По позвоночнику пробежал лёгкий холод, но это был не страх. Это было то самое чувство, когда предельно ясно понимаешь — вот твоя цель, вот твоя задача. Ошибки быть не должно. Либо ты, либо они. А в голове промелькнула мысль: ' — И почему вечно так мало времени⁈'.
Небо над Пальмирой окутывал чёрным дым. Впереди на небольшой площади города среди жилых домов, развернулся весьма опасный «зверь», которого я сейчас ненавидел сильнее всего — зенитно‑ракетный комплекс «Квадрат».
Его ракеты, как клыки хищника, уже поднялись к небу. Ощущение, что прямо сейчас одна из них сорвётся и устремиться к цели. И уйти одному из бомбардировщиков уже не получится. А там и ещё один пуск.
В очередной раз счёт шёл на секунды.
— 110-й, отмена задания. Уходите. С земли работает «Квадрат», — информировал в эфир ПАНовец.
Но таким махинам, как Ту-22 не так-то и просто сманеврировать. У них ещё и высота большая. Как раз «хорошо» для пуска ракет.
— 17-й, к городу не подходи. Маневрируй у самой земли, — дал я команду Кневичу, который уже начал пристраиваться ко мне.
— По… Вправо, вправо! По тебе работают! — услышал я громкий голос ведомого в эфире.
Резко отвернул вправо, доверяя своему боевому товарищу. Силуэт на авиагоризонте начал заваливаться в сторону разворота, а сам Ми-28 практически лёг на бок. Где-то в районе хвостовой балки прозвучал глухой удар.
Вертолёт повело, но управление не потеряно.
В наушниках заработал сигнал опасной высоты. Ручку управления тяну на себя, чтобы уйти от столкновения с древней колонной.
— Тяни, командир! — тяжело говорит Кеша.
Рычаг шаг-газ вытягиваю вверх, чтобы дать мощности несущему винту. Верхняя часть колонны всё ближе, а вертолёт всё тяжелее. Нос задран, перед глазами голубое небо… Совсем немного до столкновения, но вертолёт успевает набрать высоту и перелететь препятствие.
Тащить за собой ведомого нельзя. Рядом с «Квадратом» однозначно плотная ПВО. Надо быстрее прицеливаться и пускать ракету.
— Саныч, быстрее. У нас секунды.
Ручку управления отклонил от себя, разгоняя вертолёт до скорости… да до какой получится!
Логичнее было бы ударить по 1С191 — самоходной установке разведки и наведения, входящей в комплекс «Квадрат». Но её не видно, а действовать надо.
В этот момент земля ожила вся разом.
— «Асошки», «асошки»! — продолжал подсказывать авианаводчик.
В это время и экипажи Ту-22 пытались уйти от удара, нервно переговариваясь в эфире.
— 117-й, уходим. Меня облучают с земли.
— Да меня тоже. В развороте уже. Тяжело идёт.
Кеша как мог, накладывал быстрее прицельную марку. В этот момент ещё одна очередь с земли.
— Вижу «Шилку». Атака! — прозвучал доклад Кневича.
Крупнокалиберные снаряды зенитной самоходной установки прошли вверх, словно рой ос, красно‑оранжевыми цепочками режа дым. Пару секунд спустя её поглотил огромный огненный шар.
С нескольких десятков точек продолжали бить боевики по мне, забивая воздух огнём. Ещё одна очередь прошла перед кабиной, осколки хлестнули в броню, и машину качнуло к земле.
— Кеша, быстрее, — торопил я Петрова, выдерживая вертолёт на боевом курсе.
Сквозь гарь, слепящий свет сирийского солнца и застывшие по горизонту холмы я продолжал смотреть вперёд.
В данный момент попасть в комплекс было очень сложно. Боевики его скрыли весьма хорошо. Да ещё и среди жилых домов. Тело чувствовало каждый оборот винта, а в висках ощущалось тяжёлое биение собственного сердца. Как будто весь мир сжался до кабины Ми‑28. И перед глазами ничего, кроме индикатора лобового стекла.
— Кеша, наводись, — сказал я по внутренней связи.
Иннокентий продолжал передвигать прицельную марку по индикатору. Главное, чтобы нам хватило этих секунд до момента пуска ракеты. Время реакции у комплекса «Квадрат» чуть больше 20 секунд, и несколько из них уже прошли.
— Сейчас-сейчас. Ровно пилотируй, — приговаривал Кеша.
Но как тут удержать вертолёт ровно, когда весь шквал огня с земли обрушился на тебя.
— Маневрируй, 302-й! — произнёс в эфир авианаводчик, который перекрикивал посторонние шумы.
Я начал тянуть ручку, уходя вниз, но удерживая в обзоре пусковую установку. Пролетел вдоль линий стен первой линии домов.
Ощущение, будто горячий воздух бьёт в стекло. Над головой проносятся снаряды зенитки. Осколки взрывов с земли колотят по корпусу. И отдают вибрацией с каждым ударом.
— Бррр! — прозвучал чей-то голос в ушах.
Я увидел, как в районе пусковой установки блеснуло пламя. Вверх взмыла ракета ПЗРК и устремилась в нашу сторону, приближаясь справа.
То самое чувство, когда ты видишь, что смерть пошла навстречу с тобой и… тут же ушла в сторону. Будто ракета потеряла цель, уйдя вверх. В воздухе остался серый спутный след, который так и висел перед глазами.
— Быстрее-быстрее, — приговаривал я, ожидая пуск ракеты от Кеши.
— Рррр, — вновь услышал я рычание в эфир.
В это время прицельная марка уже почти совместилась с целью. Счётчик дальности добрался до значения в 3 километра. С каждым мгновением всё меньше времени остаётся до пуска ракет по нашим Ту-22.
— Байкал. Нас облучают! Сирена не снялась, — услышал я в наушниках чужой голос, в котором ощущались нотки волнения.
Прицел на индикаторе лобового стекла пляшет. Палец уже на гашетке ПУСК. Если Кеша не прицелится, придётся пускать ракету как получиться. Наудачу.
— Кеша, время… — произнёс я.
В наушниках запищало, оповещая, что ракета готова к пуску по цели. Сигнал ПР на индикаторе лобового стекла так и продолжал гореть.
— Рррр, — продолжал кто-то рычать.
Впереди строение, которое перелетаем. В кабине уже чересчур жарко. Ручка управления будто бы прилипла к ладони, хоть и надеты перчатки. На скуле чувствую, как стекает противная капля пота, нервирующая каждую клетку организма.
И вновь новая встречная пулемётная очередь по воздуху. Трассеры идут прямо по носу, мимо кабины с визгом.
— Рррр! — вновь рычание, но я не могу разобрать, что это за слова.
И тут ракета с глухим звуком вырвалась из направляющей, отбросив сизый дым. Яркая вспышка впереди. «Атака» сделала пару витков, чтобы встать на курс, и устремилась к цели. Я замираю: на несколько секунд всё замедляется. Снизу летят десятки снарядов, а там, на земле пусковая установка «Квадрат». Вот-вот выпустит ракету по целям в воздухе.
Траектория ракеты уже ушла в город. На счётчике остались две секунды… одна.
Взрыв.
Через секунду «Квадрат» накрывает пламя. Машина противника ломается, загибается, как железная кукла.
Одна из ракет успевает подняться всего на несколько метров. Кажется, что опоздали. Как такое возможно⁈
И тут она совсем немного уходит в сторону и врезается в один из каменистых холмов вокруг города.
— Есть, — выдыхаю я, но ещё не всё.
Огненный цветок вырастает посреди площади. Пыль и камни, куски металла рвутся в небо.
— Цель поражена. Поражена, — выдыхает авианаводчик, но для нас с Кешей ничего ещё не закончено.
Вновь очередь из крупнокалиберного пулемёта совсем рядом прошла с фюзеляжем. Ручку управления резко отклонил влево, уводя вертолёт в сторону. Тут же «вытягиваю» вертолёт на боевой разворот, проносясь над крышами домов.
С каждой из них нас атакуют. Фюзеляж ловит отдельные патроны и снаряды, но вертолёт всё терпит. Снизу всё ещё бьют десятки стволов. Пули цокают по броне.
Оранжевый столб огня в нескольких сотнях метрах возникает из ниоткуда. Вертолёт трясётся, слушаясь отклонения органов управления, а небо заполнили вспышки тепловых ловушек.
Вновь взрыв совсем рядом с вертолётом. Да такой силы, будто по фюзеляжу ударили молотом.
Сквозь дым вижу горящий остов «Квадрата». На его фоне чернеют развалины древней Пальмиры. Там, где веками стояли колонны, теперь клубится огонь и пепел. Большая часть архитектуры сохранена, но боевики ещё продолжают сопротивляться.
Бело‑песчаный ансамбль колонн, арок и древних стен меркнет.
— Кеша, на связь.
Но в ответ тишина. Слышно какое-то мычание.
— Кеша, как принимаешь? — запросил я.
Начинаю понимать, что мне не отвечает Иннокентий.
— 302-й, передняя кабина разбита, — подсказал Кневич.
Я с трудом сглотнул ком, образовавшийся в горле. Я вновь и вновь пробовал вызвать Кешу, но в ответ очередное рычание.
— Кеша, не молчи, — громче произнёс я.
— Ррр… чу. Не… чу, — раздавалось в наушниках.
Возможно, у него ранение или что-то со средствами связи. Главное, что живой. Но из боя следует выходить.
— Байкал, 302-му. У меня переднего похоже ранило, — доложил я авианаводчику.
— Понял вас. Отход с курсом 280. И свяжитесь через воздух с Тифором.
— Принял. Сейчас.
Другая пара ещё не вышла на связь. Время уже расчётное, чтобы мы взяли курс на Тифор, а смены всё равно нет.
Ситуации не самая приятная. И уходить надо, поскольку Кеша ранен, и своих бросать не хочется.
— 308-й, 308-й, 2-му на связь. 308-й, — запрашивал я ведущего пары Ми-24, которая должна нас сменить.
В ответ тишина. Зато более бодрые голоса теперь у группы бомбардировщиков.
— 110-й, уходим на обратный. Задание прекратили, — доложил их ведущий.
В эфире возникла пауза, пока я выравнивал вертолёт.
— Понял. Подскажу. 302-й, ответь 110-му.
— На приёме, 110-й.
— 308-й передал, что взлетели.
Это уже хорошо. Значит, подмога будет. Пока я отвернул вертолёт в направлении аэродрома, смог осмотреть поле боя.
Боевики откатились назад и сейчас никаких атак против наших войск не предпринимали.
— Принял. Передайте на Тифор-старт, что 302-му к посадке нужна санитарка и пускай запросят вертолёт на перелёт в госпиталь.
— Понял, передам. И… спасибо за работу, — поблагодарил нас ведущий бомбардировщиков.
Не знаю, как он понял, что это мы уничтожили «Квадрат». Может кто подсказал. В эфире сейчас кого только нет.
— Мягкой посадки, — ответил я, отклоняя ручку от себя.
Пока командир «бомбёров» передавал информацию, мы с Кневичем уже развернулись в направлении базы. Скорость нужно увеличивать, чтобы как можно быстрее прибыть на аэродром.
— 302-й, Байкалу. Спасибо и удачи.
— Держитесь, мужики, — ответил я, продолжая разгонять вертолёт.
Кневич пристроился рядом и несколько секунд летел со мной параллельно.
— Блистер разбит, но он мне рукой машет, — сказал ведомый, уводя вертолёт в сторону.
— Понял. Не молчи, Кеша. Ты как там? Порычи хоть, — продолжал я держать в тонусе Петрова.
Если он может махать, значит ранения могут быть несерьёзные.
— А у… еня… рррр, — прозвучал в эфире громкий рык Иннокентия, пытавшегося проговорить фразу.
Опять сплошное рычание и свист от него. Что по внутренней связи, что в эфире. Зато впереди уже видны очертания базы Эт-Тияс.
Пара Ми-24 прошла в нескольких километрах от нас, держа курс на древний город. Ощущение боя ещё не отпускало меня. Пока не увижу Кешу и не узнаю что с ним, не успокоюсь.
— Тифор-старт, 302-й, точку наблюдаю. Готов к посадке, — запросил я.
— Вас понял. 302-й, средства готовы, куда удобней сесть?
— Куда скажете. Только быстрее, — ответил я.
Разрешили нам сесть сразу на стоянку, где уже стоял УАЗ «таблетка» и два военных внедорожника.
На снижении пришло понимание, что Ми‑28 еле держится. Вертолёт начало тянуть влево, а обороты правого двигателя скакали в обе стороны. Чувствуется повышенная вибрация. Да такая, что игрушка мышонок на панели вот-вот должна упасть.
Начинаю ещё больше гасить скорость, направляя машину на бетон базы Т‑4. Двигатели воют, а пыль закручивается в огромный вихрь.
Вертолёт аккуратно коснулся бетонной поверхности. К передней кабине подбежали медики. С ними и Димон Батыров, который указывает медикам, как принять на носилки Петрова.
Я смотрел как вытаскивают Кешу. Батыров на ходу снял с него шлем и автомат, а я пытался уловить его состояние. Внешне совсем ничего хорошего.
Всё лицо в крови. Тёмные потёки тянутся от висков к подбородку. На шее большой бордовый комок бинта из индивидуального перевязочного пакета. Щека разодрана осколком. Как и нос. Одежда на левом плече порвана, а лямка «лифчика» пропиталась насквозь кровью.
Только двигатели выключились, как я открыл дверь и сорвал с себя шлем, бросив его и автомат стоявшему рядом технику.
Я догнал Батырова, который уже передал Кешу медикам. Медики подхватывают его под локти. У него самого глаза полузакрыты, взгляд мутный, дыхание рваное и сиплое. Видно, что ранение есть в шею.
— Жить будет. Ничего серьёзного, — сказал Димон.
— Да пока незаметно, — ответил я, смотря, как Иннокентия укладывают на носилки.
— Командир, я… нена… долго, — услышал я шёпот Кеши, которому не позволили подняться с носилок.
— Сколько нужно. Держись там, — ответил я, подошёл к Петрову и пожал руку.
Кеша в это время тянет другую руку вверх. Долго, медленно, будто через толщу воды, и поднимает большой палец.
Я подождал, пока Иннокентия увезут, и посмотрел вокруг. Со всех сторон всё шумит. Боевая работа не прекращается. Кто‑то орёт про топливные следы на фюзеляже, а кто‑то уже тащит ракеты, чтобы подвесить на другие вертолёты.
— Ещё один Ми-28 вышел из строя, — кивнул Батыров в сторону вертолёта.
Я кивнул, смотря на повреждения Ми-28. Передний блистер разбит, а осколки разбросаны по всей кабине. На тех местах, где ещё недавно была прозрачная бронестеклянная капсула, теперь клочья стекла и кровавые разводы.
— А меня больше не это волнует, Сергеич. У нас лётчик ранен, двое техников в госпитале. А ещё мы до сих пор не знаем, каким арсеналом средств ПВО обладает противник. Или мы сейчас разведку боем проводили?
Батыров только пожал плечами и пошёл вслед за мной к вертолёту. Пока я смотрел на повреждения, он ходил рядом и смотрел на дырки от снарядов по всему фюзеляжу.
— Ты ведь знаешь, Саша, что здесь сложно определить где «наш сириец», а где не наш.
— Ну оттого, что я это знаю, легче не стало.
Димон недовольно фыркнул, выражая несогласие со мной. Хотя в чём я не прав, мне непонятно.
Пока техсостав начал латать Ми-28, я отправился на командный пункт. Кешу через час вертолётом отправили в госпиталь. Батыров сам сел в кресло командира и улетел в Дамаск.
Сирийцы знали, что Кеша, человек которого у себя принимал сам президент. Так что и отношение к нему будет соответствующее.
Я же это время контролировал работу эскадрильи по целям в районе Пальмиры. В зале постоянно звучали какие-то новые задачи. Одна серьёзнее другой.
Один из сирийских генералов и вовсе предлагал ударить по городу бомбардировщиками. Мол, в Тадморе уже никого не осталось из тех, кто верен президенту. Естественно, эту мысль отмели моментально.
К вечеру уже всем стало понятно, что бои за древнюю Пальмиру постепенно сходят на нет. В это время генерал Махлуф, как командующий всей операцией, подозвал всех к карте и «обрисовал» ситуацию.
— Господствующие высоты заняты. Древняя Пальмира пока ещё не под полным контролем, но на финальном этапе. Завтра днём противник будет оттуда выбит. Нам нужно решать, что дальше. Предложения, господа и товарищи, — произнёс генерал.
Пока шла выработка предложений, я продолжал заниматься своей эскадрильей. Каждая пара лётчиков приходила и докладывала об обстановке.
— Мы уже атаковали в районе садов Пальмиры. Туда нас авианаводчик уже выводил. Вот здесь и здесь были пулемёты, а тут большой склад уничтожили. До сих пор детонирует, — объяснял один из ребят, показывая на замеченные огневые точки.
— Склад — это хорошо. А вот что там с расположением войск в районе садов?
— Неизвестно. Что спецназ успел разведать, то мы и уничтожали. Аэродром Тадмор сейчас тоже весь в огне.
Я поблагодарил ребят за работу и отправил отдыхать на «высотку». Только мои лётчики вышли из зала, как на пороге появился настоящий «песочный человек». Это был один из сирийских солдат, смотревший куда-то в непонятном направлении.
На пол с него сыпался песок, а сам он выглядел уставшим. Внимание гостю уделили не сразу.
— Господа, мы в плен взяли Сардара Фаделя, — ответил боец, которому уже дали стакан с водой.
Молодой парень с трудом стоял на ногах. К нему тут же подошёл генерал Махлуф и приобнял, не боясь запачкаться.
— Это хорошо. Руководитель боевиков захвачен. Нам повезло. Надо его допросить. Лично буду говорить с ним, — сказал командующий, обращаясь к руководителю разведки Али Дуба.
Но пришедший на командный пункт сириец ещё недоговорил.
— Сардар отказался говорить. И с вами, и с кем бы то ни было. Он сказал, что готов понести наказание за свои убеждения.
Руководитель боевиков ценный пленник. А в свете неясностей с ПВО и планами мятежников ценность возрастает.
— Да будет так. Отправьте его в тюрьму. Там точно заговорит, — сказал Махлуф и отвернулся к столу.
— Есть предложение, господин генерал. Возможно, есть шанс что он будет говорить с кем-то другим, — предложил я.
Командующий поджал нижнюю губу и пристально посмотрел на меня.
— И с кем же⁈ Он не хочет говорить с генералом! — возмутился Махлуф.
— А что насчёт брата?