Рюрикович 4

Глава 11

Дворцовые перевороты редко происходят при громе пушек и мелькании магических снарядов. Гораздо чаще они начинаются рано утром и проходят почти в полной тишине.

Новым государям не нужно, чтобы народ думал о них, как о захватчиках. А вот предоставить версию, что прежний царь скоропостижно скончался и оставил безутешную мать и молодого сына, далёкого от политических интриг — это гораздо проще и надежнее.

Прежний правитель устраняется либо в темницу до скончания своего недолгого века, либо сразу же отправляется в фамильный склеп при помощи одного из многочисленных средств умерщвления.

Все без лишнего шума и пыли.

В это прекрасное зимнее утро Владимиру Васильевичу прекрасно спалось. Он даже улыбнулся, когда солнечный зайчик упал на его лицо. На душе почему-то было спокойно. Так спокойно может быть только у человека, у которого всё под контролем: власть держится крепко, временная проблема в виде татар отошла от стен столицы, бояр и знать правитель держал в кулаке.

Новый день не должен был принести сюрпризов, но…

— Вона как щурится, — раздался знакомый голос. — Как будто липового мёду ложку хватанул. Эй, Величество, просыпайся! Скрой свои худые пятки!

Такое неуважение к царственной особе? Это просто нонсенс!

Василий Владимирович нащупал под подушкой ножны родового кинжала. Чуть продвинулся в сторону рукояти и похолодел — кинжала не было. Также рядом не было боярышни Метельской, с которой засыпал после ночных утех.

И ведь так ловко, что даже не проснулся! Вот же шельма! А ещё благородных кровей.

— Не ищите кинжал, Величество. Не нужно лишних жертв — порежетесь ещё! — с насмешкой в голосе проговорил боярин Шуйский. — Поднимайтесь, царь-батюшка.

Владимир Васильевич открыл глаза. На него без сожаления смотрели Шуйский, Романов и Бельский. Основа твердости трона…

Впереди троицы стояли воины из числа Сверкающих, так что даже не стоит пытаться пробовать использовать смертоносную магию. Всё равно заблокируют, а ответ может быть болезненным.

— Вы принесли чашечку кофе? Не стоило беспокоиться — у меня есть лакеи и попроще! — хмыкнул царь.

— Ваше правление принесло много горя Руси, — произнес Бельский. — Чтобы спасти царство, вы должны покинуть трон!

— Вот так вот прямо в лоб? — хмыкнул царь. — А где же пустые славословия, намеки и метафоры? Где же ваше любимое…

— Владимир Васильевич, не стоит сотрясать воздух. Вам лучше покинуть дворец и уступить место новой правительнице, — проговорил Романов.

— Правительнице? Неужели на трон опустится женская задница?

— Да, сын мой, не стоит лишний раз сотрясать воздух, — раздался женский голос из-за спин придворных. — Ты уйдёшь в Варфоломеевский монастырь под именем отца Михаила и проживешь остаток дней в молитвах и постах. Тебе есть в чём покаяться…

Высокая фигура, облачённая в парчовые одежды, расшитые золотыми нитями и драгоценными камнями, казалась воплощением власти и благородства. Каждый её шаг был исполнен грации, словно она плыла по воздуху, а не шла по паркетному полу дворца. Взгляд, пронзительный и холодный, как зимний ветер, обводил собравшихся, заставляя их опускать глаза.

— В чём же, например, матушка? — с усмешкой спросил Василий Владимирович, поднимаясь на кровати.

— В смерти убиенного отца, например, — с той же усмешкой ответила Елена Васильевна. — Или ты думал, что эта смерть останется тайной для всех?

В воздухе повисла тягучая пауза.

Шуйский и Романов обменялись быстрыми взглядами, но ни один из них не осмелился прервать её. Царица подошла ближе, её длинное платье шуршало по полу, а вокруг неё, казалось, витал аромат ладана и власти. Она остановилась перед царём, который всё ещё сидел на краю кровати, сгорбившись, словно сломленный.

— В смерти отца? А если я предположу, что отец мой жив и здоров? — поднял голову Владимир Васильевич.

Боярин Шуйский сделал шаг назад и перекрестился. Снова между придворными промелькнули быстрые взгляды. Ни одна эмоция не промелькнула на лице Елены Васильевны. Она продолжала всё с той же усмешкой смотреть на сына. Спустя несколько секунд она покачала головой и произнесла:

— Ваше Царское Величество, я понимаю, что вы тяжело приняли новость о своём новом статусе. Однако, жизнь ещё не закончена. Она продолжается и не стоит безумию позволять завладеть мозгом. Всё ещё у вас будет хорошо.

— А мне кажется, что всё не так уж и хорошо, матушка, — улыбнулся царь. — И что ещё многое может всплыть из ила дворцового пруда… Можно ли нам переговорить с глазу на глаз?

— Да как же такое возможно? — спросил Романов. — Это же нельзя так! А вдруг царь нападёт на матушку?

— Не нападёт, — покачала головой царица. — В таком случае ему живым из опочивальни не выйти.

Придворные, не решаясь ослушаться, начали медленно выходить из покоев. Шуйский бросил последний взгляд на царицу, словно пытаясь прочитать её мысли, но её лицо оставалось непроницаемым. Романов, всё ещё колеблясь, вышел последним, закрыв за собой тяжёлую дубовую дверь.

Когда опочивальня опустела, царица подошла к окну, её длинное платье шуршало по полу. За стеклом утро радовалось жизни, морозное солнце серебрило узоры на окнах.

— Ты прав, — сказала царица, не оборачиваясь. — Многое ещё может всплыть. Но ты должен понять, что теперь всё зависит от тебя. От того, как ты себя поведёшь.

Царь подошёл к ней, его шаги были медленными, но твёрдыми.

— Я знаю, матушка. Я всегда знал, что власть — это не только привилегии, но и ответственность. И если мне суждено уйти, то я уйду с достоинством. Не стоит меня сажать под замок — я и так понимаю, что натворил немало бед, чтобы народ не любил меня и презирал. Однако, позволь мне взять с собой в изгнание несколько своих вещей…

— Не изгнание, а просто уход. Народу будет объявлено, что тебе не здоровится, и на время выздоровления трон займёт его мудрая мать. А спустя пару месяцев царь Владимир Васильевич скоропостижно уйдёт из жизни. И уже мать будет править твёрдой и справедливой рукой.

— Твёрдой и справедливой, — усмехнулся царь. — А если…

— А если вздумаешь сейчас меня толкнуть, как своего брата Фёдора в окно, то всё равно живым отсюда не уйдёшь, — повернулась к нему Елена Васильевна.

Мать взглянула на сына без страха и боли. Скорее, в её глазах читалось просто сожаление, что так всё получилось.

— Неужели это всё из-за Ивана Фёдоровича? — покачал головой Владимир Васильевич. — Неужели это всё из-за моего настоящего отца?

— Возможно, — пожала плечами Елена Васильевна. — Но может быть ещё и потому, что ты слабый царь?

— Я слабый? — вскричал Владимир. — Да я спасал свою страну от Бездны!

— И потакал ей, принося людей в жертву!

— Но в ином случае всё было бы ещё хуже!

— В ином случае всё могло случиться иначе, без участия татар! — твёрдо ответила царица. — Русский народ потому и борется за свою жизнь, когда в его главе стоит твёрдый глава. Когда же батюшка-царь предает, то…

— Я не предавал!

— Ты сдал Русь татарам! У них есть документ за твоей подписью! — покачала головой Елена Васильевна.

— Но…

— Твоё время прошло, Володенька. Уступи место той, кто сделает Русь сильным царством!

— Да? Ты думаешь, что сделаешь это? И как же?

— Как? Володенька, тебе нужно было спросить меня об этом раньше… Но так и быть, я выскажу свои мысли. В первую очередь я урежу тем, кто за дверью, власть. Государство должно быть единым, тогда оно мощное и крепкое. А эти шакалы… Они только разрывают страну на куски.

— Как будто я этого не знаю, — горько усмехнулся царь.

— Знаешь, но доверился им. И я сейчас сделала вид, что доверилась. Но дальше… Дальше я покажу им Кузькину мать. Стабилизации экономики, развитию торговли и укреплению финансовой системы государства может посодействовать только единая денежная система. Не будет в разных волостях разных монет. Всё приравняем к серебряной копейке и уже от неё начнём танцевать. Ведь это так просто… Почему же прошлые цари так не сделали?

— Может, просто не успели? — хмыкнул Владимир Васильевич. — И матушка… Ведь царица на престоле тоже долго не усидит — русскому люду нужен правитель во главе.

— Княгиня Ольга с тобой в этом плане не будет согласна, — покачала головой Елена Васильевна.

— Княгиня Ольга была русской княжной, а ты… То ли литовка, то ли сербка…

— Я русская царица! И этим всё сказано! — выпрямилась Елена Васильевна. — А то, что в родстве с Литовским княжеством, так будет даже лучше, когда отправлю гонцов на замирение! Родство даст о себе знать. Тебе бы тоже не мешало о нём вспомнить, когда татары позвали Литву на войну…

— Война… И царица во главе такого трудного времени? А ты не забыла ещё про Ивана? Тот тоже может удивиться такой смене власти!

— Не забыла. Иван направляется в Рязань, а там уже что угодно может произойти. Но ты правильно говоришь, что царице в такое время не место на престоле. Я знаю, что будут пытаться сместить, что те же Шуйские, Романовы и Бельские начнут плести заговоры, но… Я не ты! Я твёрдо знаю, на что иду! И твёрдо знаю — за что!

— За полюбовничка своего! За Овчину Телепнева! — выкрикнул ей в лицо царь. — На кого ты меня меняешь?

— На человека, который поможет удержать власть, — твердо ответила царица. — Ну что, на этом наш разговор закончен? Накопилось много дел, которые не требуют промедления.

— Ты обещала, что дашь мне возможность взять с собой несколько вещей, — буркнул царь.

— Да, конечно же бери, — великодушно ответила Елена Васильевна. — Однако, тебе сегодня нужно будет переночевать в Александровской слободе. Это для твоей же безопасности, Владимир. Бояре захотят окончательно тебя похоронить, чтобы не было возможного возврата. А я обеспечу защиту. Ни один комар к тебе не подлетит!

— Надеюсь, что не рядом с рязанским князем Иваном Ивановичем? — ухмыльнулся Владимир Васильевич.

— А почему бы и нет? Вместе вам не скучно будет. Да и двоих оборонять лучше, чем каждого по отдельности, — ответила царица.

— Что же, тогда обойдёмся без утреннего кофе. Через десять минут я будут готов. Лакеев пришлёшь, чтобы помогли одеться?

— Надеюсь, за это время ты не вскроешь себе вены?

— Не дождёшься, матушка, — любезно ответил Владимир Васильевич. — Мне ещё предстоит много молиться о своих грехах, чтобы уходить из жизни так просто…

— Да? Ты всегда был сознательным мальчиком. Ведь как в сказке говорилось? Старший умным был детиной, средний был и так, и сяк…

— А у тебя ещё остается другак!

— Пока что он мне не помеха, а помощник. С твоим уходом бояре начнут подбивать к нему клинья и выдадут себя. Вот тут-то я и возьму их за жабры.

— Что же, удачи тебе, матушка. Надеюсь, что под тяжестью короны голова не склонится…

— Будь уверен, что не склонится, сынок, — Елена Васильевна провела рукой по щеке старшего сына. — А я к тебе в гости будут наведываться. С пирожками… До встречи.

— До встречи, матушка, — улыбнулся в ответ Владимир Васильевич.

Он посмотрел, как за матерью закрывается дверь и первым делом бросился к ноутбуку. В ту ночь на Александровскую слободу напал с десяток неизвестных в масках. Кто-то узнал в умерших высшие ранги преступной группировки Ночные Ножи. После страшной битвы пропало двое важных пленников.

Рязанский князь Иван Иванович после объявился в Литве. Даже собрался было вернуться в княжество, но неудачно…

В ту ночь умер царь Владимир Васильевич, но родился обновленный разбойник Кудеяр. Разбойник, про деяния которого потом слагали легенды…

Одна из легенд касалась польских захватчиков и рассказывала о том, что однажды Кудеяр состарился и решил уйти на покой. Однако, не отпускали его грехи, не хотели давать душе покоя. А со временем и спать перестал — начали приходить к нему во снах безвинно убиенные, стали корить его за смерть свою.

Уж как и молился он о спасении, какие только богатства не рассылал по церквям, сколько нищих не одаривал, но не было ему покоя. И совсем бы сгинул, но явился ему в полузабытьи старец, который сказал, что если перерубит он тем же ножом, каким делал злодеяния, могучий дуб в воронежском лесу, то придет к нему утешение и покой.

Нашел тогда Кудеяр самый огромный дуб в воронежском лесу и начал свой сизифов труд. Шли годы, Кудеяр молился и рубил ножом дуб. Рубил и молился, молился и рубил. Но как не старался — не получалось у него свалить могучее дерево. Казалось, что за время отдыха дуб ещё больше наращивает кору и твердь.

Когда уже совсем отчаялся, то услышал голос проезжающего польского шляхтича:

— Что ты делаешь, старый холоп?

— Да вот, пан великовельможный, никак уснуть не могу — всё грехи старые мучают. Мытарюсь над дубом, пытаюсь его свалить. Только устав от работы великой и могу сомкнуть глаза. А так… Никак не спится — грешил в жизни много…

— Да? Вот же глупый холоп! А я сколько не гуляю, сколько вина не пью и девок русских не порчу — всё сон хороший. А уж сколько я русского холопья запорол вот этими вот руками… И хоть бы хны! Всё время нормально сплю. А ты, как бобр, курва, пытаешься повалить этот дуб. Ха-ха-ха! Что за глупый пся крёв!

Взыграла тогда внутри Кудеяра кровь жаркая и всадил он почти затупленный нож в широкую польскую грудь. Захлебнулся смехом пан, да и пал на землю русскую, заливая её своей поганой кровью.

Выпрямился тогда Кудеяр, вдохнул свежий ветер и улыбнулся, глядя на поверженного врага. В этот момент затрещал могучий дуб, наклонился, да и погрёб под собой Кудеяра и его последнего врага.

Нашел Кудеяр свой покой…