Сирийский рубеж 4

Глава 9

Тишина в наушниках продолжалась долго. Казалось, что даже двигатели вертолёта гудели, что называется «вполголоса». В лучах яркого солнца было видно, как в кабине в воздухе кружат частицы пыли. Ми-8 слегка покачивался, готовясь взлететь, но даже Чагаев был не готов идти против команды с Тифора.

Василий Трофимович продолжал сидеть на месте Карима с надетой гарнитурой. Выглядел он сосредоточенно и не показывал никаких эмоций. Его усы слегка вздрагивали каждый раз, когда он сжимал губы. А в руках он крутил спичечный коробок.

— «Высотку», значит. Обстрел? — перешёл Чагаев на внутреннюю связь, задавая нам вопрос.

— Вряд ли. Каждый день облёт аэродрома. Много охраны сирийцев, да и населённые пункты рядом проверены, — ответил ему Батыров.

— А ты что думаешь? — спросил у меня Василий Трофимович, повернув голову.

— Если бы был обстрел, нам так бы и сказали. В докладе чётко было обозначено, что произошёл взрыв на базе.

— Верно, — кивнул Чагаев и снял наушники.

Генерал медленно встал и вышел в грузовую кабину. Карим предложил Чагаеву достать ему отдельную гарнитуру и присоединить её к радиоточке в районе двери.

Чагаев подумал и согласился. Через минуту он уже сам вышел с нами на связь.

— Значит так, товарищи лётчики. Ждём 10 минут. Далее взлетаем. В воздухе будете уточнять, где нам произвести посадку.

Отведённых десяти минут ждать не пришлось. Только Чагаев закончил говорить, как в эфире вновь появился Хачатрян.

— 115-й, разрешают перелёт обратно на Тифор.

Батыров моментально начал выполнять взлёт. Вертолёт вздрогнул и начал отрываться от земли, окутанный облаком песка и мелких камней. Мы летели в направлении трассы Хомс-Пальмира, оставляя позади древний город и его белые колонны.

Я ловил каждую минуту пути. Чем ближе подступала база, тем тяжелее становилось дыхание Чагаева, периодически выходившего на связь с нами.

— Наблюдаем аэродром, — доложил Димон, и генерал вновь заглянул к нам в кабину, чтобы иметь лучший обзор.

Показались ангары, бетонная полоса и перемещающиеся вокруг базы сирийские солдаты. Взгляд у меня сам потянулся к зданию высотного снаряжения, над которым стоял дым.

Длинное одноэтажное здание, где в одной из комнат мы жили весьма компактно и дружно, было окружено множеством людей. Я привык узнавать его издалека. Сейчас же часть крыши обвалилась. Причём именно в том месте, где и была наша комната. Часть стены рухнула, а окна были выбиты.

— Сделайте облёт места, — дал команду Чагаев и Батыров доложил об этом руководителю полётами.

— 115-й, мы на посадку? — запросил Хачатрян, когда нам разрешили сделать ещё один круг над зданием.

— Подтвердил, — ответил Димон.

Мы снизились к земле, чтобы пройти как можно ниже над «высоткой». Несколько УАЗ «таблеток» стояли прямо у входа.

Выводили раненых.

— Нормально рвануло. Прям в нашей комнате, Саш, — сказал мне Батыров, когда мы прошли над местом взрыва.

— Только бы все были целы.

— Вроде всех выводят. Не вижу, чтобы кого-то вынесли на носилках.

После прохода мы начали заходить на посадку. Чагаев дал команду сесть на стоянку, чтобы он мог быстрее оказаться на месте террористического акта.

А то, что это именно теракт, у меня сомнений не вызывает.

После посадки генерал сразу вышел из грузовой кабины, не дожидаясь выключения. К нему уже шёл Каргин и ещё несколько человек, чтобы сопроводить на место взрыва.

Когда я спустился на бетонную поверхность, то сразу ощутил запах гари, йода и расплавленного пластика.

Чем ближе я подходил к «высотке», тем больше под ботинками хрустели мелкие осколки стёкол и обломки стен. На месте нашей комнаты теперь была куча обуглившихся досок, обрушившихся балок и перекошенных металлических кроватей. Над обломками поднималась сизая струйка дыма.

На растянутом брезенте сидели раненые, с которыми ещё общался Чагаев. Я встретился взглядом с Игорем — молодым лейтенантом, которого я назначил вечным дежурным по расположению. Теперь его лицо было забинтовано, а сквозь бинт проступали пятна крови. Один глаз под повязкой распух, но выглядел он не так уж и плохо. Даже помахал мне.

— Доктор, ну дайте сигарету. Всё же нормально, — просил Могилкин у врача закурить.

Его правая рука была забинтована от кисти до локтя, но лицо оставалось спокойным. Он сидел, упрямо выпрямившись.

Двое лётчиков с Ми-28 — белорусы Кневич и Лукашевич, тоже были здесь. У первого в щеке торчал кусок стекла. Сейчас ему его как раз и вынимали. Лукашевич выглядел чуть хуже. У него губа сильно опухла, а голова была полностью перебинтована. Да и выражение лица не такое. Будто чужой человек на меня смотрит.

Чагаев оставил раненых, и я поспешил подойти к ним.

— Командир, я… я в больничку и назад, — сказал мне Могилкин.

— Не торопись. Как подлатают, так и вернёшься.

Петруччо молча отвёл глаза и тяжело вздохнул.

Одного из сирийцев вели солдаты, держа под руки. Кровь у раненного проступала сквозь бинт на бедре, но он пытался сам идти, шутя на ходу.

— Как всё было? — спросил я у ребят, но в ответ было одно молчание.

Я медленно посмотрел на каждого, пытаясь самому себе доказать, что живы все.

Лица ребят были серые от пыли, перепачканные, а в глазах считывалась печаль. Но по глазам сразу было ясно: кого-то нет.

— Заварзин погиб, товарищ командир, — тихо сказал Кневич.

И в этот момент я повернул голову в сторону здания. Из пролома в стене выносили закутанное в брезент тело. Кровавые пятна проступали сквозь плотную ткань. Когда носилки с телом понесли в сторону «таблетки», по бетонке потянулся тонкий след кровавых капель.

— Он был ближе всех? — спросил я.

— Да. Там от тела мало что осталось. И запах… не могу, — прервался Кневич, сдерживая рвотный позыв.

У меня не было сил что-то ответить. Я только кивнул. Сразу перед глазами всплыло лицо Заварзина, его бесконечные разговоры про кино, музыку и всё остальное. И такая простая мечта: вывезти в Советский Союз купленный на чужбине видеомагнитофон.

Сейчас же от той мечты не осталось ничего.

Генерал вновь подошёл к раненным, остановился рядом и выслушал короткий доклад сирийского медика. Василий Трофимович только качал головой. Ни слова, ни вздоха.

— Понял вас, доктор. Вы уж там в госпитале с ними повнимательнее. Им ещё летать.

— Да, господин генерал.

Чагаев ещё раз всех осмотрел и остановил свой взгляд на мне.

— Клюковкин, в зал управления, — дал команду генерал и повернулся к зданию, чтобы ещё раз его осмотреть.

Спустя несколько часов собрались все действующие лица как с нашей, так и с сирийской стороны. Запах гари чувствовался даже здесь. Видимо, одежда каждого пропахла на улице.

Чагаев коротко обвёл взглядом всех присутствующих. Его голос был ровен, несмотря на всю нервозность обстановки.

— Один погибший, лейтенант Заварзин. Семь человек с лёгкими ранениями, жизни ничто не угрожает, к лётной работе через сутки могут быть допущены. Всё. Или у кого-то ещё что-то есть? — спросил Чагаев.

— Причины пока не выяснены, — ответил один из сирийских полковников, который постоянно дежурил с нами на командном пункте.

— Разве? — уточнил Василий Трофимович, посмотрев на генерала Махлуфа.

Командующий республиканской гвардией злобно зыркнул на своего подчинённого и поднял другого офицера.

— Осмотр проведён. Следов внешнего подрыва нет. Взрывное устройство замаскировано под корпус бытовой техники. В нашем случае — видеомагнитофон.

Повисла тишина. Я вспомнил, что сегодня Заварзин ездил с парнями на рынок в сопровождении сирийцев. Там он наверняка и купил этот магнитофон.

Полковник Каргин прокашлялся и картинно скривил губы:

— То есть, товар с рынка?

— Не исключено. Тут уже дело за представителями мухабарата. Они уже начали работу.

Чагаев опёрся ладонями о стол.

— Надо же. Выходит, сами себе бомбу притащили. Но странно очень, чтобы местные жители вот так нам продавали взрывное устройство. Ещё и когда наши офицеры ходят в сопровождении ваших. Нас настолько не любят, Аднан? — спросил Чагаев у Махлуфа.

— Василий Трофимович, но кто мог так просчитать? Рынок ведь кишит всем подряд. И каждый что-то тащит. Чего скрывать, я сам постоянно что-то покупаю на рынке. Меня бы могли уже так сто раз взорвать.

Чагаев резко посмотрел на него, но голос остался низким.

— А взорвали моих офицеров. В тот самый день, когда вы были готовы объявить о взятии Пальмиры. И теперь те, кто рисковал жизнью ради вашей победы, едут в госпиталь. А один и вовсе улетит домой в цинке. Он за вас отдал жизнь, господин генерал.

— Мы найдём организаторов. Не сомневайтесь.

— Если бы у меня были сомнения, я бы поручил это дело своим людям. Так что, ваш выход, — повернулся Чагаев к представителю управления разведки Сирии.

Чагаев выдержал паузу. Глаза его были холодными, усталость пряталась глубоко, но в голосе не дрогнула ни одна нота.

— Виктор Викторович, проведите ротацию личного состава. В кратчайшие сроки дайте мне разнарядку по количеству людей, которых нужно запросить из Союза. Пока что, пускай сюда направят лётчиков с базы в Эс-Сувейда.

— Так точно, товарищ командующий.

Чагаев выпрямился, будто ставил точку.

— Время на траур мы себе позволить не можем. Завтра продолжаете полёты по графику. Работаем.

Чагаев был уже готов закончить совещание, но в зале управления появился ещё один важный человек.

Игорь Геннадьевич Сопин вошёл в комнату уверенным шагом. Его лицо было каменное, взгляд тяжёлый и усталый.

— Разрешите, товарищ командующий? — коротко бросил он.

Чагаев еле заметно кивнул, и Сопин встал у стола.

— Только что лично ездил в Эль-Карьятейн. С сирийскими коллегами провели оперативный рейд по рынку. Магазин, где приобретён этот видеомагнитофон, установлен.

Сопин говорил спокойно, но каждое его слово отдавалось гулом в груди.

— Что с продавцом? — спросил Махлуф.

— Продавца нашли повешенным. Вся его семья убита. Найдено шесть тел. К сожалению, не пожалели даже детей.

В тишине кто-то шумно вздохнул.

Чагаев тяжело выдохнул, будто решил полностью продуть ноздри и лёгкие.

— Хорошо. Что дальше? Как насчёт основной задачи?

— Стратегическое решение за вами, но как по мне, нужно ещё раз всё проверить. Задачи такого рода нам в Сирии ещё не ставились.

Чагаев медленно поднялся на ноги, глядя на всех:

— Решение примем позже. Время на обдумывание и выдачу рекомендаций у нас есть. Но ты должен понимать, Геннадьевич, что задача исходит с самого верха.

Каргин откинулся на стуле и сложил руки на груди. Как мне кажется, сейчас совещание превратилось в диалог между Сопиным и Чагаевым. Причём они уже не говорят на тему теракта.

— О чём они? — спросил я у Каргина.

— Не знаю. Генерал не говорил вчера. Просто поставил задачу слетать в Пальмиру. Мол, ему надо всё там осмотреть. Ну и тут такое.

Тишина повисла в зале управления. Чагаев прокашлялся и поставил последнюю точку:

— Всё. Совещание продолжим в девятнадцать ноль-ноль с планом действий.

Вечерний «разговор» я и Батыров пропустили. На нём присутствовали только самые высокие чины. Как объяснил Каргин, позже будет ещё совещание.

Тем временем новым местом проживания стала казарма. А точнее — отдельное помещение в ротном расположении, которое выполняло функции Ленинской комнаты.

— Гимн, присяга, символы — всё как у нас, — рассматривал Кеша плакаты на стенах, когда мы закончили с размещением.

Из-под завалов получилось достать немного. Но на общее настроение это никак не влияло. В комнате царила тишина и безмолвие.

— Обыкновенный был торговец. Мы же у него и радио покупали уже. А парни с экипажа Ми-6 плееры с наушниками. Никто ведь не взорвался, — рассуждал Хачатрян, рассматривая дырку на своём запасном комбинезоне.

— Выходит, что его заставили. Потом убили и всю семью. Сволочи, что сказать. Как можно с детьми вот так, — раздумывал Бородин, прохаживаясь вдоль окна.

Я лежал на кровати и тоже пытался привести мысли в порядок. Одно дело, когда теряешь человека в бою, в воздухе. Мы все под Богом ходим. А тут реальная трагедия, которую никто не мог предвидеть.

— Сан Саныч, вы что скажете? — обратился ко мне Рашид Ибрагимов.

— Что тут скажешь. Всем надо быть теперь гораздо внимательнее. У мухабарата след потерян, раз исполнитель убит. Ещё и вместе с семьёй.

Кеша в это время аккуратно собрал оставшиеся вещи Заварзина и сложил их в сумку.

— Командир, надо бы помянуть, — тихо сказал Петров, подойдя ко мне.

Кеша полез к себе в сумку и достал бутылку с прозрачной жидкостью. У Бородина нашлась такая же.

— Только помянуть, — ответил я, и парни тут же составили столы в центре комнаты.

Закусывать было, прямо скажем, нечем. Две консервы шпрот, половина палки колбасы и… ящик фиников. Но не есть же мы собрались.

— Надо Батырова дождаться. Скоро уже придёт, — ответил я, не давая команду разливать.

— Сан Саныч, они могут долго совещаться… — начал спрашивать Хачатрян, но я его перебил.

— Значит будем долго дожидаться. Какой наш девиз, Рубен?

— Своих не бросаем, командир.

— Вот-вот.

Дверь в комнату скрипнула, и вошёл Батыров, а с ним двое человек, которые были сегодня ранены.

— Сбежали с больницы, засранцы. Плохо воспитываешь, Сан Саныч, — подошёл ко мне Димон.

— Зато работают они лучше всех. К столу, Дмитрий Сергеевич.

Батыров посмотрел на всех и, быстро сняв куртку, подошёл к столу. Когда всем было налито, Батыров предложил помянуть Заварзина.

— Жаль, что так теряем людей. Будем жить, — произнёс Димон и все быстро выпили.

После окончания поминок, Батыров позвал меня выйти из комнаты.

Димон был несколько взволнован и не торопился начать говорить. А стоять на крыльце казармы было не самым приятным занятием.

— Ты меня заморозить хочешь? — спросил я.

— А? Нет, просто мозги проветриваю.

Батыров ходил передо мной, потирая руки.

— Смотри сам. Я-то в куртке, — улыбнулся я, пряча руки в карманы.

— Сань, я не знаю, как ты к этому отнесёшься. Понимаю, что ты можешь подумать, когда услышишь от меня подобное. Я хочу тебе сказать, что…

Пока Димон будет говорить вступление, окоченеет.

— Дим, ну побыстрее запускайся. К делу.

— Завтра прибудет важный груз на Ан-12. Его сгрузят, и тебе нужно организовать его доставку в Пальмиру. Возможно, сделать несколько рейсов.

— Надо, так надо. А в чём проблема, что ты себе яйца здесь морозишь? — спросил я.

Батыров выдохнул, начиная уже скакать с ноги на ногу.

— Хорош плясать, как подстреленный заяц, — сказал я и потянул Димона за собой в казарму.

Остановившись на первом этаже, Батыров начал говорить.

— Тебе реально может не понравиться эта работа, Саш.

— Какая? Выполнить приказ генерала? У нас в принципе вся работа построена на приказах и их выполнении.

Димон выдохнул и махнул рукой.

— Ну как хочешь. Завтра всё сам и увидишь. Только ты сразу не начинай возмущаться, хорошо?

— Да что там за груз такой⁈

Солнце только поднялось над пустынными холмами. Яркий свет буквально слепил глаза. Изо рта шёл пар при каждом выдохе, но уже чувствовалось, что через час-другой станет жарко, и пыль поднимется клубами.

— Командир, два борта подготовлены. Погрузо-разгрузочная команда готова, — подошёл ко мне заместитель по инженерно-авиационной службе Гвоздев.

— Хорошо, Михалыч. Ты сам будешь руководить? — спросил я, надевая свои «Авиаторы» на глаза.

— Задача серьёзная. Боюсь, что без меня не справятся, — улыбнулся Гвоздев, поправляя демисезонную куртку и скрестив руки на груди.

По полосе уже выполнял пробег после посадки Ан-12, который мы ждали. Его серебристый силуэт и широкий нос виден отчётливо на фоне холмов, окружающих базу. С гулким рокотом винтов он медленно заруливал к месту стоянки. Блик от солнца пробегал по грязноватому фюзеляжу, и на десяток секунд вся машина показалась белоснежной, почти праздничной — будто не военный транспорт, а гостевой лайнер.

— Саныч, мы тут от ИАС немного собрали на Заварзина. Кому передать? — спросил Гвоздев, доставая конверт из внутреннего кармана.

— Чёрный у нас собирает. Они с ним земляки, — ответил я, и Михайлович убрал конверт.

— Жаль пацана. Мне нравилось, что он такой разговорчивый был. Ладно, я пойду проверю команду, — сказал Гвоздев и отошёл от меня.

Все переживают гибель товарища. Особенно когда вот так исподтишка убивают.

Я постарался вернуться к моему заданию, которое было мне поручено. Раз уж груз важный, стоит сосредоточиться на нём.

Двигатели начали затихать один за другим, а стоянка постепенно начала наполняться спецтранспортом и машинами. Потом послышался шум. Огромный створки грузового люка медленно открылись. Из глубины грузовой кабины показались ряды ящиков.

На бетон стоянки Тифора сошёл сопровождающий в песочной форме и погонах подполковника.

— Здравия желаю! Подполковник Валерин, Главное политическое управление Советской армии и Военно-Морского Флота. С кем имею честь говорить? — подошёл он ко мне.

Стройного телосложения, аккуратно уложенные волосы и подстриженные усы. А форма даже ещё складом пахнет, настолько новая.

— Майор Клюковкин, временно исполняющий обязанности…

— А почему майор? Постарше никого не нашли? — с некоторой надменностью произнёс Валерин.

— Ну не знаю, товарищ подполковник, кого в главном политуправлении хотели увидеть на авиабазе в 50 километрах от зоны активных боевых действий. Для вас майор уже не офицер, или как⁈

Валерин провёл рукой по волосам и осмотрелся по сторонам.

— Ладно, согласен и на майора.

— Спасибо. Не знаю как вас и благодарить, — ответил я.

— Ну, будет вам, Клюковкин! Давайте уже начинать разгрузку. Приказ из высоких кабинетов. Аппаратуру перегрузить на вертолёты и доставить в Пальмиру.

— Аппаратуру? Что ещё за аппаратуру⁈ — спросил я.

Около грузового люка уже собрались сирийские солдаты и несколько наших техников. Кто-то шутил, кто-то ворчал, но все работали уверенно. Тут вынесли и первые ящики.

Я прищурился и опустил очки, чтобы лучше рассмотреть груз в грузовой кабине. Сначала не понял, а потом как понял, что реакция была соответствующая.

— Вы издеваетесь⁈