как бы не наделала глупостей, если Пузик загулял не вовремя. Артем, Миша, пройдитесь по стенам. Гляньте, что там и как. Лапа, доставай телефоны. Чума! Где твой чудо-прибор?
- Какой? - не понял Колька, а Оторва состроила недоуменную гримасу.
- Жопиэс любимый! Если мы в своем времени, он должен работать. А я объясню остальным, куда мы вляпались.
Объяснения много времени не заняли. Правда, никто толком ничего не понял, но это вопрос второй. Вывод сделали верный.
- Мы теперь не там, где были, а далеко-далеко, да? - уточнил на всякий случай Хома. - И здесь всё совсем не так, как там?
- Не в бровь, а в глаз, - вздохнул Батяня. - А что из этого следует?
- За стены ни шагу и слушаться старших! - отрапортовал мальчик. - И за мелкими приглядеть.
- Точно! Хотя за детьми мамы присмотрят.
- Присмотрят они, - фыркнул Хома. - У них то огород, то охота, то готовка... Одни гулянки на уме! Ладно, не впервой, разберусь!
И с интересом уставился на сотовый телефон в руках Дудника.
- Бесполезно, - вздохнул Андрей. - Аккумулятор в ноль разряжен!
- Умные люди, Андрюша, в каменном веке сотовые отключают, а не пытаются поймать сеть до полной посадки батареи. И хранят отдельно, - хмыкнула Лапа, защелкнув крышку своего аппарата и давя на кнопки. - Правда, это слабо помогает, - признала она через минуту. - И спутник тоже. Девять с половиной лет. Много.
- Чума? - окликнул Батяня.
- А что Чума? - отозвался Заварзин. - Он спутники ловит. И не долго совсем! Просто я батарейки новые ставил. О! Поймал! Позиционирование... Двадцать пятого декабря две тысячи девятнадцатого года. Координаты... На фиг эту цифирь. Мы на заброшенном кордоне в долине ручья Медвежий!
- Приехали, - грустно усмехнулся Буртасов. - С возвращеньицем. Можно продолжать поход. Где там Бульба?
А Бульба вылетел из дома ещё до того, как Батяня закончил раздавать первые указания. И вовремя: рыдающая Галка бежала в сторону кошачьего лаза по двум цепочкам крупных следов, ведущих к стене. Обратных не было. Картошин перехватил жену у самого лаза, обнял, прижал к себе.
- Тарас! Они ушли! - всхлипывала девушка. - Они остались там! Вдвоем! Против всего мира! А если они лапки поцарапают? Стая гиен нападет? Или медведь? Они же ещё маленькие!
Тарас очень сомневался что стая гиен или одинокий медведь рискнут напасть на пару "маленьких" гомотериев. А если рискнут, то кто им злобный буратино? Но озвучивать своё мнение не торопился. Пусть жена проплачется, может, полегчает.
И в самом деле полегчало. Но не от слез, а потому что из лаза высунулась черно-белая клыкастая морда и вопросительно сказала:
- Рю? - Пузик вылез целиком и аккуратно ткнулся головой в плечо Галке. - Рю-ю?
- Рю? - поддержала друга Дикарка.
- Пузик! - отчаянье мгновенно сменилось ликованием! - Дикарочка! - Галина обхватила обоих зверей за шеи. - Котятки мои ненаглядные! Вернулись!!!
- Куда ж они денутся, - пробурчал брошенный муж. - Погуляли и назад. Как обычно. Видимо, уже после переноса ушли. А теперь удивляются, из-за чего шурум-бурум.
- Они спрашивают, что с лесом произошло, - покачала головой Галка. - И почему рассвет не наступает. Надо остальных проверить! Мало ли что!
- Давай, - кивнул Тарас. - А я к мамонтам наведаюсь. Эйнштейн, небось, как звезду свою увидел, про навоз сразу забыл. Вот и приберу, а то Витальку от говна в прямом смысле тошнит. Каждая уборка, как подвиг. А там дела-то на пять минут.