Сирийский рубеж 4

Глава 12

В жизни всегда есть место удачному стечению обстоятельств. Порой хочется верить в чудо. Хотя… мне ли не знать, как может человек перемещаться во времени и пространстве.

— Есть предположения, куда они делись? — спросил Димон, когда мы шли со стоянки в сторону одного из зданий на аэродроме.

— Если они не выпрыгнули, то остались в кабине. Но их там нет. Значит, их забрали.

— Это самое логичное. А как их сбили? Ракетой ПЗРК ночью? Не поверю в это, — покачал головой Батыров.

— Видимо, что-то другое. В последнее время ничего сирийцы не «теряли» из зенитно-ракетных комплексов?

Димон фыркнул и почесал бороду. За время что Батыров в Тадморе он явно ни разу не брился.

— Как такое можно потерять… Хотя, в Сирии такое возможно, — взъерошил рукой волосы Димон.

Рядом со входом в здание нас уже ждал экипаж ведомого Бородина. Парни всю ночь не спали и вряд ли скоро смогут лечь в кровать. Дёргать их будут весь день сегодня.

— Давайте по порядку. Что произошло? Что видели? Что слышали? — спросил я.

Новых данных от ребят мы не получили. Нам известно только, что работали не выше 100 метров. Близко к горному хребту они не подходили.

— Тут в эфире РИта заголосила. Я ни пуска, ни «пунктиров» пулемётов не увидел. А Бородин с Чёрным у самой земли.

— Взрыва не было? — уточнил Батыров.

— Только огонь и пламя. По нам отработали из пулемёта с гор. Мы тут же развернулись и атаковали место, откуда стрельба велась. По нам били плотно и с трёх направлений. Как только отбились, сразу к Бородину. Ну, а дальше вы знаете.

Дальше спрашивать было бесполезно. Большей информации мы всё равно пока не знаем.

Мы с Батыровым зашли в здание, сохранившееся на аэродроме Тадмор. Авиагруппа его использовала как некое подобия командного пункта.

— Товарищ подполковник… — вскочил со своего места лейтенант в форме «эксперименталке», обращаясь к Батырову.

Это был тот самый Вальков, с которым я сегодня ночью уже разговаривал.

— Сиди. Звонки были? — спросил Димон, укладывая на один из столов автомат.

— Полковник Каргин звонил. Сказал, чтобы вы вышли на него по возвращении. Он и про вас, Сан Саныч, спрашивал, — ответил Вальков.

— Про меня что спросил? — уточнил я.

— Да странно. Спросил, не полетели ли вы на место падения. Сказал вернуть вас.

Действительно странная команда от Виктора Викторовича. То лети быстрее, то теперь не лети. Как тут можно не лететь, если твоих ребят сбили и даже не нашли их тела⁈

Батыров снял трубку одного из телефонов и начал связываться с Каргиным. Он должен был доложить о результатах вылета и уточнить, что делать дальше.

— Я ничего не спутал. Всё… всё… да послушайте! Нет ни крови, ни частей тела. И парашюты целые. Отработали ракетой однозначно, поскольку в районе правого двигателя есть характерные повреждения. Я знаю, что ПЗРК ночью не стреляют особо, но это не из разряда невозм… хорошо. Доложим.

Димон повесил трубку и выдохнул.

— Продолжаешь осматривать местность. Первоначально место падения, и далее весь район. Не знаю, сможешь ли ты их найти, но постарайся, — сказал Димон.

Я поправил воротник куртки и направился к выходу.

Через полчаса мы уже подлетали к месту падения вертолёта Бородина и Чёрного. Выполняя разворот над обгоревшими обломками, я буквально прижался к сдвижному блистеру, чтобы рассмотреть, что там внизу.

— Особо ничего и не осталось, — произнёс по внутренней связи Кеша.

Тень нашего вертолёта аккуратно скользила по склону горы, пока мы кружили над местом падения. Сверху оно представляло из себя чёрное пятно на сером склоне. У подножья горы была небольшая полоска выжженной земли. Чуть выше обломки металла, а хвостовая балка Ми-24 торчала вверх.

— Саныч, я уже всё посмотрел, — послышался в наушниках голос Сопина, который был в грузовой кабине вместе с двумя «специалистами» в полной экипировке.

— Мы тоже. Вон и коллеги, — ответил я, намекая на пару машин, следующих к месту падения.

Наверняка представители сирийцев, которые работали в этом районе, наблюдая за перемещениями боевиков и террористов.

— 302-й, площадку наблюдаю. Выполняю посадку, — произнёс я в эфир, давая понять паре прикрытия, что сейчас будем садиться.

Вертолёт пошёл на снижение. Земля постепенно начала приближаться. Подойдя к ровной площадке, воздушным потоком несущего винта поднималась серая пыль. Видимость упала до пары десятков метров, всё вокруг превращалось в мутное марево.

— Посадка. Выключение, — дал я команду экипажу.

Как только пыль осела, Карим открыл грузовую кабину и выпустил наших пассажиров.

— Командир, может сразу на облёт? Чего нам по обломкам лазить? — предложил Карим.

— Надо всё посмотреть. Я не верю, что два человека не оставили следов.

Я подошёл к дверному проёму и выглянул из вертолёта. Воздух пах сухой травой, перемешанной с резким привкусом гари, и въедливым запахом керосина.

Я шагнул вниз. Кроссовок утонул в рыхлом слое пыли и песка. Обойдя вертолёт, передо мной открылось и место падения Ми-24.

Фюзеляж лежал на боку. Весь металл обуглен, краска отслоилась. В грузовой кабине зияла большая дыра, а на камнях вокруг поблёскивали отдельные куски разбитого остекления. Лопасти валялись в стороне.

Я подошёл ближе. Обычная картинка при катастрофе — это разлетающиеся сиденья, снаряжение, сумки, — здесь же почти ничего не было. Ни жилетов, ни документов, ни оружия экипажа. Только в стороне, вдавленный в грунт, тускло блестел оплавленный наколенный планшет.

Я прищурился.

Не видно ни шлемов, ни даже обрывков тканей. Возможно, огня было так много, что всё сгорело дотла.

Иннокентий подошёл ко мне ближе. Мы молча смотрели на искорёженное брюхо машины, только ветер доносил шорох травы у подножья. От молчания на душе становилось не по себе.

— Всё выжгло… до последней нитки, — выдохнул Кеша, но резко осёкся. — Саныч, а вот чей-то кроссовок. Целый.

Да, его хоть сейчас можно было надеть. Получается, либо его кто-то снял, либо он с кого-то из ребят слетел во время…

— Саныч, подойди, — позвал меня Сопин, который беседовал с сирийскими коллегами.

Когда я подошёл ближе, то увидел тех самых бойцов из «Сил Тигра».

— У садыков есть новости, — сказал Игорь Геннадьевич.

Высокий сириец с седой бородой объяснил, что следов крови на склонах и в кабине не было. Зато были обнаружены следы колёс двух автомобилей. Причём не совсем простых.

— Почему «непростых»? — спросил я.

— Один однозначно от пикапа, а вот другой след не такой. Подобные следы я видел на трёхосных машинах.

Мы переглянулись с Сопиным. Что трёхосное может быть у боевиков? Из транспортных средств, которые могут применять для засады, только пикапы различных марок.

— Прям трёхосная? Как определил? — переспросил у него Сопин.

Сириец объяснил, что ранее он служил в Полиции.

— Является ли автомобиль двухосным или трёхосным, можно судить лишь по следам на месте его стоянки. А в паре километров как раз есть характерные углубления в грунте, — показал сириец на участок земли.

Дальше нам рассказали, что нашли на склонах гильзы от патронов ДШК и ещё нескольких крупнокалиберных пулемётов.

Что же может быть трёхосное в Сирии? И тут в голову пришла мысль, которую я уже сегодня озвучивал Батырову.

— В последнее время ничего у армии Сирии не пропадало из зенитно-ракетных комплексов? При чём непереносных? — спросил я.

Садыки переглянулись между собой, но на их лицах промелькнула тень сомнения. Похоже, где-то увели боевики из-под носа очередной ЗРК.

— Вообще-то, месяца полтора назад из бригады в Дейр-эз-зор дезертировал целый расчёт ЗРК. И прихватил с собой этот самый комплекс, — начал говорить один из сирийцев, но я решил продолжить сам.

— ЗРК «Оса», верно? — уточнил я.

Сириец кивнул.

Теперь всё бьётся. С помощью «Осы» можно и ночью, и днём сбивать воздушные цели. Лучше, чем с ПЗРК. К тому же у ЗРК «Оса» колёсное шасси трёхосное.

— Знаешь, а вот если была б возможность, боевики бы и Дворец Президента бы украли, да? — спросил я у Сопина.

— Не исключено, — покачал головой Игорь Геннадьевич.

Сопин тут же выдвинул идею, что нужно искать этих дезертиров. Вряд ли у мятежников есть слишком много специалистов, способных управляться с ЗРК «Оса».

Следующие сутки прошли в ожидании информации от Сопина и сирийцев. С парнями могли что угодно сотворить, если они ещё живы. Про их гибель думать не особо хотелось.

Из Пальмиры мы вернулись в Тифор, где ждали новостей.

К вечеру началось некое движение в сторону командного пункта. Сначала Батыров, сменившийся с поста старшего авиагруппы в Пальмире, убежал к Виктору Викторовичу.

Не прошло и пятнадцати минут, как к нам в комнату заглянул мой заместитель по инженерно-авиационной службе Гвоздев.

— Сан Саныч, два Ми-8 и два Ми-28 приказано готовить. Что-то знаете об этом? — уточнил Евгений Михайлович.

Я отвлёкся от чтения документов и поднялся с кровати.

— Чей приказ?

— Мне передали, что от Батырова.

Странно, что Димон не сказал об этом мне.

— Дмитрий Сергеевич выше меня по должности в нашем полку. Так что надо подготовить.

Только я договорил, как в комнату вбежал Могилкин.

— Сан Саныч… там… того… вас на КП, срочно.

Я быстро оделся и заспешил в сторону командного пункта. Войдя в зал управления, я попал в привычную атмосферу этого места.

Как всегда было душно, а запах табака, бумаги и пота по-прежнему стоял внутри помещения. На центральном столе большая карта. И во главе — Виктор Викторович, который просматривает маршрут полёта к месту назначения.

— Но так мы спугнём. Надо высаживаться дальше. Лучше за вот этой горной грядой, — показывал Сопин Каргину.

— Думаю, что с Клюковкиным ты это всё обговоришь. А вот и он!

Я подошёл к столу, чтобы выслушать задачу от Виктора Викторовича.

— Есть информация, где содержатся наши ребята. Да, Саша, они живы. Вот в этом городе, — указал Каргин на населённый пункт Эс-Сухне.

Новости о том, что парни живы воодушевляла. Теперь нужно было уяснить, как будем их спасать. Сопин прокашлялся, чтобы привлечь внимание всех собравшихся.

Сейчас за столом были Батыров, я, экипажи пары прикрытия и несколько сирийских военных. Плюс пара наших ребят в форме-прыжковке и с надетыми «лифчиками».

— Коротко изложу задачу. Район — небольшой город к северо-востоку от Пальмиры. Данные пришли надёжные: там держат Бородина и Чёрного. Задача проста — высаживаемся в двух километрах от предполагаемого места. Ищем нужный дом и работаем.

— Прикрытие? — уточнил я.

— Сегодня без него, Сан Саныч. Иначе спугнём

— Понял, — сказал я.

Никто вопросов не задавал.

Через полчаса мы вышли на лётное поле.

Спецназ подходил к бортам двумя группами. Шли молча. Рюкзаки нагружены, автоматы на груди, у одного за плечом РПГ. У каждого шаг чёткий, отмеренный. Лишних движений нет.

— Геннадич, всё верно. Сядем за вот этой горой и далее мы уйдём севернее. Уже будем слушать вас в воздухе, — сказал я, заканчивая последние приготовления к вылету.

В свете одного из фонарей я рассмотрел лица моих товарищей. Кеша был сосредоточен, а Батыров, как и всегда, серьёзен.

Сопин проверил личный состав, дал последние наставления и показал на вертолёт. Мы с Кешей и Каримом тоже залезли внутрь и приступили к запуску.

В кабине было темно, лишь только свет от приборов немного подсвечивал кабину.

Кеша водил пальцем по карте, которую подсвечивал фонариком. Его глаза блестели, и он коротко кивал сам себе. Будто без слов подтверждая правильность маршрута.

Ручка управления дрожала под моей ладонью так, что вибрация ходила по предплечью.

— 302-й, готов, — доложил я Батырову, вертолёт которого тоже уже был запущен.

— Понял, 310-й, пара готова? — запросил Димон.

— Готовы, — ответил Хачатрян.

Очередной ночной вылет. Вот только цель сегодня очень важная. Многое зависит от ребят в грузовой кабине. Многое, если не всё.

— Внимание, взлетаем! — дал команду Батыров.

Я начал поднимать рычаг шаг-газ, удерживая вертолёт от левого вращения правой педалью. Ми-8 начал подниматься. Мгновение и он оторвался от бетонной поверхности.

— 115-й, запретили взлёт. Отбой задач! Отбой! — буквально «влетел» в эфир руководитель полётами.

Я машинально опустил рычаг шаг-газ. Вертолёт просел вниз и, немного закачался из стороны в сторону. Но Батыров уже завис над стоянкой, как и два Ми-28.

— Тифор-старт, я 115-й, подтвердите команду, — запросил Димон.

— Посадка, посадка, 115-й. Отбой, сказали! — прорвался в эфир нервный голос Каргина.

Батыров медленно приземлился, не решаясь спросить причину. Я постарался отогнать дурные мысли, но противостоять логике уже не получалось.

— 003-й, нашли? — запросил я, выкручивая рукоятку коррекции влево.

В эфире возникла пауза в ожидании сообщения от Виктора Викторовича.

— Нашли. Оба «двести».

Я смотрел перед собой, пытаясь вспомнить ребят, которых мы сегодня потеряли. Перед глазами всплыли радостные лица, когда праздновали старый Новый год. Моментально вспомнились усталые глаза, когда в новогоднюю ночь летали в Пальмиру каждые три часа.

Может я не был им другом или близким товарищем, но я был для них командиром.

За всеми размышлениями пропустил момент, когда Кеша сорвал с себя шлем и чуть не бросил его в блистер перед собой. Эмоции он не сразу смог успокоить.

— Выключаемся, командир? — тихо спросил Карим по внутренней связи.

— Да, — ответил я.

Ночью не удалось уснуть. Так я и просидел до первых лучей солнца на командном пункте. Как и Кеша, как и Батыров. Каргин всю ночь был на телефоне, получая информацию о телах ребят и доводя её до командования в Дамаске.

— Да, товарищ командующий. Сказали, что будут с рассветом. Понял, сразу в Дамаск. Доброй ночи, — добавил Виктор Викторович и повесил трубку.

Каргин решил закурить прямо в помещении. Хоть полковник и пытался держать марку, но переживал он сильно. Пепельница на его столе была переполнена окурками.

— Сан Саныч, надо как-то скрытно их вывезти. Не надо, чтобы на это всё смотрели…

— Виноват, товарищ полковник. Я не имею право запретить моим подчинённым проститься с их боевыми товарищами. Да и не буду этого делать.

Каргин выдохнул и подошёл ближе.

— Это приказ, Саша. Мне не нужно, чтобы люди испытывали страх от увиденного.

Я повернулся к Виктору Викторовичу и встал со своего места.

— Что с ними сделали? — спросил я.

Каргин затушил сигарету и налил себе воды.

— Вы все служили в Афгане. Знаете, что духи были изощрёнными мучителями наших пленных. Так вот, сирийцы сказали, что к Бородину и Чёрному применили «красный тюльпан».

На душе стало мерзко. Сделать такое с нашими парнями могли только сумасшедшие и больные люди.

— Название ещё какое придумали, — сказал Батыров, смотря в потолок.

Я решил выйти на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. На крыльце я встретил Могилкина, который смотрел куда-то вдаль.

Прохладный воздух приятно обдувал. На авиабазе было тихо и спокойно. Не единого шороха и только слышно, как рядом со стоянкой на флагштоке развеваются флаги Сирии и Советского Союза. Их уже кто-то приспустил.

Будто сам аэродром в трауре.

— Не спится, Петруччо? — спросил я, подойдя к нему.

— Мы с Чёрным — однокашники. Спали рядом в казарме. Даже в одной лётной группе были. После выпуска его на месяц оставили, чтобы он на Ми-24 переучился, а я поехал служить. Он горел желанием летать именно на боевом вертолёте. Горел, и сгорел.

— Для каждого из нас есть место в небесной лётной комнате. Разница в том, что время каждому отпущено разное.

Могилкин кивнул и шмыгнул носом.

— Товарищ командир, я знаю, что их сейчас повезут в Дамаск. Разрешите я полечу командиром экипажа?

— Если доктор тебя допустит, то разрешу, Петя, — ответил я.

— Спасибо. Разрешите идти к доктору? — спросил Могилкин, и я кивнул ему в знак разрешения.

Я ещё долго стоял и смотрел на восходящее солнце. Внутри кипела злость, смешанная с яростью. Желание отомстить. Слишком много я потерял на этой войне людей, чтобы успокаиваться.

Через полчаса приехали машины с сирийцами. Они же и привезли тела ребят. Опознав их тела, я не стал скрывать информацию от моих подчинённых и сказал, что ребят отправят в Дамаск в ближайший час.

За несколько минут на стоянке построился весь личный состав для прощания. Никто не говорил поминальных речей.

Просто все хотели проводить ребят на Родину. Вышедший на стоянку Каргин и не пытался возмущаться. Тела ребят он решил отвезти лично, оставив за старшего на аэродроме Батырова.

Строй эскадрильи стоял до самого взлёта вертолёта, и только потом все разошлись. Я ещё долго смотрел, как улетает Ми-8 в сторону Дамаска, думая о произошедшем.

В этот момент за спиной послышались шаги. Чем ближе они были, тем громче я слышал тяжёлое дыхание.

— Задумался, Саша? — подошёл ко мне Сопин.

— Голова разрывается от мыслей. Возможно просто поспать надо.

— К сожалению, я пока тебе этого не могу обещать. Мне надо, чтобы ты выслушал одного человека.

— Сейчас? — спросил я, и Сопин медленно кивнул.

Сопин повёл меня в неизвестное мне здание. Оно находилось несколько дальше, чем командный пункт и казарма. Это была одноэтажная серая бетонная коробка. Единственное, что её отличало от других — охрана на входе.

Внутри здания никаких плакатов и стендов. Слегка обшарпанные стены и одинаковые деревянные двери в кабинетах. Рядом с одним из таких мы и остановились.

— Проходи, Саша. И знакомься, — сказал Сопин, пропуская меня вперёд.

Дверь закрылась за спиной мягко, но звук в тишине всё равно раскатился по комнате как выстрел.

Внутри было душно. Шторы закрыты, а единственный источник света — настольная лампа. В желтоватом круге света сидел человек.

Это был крепкий, среднего возраста сириец. Он поднял взгляд, задержал его сначала на полковнике, потом на мне. Молчание давило. Слышно было, как щёлкает в углу какой‑то древний вентилятор и гудит проводка.

— Садитесь, — сказал мне Сопин, показывая на стул напротив сирийца.

Стулья заскрипели по полу. Больше никто не двигался. Связной склонился немного вперёд.

— Я вас таким и представлял, аль-каид, — сказал он осипшим голосом.

Гнетущая тишина снова опустилась. Я сидел и ощущал её кожей. Даже ход стрелок настенных часов отдавался слишком громко.

— Кто вы? — спросил я.

— Это неважно. Я знаю Сирию и знаю много. У меня для вас послание, — сказал сириец и потянулся рукой к себе во внутренний карман куртки.

Мысль была, что послание должно больно по мне ударить. Частично, так и получилось.

На стол сириец положил напечатанную бумагу на арабском языке с моей фотографией. А рядом — такие же бумаги Заварзина, Бородина и Чёрного.

— На тебя, аль-каид, объявлена охота.