Сирийский рубеж 4

Глава 25

Мягкая постель казалась мне слишком приятной. Ощущение, что я куда-то проваливаюсь и выбраться уже не получится.

Непривычно было осознавать и домашнюю романтическую атмосферу в моей служебной квартире. Совсем недавно, я просыпался в тесной комнате, где со мной ещё пара десятков мужиков. Скрип металлических кроватей и остаточный запах керосина от комбинезонов из памяти выветривался с трудом.

Теперь же я лежал рядом с самой прекрасной женщиной на свете. В комнате витал аромат духов с рынка в Дамаске, колбасы и недопитого «Советского».

Атмосферу сонного утра дополнял невыключенный с вечера телевизор. Ящик с надписью «Рубин» уже показывал утреннюю передачу на Второй программе.

— В эфире передача «Наш сад». Я её постоянный ведущий Борис Попов, — вещал с экрана мужик, стоя в меховой шапке рядом с деревом в заснеженном лесу.

Ночью уснуть не получилось. Фактически, мне было некогда этим заниматься, о чём говорит разбросанная по полу одежда и тихое, тёплое дыхание Антонины. Я поймал себя на мысли, что мне совсем не хочется вставать с кровати. А ещё убирать руку с нежной округлой ягодицы.

— Саша, ты не спишь? — пробормотала Тоня.

— Нет.

— Почему? Кошмары приснились?

— Вовсе нет. Вот думаю заняться садоводством. Не смог пропустить утреннюю передачу, — ответил я, не отвлекаясь от просмотра программы «Наш сад».

Ведущий как раз показывал тонкости выращивания тепличных овощей.

— Шутник. Такие передачи надо на пенсии смотреть. Я тебе вот что сказать хотела… ох! — устало выдохнула Тося, повернувшись ко мне лицом.

Я повернулся к Антонине, посмотрев в её голубые глаза.

— Почему так вздыхаешь?

— У меня гудят ноги после нашего совместного принятия душа, — улыбнулась Тося, поправляя прядь светлых волос.

— Не может этого быть, — ответил я, растягивая слова.

— Может. И вообще, что бы ты там ни говорил, а стоя заниматься «этим» всё-таки утомительно.

— Зато какое послевкусие, — закатил я глаза и поцеловал Тоню.

Через пару минут я встал и направился в ванную, чтобы привести себя в порядок. Антонина ещё продолжала дремать, когда я стоял под тонкими струями душа. Воспоминания о бессонной ночи путались с картинками пустыни и Средиземного моря. А ещё кольнуло в том самом месте, где у меня остались небольшие шрамы от ожогов, полученных в Афганистане. Только через несколько секунд калейдоскоп кадров боевых вылетов сменился интерьером ванной комнаты.

Одев домашнее трико, я вошёл на кухню, чтобы приготовить себе перекусить. Из комнаты быстро убрал остатки вчерашнего романтического ужина и занялся приготовлением чая и кофе.

— Состоялась беседа с вице-президентом США Джорджем Бушем. Во время беседы были затронуты вопросы, связанные с начавшимися в Женеве переговорами по ядерному оружию, — вещал диктор «Маяка».

Пока я ходил по кухне, несколько раз мне на глаза попался номер правды от 12 марта этого года. На первой полосе новость об избрании генеральным секретарём ЦК КПСС Михаила Горбачёва. Здесь же его фотография, на которой не разглядеть его «фирменного» родимого пятна на голове.

Есть ощущение чего-то недоброго от подобного развития событий. Почему-то мне казалось, что если уж меняется в этом мире многое, то и руководители партии должны быть другими. Но нет. Тут всё стабильно.

Кофе в турке быстро сварился, и я налил его в кружку. В холодильнике было и кое-что сладкое. То, что можно было подать завтраком в постель Антонине.

Одна проблема — нет столика для подачи. Пришлось воспользоваться подносом с цветочным узором, который Тоня привезла от родителей. Как и огромное количество одежды, которая заняла половину югославского шкафа.

А ещё я не сразу нашёл глазами свой пылесос «Чайка» и утюг «Невский». Чувствую, что постепенно идёт освоение моей холостяцкой квартиры.

— Саша, почему пахнет… да ты ж мой герой, — расцвела Тося, когда увидела, как я несу поднос к кровати.

Про себя я тоже не забыл и сделал несколько бутербродов из «Финского» сервелата с Бородинским хлебом.

— Приятного аппетита, — сказал я, присаживаясь рядом.

Взяв свою кружку с чаем, я отпил горячего напитка и наблюдал за изящным поеданием куска торта «Сказка» моей девушкой.

— Ты чего так смотришь? — посмеялась Тося.

— Просто с подобным аппетитом, как у тебя, надо было ещё и макароны сварить с сосисками.

Пока мы завтракали, я слушал от Тони последние новости в Торске. Она давно оформилась в нашем полку. Уже проводит предполётные медицинские осмотры.

— Люди все хорошие, приятные, вежливые. Медведев самый лучший, но постарел командир.

— Плохо выглядит? — спросил я.

— По-разному. А вообще, когда ребята приходят к начмеду оформляться на медкомиссию в Афганистан, мне прям каждого хочется остановить. Вроде бы там всё более-менее спокойно, но это так только в сводках.

Рассказала Тося и о похоронах Тобольского. На вдову Олега, по её словам, было тяжело смотреть.

— Вручили ей звезду Героя. Но… разве мужа это вернёт? — задалась Тоня извечным вопросом.

Грустный разговор перевели в более весёлую тему. Антонина, пока нас не было, помогала супруге Кеши с детьми. Одной Лене было тяжело с двумя малышами. «Вызвали» и маму Иннокентия, и маму Лены. Даже маму Тоси Серафиму Григорьевну призвали на помощь. Они с тёщей Кеши родственники. В общем, у детей няньки были распределены согласно графику.

Выходные мы провели «на расслабоне». Никакой работы, войны и житейских проблем. Днём — прогулки, а вечером и ночью — кровать. Мне стало казаться, что я просто не могу «надышаться» Антониной.

Но кроме неё у меня был ещё и служебный долг. А он предполагал, как минимум, появление в части с полным докладом о командировке полковнику Тяпкину — командиру 969-го инструкторско-исследовательского вертолётного полка.

После утреннего построения в понедельник, я поспешил в кабинет Андрея Фридриховича.

— Товарищ полковник, разрешите войти? — приоткрыл я дверь и получил утвердительный ответ от Тяпкина.

Командир полка сидел за рабочим столом, просматривая рабочую тетрадь и попивая чай из большой кружки с изображением шахматных фигур.

В интерьере кабинета поменялась лишь одна деталь — портрет Черненко был заменён на Горбачёва. Очень даже быстро, хотя Михаил Сергеевич выбран генсеком всего несколько дней назад.

— Саша, проходи, — махнул мне Тяпкин и встал со своего места.

Я подошёл к его столу и выпрямился.

— Товарищ полковник, майор Клюковкин с группой офицеров полка прибыл из служебной командировки, — доложил я.

— Молодцы. Садись, — крепко пожал мне руку командир, указывая на стул.

— Спасибо.

Тяпкин предложил чай, от которого я в столь зябкую погоду не мог отказаться. Тем более что у командира он был с мятой.

Андрей Фридрихович расспросил о командировке. Особо его интересовали события в Пальмире и обстановка в Сирии. В течение нескольких минут я всё рассказал, и мы перешли к обсуждению внутренних вопросов.

— Сан Саныч, как ты понимаешь, в стране изменения. Новый генеральный секретарь, — кивнул Тяпкин на фото Горбачёва на стене.

— Такие новости мимо не проходят.

— Вот-вот, — сказал Тяпкин, встал со своего места и пошёл по кабинету.

Андрей Фридрихович молчал, но вид у него был задумчивый. Как будто командир полка чувствует приближение чего-то… непонятного. Но я с трудом верю, что такое чувство могло быть у советских людей всего через несколько дней после прихода к власти Горбачёва.

— У командира не всё в порядке со здоровьем. Сильно сдал в последнее время. Да и с Главкомата достали его. Лезут в работу, — сказал Тяпкин, пройдя по кругу и остановившись напротив телевизора.

Ведущий программы рассказывал об одном из «основополагающих» праздников — Дне Парижской Коммуны.

— Что думаешь, Саш? — спросил командир полка, приглушив звук на телевизоре.

Полковник Медведев, как говорится, настоящий мужик. Хотелось бы к нему зайти и самому спросить о его здоровье. Не верилось мне, что он «сдаёт».

— Командир, на пенсию пойдёт? — спросил я.

— Да. Должность заместителя начальника управления армейской авиации ему уже не светит. Там начинают ставить своих людей. Поэтому он мне сам предложил, чтобы я занял его место во главе Центра.

Отличная рокировка! Главное, что командовать Центром будет свой человек. Тот, кто знает всю местную «кухню».

— Пока не поздравляю, но я рад за вас, Андрей Фридрихович.

Тяпкин улыбнулся и вновь занял своё место. В этот момент у него зазвонил телефон.

— Тяпкин. Да. У меня сидит. Понял, к 11:00, — ответил на звонок командир полка и повесил трубку.

— Меня уже ищут? — спросил я.

Тяпкин улыбнулся, расслабляя галстук на рубашке.

— А как же! Ты из командировки приехал и целых два с половиной дня не был в части. Все уже волнуются.

— Значит, предыдущие несколько месяцев никто не переживал, а тут к командиру полка зашёл и уже ищут.

— Ну ладно. Это замполит Центра звонил. Сказал, что на вас прибывших, пришли награды. В 11.00 вручение.

Интересное кино! Наверняка это награждение за Пальмиру. Я ещё в Тифоре писал на подчинённых представления и передавал их в Дамаск заместителем командира корпуса полковником Каргиным.

Похоже, что Виктор Викторович перед гибелью документы успел передать, раз они уже получили одобрение. А может и генерал Чагаев ещё помог.

Вот только на себя я ничего не мог написать.

— Но для тебя это ещё не всё. Ты готов к повышению? — спросил Тяпкин.

Я догадывался, что после гибели Тобольского меня могут назначить на место командира эскадрильи. Жаль, что данное продвижение по службе у меня будет вынужденное.

— Я готов.

Тяпкин улыбнулся, поднялся с места и протянул руку.

— Тогда, поздравляю Саша. Сейчас твои навыки нужны именно на этом поприще. Пора новую поросль молодых лётчиков готовить. Передавать, так сказать, весь свой опыт и знания.

— Спасибо, товарищ полковник, — пожал я руку Андрею Фридриховичу.

— Сколько тебе нужно времени? — уточнил Тяпкин.

— Думаю, что до конца недели я уточню всю обстановку, переговорю с замами и командирами звеньев и могу…

— Стоп! Тебе это не нужно, Саш, — перебил меня командир полка.

— Не совсем понимаю, Андрей Фридрихович.

Тяпкин улыбнулся и допил чай из кружки.

— Опыт можно передавать не только в качестве командира подразделения. Поэтому тебе предлагают занять должность преподавателя одного из циклов в Центре. Если быть точным…

Командир порылся в бумагах и нашёл какую-то телеграмму.

— Итак, предлагаю майора Клюковкина на должность преподавателя — старшего лётчика — инструктора цикла боевой подготовки по переучиванию лётного состава армейской авиации 433-го Центра боевого применения армейской авиации… пока прочитал должность, устал, — посмеялся Тяпкин.

Совсем неожиданно. Несколько лет назад я себя выше чем замкомэска и не представлял. А уж быть преподавателем тем более. Однако, это шаг вперёд. Плюс в том, что я по-прежнему смогу летать.

— Что скажешь, Саш?

— Мягко выражаясь, грубо говоря — неожиданно. Эскадрилья, получается, остаётся без командира и зама.

— Это не проблема. Есть кандидаты тебе на замену. Как раз всё им расскажешь и отправишься в соседнее здание.

Долго я не думал. Такие должности слишком часто не предлагают.

— Я согласен, товарищ полковник.

Немного осознав очередное назначение в моей военной карьере, я ушёл к себе в кабинет. Пока следовал по коридорам штаба полка, пытался сложить мысли в кучу.

— Преподаватель! Ну надо же, — улыбался я, подойдя к своему кабинету.

После общения с командирами звеньев, замполитом и начальником штаба я отправился вместе с прибывшей бригадой в штаб Центра. Если назначение будет оформлено, в это здание я буду ходить гораздо чаще.

Торжественное вручение наград должно было состояться на плацу, но проливной дождь внёс свои коррективы. Решено было вручать в актовом зале.

Войдя в штаб, я отправил ребят занимать места, а сам вновь остановил свой взгляд на фотографиях в вестибюле.

— Саныч, осталось 15 минут, — шепнул мне Кеша.

— Я успею.

Петров тоже бросил взгляд на фотографии и ушёл в зал. Я же продолжал вглядываться в лица ребят, которые погибли, исполняя свой долг. К сожалению, вновь Сирия принесла в Торск ещё одного погибшего.

С чёрно-белой фотографии на меня смотрел Олег Тобольский. В подписи к фотографии было сказано, что он удостоен звания Героя Союза посмертно. Получается, раз я ухожу в преподаватели, он так и остался моим комэской.

— Клюковкин, — услышал я хриплый голос слева от себя.

Повернув голову, увидел стоящего в повседневной форме полковника Медведева. Геннадий Павлович смотрел на меня всё тем же острым взглядом. Он всё ещё пытался держать осанку и сохранять уверенную походку, но ему было уже тяжело это делать. Как и сказал Тяпкин, командир сильно сдал.

Однако его зелёно-карие глаза продолжали излучать доброту и спокойствие.

— Здравия желаю, товарищ командир! — вытянулся я перед начальником Центра.

— Да уж здоровее видел. Как делишки? — пожал Геннадий Павлович мне руку.

— Всё хорошо. А у вас?

Медведев улыбнулся и взъерошил мне волосы.

— Ты всё такой же, Сашка. Ничего не стесняешься. У меня всё терпимо. Чуть заболел, но мы ещё с тобой на пилотаж слетаем. Ты в курсе, чем я тебя сейчас награждать буду?

— Наверное, орденом, — предположил я.

— И не знаешь каким? Ну тогда пускай это будет тебе сюрприз, — ответил начальник Центра и отправил меня в актовый зал.

Через пару минут я вошёл в зал. Здесь уже негромко гудели голоса офицеров, прапорщиков и сержантов. Гражданский персонал тоже здесь. Кто‑то, как и я, прибыл перед самым началом и стучал каблуками, пробираясь по рядам. Запах старого дерева и свежей краски смешивался с табачным дымом от тех, кто успел покурить в курилке.

На одном из рядов я заметил Антонину в военной форме с сержантскими погонами на плечах. Она мне широко улыбнулась и помахала. Чего нам теперь стесняться близких отношений.

В любой другой ситуации я бы сел с ней, но сейчас должен сидеть ближе к сцене. И, похоже, именно там, куда мне сейчас показывает начальник политотдела Центра.

— Сан Саныч, ты должен ближе всех сидеть. Ты в курсе, чем тебя наградят? — спросил у меня замполит Центра.

— Понятия не имею.

— Такого быть не может. Все знают, а ты не знаешь, — проворчал замполит.

— Вот такой я уникальный, товарищ полковник.

— Садись с Петровым и гадай дальше. Недолго осталось.

Да я и не собирался гадать. Наверняка будет ещё один орден Красной Звезды. Пятый по счёту!

— Саныч, а мне опять орден Красного Знамени сейчас дадут. Ты на меня представление писал? — спросил Кеша, когда я сел рядом с ним.

— Я. Только вот о своей награде мне ничего не известно.

— Сейчас узнаешь. Мне кажется, твой случай — уникальный. Тебя государственной наградой наградят, а какой — не довели.

— Может грамоту дадут? Тоже престижно, — предположил я.

На сцене поставили длинный стол с тёмно‑зелёным сукном. Начальник отдела кадров под пристальным взором начальника штаба, аккуратно раскладывал коробочки с наградами.

Стоящая на сцене знамённая группа, транспарант на всю стену «Всё выше, и выше, и выше!», а также зудящий звук из колонок — всё делало момент одновременно торжественным и привычным. Таких собраний я видел десятки, но сейчас внутри всё отзывалось иначе.

— Ну вот и момент истины. Держать осанку, держать осанку… — говорил Кеша, потирая взмокшими ладонями коленки.

Пока все рассаживались, взгляд мой невольно вновь упал на коробочки на столе. Каждая из наград — это память о небе, о боевых вылетах, о друзьях, которых больше нет. Получить одну из таких — почётно, а носить — большая честь.

— Товарищи офицеры! — скомандовал начальник штаба Центра, когда полковник Медведев вошёл в зал.

Несмотря на ослабевшую походку, он шёл твёрдо, с тем самым укоренившимся в нём достоинством, которое всегда вселяло уверенность. Зал поднялся и стих.

— Товарищи офицеры, добрый всем день! — произнёс Геннадий Павлович, и все сели на места.