Сирийский рубеж 4

Глава 7

К вертолёту мы вышли через несколько минут. По стоянке уже перемещались машины и личный состав.

— Здравия желаю! С наступившим! — поздоровался с нами один из инженеров, мимо которого я и Батыров проходили в направлении Ми-8.

Парень в это время ожидал машину АПА рядом с Ми-24.

— Спасибо! Взаимно! Отдохнули хоть немного? — спросил я у подчинённого, пожимая руку.

— Пару часов покемарили. Вы как, товарищ командир?

— Не лучше всех, но лучше некоторых. Ну, успехов, мужики, — оставил я инженера и ушёл следом за Батыровым.

Димон далеко не успел отойти, а остановился в паре десятков метров. За это время мимо него проехали на велосипедах двое техников. Увидев меня, они моментально «спешились», и вытянулись в струнку.

— Товарищ командир, с Новым годом! — поздравил меня один из них.

Возраст у этого техника был уже в районе 50. Ему не так уж и просто было перемещаться по всему аэродрому, вот и использовались велосипеды.

— Спасибо, Валерьевич! Как здоровье?

— Нормально. Нам бы… это… ещё бы где-нибудь АПА достать. У нас одна постоянно рядом с дежурной парой и экипажем ПСО стоит. Сирийцы неохотно дают, — сказал техник.

— Решим вопрос. Прилечу и поговорю с сирийцами.

— Спасибо, товарищ командир.

Вот так всегда, пройдёшь по стоянке и все проблемные вопросы можно узнать.

— Ну мы так с тобой и до завтра не взлетим, Сань, — прицокнул языком Батыров, когда я подошёл к нему.

— С народом нужно постоянно быть на связи. Чтоб сразу проблемы решать. Тебе бы тоже не мешало, — добавил я.

— У меня свои обязанности. Стану командиром, тогда и разберусь.

Причём насчёт командира Батыров сказал так, будто уже это дело решённое.

— Хм, я так понял, есть уже предметный разговор на эту тему? — улыбнулся я.

Димон посмотрел на меня и тоже расплылся в улыбке.

— После операции ожидаются перестановки. Наш контингент в Сирии никто выводить не собирается. Думаю, мы здесь надолго. В Москве все только «за» подобное развитие событий.

— Главное, чтобы «за» были здесь, — ответил я.

У вертолёта в полной готовности к вылету стоял Карим Уланов. Одет он был с иголочки, выбрит, подстрижен и широко улыбался.

— Товарищ командир, блоки подвешены, заправка полная, вертолёт к вылету готов, — доложил Сабитович.

— Молодцы. Всё как в Афгане? — спросил Батыров, крепко пожимая руку бортовому технику.

— Так точно, но хотелось бы поспокойнее, — посмеялись мы вместе с Каримом.

Димон шутку оценил, похлопав Сабитовича по плечу.

— Ждём пассажиров и летим, — сказал Батыров и пошёл осматривать вертолёт.

Я же остался на месте и посмотрев по сторонам. Карим полез во внутренний карман куртки и… достал маленькую упаковку печенья.

Бело-зелёная обёртка выглядела слегка помятой, но целостность сладостей нарушена не была. На упаковке был изображён медвежонок с огромными щеками. И кого-то этот персонаж мне сразу напомнил.

— «Калорийное». Угощайся, Саныч, — раскрыл Карим пачку и протянул мне.

— Спасибо. На Кешу Петрова похож, — указал я на медвежонка на упаковке.

— Иннокентий — медвежонок, каких мало. И добряк тоже. Пока пассажиров не видно, — подошёл к нам Батыров и тоже угостился предложенным печеньем.

Через минуту подъехал УАЗ вместе с Сопиным, а также «шишига». Игорь Геннадьевич был в зимней куртке поверх костюма «горка». Также, как и мы, Сопин не пренебрегал вероятностью возникновения «всякого случая» — трофейный «лифчик» и автомат были при нём.

С ним из машины вышел и командир сирийской бригады «Силы Тигра» Хасан Аль-Сухейль. Сирийский полковник поприветствовал нас и тоже не отказался от печенюшки.

— Игорь, даю грузовик фруктов, но мне нужна коробка этих сладостей. Организуешь? — улыбнулся Аль-Сухейль, съев печенье.

— Сделаем. В качестве подарка, — ответил ему Сопин.

Из кузова ГАЗ-66 выпрыгнули ещё несколько человек с оружием. Трое из них были сирийцами.

И одного я даже узнал.

— Садык, как дела? — поздоровался со мной сириец из «Сил Тигра», у которого я позаимствовал вчера прицел ночного видения.

— Отлично. Как сам?

— Как вы говорите, «как сало килограмм»⁈ — посмеялся я вместе с сирийцем и отдал ему элемент снаряжения.

— Именно так.

Мы быстро обговорили маршрут и порядок работы на месте уничтожения колонны. Уже через пятнадцать минут вертолёт оторвался от бетонной поверхности.

Вновь мы с Батыровым в одном экипаже. Как и раньше, в грузовой кабине Сопин и опять мы летим на осмотр какой-то колонны.

Во время полёта не мог я не напомнить другу о днях совместной работы в Афганистане. Удивительно, что и Карим Сагитович Уланов сейчас был у нас бортовым техником. В общем, старый экипаж полностью в сборе.

— Ностальгия? — спросил я у Димона, осматриваясь по сторонам с правого сиденья.

— Ещё бы. Осталось бы нам ещё на какую-нибудь площадку пыльную зайти, — ответил Димон.

— Не стоит, — одновременно сказали мы с Каримом, и тут же посмеялись.

Конечно, Димон уже давно не тот, что был в Афганистане. Страх ошибиться преодолён, а в действиях в полёте теперь больше уверенности.

Солнце только начало освещать сирийскую пустыню Вади-аль-Фаедж, а мы уже подлетали к месту уничтожения колонны.

Это была накатанная грунтовая дорога, на которой и застали врасплох противника. Рядом со взорванными машинами уже находились несколько человек, которые фотографировали и осматривали оставшееся содержимое в кузовах машин.

— На дорогу сядем? — предложил Батыров по внутренней связи.

— Не возражаю, — ответил я, осматривая площадку под собой.

Мы сделали круг вокруг сожжённых машин и начали заходить на посадку. Вертолёт быстро снизился и подошёл к земле. Пыль начала подниматься от воздушных потоков несущего винта, заслоняя весь обзор.

— Касание! Готовимся к выключению, — дал команду Батыров.

Пыль начала оседать, открывая вид на место уничтожения машин.

Лопасти ещё не успели остановиться, а Игорь Сопин попросил открыть сдвижную дверь и выпустить их. Карим встал со своего места, чтобы выйти в грузовую кабину.

Наши пассажиры выскочили на грунт и направились к сгоревшим машинам. После остановки лопастей, туда же собирались направиться и мы с Димоном и Каримом.

— Мне чёт не по себе, Саныч. Такое чувство, что на кладбище приземлились, — сказал Карим Уланов, вылезая передо мной из грузовой кабины.

— Примерно так и есть.

Я остановился перед дверным проёмом и поднял глаза на дорогу. В двух сотнях метров всё ещё дымилось — пикапы горели, и местами слышались хлопки — детонировали оставшиеся патроны. Над дорогой и правда висело ощущение кладбища. Ни ветра, ни звука. Только гарь и дым.

Только я вышел из вертолёта, как в нос ударил тяжёлый и едкий запах.

Пахло краской, железом, бензином, а также сгоревшей человеческой плотью. Вокруг множество гильз и обугленные куски машин. Земля вокруг была чернее ночи: места, где рвались наши ракеты, и сейчас держали тепло, словно костры.

Приблизившись к первой машине, я увидел, что Сопин беседует со старшим группы, которая первой прибыла на место. И это был наш старый знакомый Виталий Казанов.

Выглядел он бодро, хоть и несколько потрёпано. Судя по грязной одежде, новогодняя ночь у него прошла хуже, чем у меня.

— Мой друг! — картинно воскликнул Виталий Иванович, увидев меня.

— Да не дай Бог, — тихо сказал я, но Казанов меня не услышал.

Или сделал вид.

— Почему я не удивлён, что и вы здесь?

— С языка сняли. У меня к вам тот же вопрос.

— Это меня радует, что мы с вами думаем в одном направлении.

Виталий пожал мне руку, поправил висящий на боку автомат и начал осматривать машину рядом со мной.

— Смотрю, вы уже не хромаете, — сказал я, когда Виталий заглянул в кузов взорванного «Симурга».

— Знаете ли, некогда хромать. Составите компанию на осмотре? — сказал Казанов.

— Я так понимаю, что это был не вопрос.

— Мы с вами точно думаем в одном направлении.

Я молча кивнул.

Подойдя ближе к кузову взорванного пикапа, трупный запах сразу «ударил» в нос сильнее. Виталий залез в кузов, чтобы лучше рассмотреть тела.

Виталий склонился над одним из погибших и попробовал достать небольшой чемодан, который погибший накрыл рукой. Открыв чемодан, он обнаружил в нём только обгоревшие американские купюры.

Казанов отвёл взгляд в сторону, будто пытался что‑то понять.

— Это последний отряд Блэк Рок, который находился в Сирии, — сказал он.

Казанов медленно поднялся, отряхнул ладони. Его лицо было жёстким, но голос ниже обычного.

— Что это значит? «Солдаты удачи» сдались и решили уйти из Сирии?

— Думаю, есть причина. Это не просто «солдаты удачи». Они инструмент длинной руки наших… западных партнёров, — ответил Виталий и спрыгнул на землю.

Странно, что Казанов именно «партнёрами» назвал западные страны. В эти годы ходило выражение «вероятный противник».

Я молчал, идя рядом с Казановым. Слова тонули в этом запахе, где каждое дыхание напоминало, что смерть здесь общается напрямую, без переводчиков.

Мы ещё долго ходили среди обломков, проверяли оружие, считали погибших.

Я посмотрел как ведёт себя Казанов. Он шагал молча, обходя груды металла. Его лицо было каменным, но я видел, как он медленно втягивает воздух, не решая глубоко дышать носом.

Один пикап стоял на брюхе, двери были оторваны. В кузове разорвало боекомплект.

Трупы лежали повсюду. Одни обугленные, другие с застывшими глазами, глядящими в пустое небо. У одного боевика разорвало грудь так, что позвоночник белел наружу. У другого не было головы, только тёмное месиво на плечах.

Казанов шёл чуть впереди меня и внимательно всматривался в тела погибших боевиков, которые ещё можно было опознать.

— Вы опасный человек, Саша. НАРов не пожалели, — тихо сказал Казанов, присаживаясь рядом с одним из погибших.

Судя по всему, это один из наёмников. Гадать тут нет смысла — темнокожих в Сирии нет.

— Мы сделали по два захода. Не так уж много мы и выпустили, — ответил я.

— Вы это расскажите ему. И ему. Ну и остальным, — покачал головой Виталий Иванович.

— Не понимаю к чему вы клоните. Я выполнял приказ. Или мне нужно было его нарушить и их пожалеть?

— Нет. Я на вашем месте ещё бы добавил. Преступления, которые творили эти наёмники, не попадают под понятие преступлений, — сказал Виталий.

Казанов остановился и рассказал, что наёмники в Сирии замешаны в похищениях, изнасилованиях и грабежах.

— И всё это Блэк Рок?

— Да… ну, почти. Как и везде, есть часть людей, с которыми можно разговаривать. Но лучше с заряженным пистолетом у их головы. Так люди сговорчивее.

Вдруг Казанов остановился и присел на корточки возле одного тела. Я подошёл ближе.

На первый взгляд передо мной такой же мёртвый наёмник, как и остальные. Молодой, обгоревший камуфляж, разбитый бронежилет. Только форма не та. Не сирийская и не рваное шмотьё боевиков. Тёмный, плотный материал, остатки нашивок. А возле пояса нож и сорванный шеврон.

— Знаешь, что это за нож? — показал Казанов на пояс погибшего и взял в руки нож.

Узкий обоюдоострый фосфатированный клинок имел интересный «отпечаток большого пальца» для ориентирования ножа параллельно земле, что было важно в применяемых ещё в начале века техниках ножевого боя. Гарда закрыта со стороны рукояти толстой кожей для смягчения удара и предотвращения контакта руки с металлом в морозную погоду.

Я не особо разбирался в ножах, но этот знал.

— V-42 Стиллет.

— Да. Его создали в интересах американо-канадского спецподразделения, которое потом проводило диверсионные операции в немецком тылу во времена Второй Мировой. И таких ножей было сделано немного.

Он перевернул тело, и под курткой показалась пластина бронежилета с выбитым логотипом. А ещё через разорванную ткань на плече парня была татуировка с эмблемой Блэк Рок.

Но главное — лицо. Парень был молод. Слишком молод для озлобленного «пса войны» и «солдата удачи».

— Так-так-так. А вот этого мы зря убили, — тихо сказал Казанов.

— Иваныч, почему зря?

— Оу, я вслух сказал? Лучше нам было бы взять его живым. Не бери в голову, Саша. В любом случае, по каждому из этих наёмников «плакала» высшая мера.

На этом наш осмотр был завершён. Какая-то недосказанность в словах Казанова присутствовала. Но у него это профессиональное — говорить ровно столько, сколько нужно для дела.

В следующие несколько дней рутинная работа по поддержке сирийцев в Пальмире продолжилась. В день на каждого из моих подчинённых приходилось по несколько вылетов. Главное, что нет потерь. Все возвращаются на базу и готовятся к новым вылетам.

Наконец-то, Каргин смог позволить себе несколько часов в день поспать, оставляя то меня, то Батырова за главного.

Вот и сейчас, Виктор Викторович отправился в комнату, чтобы прилечь на кровать и отдохнуть. Я же продолжил его дело и контролировал работу группировки, которая выполняла задачи в районе Пальмиры.

— Господин Искандер, у вас борт летит сюда с восточного сектора. С нашими людьми, — подошёл ко мне сирийский полковник, сидящий в нескольких метров от меня на командном пункте.

— Есть такой. Что-то случилось?

Ми-8, командиром которого был Могилкин, летел с окраины Пальмиры под прикрытием пары Ми-28. Эти две машины недавно вернули в строй и теперь используют по полной.

Я как раз налил себе чай и вернулся на рабочее место. Ещё даже глоток не успел сделать.

— Нет. Мы просто контролируем. Там же полковник Аль-Сухейль. Ему сегодня в Дамаске нужно быть. Героя Республики сам Верховный главнокомандующий будет вручать.

— Солидно, — кивнул я.

— Давно у вас хотел спросить. Вы ведь тоже Герой Республики. Каково это?

Даже и не знаю, что ответить этому сирийцу. По сути, награда — признание того, что твоя работа и действия оказались нужными в определённый момент времени.

Но ты же был не один.

— Почётно и, в определённой степени, честь. Но любую награду нужно делить на множество человек. Я, как лётчик, лишь «наконечник копья».

Сириец кивнул, а потом слегка напрягся. Как и я.

— 501-й… 501-й, тяжело управляется. Площадку наблюдаю. Сажусь, — услышал я в динамике голос Могилкина.

— 501-й, понял. Попадание с земли? — запросил у Петруччо руководитель полётами, но он не ответил.

Пара секунд молчания и в эфире появился Хачатрян, экипаж которого и прикрывал Могилкина.

— 501-й, сел. Борт норма. Встаём в круг. Нужна команда техпомощи.

О воздействии с земли Рубен не доложил. Я дал команду оперативному разбудить Каргина, а сам вызвал экипаж ПСО. Виктор Викторович выбежал в одной майке из комнаты и был взволнован.

— Так, что тут? Где упал?

— Товарищ полковник, он сел. Борт норма, пассажиры тоже. Его сверху прикрывают. О воздействии с земли не докладывали.

— Ага. Понятно, что… а что тогда могло случиться? — потирал глаза Каргин, присаживаясь на стул рядом со мной.

— Может неисправность. Сейчас выясняем что нужно. Отправим туда команду техпомощи.

Я посмотрел по карте, где приземлился Могилкин. Это всего в 10 километрах от древней Пальмиры, сразу за горным хребтом Джебель-Нейсер.

— Может свои?

— Днём не различить тройку вертолётов в воздухе сложно. Да и откуда у мятежников вертолёты, что их могут спутать, — ответил я.

На командный пункт вошёл Батыров и мой заместитель по инженерно-авиационной службе Гвоздев.

— Дмитрий Сергеевич, бери команду техпомощи во главе с товарищем майором и туда, — распорядился Каргин, подавляя большой зевок.

— Разрешите мне тоже. Всё же, мои подчинённые, — спросил я, и Виктор Викторович кивнул.

Только я встал с места, как Каргин остановил меня.

— Саныч, а ты опять чай не успел попить?

— Да. Угощайтесь.

— Ага, только он у тебя несладкий. Пойду кину рафинада.

Вот так я в очередной раз подал заместителю командира корпуса чай. Практически в постель.

Через полчаса мы уже подлетали к месту вынужденной посадки. Сделав небольшой круг над местом приземления, я уже понял суть проблемы и почему Петруччо пришлось преждевременно сесть.

— Сан Саныч, Каргин будет недоволен, — перекрикивал шум двигателей Гвоздев, нагнувшись ко мне.

— Определённо.

Зам по ИАС с первого взгляда на место посадки понял, в чём причина. Одно радует, что вертолёт восстановить будет несложно.

После посадки я сразу вышел из Ми-8 и направился в сторону аварийного борта. Вертолёт тихо и мирно стоял на ровной площадке. Лопасти несущего винта слегка покачивались, а рядом столпилась группа сирийского спецназа во главе с полковником Аль-Сухейль.

— Мир вам, аль-каид! — поприветствовал он меня, и мы крепко пожали друг другу руку.

— И вам мир, Хасан. У вас без травм?

— Всё отлично. Ваш лётчик оперативно выполнил посадку. Такой скрежет был на борту. Я уж подумал, винты сейчас отлетят.

Я кивнул и обратил свой взор на вертолёт. Сверху от втулки несущего винта тянулись длинные провода линий электропередач. Они же лежали и за вертолётом, а вдалеке стояли и два покосившихся столба.

Судя по всему, Петя Могилкин решил либо в Чкалова сыграть, либо слишком увлёкся полётом на предельно малой высоте.

Хорошо ещё, что Аль-Сухейль не сильно вдаётся в причины аварийной посадки. Зато в них будет вдаваться Батыров.

Димон подошёл к нам и взглянул на вертолёт.

— Ну это… хреново, товарищ майор, — сказал он мне.

— Вижу.

— Господин Аль-Сухейль, мы сейчас выполним осмотр, и за вами прилетит другой борт, — сказал Батыров.

Полковник поблагодарил нас и ушёл к своим подчинённым.

А мы с Димоном пошли к… своим. Могилкин как раз поправлял форму, чтобы доложить нам, как полагается.

— Главное, что все целы. В причинах разберёмся, — сказал я.

— Ты уж потрудись. Но мне уже всё понятно. Намотал провода на винт. Хотел повыламываться. Что за мальчишество! И это, когда ещё немного и Пальмира будет взята окончательно.

Я остановился и посмотрел на Батырова.

— Ты чего вскипаешь? Разберёмся с Петруччо по всем статьям. Давай сначала его послушаем.

Димон выдохнул и кивнул. Такое ощущение, что эту аварию на него повесят сейчас.

Я первым подошёл к Могилкину и его экипажу, пока Батыров обходил вертолёт с разных сторон.

— Все целы? — спросил я, пожимая каждому руку.

— Так точно, — сказал Петя и начал выпрямляться передо мной.

— Давай без помпезности. Как всё было?

Могилкин не сразу, но рассказал. Как я и предполагал, молодой лётчик поверил в себя и летел уж слишком низко в тех местах, где этого ситуация не требовала. В итоге, аварийная посадка и минус два столба линий электропередач.

— Понятно. Короче, «намотался» ты Петруччо на сдачу зачётов и «орбиту» дежурства, — сказал я.

Судя по выражению лица Могилкина, он согласен с этим.

— И вы тоже. Работу я вам найду, — указал я на членов его экипажа.

В этот момент подошёл и Батыров. Петруччо выпрямился снова и приготовился к докладу.

— Товарищ подполковник, старший лейтенант Могилкин, командир вертолёта 3-й эскадрильи…

— Да хорош уже! Рассказывай, как это понимать, Могилкин⁈ — перебил его Батыров, который вновь включил режим «начальника».

Судя по голосу ещё и на повышенных оборотах.

В голосе Димона слышались нотки надменности и пренебрежения к Петруччо.

— Кхм! — громко прокашлялся я, давая понять Батыров, что надо поумерить пыл.

— Заболел, Сан Саныч? — спросил он у меня.

— Нет. В горле запершило.

Похоже, что намёк Димон не понял и продолжил наседать на Петруччо.

— Вот так вы к полётам готовитесь, Могилкин. Всё тяп-ляп и никакой прилежности. Чуть людей не убили. Ладно себя не жалеет. Но хоть бы о вертолёте дорогущем и пассажирах вспомнили. А ещё на орден вас подали! Это ж надо такой бездарностью оказаться! Руки точно из нужного места у тебя растут⁈

Ну это уже слишком!

— Товарищ подполковник, разрешите вас на одну минуту, — громко сказал я.

— Что⁈ — продолжал Димон быть «в образе».

— Отойдёмте в сторону, — повторил я.

Батыров слегка встрепенулся и ушёл со мной. Только мы отошли на нормальное расстояние, я продолжил разговор.

— Значит так, Дмитрий Сергеевич. Могилкин и его экипаж — мои люди. Согласен, что ошиблись. Значит, будут отвечать. Но оскорблять их я даже тебе не позволю. Себя вспомни! — сказал я, слегка ткнув пальцем в Батырова.

— Что я должен вспомнить?

— Всё! — чуть громче сказал я.