Сирийский рубеж 4

Глава 15

Гул турбин заполнял всё пространство грузовой кабины Ил-76.

Внутри стоял запах смеси керосина, АМГ-10 и дерева. Стены матово поблёскивали от тусклых лампочек вдоль потолка.

В качестве лежака я использовал один из деревянных ящиков из-под запасного имущества к вертолёту. Ящики были крепкие, обиты жестью. Свёрнутую демисезонную куртку я использовал как подушку. Даже в столь жаркой стране, как Сирия, нашлись дни, когда без ДСки было не обойтись.

Почти трёхчасовой перелёт давал возможность хорошо подумать, выспаться и… ещё раз подумать над происходящим.

Вот и сейчас перед глазами я вновь и вновь просматривал те самые листки с фотографиями убитых. А потом вспоминались и слова Казанова об убийстве Каргина. С Виктором Викторовичем поступили и вовсе по-бандитски. Машину заблокировали на одной из улиц, а затем несколько человек подошли вплотную и расстреляли полковника.

Что могло всех нас объединять, как жертв одного списка, мне до сих пор непонятно.

Так что от мыслей об охоте на меня, я перешёл к воспоминаниям.

Лицо невольно расплылось в улыбке, когда закрыв глаза, я увидел перед собой смеющуюся Тосю. Почему-то вспомнилось, как мне пришлось её «купать» после атаки уток в Торске. А затем память переключилась на один из вечеров в её родной деревне.

Тёплый плед, широкая качеля, в которой мы медленно двигаемся вперёд и назад. У каждого в руках кружка горячего чая, а вокруг тишина, запах осеннего леса и ощущение тепла друг друга. И в такие моменты хочется сказать самому себе…

— Саныч, я так больше не могу. Я… я совсем ничего не понимаю! — подскочил ко мне Кеша, громко возмущаясь в самое ухо.

Не хочется на него ругаться. Друг, всё же. Но и делать вид, что я бодрствовал, не буду.

— Кеша, у меня глаза закрыты. Разве не видишь?

— Нет. Но это неважно. Я не пойму, Саныч!

— Конечно. Куда тебе? — тихо сказал я, открывая глаза.

— Командир, ну я уже битый час… бьюсь.

— Головой об стену? — уточнил я, поворачиваясь к Иннокентию.

— Нет. Об книгу.

— Жаль. Об стену было бы надёжнее для понимания. Ну в чём проблема, Кеш? — ответил я, усаживаясь на ящик.

Довольный Кеша, поняв что я весь во внимании его проблемы, плюхнулся рядом со мной. Петров расстегнул куртку песочного комбинезона и раскрыл книгу, которая была у него в руках.

— Мне моя Лена сказала, что я мало книжек в глаза видел. Я решил начать читать, Сан Саныч, — обрадовался Кеша.

— Вовремя. Что дальше?

— Ну, я решил начать с простого.

Так я и хотел сказать про букварь, но Кеша начал с «более простой» книги.

— «Этика и психология семейной жизни»? А чего не с «Капитала» Маркса? — уточнил я.

Кеша убрал в сторону книгу и приготовился говорить. И кроме шуток, он казался сейчас серьёзным.

— Саныч, вот у нас с ней проблемы. Я стараюсь отстаивать свои позиции, а она меня подавляет. Я ж её люблю, плюс она скоро родит. Как вот с ней ругаться?

Кеша, конечно, нашёл психолога. К тому же семейного. Мой опыт семьи ограничивается знакомством с мамой и папой Тоси. Но ведь сказать что-то нужно.

— Я тебе так скажу, Кеш. Мужик должен отстаивать свои личные границы. Практически как охранять свою территорию.

— То есть, показывать сразу что я недоволен, так?

— Как вариант. И ты не должен бояться осуждения с её стороны. Ты — главный. Ты — мужик.

Кеша обрадовался и заулыбался. Одно хорошо — опробует он новые знания уже по приезде в Союз.

После десятка вопросов Иннокентий выдохся. Сейчас он уже сопел лёжа на спине, раскинув руки.

Сон снова накатывал. Я слышал лишь гудение турбин и чувствовал, как Ил‑76 тянет нас всё дальше на запад. Когда проснусь, будет рампа, раскалённый ветер и новая неизвестность.

Странное ощущение… будто я уже знаю, что эта командировка станет какой-то особенной. Не рядовой.

Я подтянул бушлат повыше и закрыл глаза. Проснулся когда самолёт начал плавное снижение, а немногочисленные пассажиры в грузовой кабине зашевелились.

При выполнении очередного разворота и я полностью отошёл от сна, потягиваясь на ящиках. Карим Уланов академично убирал в сумку книжку, накинув на себя куртку и готовясь к посадке.

— Шевретку лучше снять. Там не холодно, — сказал я Уланову, и он меня послушал.

— Из Сирии в Сирию, так?

— Ну, если отбросить некоторые особенности, то да, — кивнул я.

Пока я слез со своей «деревянной лежанки» и встряхнул куртку лётного комбинезона, ко мне подошёл Кеша. Судя по выражению его лица, вопрос он уже подготовил.

— Сан Саныч, ну а как мне своё пространство защищать?

Ну, достал! Я теперь с ним ещё и как тренер личностного роста поработать должен⁈

— Смело, но аккуратно, — ответил я.

Однако в проблему Иннокентия решил включиться и Карим. Его быстро посвятили в курс дела.

— Ладно, представь, что я — Лена. Пришла к тебе с наездом. Мол… ты чего носки разбросал и на кровати лежишь? А ну вставай! — сказал Уланов.

Получилось неплохо. Теперь слово было за Кешей. Он подумал и выдал:

— Эм… Я тебя не звал. Иди на хрен отсюда!

Мы с Каримом переглянулись и внимательно посмотрели на Кешу.

— Так? Или нет? — спросил он.

— Саныч, а что это было? — спросил у меня Карим.

— Это пример отстаивания личных границ. В данном случае, мужчина не ищет социального одобрения и открыто выразил свою позицию, не боясь осуждения, — ответил я, но Кеша был не совсем доволен.

Он всё так же смотрел и ждал какой-нибудь ещё реакции.

— Кеша, давай ты не с психологии, а с отечественной литературы начнёшь читать, — предложил я, доставая из рюкзака «Честь имею» Пикуля.

Самолёт продолжал снижаться, и в иллюминаторе начали проглядываться очертания оазиса, вокруг авиабазы. Непривычно, когда тебя не сопровождают вертолёты перед касанием полосы. Да и давно уже самолёт, на котором я лечу, не выполняет заход с градиента.

От прибрежного города прослеживается серая полоска дороги, которая и ведёт в сторону авиабазы. Только вот пока не видно ни полосы, ни самой инфраструктуры аэродрома.

— Задачу будут сегодня ставить на вылеты? — спросил у меня Кеша, присаживаясь рядом на откидную сидушку.

— Возможно. Срок нашего пребывания здесь был указан в документах чисто символический, — ответил я, продолжая смотреть в иллюминатор.

— Предположу, что двумя символическими неделями не ограничимся. Иначе, зачем мы столько много тащим ЗИПов на Ми-8, — предположил Карим.

— Думаешь? Здесь столько ящиков, что можно два Ми-8 собрать, — удивился Кеша.

— Сейчас сядем и всё увидим. В Сирии мне сказали, что вся информация по прилёту на базу будет у старшего группы советских советников, — сказал я, затягивая парашютную сумку со снаряжением.

Ил-76 через несколько минут коснулся полосы. Плавное торможение с включением реверса заставило проснуться ещё продолжавших спать техников и их старшего группы.

До остановки самолёта больше разговоров не было.

Рампа Ил‑76 загудела и медленно поползла вниз. В нос ударил первый порыв горячего воздуха — густого, пахнущего керосином, гарью и чем‑то металлическим. Это был другой воздух, не сирийский.

Я шагнул первым. Спустившись по рампе, огляделся вокруг.

Аэродром был весь в пятнах копоти. По краям полосы были воронки. И вполне себе свежие. Никто их здесь не торопился закапывать. За дальним ангаром чернели остовы истребителей. Обугленные скелеты с разорванными крыльями двух МиГ-21.

— Это здесь американцы так учения проводили, да? — спросил у меня Карим.

— Да. Несли свободу и процветания обездоленным. С помощью бомб, конечно.

Яркий свет солнца не давал возможность долго смотреть без очков. Надев свои «Авиаторы», я закинул за спину сумку и пошёл к толпе военных, стоящих рядом с двумя японскими внедорожниками.

Только мы отошли от самолёта, его тут же обступили вооружённые автоматами советские морпехи в полевой форме. На них была надета так называемая форма «тропичка», но в камуфляже расцветки «Бутан». Кажется, рано для появления подобной формы.

Кеша шёл рядом, щурясь от солнца. Его комментарий не заставил себя долго ждать.

— Командир, тут курорт. До моря километров 15. А там пляж, пальмы и зенитки, прикрывающие порт.

— Здесь тоже есть, — указал я на пусковую установку С-125.

Недалеко от полосы вращалась и РЛС П-19. Рядом с ангарами расположились два Ми-8 в пустынном камуфляже и с зелёными кругами на хвостовых балках.

— На этих будем летать? — кивнул Карим.

— Сказали, что принимающая сторона обеспечит техникой.

Мы шли в направлении группы людей, очевидно ожидающих нас. Среди них было несколько человек вооружённой охраны и два офицера в светлой форме с красными петлицами на воротнике. На голове у каждого красный берет с нашитым гербом, который представлял из себя золотого ястреба, повернувшего голову налево, внизу держащий свиток, а в центре щит зелёного цвета.

С ними рядом и наш советский офицер в песочном комбинезоне. Обмундирование уже настолько выгорело, что стало белым.

— Добрый день! Майор Клюковкин с группой советских специалистов, — поздоровался я с нашим офицером.

— Подполковник Матюшин Виктор Сергеевич, старший группы советских авиационных специалистов в Тобруке. Добро пожаловать в Ливию!

Я ещё раз оглядел ту самую базу, которая носила имя бывшего президента Египта Гамаль Абдель Насера. Мне казалось, что американцы сюда не должны были достать во время своей операции «Каньон Эльдорадо». Но и сама операция должна была случиться только через год. Так что всё пошло немного не так в этой истории.

— Спасибо, — кивнул я, пожимая руку Матюшину.

Передо мной был обыкновенный советский офицер, проходящий службу за границей. Подтянутый, загорелый, улыбающийся. Из особенностей, у Виктора Сергеевича был прищур на правый глаз.

— Знакомьтесь с коллегами, — подвёл меня Матюшин к ливийцам.

Переводчик за спиной Виктора Сергеевича начал переводить, но мне это было ни к чему.

— Мир вам, майор Клюков. Я полковник Назри Амин, Военно-воздушные силы Ливии. Являюсь командиром авиабазы имени Гамаль Абдель Насера, — представился мне первый офицер.

— И вам мир, господин Амин. Моя фамилия Клюковкин, — поправил я полковника на арабском языке, пожимая ему руку.

Амин удивился, но постарался держаться так же надменно, как и в первые секунды. Вообще, я знал, что отношение многих ливийцев к советским специалистам было не всегда подобающим. Иногда самому Каддафи или высоким чинам приходилось вмешиваться.

Поздоровавшись со вторым ливийским офицером, меня начали вводить в курс дела на первом этапе нашего пребывания.

— Вашей задачей будет несение дежурства по поиску и спасанию. А также подготовка наших специалистов к подобным работам. Всё для этого на базе есть. В вашем распоряжении два вертолёта, — махнул Амин рукой в сторону двух Ми-8.

— В каком они состоянии? — спросил я.

— В рабочем, — быстро ответил ливийский полковник.

Я посмотрел на Карима и задал ему вопрос.

— Что думаешь? — указал я на Ми-8.

— Я отсюда вижу, что у одного вертолёта лопасти повреждены. А у другого потёки АМГ-10 по бортам, — тихо ответил Уланов.

Матюшин прокашлялся.

— Сегодня вы разместитесь, а завтра приступите к работе. Думаю, вы знаете для чего вас сюда направили? У нас очень плохая ситуация с лётчиками Ми-8, — обозначил мне проблему Виктор Сергеевич.

— И с самими Ми-8 тоже, — ответил я.

Амин недовольно выдохнул, попрощался с нами и ушёл к машинам. Как только японские внедорожники уехали, ко мне сразу обратится Матюшин.

— Не знаю, как у вас там в Сирии было, но здесь так не говорят, Клюковкин.

— А как здесь говорят? Я выполняю задание Родины и привык делать его качественно. Если мы должны нести дежурство по ПСО, то на каких вертолётах? — задал я вопрос.

Матюшин покачал головой и показал нам на УАЗ «таблетку», на которой, как я понял, нас должны отвезти к месту жительства.

Для техсостава была приготовлена «шишига», но её состояние удручало. Да и наша таблетка не была образцом надёжности.

С первого раза он её не завёл и попросил Кешу помочь с запуском с «кривого».

— Иннокентий, сиди. А то мы никуда не поедем, — сказал я.

Карим намёк понял и вышел из машины, чтобы помочь завести.

— На два-три, давай крути! — крикнул водитель.

Пару поворотов и машина завелась.

— Давайте, я вам расскажу, что здесь и как, — сказал нам Матюшин.

Выехав за ворота авиабазы, мы направились по дороге через пустыню. По сторонам дороги вовсе не песчаные барханы, которые столь красочно показаны в кино. Это была плоская равнина. Где-то были видны россыпи щебёнки и кусты каких-то колючек.

— Атака американцев успеха не достигла. Наши ребята с «Леонида Брежнева» спутали все карты. Оттого и разрушения не такие большие. Ливийцам удалось сохранить ПВО и большую часть техники. Но это стоило нам больших усилий, — посмеялся Матюшин.

— Совсем не хотят работать? — уточнил Карим.

— Не все. Но большинство из военнослужащих Джамахирии считает, если они купили оружие, оно за них само должно стрелять. Я утрирую, само собой, но складывается именно такое ощущение.

Матюшин много рассказывал и об американской агрессии, и о работе наших лётчиков в Ливии.

— На море приходится им часто вступать в конфликты с американцами. Нервы на пределе у всех. Пока что до открытого противостояния не дошло. Были инциденты отдельные, но без потерь с нашей стороны.

— А что было из конфликтов? — спросил Кеша.

— Ну, наши на таран взяли два их судна. Я не знаю, как можно было так въехать в корабль, что повредили пусковые установки ракет «Гарпун», — посмеялся Виктор Сергеевич.

Судя по всему, в Средиземном море противостояние серьёзное, раз даже морские баталии случаются.

Впереди показались очертания городских кварталов Тобрука. Дорога вела нас мимо нефтеперегонного завода. Впечатляюще смотрелись круглые ёмкости всевозможных размеров. И совсем рядом с этим заводом «чёрного золота» были ровные ряды небольших одноэтажных домиков и бараков.

Стены были светло-зелёного цвета. Между домиками были проложены узкие бетонные дорожки. Вокруг зданий росли невысокие деревья, а вся территория обнесена плотной изгородью из колючей проволоки.

— Если захотите заняться спортом, вот наш стадион, — показал Матюшин на спортивное «сооружение» с несколькими рядами скамеек.

— То что мне надо, — сказал Кеша.

— Ты худеть собрался? — спросил я.

— Зачем? На стадионе можно в спокойной обстановке и наедине с природой почитать книгу, — поправил меня Иннокентий.

Такая себе природа, по моему скромному мнению.

Мы остановились рядом с одним из бараков под номером 5. Цифра на фасаде почти стёрлась, так что мы поверили на слово Матюшину.

— Это бывшая казарма, которую приспособили под общежитие прикомандированных вроде вас. Большинство специалистов здесь на год, а кто и более, — объяснил Виктор Сергеевич, когда мы вошли внутрь.

Здание было обшарпанное, с узкими окнами с сетками от комаров. Эти стены пережили не один налёт «командировочных». Кое-где трещины, штукатурка отлетела, а на кроватях ещё можно найти оставленные мелкие вещи.

Комнаты разделялись фанерными перегородками. В каждой, на удивление, был кондиционер. Вдоль стен стояли простые железные койки, на них выцветшие одеяла и жёсткие подушки, словно набитые опилками.

У изголовья кроватей тумбочки из ДСП с криво привинченными ручками. На одной нашёлся ещё один след от бывших жильцов — старая газета «Правда» за июнь месяц 1983 года.

— Видимо кто‑то из предыдущих командировочных оставил, сунул в ящик «про запас» Кеша, и достал из тумбочки бутылку «Столичной».

Матюшин стал серьёзным и подошёл к Петрову.

— Либо спрячьте, либо избавьтесь от неё. Здесь с алкоголем строго, — сказал Виктор Сергеевич.

— Почему? — спросил Кеша и вопросительно посмотрел на меня.

— Джамахирия — страна «сухого» закона, — ответил я.

Матюшин вышел на крыльцо, чтобы дать указание водителю. Пока я разбирал вещи, возникла очередная дискуссия между Каримом и Кешей. Теперь же предметом разговора стала сетка на окнах.

— Ты бы лучше москитную сетку проверил, — буркнул Карим. — Здесь тебя комары сожрут за два часа.

— Комары не дураки, — ухмыльнулся Кеша. — Им положено питаться местными. Я для них слишком жирный. И большой.

Так и устроились. Техники по своим комнатам, а мы в своей. В этот момент и вернулся Матюшин.

— Александр, а теперь пройдёмте со мной. Вас кое-кто ожидает.