Степи нужен новый хозяин

Ночь на 15 августа нулевого года. Кордон

Колька стоял посреди бескрайней степи, больше напоминающей каменистую пустыню, и пристально вглядывался в приближающегося врага. А посмотреть было на что. Длиннолапые короткомордые медведи, по сравнению с которыми матёрые гризли сошли бы за безобидных медвежат. Буйволы размером с носорога с грозно искривленными рогами, на каждый из которых можно было бы нанизать лошадь. Собственно носороги, мохнатые, огромные, куда больше буйволов, с носами от пиратских шхун. Огромные косматые горы с хоботами, лишь по недоразумению называемые мамонтами, с ещё более косматыми наездниками на головах. Птицы, похожие на убитого Олегом орла, но совершенно других размеров. Считать не требовалось, достаточно было слова "много". Очень много. И у всех, людей и животных, были глаза убитого Колькой врага, того самого дикаря с дубинкой, так напугавшего Заварзина в его первой схватке.

Всё это полчище неумолимо надвигалось на одиноко стоящего человека, судорожно сжимавшего копьё из бивня мамонта. Колька никогда не держал в руках не только мамонтовых бивней, но и поделок из слоновой кости. Он и мамонтов-то впервые увидел в позавчерашней экспедиции. Но твердо знал: копьё сделано именно из бивня волосатого гиганта. А ещё он знал, что непобедимую армаду, перекрывающую степь от горизонта до горизонта, необходимо остановить. И что от этого зависит всё. Без расшифровки, без объяснений. ВСЁ. Он только не знал, как это сделать, и готовился к бою, как молитву повторяя про себя: "Я не струшу! На этот раз я не струшу!". Копьё в руках вдруг начало размягчаться, всё больше напоминая... Приличных сравнений в голову не приходило. В отличие от хозяина, оружие не хотело драться. Колька же упрямо готовился принять бой и умереть, ни на что не рассчитывая и ни от кого не ожидая помощи.

Но она пришла. Сначала донеслось пение. Суровая ритмичная мелодия была очень знакома, а вскоре стали различаться и слова. Колька оглянулся.

Они шли клином. Знаменитой рыцарской свиньей, принесшей тевтонцам немало побед. На острие вышагивал Хома в кожаном подгузнике и белой флисовой (да-да, той самой, со свадьбы) головной полоске, украшенной орлиными перьями. Над плечом - хищное жало нагибаты, в руках - точная копия бульбиного оленебоя. За младенцем, скаля клыки, шагали Пузик и Снежок, на ходу поигрывая могучими мышцами. Основание клина составляли девчонки. Кошечки. Изящные и грациозные, но от того смотрящиеся ещё более смертоносными. Над строем гордо летел ни к чему не прикрепленный транспарант с надписью "Мы, мля, верхнее звено в пищевой цепочке, нах!"

Хома, орудуя оленебоем, словно церемониальной шашкой, выводил голосом Высоцкого, поддерживаемый мощным примяукивающим хором:

Под первобытным синим небом

В лесах, саваннах и лугах

Когтей кошачьих скрежет мерный,

Рык гомотериев победный

Заставит дрогнуть дух врага!

Клыков кошачьих скрежет мерный,

Рык гомотериев победный

Заставит дрогнуть дух врага!

Армада впереди замедлила движение. Потом и вовсе остановилась. Рванули было вперед крылатые разведчики, но тут же вернулись к основному строю. "И вправду, дрогнули", - мелькнула мысль и ушла, никого не застав дома. Копьё в руках вновь обрело твердость, достойную оружия.

И не беда, что зубы скаля,

Кого-то съели не того.

Отдаст приказ нам мама Галя,

Отдаст приказ нам мама Галя.

Мы с честью выполним его!

Отдаст приказ нам мама Галя,

Отдаст приказ нам мама Галя.

Мы перевыполним его!

"Да это же "Пусть я погиб у Ахерона", - сообразил Колька. - Гимн советских археологов. Где они раскопали такое старьё? И когда переделать успели?

Пузик скосил взгляд на Заварзина, недовольно мотнул головой, укоризненно муркнул:

- Чума, не мешай сниться!

Повернул башку назад и вновь присоединился к песне:

Жестокий и неутомимый,

В колючей "Егозе" взращен.

В честь снежных стен родного Рима,

В честь снежных стен родного Рима,

Идет кошачий легион.

В честь снежных стен родного Рима,

В честь снежных стен родного Рима,

Идет кошачий легион.

А впереди творилось что-то невообразимое. Вспугнутыми воробьями уносились орлы. Носороги мчались прочь, прокладывая просеки в рядах бывших союзников. Стадами драпали буйволы. Судорожно разворачивали мамонтов наездники. Медведи ещё пытались держать марку, но было видно, что каждый мечтает задать стрекача, да так, чтобы задние лапы обгоняли передние.

А над всем этим победно гремел "Марш кошачьего легиона"

Все так же весел и беспечен.

И ни фига [1] непобедимим.

Пусть век кошачий быстротечен,

Пусть век кошачий быстротечен,

Но вечен Рим, великий Рим.

Пусть век кошачий быстротечен,

Пусть век кошачий быстротечен,

Но вечен Рим, священный Рим.

"Чего-то не хватает, - понял Колька. - Что-то неправильно".

Он слетел с нар и, как был, в одних трусах, рванулся к складу.

- Здесь, где-то здесь... За ненадобностью во второй ряд убирали... - шептал Заварзин, судорожно роясь на стеллажах. - Ага, вот она! - и Чума бросился к стене.

Именно там его и нашла Оторва, обеспокоенная долгим отсутствием своего "гоу".

За проведенное в новом племени время, Ото начала очень дорожить своим новым гоу. Он не бил Ото, хорошо кормил, подарил ей замечательную одежду со странным названием "жи" и даже дал имя. И предыдущий гоу, и тот, в чьём племени она жила раньше, вели себя совершенно иначе. Новый гоу даже не делал чпок-чпок, хотя все знают, что женщин терпят именно ради этого. И ради детей, конечно, но Ото ещё никого не рожала, а потому не могла надеяться даже на те маленькие привилегии, что положены матерям. Если бы Ото узнала, что новое племя считает, что её предыдущий гоу и мужчины нео прикрывали бегство дочерей, она бы сильно удивилась. И не столько понятию дочери мужчины (понятно же, что дочери и сыновья бывают только у женщин), сколько самой мысли о том, что мужчина может пожертвовать собой ради женщины. Это она должна была умереть, закрывая собой гоу от сэров. И та рыжая девчонка - тоже. Но и так было понятно, что не выживет никто, и когда рыжая неа рванула наутек, Ото бросилась следом. А гоу такой возможности сэры просто не дали. Конечно, в новом племени их могли убить за то, что они бросили своих гоу. И рыжая права, эти люди похожи на тах. Но был хоть какой-то шанс. В итоге обеим повезло. Но если рыжая просто приглянулась человеку с узкими глазами, то Ото сделала всё сама. Вытащила гоу из боя, дралась с сэрами вместе с незнакомцами, тащила тяжеленный мешок на спине. И заслуженно получила куда больше рыжей неа! Её жи намного лучше ру, подаренной неа, и её не заставляют чпок-чпок! Ото не любила чпок-чпок. Сплошная боль, и не только между ногами. Мужчины тяжелы и неуклюжи, то на волосы наступят, то сожмут изо всех сил, а последний гоу любил пребольно щипать грудь во время чпок-чпок. Конечно, если бы новый гоу захотел, она бы постаралась доставить ему максимум удовольствия. Но пока он не просил. Кормил невероятно вкусной едой, дарил изумительные вещи и ничего не требовал взамен! Только заставил зайти в ужасное жаркое "ба", где женщины долго мазали Ото противным камнем, от которого щипало глаза, и поливали водой. Но это пустяк: гоу сказал надо, значит надо. К тому же после этой "ба" Ото было очень хорошо. И голова перестала чесаться. Найти такого гоу - большое счастье. А потерять - великое горе. И когда самый лучший в мире гоу соскочил с удивительного возвышения для сна, унесся из рукотворной пещеры и долго не возвращался, Ото пошла по его следам. А увидев, что следы ведут в лес, забеспокоилась всерьез. Проходить через холодную скалу было очень страшно, но потерять гоу - ещё страшнее. К счастью гоу не пошел далеко. Он лежал совсем близко к стене и негромко бредил. Ото не стала прислушиваться. Она взвалила своё счастье на спину и потащила обратно на кордон, совершенно не обращая внимания на выведенные алой краской на черном гидростеклоизоле двухметровые корявые буквы "Р", "И" и "М". РИМ.

[1] Котята, известные матерщинники, пели совсем другое слово, но цензура, сплошная цензура. К тому же у нас приличная книга.