Сирийский рубеж 4

Глава 3

Мы с Батыровым шли молча в направлении здания высотного снаряжения. Серая облачность уже скрыла и звёзды, и яркую луну, которая хоть немного, но освещала окрестности базы. Воздух постепенно стал наполняться запахом дождя, а ветер менял направление с завидным постоянством.

— Определился с кем полетишь? — спросил у меня Димон, шоркая обувью по бетонной дорожке.

— Нет ещё. У меня почти все слётаны.

— Ну, возьми самого подготовленного. Тебе же будет проще.

— Не-а. Так не делается. Экипажи все уже сработались. Разрывать их — значит показать ребятам, что я им не доверяю. А я им всецело доверяю.

Батыров остановился и притормозил меня за рукав.

— Саша, погода будет плохая. Сопротивление противника жесточайшее. А ты собираешься доверить выполнение задачи совсем ещё неопытным экипажам.

Я повернулся к Батырову и уловил его эмоции. В свете фонаря его лицо выглядело слегка испуганным. Я одёрнул руку Димона от рукава. Откидывать её не собирался, а только крепко пожал.

— Ты вспомни меня и себя. Какие нам с тобой задачи поручали в Афгане? Как и всем. Потому что нам доверяли. А может, ты мне не веришь, дружище? — спросил я, прищурившись и улыбнувшись.

— Тебе я верю, как себе. Просто у меня уверенность не во всех есть. Вы же и меня будете прикрывать, если вдруг поднимут по тревоге.

Батыров завтра, 31 декабря, будет дежурить в экипаже ПСО, а с ним ещё и смешанная пара Ми-28 и Ми-24. Саму высадку будут выполнять сирийские вертолёты. С их командирами мы уже всё обсудили в зале боевого управления на командном пункте. Теперь осталось поставить задачу моим лётчикам.

В жилой комнате все ждали нашего прихода и готовились выслушать порядок действий на завтра. Пока все собирались на традиционный вечерний «курултай», я ещё раз обвёл комнату взглядом.

Внутренне убранство «не фонтан», но и мы не на отдыхе.

Вдоль стен плотно выставлены двухъярусные кровати, которые своим скрипом могут всю Сирийскую пустыню перебудить. На всех у нас два больших шкафа, куда поместились только съестные и питьевые запасы. Два ящика с личным оружием, которые почему-то постоянно открыты.

— Вы бы их хоть на ночь закрывали, — возмущался один из бортовых техников, когда один из лётчиков неаккуратно положил автомат и не защёлкнул замок.

— Да кому они нужны? И так сил нет на лишние телодвижения, — махнул рукой молодой парень.

— А так даже быстрее получать оружие выходит. Как пить дать, кто-нибудь да потерял бы ключи, — посмеялся другой старлей.

За окнами гудел ветер, от которого слегка дрожали стёкла. Мне же нужно было определить, кто со мной завтра полетит на задачу.

— Заварзин? — позвал я того самого лейтенанта, который не закрыл за собой ящик с оружием

— Я, товарищ командир, — отозвался он.

Я подозвал его к себе, поманив жестом.

Пока я раскладывал карту на столе в центре комнаты, все быстро поднимались с кроватей и садились вокруг.

Заварзин поправлял форму и не торопился подойти ко мне.

— Да иди уже сюда. Не на строевой же смотр я тебя зову, — поторопил я паренька.

— Так точно.

Заварзин подошёл ко мне, и я быстро окинул его оценивающим взглядом.

— Максим Павлович, верно лейтенант? — уточнил я имя и отчество Заварзина.

— Да, товарищ командир.

— Твой командир экипажа в госпитале? — спросил я.

— Да. Он уже две недели там. Что-то не так с… желудком.

В этот момент Рашид Ибрагимов с трудом сдержал смех. Мне было известно, что с пищеварением у командира вертолёта Заварзина всё хорошо. Там… с другим местом проблемы.

— Ну-ну, пускай будет с желудком. Приедет, я ему диету назначу, — ответил я и показал Заварзину подойти к карте.

— Хорошо. Завтра на прикрытие полетишь со мной.

Заварзин выпрямился и широко улыбнулся.

— Да… есть… согласен, товарищ командир, — заволновался Максим, но улыбаться продолжил.

— Так, Максут, успокоился. Ты чё такой весёлый⁈

— Ну так с вами лечу. А это… ну мне рассказали, что с вами всегда интересно.

Я призадумался. Постоянные «жопные» ситуации, которые со мной и Кешей случались, теперь ещё и вызывают непомерный интерес у молодых лётчиков.

— Пускай так. Маршрут следующий, — показал я на карте нанесённые поворотные пункты.

Заварзин быстро «срисовал» маршрут и пошёл на своё место.

Когда все собрались, я ещё раз обвёл всех взглядом.

Никто не ёрзал, не кашлял. Все сидели в плотном полукольце — в руках наколенные планшеты, а перед каждым лежали тетради подготовки к полётам. Взгляд у ребят цепкий, сосредоточенный.

— Задача простая, как «дважды два». Шесть сирийских Ми‑8 с десантными группами на борту должны произвести высадку на северо-западе Пальмиры. Наша работа — прикрытие.

Я ткнул пальцем в карту, показывая расчётный маршрут и место высадки.

— Мы идём двумя парами. Первая — впереди и справа, держим линию и открываем глаза шире. Вторая пара — слева и позади. Работаем внимательно. Возможны засады, ПЗРК и «сварки». Любой блеск, дым, движение — доклад немедленно. А главное — внимание за погодой. Завтра будет совсем не солнечно.

Я провёл пальцем до точки высадки.

— В районе высадки усиливаем внимание. Ми-8 с десантом, для боевиков практически как выигрыш в Спортлото. Так что будут ждать. Подавляем всё, что шевелится. Но помните: главные в этом полёте не мы. Главные Ми‑8. Наша задача, чтобы они смогли спокойно сесть и спокойно уйти. Работаем чётко, не геройствуем. Глаз не ронять, эфир не забивать. Помните: каждый Ми‑8 — это люди внутри. Для них мы единственная броня. Все это понимают?

— Так точно! — ответ был в унисон, сухой и уверенный.

— Тогда переходим к деталям.

Дальше слово взял штурман эскадрильи и начал доводить все особенности на маршруте.

— Из-за сложного рельефа и погоды пройти напрямую сложно. Поэтому нам придётся выполнить проход вдоль горного хребта Джебелель-Эль-Абьяд вдоль северного склона, — объяснял штурман.

Все слушали внимательно, а лётчики-операторы делали себе пометки в наколенных планшетах.

— Здесь дорога, которая идёт рядом с небольшим водохранилищем Абар. За неё цепляемся и следуем вдоль неё. Господствующие высоты под нашим контролем, поэтому всё внимание на навигацию. Но головой крутим, — продолжал штурман, ведя пальцем по карте.

В течение двадцати минут разобрали ещё несколько особенностей.

Экипажем моего ведомого определили Бородина и Чёрного. Это были ничем не выделяющиеся ребята. Обыкновенные «рабочие войны», каких десятки и сотни в нашей армии.

— Слушать внимательно эфир и всё вокруг контролировать. Что не так, сразу доклад. И резко на маршруте старайтесь не пилотировать, посколько внутри строя мы держим Ми-8, — нацелил я экипаж ведомого на завтрашнюю работу.

— Всё понятно, товарищ командир, — ответил Чёрный.

Уточняющих вопросов никто не задавал. Несколько раз ко мне подходил Максим Заварзин, уточнив несколько моментов по применению вооружения. Закончив с совещанием, все разом отправились спать.

Утром стоянка аэродрома спала в серой дымке. Тучи висели низко‑низко и тянули вниз тугой материей весь горизонт, будто их можно было достать рукой. Воздух пах выхлопными газами, керосином и чем‑то металлическим, влажным. Видимость километра четыре, не больше. Всё вокруг растворялось в тяжёлой дымке.

Пока мы шли с Заварзиным к вертолёту, я чуть не оглох от постоянного жужжания у моего левого уха. И это было не какое-то насекомое.

— А вы музыку любите? Классику или современную? Мне недавно попался концерт группы «Кино». Вы не слушали её? — заваливал меня вопросами Максут.

— Да куда уж мне. Я больше Толкунову люблю, — ответил я.

Ставка была на то, что уж с творчеством великой советской певицы молодёжь 80-х слабо знакома. К сожалению, не прошла ставка.

— О! А я её несколько песен знаю наизусть. Вот послушайте: ' — Я прилечу — ты мне скажи. Бурю пройду и пламень…'.

Мда, поёт Максимка хорошо, но не в тему.

— Молодец, — похвалил я Заварзина.

От музыки Максим плавно перешёл к спорту. Затыкать ему рот я не стал. Может у парня из-за волнения такое многословие.

— «Спартак» навсегда в сердце. Народная команда! Правда, в хоккее я больше за «Крылья» переживаю…

И так до самого вертолёта. Мои ботинки скользили по тёмным лужицам, а взгляд снова и снова уходил в небо.

— А погода сегодня 31 декабря самая «лётная»: хоть глаз выколи. Я вот помню у меня дома…

Я улыбнулся. Такого разговорчивого ещё надо было мне постараться найти.

— Командир, при такой видимости я бы и на рыбалку не поехал, а мы вот летим. Зато на охоту… Вы бы куда пошли лучше?

Чуть было не сказал «подальше от сюда». Но кто ж за меня будет эту работу делать.

— Лучше на рыбалку, — ответил я.

— Вот и я люблю рыбалку! Помню мы с братом…

Пока Заварзин рассказывал, как он тащил брата десять километров с порезанной ногой, мы уже подошли к Ми‑24. На фоне серого неба машина казалась большим зверем — распластанные лопасти, изломанный силуэт, грязные бока с тёмными потёками масла.

Заварзин остановился на секунду, всматриваясь в вертолёт.

— Сан Саныч… а вы помните свой первый вылет в плохую погоду?

Я усмехнулся и начал вспоминать. Посмотрев в небо, сощурился, напрягая извилины. Ведь технически мой первый вылет в такую погоду ещё даже не состоялся.

— В такую? Первый был давно. Не особо помню тот день, а вот то что пропотел как в бане во время того вылета, помню.

Заварзин хохотнул коротко, неловко, но в смехе уже не было зажатого страха, а только уважение и внутренняя готовность.

Я занял место в кабине, поправив после посадки в кресло жилет и автомат. Быстро пристегнулся. Органы управления стояли нейтрально, но я не смог удержаться, чтобы не погладить ручку управления и рычаг шаг-газ.

— 302-й, группе доложить о готовности, — запросил я на канале управления.

Пока все экипажи выходили в эфир с докладом, в Ми-8 заканчивалась погрузка десантных групп. Сирийские бойцы тащили с собой АГСы, пулемёты и большой боекомплект. Было видно, что готовились к серьёзному сопротивлению.

— Доклады принял. Тифор-старт, я 302-й, утро доброе. Группе запуск.

Руководитель полётами дал разрешение, и тишина на аэродроме закончилась.

Дымка сразу дрогнула от вибрации. Следом один за другим вертолёты начали «раскручиваться». На бортах вспыхнули бортовые огни, и всё вокруг наполнилось гулом.

— 302-й, группа 201-го готова, — доложил мне о запуске ведущий десантной группы Ми-8.

— Понял. Выруливаем на полосу, — дал я команду.

На рулёжке начали выстраиваться вертолёты. Кому-то было удобно даже просто выполнить подлёт и занять место на полосе. Через несколько минут Ми‑8 заняли центр строя на полосе. Их силуэты казались мне сейчас более массивными и чуть грузными.

— На месте. 323-й, готовы, — доложил ведущий моей ведомой пары, когда занял место на полосе.

Со стороны мы сейчас выглядели как стая, собравшаяся в охоту: ощетинившиеся «шмели» сопровождают суровых «пчёлок».

— Максут, готов? — запросил я по внутренней связи Заварзина.

Секундная пауза на то, чтобы мой оператор ответил.

— Готов.

Оттримировав вертолёт, я вышел в эфир.

— Внимание. Группе взлёт!

В ту же секунду я начал поднимать рычаг шаг‑газ. Почувствовался знакомый толчок в животе. Тот самый момент, когда вертолёт начал отрываться от полосы. Вибрация пошла по креслу, и бетонка осталась внизу.

Одновременно все начали отрываться от полосы. Дымка, которая была по всему горизонту, казалось, сама отступила. Небольшие клочья утреннего тумана закрутились вихрями под лопастями.

Вся группа взмыла в небо. Ми‑8 держались в середине строя, и их винты отбивали туман в молочные валы. Вторая пара Ми‑24 держалась левее.

На несколько секунд мы зависли над серым аэродромом. Внизу крутились бешеные спирали луж и клочья проходящего тумана. Кажется, что воздух вибрировал.

— Внимание, паашли! — скомандовал я, отклоняя ручку управления от себя.

Бетонная полоса начала «пробегать» внизу, словно сама неохотно отпускала нас. Скорость начала расти. Ми-8 встали между нами и держались близко друг к другу.

— Держим «прибор» 180. Курс 70°, высота 100, — подсказал мне Заварзин, и я повторил в эфир то же самое.

Мы рванули вперёд. Кабина Ми‑24 дрожала, будто вся машина была одним сплошным мускулом. В висках отдавался звон и давило низкое серое небо. Пальмирская пустыня утонула в облаках, и вертолётное стекло превращало видимость в мучение — небо и земля слились в одну матовую массу.

— Прошли первый поворотный, три минуты до следующего, — произнёс по внутренней связи Максут.

— Принял, — ответил я и проинформировал остальных на канале управления.

Сирийские пейзажи возникали рваными пятнами. То обломки техники вдоль дороги, то воронки от разрывов. Всё слишком близко, слишком резко. Дымка то сжимала картинку, то отпускала.

— Второй ППМ. До следующего четыре минуты, — доложил Заварзин.

— Понял, — ответил я, замечая для себя, что придётся сейчас снижаться ниже.

Вся группа скользила над поверхностью, держась на расстоянии от склонов гор. Я левой рукой держал рычаг шаг‑газ, добавляя мощности ровно настолько, чтобы не ухнуть в землю. Хвост всё время тянуло в сторону боковым ветром, и приходилось ловить машину, словно упряжного зверя.

Через расчётное время показалась тёмная полоска извилистой дороги. Тот самый ориентир, который нам нужен для выхода в район высадки.

— Пошли вправо. Держимся вдоль дороги, — произнёс я в эфир.

Горные склоны становились всё ближе. Совсем немного, и лететь такой большой группой будет небезопасно.

— Командир, слева! — резко сказал Заварзин.

Я подал ручку вперёд и вправо, одновременно поднимая шаг‑газ. В дымке над одним из склонов вспыхнула яркая линия — короткая очередь, и тут же просвистела совсем рядом.

— 325-й, наблюдаю. Атака! — ответил мой ведомый Бородин.

Я вывел вертолёт на расчётный курс. В зеркале заметил, как позади произошёл взрыв на склоне. Жёлтое пламя прорезало плотную серую массу воздуха. Похоже, на позиции боевиков было много боекомплекта, который и сдетонировал.

Но передышки не дали.

— Пуск справа! Отстрел!

Белый след резанул нависшие над нами облака. Ракета шла прямо на летевший рядом Ми-8. Тело вздрогнуло, будто током ударило.

Я резко качнул ручку управления влево и отдал вперёд. Вертолёт сразу начал просаживаться. Хвост начало заносить, но я успел выровнять вертолёт правой педалью, чтобы его не закрутило.

— Отстрел, отстрел! — продолжал голосить Максут по внутренней связи.

Ракета как появилась резко, так и ушла от нас в сторону.

Пока от вертолёта отделялась яркая завеса ложных целей, я поднял рычаг шаг‑газ, чтобы добавить тягу. Надо маневрировать быстро и аккуратно, чтобы не влететь в облако.

— Ловушки! — кто-то громко крикнул в эфир.

И так продолжалось ещё несколько минут. Манёвр за манёвром, прикрывая Ми-8 от ударов с земли. Если успевали, то уничтожали все огневые точки на нашем пути.

Пот стекал по вискам. Тёплый и солёный, он даже попал мне на уголок рта. Привкус не самый приятный.

Сознание будто дробилось: одна часть управляет, вторая думает о погоде, третья о том, что где‑то в штабе кто‑то сейчас кофе пьёт, не ведая, что ты здесь идёшь по грани.

Наконец, внизу разошлась мгла, и проступил пустырь — точка высадки.

— Готовим площадку, — произнёс я и начал ускоряться.

Ми-8 начали выполнять виражи, а вторая пара Ми-24, заняв высоту чуть выше, прикрывала их.

— 302-й, я 323-й. Высота 200 метров. Полёт спокоен, земля просматривается, — доложил ведущий моей ведомой пары.

— Понял. Обрабатываем пока, — произнёс я.

Тут же из строения справа по нам открыли огонь. Я быстро дал ведомому команду отвернуть, а сами начали заходить на цель.

— Каменная арка. Оттуда работает, — подсказал Максим.

Резко развернул вертолёт в сторону арки. Оттуда как раз и проступали вспышки от выстрелов.

Навёл машину носом на цель. «Главный» включён, а пушка уже готова к использованию.

— Атака! — скомандовал я, дав очередь.

Вертолёт тряхнуло и слегка затормозило. Ручку управления удержал на боевом курсе. Очередь легла ровно в арку. Серое облако попыталось скрыть, что строение «схлопнулось» внутрь, разбрасывая пыль и огонь.

— Поддержите нас хотя бы десять минут! — прохрипел кто-то в эфир на арабском.

— Я 11-й. Скоро к вам подойдёт поддержка, — отвечал ему другой.

11-й — это был командир группы, которая заходила в город с юго-востока. Что происходило на других участках не было отчётливо видно. Весь город был в чёрных клубах дыма, а со всех сторон были видны яркие вспышки от взрывов.

— Я 15-й. Ну сколько можно⁈ Я потерял уже 10 человек. Нужна помощь, — надрывался кто-то из сирийцев.

Судя по голосу это тот, который просил и до этого о поддержке.

— 15-й, не истери! Помощь идёт, — отвечал им командир.

Пока я выполнил ещё один вираж, в эфире только и были слышны просьбы о помощи.

— Это не просто так разговор. Дайте подмогу. У меня вся техника сожжена. Отступать некуда. Я зажат здесь на окраине. Нам долго не продержаться…

В голосе слышалась безнадёга. Даже помехи не могли её заглушить. На фоне были слышны взрывы и выстрелы. Потом эфир обрезало рывком.

— Командир… там взвод сирийцев. Шесть километров отсюда на юго‑восток. Их там просто давят.

В эфире снова прорезался порывистый вопль:

— … если помощи не будет сейчас, всё — конец!

Ещё один вираж, и Ми-8 приступили к высадке. Первая «пчёлка» уже на посадочной прямой перед касанием. Винты поднимают вверх пыль и камни, а боковая дверь вертолёта уже открыта.

— Высадку произвёл. Взлетаю, — доложил первый вертолёт.

Следом уже заходили ещё двое. Бойцы сирийской армии с ходу устремились к развалинам на окраине города и быстро начали занимать позиции.

А эфир так и продолжал наполняться просьбами о помощи.

— Ну я же слышу вертолёты. Дайте им команду подойти. Хоть просто пройти над нами… — обречённо продолжил запрашивать помощь сирийский командир.

— Я 11-й. Вертушкам запрещено туда подходить. В том районе большое скопление ПВО. Держитесь, к вам пойдёт подмога, — попытался успокоить окружённых командир.

Тут вновь по внутренней связи вышел Заварзин. Его голос дрогнул, не пряча сострадания:

— Сан Саныч, они не выдержат без нас.