Рюрикович 4

Глава 8

На второй день Ермак ворвался с утра весь взъерошенный, как получивший пендаля воробей. Он с порога заявил:

— Помидориха скоропостижно скончалась!

Мы с Годуновым как раз собирались на занятия, чтобы показаться в училище после выходных. Конечно, сейчас можно было и не ходить, сославшись в случае чего на военное положение, но после того, как ролик с нашим участием разошелся по сети, нам надо было появиться на глаза преподавателей.

Пусть удостоверятся, что мы живы-здоровы и даже не поехали кукушкой.

Да уж, подсуропил нам неизвестный оператор со славой…

Но, с другой стороны, приятно, что на телефон приходят слова поддержки и восхищения. Люди одобряли мои действия и всецело поддерживали. Писали хорошие слова и закидывали смайликами с поднятым вверх пальцем. А уж какую весточку прислала Бесстужева… У меня прямо внизу паха томительно заныло.

И вот сейчас мысли о возможном посещении княгини были так грубо прерваны вторжением реальности в сексуальные фантазии.

Умерла Помидориха… Впрочем, ничего другого я и не ожидал. Шуйские завсегда убирают за собой следы. Не всегда удачно, но всегда упорно.

— Ого, это ты её? — захлопал глазами Годунов. — Зачем?

— Борис Фёдорович, вот вы вроде бы умный человек, но иногда как ляпнете, — огорченно проговорил Ермак. — Чтобы я и бабу… Не, это даже для меня слишком.

— А что случилось? — спросил я.

— Дык, сожитель её сказал, что намедни соленых огурцов объелась, ночью пошла водицы испить, спотыкнулась и ударилась виском о край стола. Теперь в хладной лежит. Завтра похороны.

— Вот тебе и сходила водички попить, — покачал головой Годунов. — Ничто не вечно под луной…

— А мне что-то кажется, что неспроста это она так, — буркнул я в ответ. — Что-то не верю я в подобные совпадения.

— Совпадение — сиречь есть удачная анонимность Божия, — поднял палец вверх Годунов.

— Стебёшься, Борис Фёдорович? — нахмурился я. — А ведь не стоит над смертью смеяться — не любит она этого.

Годунов тут же стянул благочестивую улыбку с лица и пролепетал:

— Я чего? Я ничего. Я только же хотел настроение поднять.

— Не совсем удачно получилось, — буркнул я в ответ. — И что-то мне подсказывает, что не сама Помидориха рухнула на край стола, а кто-то ей помог в этом.

— А кто это к нам пожаловал? — выглянул из окна Ермак. — Никак госпожа Собакина собственной персоной?

Я тоже взглянул в окно. Так и есть. На территорию нашей усадьбы зашла Марфа Васильевна. Вот тебе и на… Собственной персоной и без приглашения?

Это должно случиться что-либо из ряда вон выходящее, чтобы такая девушка сама пришла ко мне. Почему ко мне? Потому что после того, как она днями и ночами выхаживала после боя с красным Патриархом, у нас установилась особая связь.

Нет, не сексуальная, скорее…

Как бы это объяснить… Если с Бесстужевой нас связывали только постельные утехи, то с Марфой Васильевной мы даже и не поцеловались ни разу. Наши отношения были выше земных. Чувства пересекались где-то в поднебесных высях и ворковали голубями в лазуревой глубине.

И ощущалось, что у неё ко мне тоже были чувства. Лёгкие, безоблачные, свято хранимые с обеих сторон. Я выскочил наружу и поспешил навстречу. Ноги несли сами собой, словно не было никакого земного притяжения.

Марфа Васильевна застенчиво улыбнулась, когда я протянул руки. Однако, вложила прохладные пальцы в мою горячую ладонь.

— Здравствуйте, рад видеть вас, — воскликнул я, не в силах сдержать волнение. — А мы как раз собирались в училище, думали вас там увидеть.

— Добрый день, Иван Васильевич, — ответила боярыня Собакина. — Туда можно не торопиться. Со вчерашнего дня вышел указ, что в связи с военным положением все «крылатые всадники» переходят в разряд закончивших училище. Если нужно получить на руки документ об окончании образования, то это можно сделать в секретариате училища.

— Вот как? — вскинул я брови. — Неужели такое возможно?

— Увы, элитных бойцов осталось мало. Каждая единица на счету и царь решил, что даже первые курсы достаточно знают и умеют. Правда, многие уже получили дипломы и их забрали родные…

Собакина опустила глаза. Она не договорила, но окончание и так было ясно.

— Куда подальше забрали? — хмыкнул я. — Вот оно, хвалёное благородство дворян — как только жареным запахло, так сразу же детей подальше от боевых действий. Пусть сражается челядь, а благородных поберечь нужно…

— Иван Васильевич, не всё так, как вы говорите. Да вы сами тому яркий пример, — вспыхнула Марфа Васильевна. — И я никуда не уехала.

«Потому что ехать особо некуда», — чуть не ляпнул я, но вовремя сдержался. Угодья отца Марфы Васильевны были в Коломне, в которой сейчас хозяйничали татары. Лишний раз говорить об этом — вбивать очередную иглу в сердце боярыни.

— Ну, мне пока ещё возвращаться рановато, хотя… С царём-батюшкой был уговор, что как только закончу Царское училище, так сразу же будет мне место губернатора южных рубежей. Самое пекло, — хмыкнул я, вспомнив о нашем с царем разговоре. — Хотя, тогда ещё там не было так жарко. Да и кто мне сейчас отдаст ту должность? Брат? Вряд ли?

— Да уж после того, как царь подписал договор о дани, он вряд ли будет вам рад. Ведь вас вон как народ любит, — Марфа Васильевна кивнула на телефон в своей руке, намекая на ролик. — Владимир Васильевич наверняка в вас будет видеть своего преемника.

— Ну, если не отдаст, то придется самому взять своё причитающееся, — улыбнулся я в ответ.

Боярышня оглянулась, словно проверяя — не подслушивает ли нас кто. После этого она повернулась ко мне и проговорила:

— А мы могли бы поговорить где-нибудь в спокойном и уединенном месте?

Моё сердце тут же радостно подпрыгнуло, но я его заставил утихомириться — не про любовные забавы с таким лицом спрашивают. И боярышня Собакина вовсе не Бесстужева…

— Марфа Васильевна, я буду счастлив прогуляться с вами по Белоозеру. Я сейчас только своим передам, и мы можем отправляться.

— Я буду ждать вас, — произнесла Марфа Васильевна с таким выражением, что я невольно услышал продолжение фразы.

Мне показалось, что она закончилась словом «всегда». В ответ я улыбнулся и резвым тараканом метнулся в усадьбу, из окна которой торчали две довольно улыбающиеся рожи моих друзей.

— В общем так, сегодня мы в училище не едем — все подробности узнаете у Карамзиной. Мне же сейчас нужно отлучиться на… на неопределённое время. За меня не переживайте и… Эй, вы куда, хотя бы попрощались, — окрикнул я этих двух прохвостов, которые ударили друг друга по ладоням и, махом развернувшись, отправились прочь из гостиной.

— Э-э-э, да мы это… Мы тоже решили прогуляться, — проговорил Ермак.

— Если увижу слежку — накажу обоих, — пригрозил я.

— Да ни в коем случае! Не увидите! — со смехом отозвался Годунов.

— Я всё сказал!

— Да-да-да! До встречи, Иван Васильевич, — закивали мои подопечные и вышли вон из гостиной.

Я только вздохнул им вслед. После этого накинул куртку — на улице всё ещё было свежо. Михаил Кузьмич уже прогрел машину и приглашающим жестом открыл дверцу.

— К Белоозеру, — проговорил я, усаживая Собакину на заднее сиденье.

— Будет сделано! — четко отрапортовал водитель в ответ.

Машина завелась и мягко тронулась. Я сидел на заднем сидении автомобиля рядом с самой красивой девушкой на земле и ощущал себя на седьмом небе от счастья. Ее присутствие наполняло пространство вокруг теплом и нежностью, словно легкий летний ветерок, который касается кожи, оставляя после себя лишь приятное трепетание.

Марфа Васильевна улыбалась, глядя в окно, и в ее глазах отражались солнечные зайчики, которые решили спуститься с небес, чтобы быть ближе к ней.

— Денёк разгулялся, — мягко сказал я, показывая на улицу.

День и в самом деле разошелся не на шутку, как будто природа решила подарить нам эти мгновения, разогнав тучи над головой.

— Да уж, обещали дождь, а выглянуло солнце, — ответила с улыбкой Марфа Васильевна. — Вечно эти синоптики что-нибудь да напутают.

— Поэтому и говорят неопределённо, что возможны осадки, — пожал я плечами.

Я украдкой наблюдал за боярышней, боясь нарушить эту хрупкую гармонию. Ее волосы слегка колыхались от движения машины, а запах духов смешивался с ароматом кожи, создавая неповторимый коктейль, от которого кружилась голова. Каждый ее жест, каждое слово казались мне чем-то невероятно важным, словно Марфа Васильевна была ключом к тайне, которую я так долго искал и вот наконец-то нашел.

Мы говорили о чем-то простом, о мелочах, но в ее голосе звучала музыка, которая заставляла мое сердце биться чаще. Я ловил себя на мысли, что хочу, чтобы этот момент длился вечно. Чтобы дорога никогда не заканчивалась, чтобы мы могли продолжать ехать сквозь день, сквозь ночь, оставляя позади все заботы и тревоги, наслаждаясь только этим мгновением, только друг другом.

И в тот момент я понял, что счастье — это не что-то далекое и недостижимое. Оно здесь, рядом, в ее улыбке, в ее взгляде, в ее присутствии. И я был готов отдать все, чтобы сохранить это чувство, чтобы оно никогда не ускользало, как песок сквозь пальцы. Чтобы снова не упустить то дорогое, что у меня было когда-то и вот сейчас вернулось обратно.

Машина ехала вперед, а я сидел рядом с ней, чувствуя, как мир вокруг становится ярче, теплее, живее. Да уж, настоящая магия — это не сказки и не чудеса, не фэнтези-книги, а возможность быть рядом с тем, кто делает твою жизнь прекрасной. Кто любит тебя и ждёт…

Вскоре машина остановилась возле причала Белоозера. Почти в том самом парке, где мы зачистили открывшийся Омут. Сейчас тут было относительно спокойно. Наполовину скованное льдом Белоозеро выглядело безмятежным.

— Прошу вас, Марфа Васильевна, — предложил я руку боярышне, помогая выбраться наружу.

— Покорнейше вас благодарю, Иван Васильевич, — с наигранной чопорностью откликнулась она, принимая мою руку.

— Михаил Кузьмич, мы прогуляемся полчасика по набережной, — сказал я вылезшему водителю. — Если что, то я вас наберу.

— Хорошо, Иван Васильевич, тогда я пока вон у той кофейни припаркуюсь, — Михаил Кузьмич показал на небольшую кофейню возле входа в парк.

Я кивнул, согнул руку кренделем и предложил Марфе Васильевне. Она с улыбкой взяла меня под руку. После этого мы двинулись в сторону зимнего парка.

Под ногами хрустел свежий снежок, рядом шла самая прекрасная девушка на свете. Мы мило беседовали о том, о сём, и каждое её слово казалось мне музыкой. Снег мягко хрустел под ногами, оставляя позади два следа, которые постепенно сплетались в один, как будто сама судьба соединяла наш путь.

Воздух был свежим и морозным, но ее присутствие согревало меня изнутри. Марфа Васильевна шла рядом, укутанная в шарф, из-под которого выглядывали ее розовые от холода щеки. Ее глаза блестели, как звезды на темном небе, а дыхание превращалось в легкий пар, растворяющийся в воздухе. Она говорила о чем-то простом — о книгах, о планах на будущее, о мелочах, которые делают жизнь ярче, — но для меня это было словно поэзия.

Вперёд я пустил Тычимбу, который незримым шпионом прошерстил округу и сообщил знаком на снегу, что всё спокойно. Что же, это уже не плохо — посреди всеобщего хаоса обрести несколько минут спокойствия.

Ну, как спокойствия… За нами всё-таки двигались Ермак с Годуновым, но они старательно не показывались на глаза. Просто были рядом. На всякий случай…

Мы остановились у старой скамейки, припорошенной снегом, и Марфа Васильевна вдруг замолчала, глядя на полузамерзшее озеро. Ее взгляд был задумчивым, а я не мог оторвать глаз от ее профиля. В этот момент я понял, что хочу запомнить каждую деталь: как снежинки оседали на ее ресницах, как губы слегка дрожали от холода, как она улыбалась, словно знала какой-то секрет, который мне только предстояло разгадать.

— Красиво, правда? — тихо сказала боярышня, указывая на озеро, покрытое льдом и снегом.

— Да, — ответил я, но смотрел не на озеро, а на нее.

Она повернулась ко мне, и наши взгляды встретились. В ее глазах я увидел что-то неуловимое, что-то настоящее, что-то, что заставляло мое сердце биться чаще. В этот момент я понял, что зимний парк, снег, мороз — все это было лишь фоном для нее, для нас. И в этой тишине, под белым покрывалом зимы, я почувствовал, что мир вокруг замер, чтобы дать нам этот момент.

— Иван Васильевич, мне тревожно за вас, — наконец нарушила Марфа Васильевна молчание.

— Что так? Я вроде бы не давал повода. А если вы про то видео, то такова уж судьба ведаря — сражаться с порождениями Бездны, — я постарался пожать плечами как можно более непринуждённо.

— Нет, я не про то… Я про другое… Так получилось, что я подслушала разговор, который не предназначался чужим ушам. Я вчера прибыла в усадьбу княжича Шуйского, чтобы поговорить о наших с ним отношениях и расставить окончательные точки. Меня встретили, усадили в гостиной, но… Я услышала разговор из кабинета княжича. Иван Петрович говорил со Степаном Сергеевичем и Михаилом Даниловичем. Да, я не должна была подслушивать, но… Так получилось…

— Я должен это знать? — спросил я, когда пауза затянулась.

— Да, должны. Вас и ваших подручных хотели отравить отцы этих господ. И я не знаю, каким чудом вам удалось спастись, но вы мешаете важным боярам. Вы должны знать это, Иван Васильевич, — проговорила Марфа Васильевна, запинаясь и опуская глаза.

Я только хмыкнул в ответ. Всё-таки слабоваты из них отравители, хотя про Шуйских давно ходят слухи, что они не брезгуют ядами разных мастей.

— И я ещё узнала, что вся троица отправляется подальше от боевых действий. Вы правильно сказали, что бояре прячут собственных детей, чтобы сберечь потомство от шальной пули или пасти Бездны. Однако, что-то в этом разговоре было и про то, что наша верхушка власти сама договаривается с Бездной. И не стесняется этого…

— Вот это вот интересно, — проговорил я.

— Да, интересно, — сказала боярышня Собакина и всхлипнула.

— Что с вами? Неужели продолжаете бояться за меня? — спросил я, погладив её по плечу. — Не стоит. Это слишком мелкие для меня враги. Да, за информацию спасибо, но большая её часть и так мне была известна.

— Нет… простите… Это нервы… — снова всхлипнула Марфа Васильевна и вытерла глаза кончиком платка. — Мои родные… Они перебрались в Рязань при приближении татар, а сейчас… Сейчас туда направились татарские войска после подписания договора о дани в Москве.

На ум пришли слова Елены Васильевны Глинской. Значит, ещё один повод появился для посещения Рязани и её закоулочков.

— Нашли о чем беспокоиться, — улыбнулся я. — Да мы с друзьями как раз собирались в Рязань наведаться. Так что и ваших при случае сыщем. Не стоит волноваться о таких пустяках.

Я старался говорить как можно убедительнее, чтобы слезинки не показывались с поблескивающих глаз. Боярышня в ответ улыбнулась и погладила меня по руке:

— Спасибо вам, Иван Васильевич. Но… Это же опасно.

— Для ведаря везде опасно, — пожал я плечами. — А для царевича тем более — служба у нас такая. Нам за вредность молоко должны давать.

Марфа Васильевна улыбнулась в ответ. Ну вот и хорошо. А то ишь чего вздумала — мокрые дорожки по красным щекам пускать. Чтобы ещё больше её приободрить, я взял да и ляпнул:

— А как ваших найдём, так можно я у папеньки попрошу вашу руку и сердце?

Марфа Васильевна удивленно захлопала глазами. Она явно не ожидала такого развития событий. Я уже пожалел о том, что ляпнул. Надо было чуть позже, когда бы мы узнали друг друга получше, но…

Сейчас надо бы что-нибудь такое-этакое высказать, чтобы сгладить паузу, чтобы как-то скрасить повисшую в воздухе тишину. Однако, мне легче был снова аспида забороть, чем придумать что-нибудь подходящее. Слова как тараканы на кухне студенческого общежития разбежались кто куда при включенном свете. Вообще ничего в голову не лезло!

— Я не думаю, что он вам откажет, — проговорила Марфа Васильевна после долгой паузы и снова коснулась моего плеча.

Моё сердце ухнуло куда-то в пятки, потом подскочило и шарахнуло со всего размаха об мозг. Неожиданно стало так легко-легко, что раскинь я руки и взлечу в небо, в эту бескрайнюю лазурную бездну…

— Я немного замерзла, мы ещё можем немного пройтись? — спросила боярышня.

— Да-да, конечно. Мы можем сейчас завернуть вон там и вскоре выйдем к кофейне. А там уже обогреемся чем придется, — кивнул я в ответ, снова предлагая руку.

Мы снова пошли вперед, и я невольно представил, как могло бы быть, если бы мы шли так всегда — рука об руку, шаг за шагом, через зимы и весны, через годы и расстояние. Ведь счастье — это не что-то далекое и недостижимое. Оно здесь, рядом, в ее улыбке, в ее взгляде, в ее присутствии. И я был готов идти с Марфой Васильевной куда угодно, лишь бы она была рядом.

И вот надо же такому случиться, что именно в этот момент с совершенно безоблачного неба шарахнула молния и ударила в раскидистую иву в нескольких шагах от нас.

— Господин, рядом открылся Омут! — раздался в ушах голос Тычимбы. — Мощный Омут…