Сирийский рубеж 4

Глава 22

Яркое солнце припекало через блистер, поднимая и без того высокий градус напряжения в кабине. После такого доклада от 322-го оставаться никак нельзя было оставаться на земле.

— Тобрук-старт, 907-й взлёт произвёл. Дайте координаты зоны дежурства, — запросил я.

Вертолёт продолжал набирать высоту, а горячий воздух поступать в кабину.

Руководитель полётами не ответил, поскольку в эфире прозвучала более веская информация.

— 321-й, понял вас, — нервно ответил оператор «Тарелочки».

Похоже, это офицер боевого управления на борту Як-44 советского корабельного самолёта радиолокационного дозора и наведения. С ним мы уже работали в Сирии. А теперь его использовали по самому прямому назначению.

— Один противник сбит. Повторяю сби… — оборвался голос другого лётчика.

Я узнал спокойны, размеренный тон того самого лётчика с позывным 321. Скорее всего ему пришлось идти до конца в вопросе прикрытия своего напарника.

— Саныч, это что значит⁈ Он американца сбил? — услышал я нервный голос Кеши по внутренней связи.

Мы уже приближались к портовой зоне Тобрука. Нам бы уже знать, в какую сторону лететь за сбитым лётчиком. Уже во второй раз нам предстоит вылавливать американца.

— Тобрук-старт, 322-й, к вам с посадкой на одном двигателе. Прошу разрешение на заход с прямой, — запросил в этот момент у местного руководителя полётами второй лётчик.

Судя по докладу, американцы могли повредить своей стрельбой двигатель. Ох и назревает конфликт у берегов Ливии! Давно так близко наша страна не была к Третьей Мировой.

— 322-й, вам разрешили, — ответил ему руководитель полётами.

Все это время раздумий мы продолжали следовать в направлении залива. Береговая линия уже осталась позади, а нам по-прежнему не дали координат, где искать американца.

— 907-й, квадрат 12−11. Результаты поиска доложить, — дал нам район для работы руководитель полётами.

Тут же мне рукой Кеша показал, куда нужно отвернуть. Я энергично отклонил ручку управления вправо, чтоб не улететь далеко в море. Оказывается, американец катапультировался совсем рядом с берегом.

— И меня удивляет, где корабли ливийцев⁈ — возмутился Карим, выглядывая за центральный пульт вниз, осматривая водную поверхность через нижние блистеры остекления кабины.

Не прошло и минуты, как перед нами начали появляться обломки самолёта. На водной глади были видны следы топлива, а чуть дальше и наш «объект».

Солнце било в глаза, пот тёк по вискам. Белые барашки пены и синяя пустота, в которой американец виден оранжево-серым пятном на воде.

— Зависаем. Карим и Кеша, забираете его, — громко сказал я по внутренней связи.

Под нами болтался маленький надувной плот, цепляющийся за волны. Фигура в нём не двигалась, а лежала неподвижно.

— Саныч, я не смогу за ним спуститься. Работаем как в прошлый раз? — спросил меня Карим по внутренней связи из грузовой кабины.

— Да. Страхуйся и направляй меня.

Мы пошли снижаться. Сердце забилось сильнее, а руки почувствовали напряжение от миллиметровой работы органами управления.

— Ушёл влево, вправо два! Ещё! Стоп! Опять двигаешься… Не уходи вперёд! — перекрикивал шум Карим, давая мне непрерывные команды.

И не одной мысли, что мы сейчас нарушаем Инструкцию экипажу. Батыров бы меня уже «на верёвки» порезал.

Стёкла начинает заливать брызгами морской воды.

— Ещё немного! Колесом коснулся. Завис! — подсказал мне Карим.

Вот сейчас всё. Но как же сложно! В голове только мысли — завис, не двигайся, держи.

Внешний мир сузился до размера кабины вертолёта. Кажется, что я только слышу гул работы двигателя и смотрю перед собой. Но это было не так.

— 907-й, вам зона ожидания над городом. Повторяю, над городом. Над заливом работает ПВО, — услышал я информацию от руководителя полётами.

Ну вот сейчас всё брошу и улечу. А тем временем в грузовой кабине, как будто что-то рухнуло. Да так, что я почувствовал на ручке управления дополнительное волнение.

— 907-й, ответь Тобруку! — продолжал меня вызывать руководитель полётами, но мне сейчас было не до него.

Несколько секунд, и я услышал долгожданную команду:

— На борту! Взлетаем, — буквально крикнул Карим.

Давно я с такой радостью не поднимал рычаг шаг-газ. Только мы отошли от воды, как я услышал хлопок двери в грузовой кабине.

И тут в эфире вновь прозвучал голос нашего лётчика.

— Тарелочка, 321-й, меня союзники облучают, — громко докладывал он на борт Як-44.

Судя по голосу, он сейчас маневрировал из последних сил.

— Подтвердил. Они включились, — спокойно доложил тот самый ОБУшник с борта самолёта радиолокационного дозора и наведения.

— Так выключи их! — крикнул кто-то в эфир.

Прекратив набор, я вышел на связь с Тобруком.

— 907-й, пассажир у меня. Отставить пуски! Там наш экипаж, — громко сказал я в эфир, но мне уже было поздно отвечать.

— Слева, Саныч! — крикнул Кеша, который вошёл в этот момент в кабину.

От неожиданности я отклонил ручку управления, будто уклоняясь от выпущенной в нас ракеты. Но пуск был и не самый слабый.

Воздух расчертили спутные следы от ракет С-200. Три смертоносных средства поражения стартовали со своих позиций в направлении моря из района Бенгази и окрестностей Тобрука.

— Они ж и нашего собьют… — произнёс Кеша.

Ждать в зоне ожидания нельзя. Снизившись к самой земле, мы летели на предельно малой высоте в направлении залива.

Над морем было видно, как ракеты начали маневрировать, следуя за своими целями. И радиообмен это только подтверждал.

— Пуски в вашу сторону. Азимут… азимут… Дальность 30, — заговорился оператор.

В эфире продолжались доклады от 321-го. Парень продолжал бороться с ракетами ливийцев. То и дело было слышно его тяжёлое дыхание.

— Уходить… нельзя, — произнёс я, вновь развернув вертолёт над морем.

— Саныч, мы ж не знаем куда лететь, — сказал по внутренней связи Кеша.

— Ракеты видишь? Вот туда.

Позади вновь осталась береговая линия. Чем ближе будем к району боя, тем лучше…

— Пожар левого двигателя! Отказ генератора левого двигателя, — заговорила «печально известная» РИта.

— 321-й, пожар… попали… катапультируюсь, — докладывал лётчик в эфир.

И вновь в эфире тишина. Только гул двигателей, слепящее солнце и водная гладь. Я и Кеша быстро посмотрели по сторонам и не нашли падающего самолёта.

Плохие мысли пока что от себя решил отогнать.

— Тарелочка, я 907-й поисковый, выведи меня в район их полёта, — прорвался я в эфир.

— Эм… 907-й, — не понял оператор.

— Координаты дай ему! — вновь крикнул кто-то в эфир.

Но оператор молчал. Что тут думать, если он наблюдал на своём индикаторе в последний раз метку от самолёта.

— От Тобрука азимут 10, дальность 60, — сообщил оператор.

Кеша моментально выдал мне курс в направлении предполагаемой точки приводнения нашего парня. Нам лететь до него не так уж и далеко.

Ручку управления я отклонил сильнее, чтобы ускориться, но быстрее чем 230 км/ч не получится. Встречный ветер не позволял держать большую путевую скорость.

— Нам ещё 7 минут до точки, Саныч. Мы можем…

— Нет, можем, — перебил я Кешу, смахивая пот со лба.

Я бегал глазами по горизонту, чтобы отыскать хоть какие-то следы. От солнца постоянно слепило глаза, а руки уже начали уставать. Кеша перехватил управление на пару минут, чтобы я смог размять руки и ноги.

Тут вошёл и Карим.

— Саныч, гость связан и больше не быкует, — доложил Карим.

— А не развяжется? — спросил Кеша.

— У меня нет. Вот пистолет и его ножи. Запасливый, — показал мне Сабитович оружие американца.

Немного переведя дух, я вновь взял управление. Оставалась минута до выхода в район, где предположительно и приводнился наш лётчик. Но никаких следов.

— Справа вижу обломок, — произнёс Кеша.

Я отвернул вправо и увидел консоль крыла с красной звездой. Значит мы на правильном пути. И мы тут были не одни.

— 907-й, Тарелочке, вы в 4 километрах от точки, — вышел с нами на связь оператор Як-44.

Под нами показались ещё несколько частей самолёта. Похоже на обломки киля. Даже какие-то цифры можно различить.

— А вот и коллеги, — указал я влево.

На горизонте показался вертолёт американцев в белой окраске. Судя по силуэту это «старичок» SH-3 Си Кинг. И он прямо сейчас кружил в паре километров от нас.

— Своего забирают. Никак иначе, — прицокнул Кеша.

Я отвернул голову от американского вертолёта, и тут мелькнуло что-то оранжевое.

— Справа под 30! — громко сказал Кеша.

Внизу, на тёмных волнах, маячил крошечный силуэт. Мы подлетели ближе, чтобы начать зависать над ним. Однако, на душе вдруг стало не по себе.

— Это американец, Саныч. Не наш, — сказал Кеша.

Я посмотрел вниз и убедился в словах моего лётчика-штурмана. Ситуация приняла совершенно дурацкий оборот.

Прямо сейчас мы висим над местом, где без сознания колышется на волнах ещё один американец.

Ни взмахов руками, ни других каких-нибудь сигналов он не подавал. Будто один из многих обломков самолёта.

А в паре километров от нас начинает приводняться Си Кинг. Чтобы достать из воды лётчика советской морской авиации.

— Может американец под нами уже всё? Смысл его доставать? — спросил Кеша, как будто мы говорим не о человеке, а о «чём-то» неодушевлённом.

— Достаём в любом случае. И как можно быстрее, — ответил я.

Карим кивнул и вышел в грузовую кабину. Следом пошёл и Кеша.

Я ещё раз посмотрел вперёд на покачивающегося на волнах Си Кинга. Похоже, что его так же как и нас вывели несколько не в тот район катапультирования.

Вертолёт окончательно завис над американским пилотом. Снижаться нужно точно над ними, иначе мы будем «гнать» его перед собой, либо перевернём. А ещё можем так долго его вытаскивать, что он либо погибнет, либо его успеют подплыть и забрать с Си Кинга.

— Мы над ним. Снижаемся, — услышал я голос Карима по внутренней связи.

Я бросил последний взгляд вниз. Вода непрестанно двигалась, а её поверхность не рябила, не волновалась, а бурлила и кипела, раздуваемая воздушным потоком от несущего винта.

Опускаюсь до высоты 10 м. Напряжение большое, но снижение продолжаю.

— Вправо не уходи. Ещё ниже! Чуть вперёд, — продолжал руководить мной Карим.

Я плавно подводил вертолёт к воде сантиметр за сантиметром. Щёки тряслись от вибрации, ладони прилипли к органам управления. Любая ошибка, и мы кувыркнёмся в море.

Все мысли сейчас сконцентрировались на одном — поведении вертолёта. Аккуратными миллиметровыми движениями ручки управления снижаюсь, не допуская смещения в сторону. Вода начинает заливать стекло.

— Командир, а теперь замри. Начинаю работу, — скомандовал Карим.

Теперь только выдержать. Всё просто — высота и место держи, а большое напряжение нужно преодолеть. Через наушники слышно, как сверху с характерным шумом и свистом вращаются по кругу лопасти несущего винта. Вертолёт трясло, будто он сам уже держится в таком положении из последних сил. А ведь прошли всего секунды.

— Есть! — заорал Карим, перекрывая гул двигателей.

Ему даже не нужно было выходить по внутренней связи на меня. Я начал отходить от воды, набирая высоту и скорость. В это время взлетел и наш коллега. Между нами было меньше километра, когда мы разошлись левыми бортами.

— Оба живы, — заглянул в кабину Кеша, показывая поднятый большой палец.

— Тарелочка, 907-му, — устало произнёс я в эфир.

— Ответил, 907-й.

— Передайте на Саламандру, я двоих взял. Не наши, но оба живы. 321-й на борту Си Кинга.

Небольшая пауза в эфире на обдумывание сказанного мной.

— 907-й, вы оппонента наблюдаете? — спросил оператор Як-44.

— Точно так. Уходит с курсом 340–350. На предельно малой высоте.

— Вас понял. Мы его наблюдаем. Эм… за «не нашими» скоро прибудут.

Осталось теперь надеяться, что американцы подобрали нашего парня живым. Теперь в работу вступят ребята из другого ведомства. Не морского.

Однако, был ещё один момент, который следовало учитывать. Захотят ли ребята из ливийского мухабарата делиться с нами такими ценными пленниками — большой вопрос.

Я выровнял вертолёт по курсу и направил его в сторону берега.

— Всё хорошо, — услышал я за спиной громкий голос Иннокентия.

Петров быстро сел в «правую чашку» и начал пристёгиваться.

— Как там гости? — спросил я, когда Кеша присоединил «фишку» радиосвязи своей гарнитуры.

— Один всё ещё в отключке. Второй тоже воды наглотался и немного потерян. Вот и его оружие, — ответил Петров, протягивая мне ещё один пистолет.

Это уже был другой образец стрелкового оружия. У первого пилота, подобранного нами, присутствовал при себе Кольт М1911. Здесь же у меня в руке оказался новый для этих лет пистолет ЗИГ Зауер Р226.

До аэродрома оставалось ещё лететь 50 километров. Было время размять руки и… ноги. Я передал управление Кеше и встал со своего места. Пистолет держал при себе, проверив наличие патронов в магазине.

Выйдя в грузовую кабину, я посмотрел на наших пленников. Американцы были мокрые и обессиленные. На меня исподлобья глядел мощного вида пилот. Судя по телосложению, он не только летать любит, но и «железки» таскать.

Глаза у американца метались, как у зверя в клетке.

— Что делать будем с ними? — спросил у меня Карим, который держал в руках Кольт первого лётчика.

Бывший в сознании американец медленно повернул голову в нашу сторону, размял шею, и начал снимать перчатки со срезанными пальцами. Тёмные волосы у этого человека средних лет были мокрые и взлохмаченные.

Комбинезон у смотрящего на меня был в расцветке «Пустынный загар».

Снаряжение и противоперегрузочные костюмы или G-скафандры лежали рядом с Каримом. Снять их мой экипаж с американцев успели. Спасательные жилеты, маска, подвесная система — теперь всё было у нас.

— Доставим в Тобрук, и будем ждать, когда за ними прибудут.

— За ними приедут ливийцы. И потребуют их отдать.

В этот момент американец поднял руки и начал вставать с пола. Карим наставил на него пистолет. Пилот долго думать не стал и сел опять на металлический пол.

— Будем по обстановке действовать.

Через минуту я вернулся в кабину и продолжил полёт. Очертания Тобрука уже легко прослеживались.

— 907-й, вам посадка на стоянку. И приготовьтесь. Вас уже ожидают.

— Понял, Тобрук-старт.

Я видел встречающих ещё с района рулёжки, над которой пролетели перед посадкой. Ливийцы были на трёх японских внедорожниках. Пыль летала в воздухе, поднимаемая ещё и воздушным потоком от несущего винта.

— Посадка. Готовимся к выключению, — произнёс я, пока Карим закрывал пожарные стоп-краны.

Несколько человек вышли из машин и направились к вертолёту. Слишком у них аккуратные движения и спокойный взгляд.

Двигатели остановились, и мы вышли с Каримом в грузовую кабину.