Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1

Глава 6

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

— Нас посадят лет на двадцать, — выдыхает Морковка. Он сидит очень прямо, у стеночки. И оцепенело пялится на свои руки. Будто ожидает увидеть на них кандалы.

Приличной тюряги в Зеермахе не нашлось. Небось, последнего крупного преступника тут коллективно утопили в сидре ещё при Шестой Кормчей. Чепушил из Справедливых и девах из Чаек уволокли куда-то в места поприличнее — сдавать знатным родителям. Но мы шли как особо опасные. Так что нам выпало — в камеру. В одну. Столько нашлось при местной сыскарской.

Блюстители долго примеривались — допустимо ли пихать туда сразу всех. Кто-то кипятился и орал: «Но там же дамы!» Кто-то заорал ещё громче: «Какие дамы⁈» — а потом все сразу посмотрели на меня, Дурилку и Конфетку — и запихали за решётку к остальным.

Предпочла бы отдельную камеру. Чего там — я б желудок мантикоры предпочла. Мало мне Дурилки и приятного общества Мясника. Его Светлость расхаживает по камере и убивается в голос. По Гриз минут пять назад отплакал, теперь взялся за свободу.

— По здешним законам любые нарушения общественного порядка караются крайне серьёзно… Боги, а то, что учинили мы — это… двадцать пять лет, не меньше.

— У меня есть знакомый стряпчий, — отзывается Пухлый. С таким видом, будто выиграл в Аканторскую лотерею тысячу золотниц. — Он вёл моё дело после… ну, после первого раза. Отменную контору содержит. Думаю, скопом мы можем получить нехилую скидочку. Может, даже сумеют вытащить нас в Акантор — говорят, там суды милосерднее…

— А тебя где судили?

Пухлик какое-то время рассматривает лепнину на потолке. Возможно, думает — зачем она вообще в тюрьме-то.

— В Аканторе. Ну-у-у, может, я не расположил их к себе. Зато я точно знаю, кто может положительно очаровать судей, — и игриво перемигивается с нойя. Та поправляет причёску и попутно извлекает из волос какие-то пакетики. — О, кстати, насколько я знаю, аристократов первого уровня на Рифы не отсылают. Янист — ты тоже можешь не волноваться, ты же, вроде как, не слишком опорочил честь местного кренделя. И кстати, я вообще не понимаю, что тут делает… кое-кто из нас.

И выразительно косится на окошко в пошлых витражиках. Что-то о кающихся грешниках — сложно разобрать из-за решётки. Решётку задумчиво трогает пальцем Нэйш.

— Лайл просто удивляется, сладенький, — помогает Конфетка. Теперь она занята своим поясом. — Никто из нас не сомневается, что ты хотел утешить нас в заточении. Просто интересно, каким же образом они сумели тебя удержать? Ведь местные охранники, как будто, совсем не бойцы?

— Да, они не стали бы проблемой, — соглашается Мясник. — Но у тех, которые подоспели после того, как сдался Лайл, было кое-что…

Пухлик выпрямляется, вскидывает брови. Ухо Следопыта разбирает: «Оружие Пустошей?» Ха. Уязвимость неуязвимого, надо полагать. Его Щит пропускает то, что не содержит магию. Притормаживает и смягчает, правда, но пропускает. Я как-то почти прошибла обычным ножом. Жаль, Грызи остановила.

Гроски пускается в тревожные переглядки с нойя. Но почти сразу меняет тон переглядок, потому что Конфетка суёт себе руку за корсаж и копается там, как шнырок, учуявший кость. Рыцарь Морковка прикрывает глаза и выстанывает сквозь зубы:

— Просто аморально. Это… то, что мы тут учинили… даже не учитывая этой истории с бонаконом… омерзительный балаган… что ты можешь сказать на это, Кани⁈

— Оно. Того. Стоило.

Дурилка открывает один глаз. Второй у неё порядком заплыл.

— Э, а нас баландой-то угостят? Как насчёт тюремных песенок, а? Или хоть баек о Рифах? Или, ну я не знаю, давайте учиним тут небольшой тюремный бунт? Аманда, как у нас со взрывчаткой?

— Тридцать лет, — обречённо роняет Янист. Все, даже он, глазеют на Гроски обвиняюще. Будто хотят запихнуть Дурилку обратно в чресла, которые её породили. А потом предпринять кое-что, чтобы катастрофа никогда не появилась на свет по второму разу.

Наконец нойя вздыхает, как бы говоря: «Нет, если сейчас ему сказать насчёт доченьки — это будет как-то слишком, а сердечного нет». Подплывает к Дурилке и протягивает маленький пузырёк.

— Заживляющее, милая. Дам тут не слишком-то обыскивают…

— Ха! У меня фляжку не отобрали.

— У тебя фляжка была⁈ — подрывается Пухлик. — Спрашивается — я-то свою почему не взял? Мог же понять, чем кончится.

Балбеска лихим жестом суёт себе руку туда же, куда и нойя сначала. Роется как опытный золотоискатель.

— Куда ж она завалилась… так, а это что? Не, не то… а, вот. Маловата, зато ром настоящий пиратский. Ну, Тодд так говорил. Я у него разжилась. Ну так что? Всем по глоточку — и советики, как лучше вести себя на Рифах?

— Еди-и-и-иный на небесах… Мы сейчас мы вот в таком положении, и нас вот-вот будут допрашивать, или… в Ракканте применяют пытки?

— Чтение королевских кодексов можно так назвать?

— … или пытать. И вы… вместо того, чтобы думать, с кем связаться или как отсюда выбраться…

— Собираемся предаться омерзительным порокам. Ага.

Балбеска торжествующе булькает из фляжки и передаёт папашке, который о дочурке пока ещё не знает.

— Ну? Как нам подольше протянуть на Рифах? В смысле, до того, как мы приручим гиппокампов и уплывём всей бандой или что-то вроде того.

— На самом-то деле есть довольно много тонкостей. Касательно, к примеру, «никогда не пой, сидя на отхожем месте»…

— Эй, а если мне без этого никак?

— … «не пытайся присваивать вшей соседа…»

— Чёрт, да они там звери какие-то!

— … «не признавайся в любви своему надзирателю на второй день девятницы»…

— На третий-то хоть можно?

— … «не лепи из хлебного мякиша непристойные символы»…

— Что ж его, жрать, что ли⁈

Фляжка кочует по рукам. Сперва ром смакует нойя, потом передаёт Рыцарю Морковке, который давится то ли спиртным, то ли возмущением. К нему ближе всего Мясник, но с ним делиться фляжкой Морковка не намерен. Потому тянется ко мне.

— … прятать хавчик можно разными способами. Самый надёжный — в себя…

Из фляжки разит сивухой и карамелью. Не терплю спиртного. Но мы в тюрячке с лепниной на потолке, вокруг нас сиропный городок, который гудит как гнездо оводов. И нас будут скоро то ли допрашивать, то ли пытать кодексами королевы Трозольдии. Грызи непонятно где, а Пухлик заливает, как море в непогожий день.

Совсем без спиртного не обойтись.

— … бывают плохие дни. Скажем, вино к лососю подают не того года. Или отбивную приносят полусырой…

— Но в таком-то крайнем случае можно закатить бунт?

— Нет. То есть если взбитые сливки на десерте опали — тогда-то нас точно никто не обвинит…

Фляжка гуляет по рукам, от одного к другому. Обегает Мясника. Тот так и застыл у окошка. Собирает коллекцию пошлых витражиков.

— Подорвать охрану? Как отвлекающий маневр сойдет — тем более, при каждом корпусе есть комнатка со взрывчатыми веществами. Вопрос — что делать дальше.

— Предлагаю захватить Рифы и основать своё государство. С жесточайшей тиранией! Что? Сделаем Аманду королевой, ты пойдёшь первым министром, — уделаешь Хромца, не сомневаюсь. Янист пусть насаждает культ Единого, а Мел шпионов гоняет. Шикарственно! О, ну и каждому государству нужен кто-то, ну, вы знаете, совсем отбитый и чтобы его боялись. Так во-о-от, за это возьмусь я… что? Рихард будет главным послом… посылать всех, да. И собирать бабочек.

Фляжка пустеет, на языке — огонь и противный привкус жжёного. Минуты текут вир знает куда. Блюстители и стражники сперва о чём-то препирались за стенами, кто-то громыхал: «Сказано — не трогать, не допрашивать, доложить наверх! Дело уровня Акантора!» Теперь вот умолкли и куда-то разом подевались. Похоже, нас правда будут судить не здесь.

— Опасайся чаек! Они орут и гадят. И охранников. Они… ну, в принципе, то же самое. Но с несколько большими болевыми эффектами. Некоторые — ещё и с вавкой в головушках. Хм-м-м… я что-нибудь забыл?

— Крысы, Лайл, — просыпается Мясник у окна. — Слышал, на Рифах их недолюбливают.

— Это только те, кто не умеет их готовить.

Мясник с Пухликом играют в малопонятные гляделки. Ясно, что шуточкам конец. Так что Рыцарь Морковка тоже пробуждается от ступора, куда его повергли байки про Рифы, горе и скверный ром.

— Нам нужно выбраться отсюда. Аманда, мы действительно можем использовать взрывчатку?

— Да, давайте бахнем уже!!

— Обязательно, обязательно бахнем, сладенькие вы мои детки. Но потом. Мой набор… хм-м, самую малость ограничен. И попытка взорвать дверь, запертую при помощи артефактов…

— Мы могли бы попытаться прошибить щит на двери магией. Лайл, Кани…

Балбеска грустно смотрит внутрь пустой фляжки.

— Было б тут ещё столько же — я б и одна справилась. Ну что — таки бахнем?

— Защитные артефакты такого рода, — вещает в потолок Гроски, — обычно отражают магические удары внутрь помещения.

— Ха, но есть же Рихард, он закроет нас всех своим красивым телом… то есть Даром! Своим красивым Даром!

Мясник скалится польщённо.

— Боюсь, моего… красивого Дара может не хватить на всех.

— Ну-у-у-у, мы можем стать позади друг друга, взяться за талии и даже слегка пританцо…

Морковка роняет голову в ладони и долго ею трясёт. В попытках не представлять.

— Я понял. Но мы могли бы как-то… знаете, привлечь охрану. Сделать вид, что у кого-то из нас припадок, и потом…

— Могу изобразить! — подрывается Балбеска.

— Могу организовать, — почти в один голос обещают Мясник и Конфетка. При этом Мясник смотрит на Гроски, а Конфетка — на Мясника.

— У меня и так сейчас будет припадок, — бурчу я и массирую виски.

— … или же мы можем изобразить драку…

— О-о-о-о, потузим друг друга за всякое! Разнимать полгорода сбежится.

— Отлично. Я смогу кого-нибудь придушить. Кого-нибудь голосистого.

— Мелони! — Морковка орёт раненной чайкой, и я кривлюсь сильнее. — Хотя бы ты… пойми, нужно что-нибудь делать! Придумать план, организовать побег…

— Может, тогда перестанешь вспоминать романы и спросишь профессионала?

Тишь наступает так резко, что открываю глаза. «У-у-у-у», — неодобрительно откликается в голове.

Все смотрят на меня. Потом сразу на Пухлика. Пухлик, который вытянул ноги и нацелился подремать, приоткрывает глаз.

— А?

— Побег, Лайл, — шепчет малой, чуть ли не ломая руки. — Ты ведь… сбежал с Рифов, так?

— Было дело.

— Ты думаешь, ты смог бы… вытащить нас отсюда?

— Боженьки — да на кой⁈

Бедный Морковка уподобляется птенцу тенны, который хочет научиться петь. Разевает рот и испускает отрывистые трели. Пухлик озирает нашу компанию и садится ровнее, потирая щёку.

— Можете вы мне сказать, что мы тут делаем? В том смысле… почему мы ещё не в допросных? Почему нам во все щели не залили зелья истины? Почему нас, наконец, даже не разъединили, чтобы мы не смогли сговориться, ладно — не разъединили, они ж нас даже на детекторе зелий и артефактов не прогнали. Оттиски Печати? Первичный допрос? Деточки — неужели же вы не поняли, что при таком раскладе мы тут можем ждать только одного. Когда нас отсюда вытащат.

Морковка глазеет поражённо. Балбеска — восторженно. Для них это новость, похоже.

— Но… кто нас вытащит?

— Тот, кто нас сюда запихнул. Хотите сказать — вы не заметили, что людей с площади выводили организованно? А стража металась, как у кобеля… хвост, ха. Так что не удивлюсь, если вот это, — кивает в сторону входа, откуда звучат шаги, — за нами.

Он поднимается и пожимает плечами, будто выдал очевиднейшие вещи.

— Но вы хоть спросили себя — куда Гриз подевалась?

ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ

— Нет, это было потрясающе. Знаете, Касильда спрашивала — стоит ли мне ехать, но я так и сказал: дорогая, ты же знаешь, кто там будет — да при таком раскладе я себе не прощу, если не увижу своими глазами. И это… уфф. Я знал, что всего можно ожидать, но Банда Похотливых Шнырков…

Эвальд Шеннетский, первый министр Айлора, Хромой Министр, Хромец, воплощение образа коварного и зловещего интригана… хохочет, покачиваясь в кресле. Заливисто, по-мальчишески, закидывая голову и отфыркиваясь. На бледном лице полыхает румянец, седые волосы взлетают в воздух, падают в беспорядке на ворот тёмно-синего, почти жреческого одеяния. На глазах проступают слёзы, и Шеннет нетерпеливо смахивает их платком.

— Огненные Чайки, да… решил, вам не помешает небольшой элемент хаоса, вдруг придётся разыгрывать эту карту. А из всех подобных групп в Ракканте этих было легче всего собрать. Покупать лидеров недовольной молодёжи бывает полезно, знаете ли. Нет, главная… вообще — можно сказать «главная чайка»? Она полагает, что её финансируют истинные патриоты Ракканта. Мы не разубеждаем — я, в конце концов, не желаю дурного этой стране. Да, но полагалось, что сигнал даст она, за четверть часа до феерии. Госпожа Гроски, то есть, Тривири, конечно, оказалась на высоте. Одарённая особа, правда?

Лисья голова из светлого серебра, — венчает трость. Смеются хитрые глазки — два изумруда. Живые.

Не то что у одной варгини.

— Выпейте же чаю, Гриз. И попробуйте крендельки, просто объедение, как и булочки с кремом и клубникой. В Айлоре так не получается, какой-то раккантский секрет, а может, благословение королевы Трозольдии. Да, госпожа Аскания Тривири. За ней велось наблюдение с тех пор, как она окончила обучение — всё же потенциал весьма неплох. Пришлось постараться, чтобы она не получила распределение, — а это было почти неминуемо, несмотря на нелестные характеристики её дисциплины. Поздравляю с отличным пополнением в группе — и у пополнения отличная фантазия, если учитывать банду Шнырков, «всеобщее развращение» и… ахах… бонакона.

Эвальд Шеннетский — счастливый мальчишка, который насладился комедией на ярмарке.

На прекрасной, развесёлой ярмарке, где не звенели крики страха, не лилась кровь. Не падали, корчась, маги, — изнутри которых выжжено горькое «Никаких уступок».

Недалеко от которой не лежит тело варга.

— Какая удача, что нойя Энешти удалось усыпить бонакона до того, как в игру вступили прогрессисты, а потом Кровавые. По крайней мере, его не увели вместе с остальными, да… Выпейте чаю, выпейте, Гриз. У вас измождённый вид. Может, укрепляющего? Кроветвора? У нас здесь Травник и хороший набор зелий, так что…

Гриз Арделл прикрывает глаза и сжимает пальцами переносицу. Нужно, чтобы Шеннет перестал плавать и двоиться. Она уже принимала укрепляющее, пока её вели сюда. Только тело всё равно слабое, вялое, тяжёлое…

И в глазах по временам моросит алым.

— Половину кружки. И три ложки сахара. Если можно.

Шеннет ухаживает за ней: наливает чай в лишнюю чашку, насыпает сахар. Чай дрожит и плещется чай в кружке, пока Гриз несёт её к себе.

Безвкусная сладость — и металлический привкус во рту.

— Мои люди. Что с ними.

Щелканье крышки серебряных часов.

— Полагаю, что их освободят где-то… через полчаса или чуточку больше. Мои агенты из Акантора уже прибыли и морочат голову здешним законникам. Знаете, бумаги. Опись. «Вы не так описали этот дарт и сделали это не по форме!» Тем временем дарт они, конечно, заменят — как и атархэ госпожи Драккант и ещё кое-что из личных вещей, мы же не можем позволить вашим сотрудникам остаться безоружными. Или узнанными. Да — и подбросят два-три щитовых артефакта, вдруг кто-то вспомнит, что в бою с одним из вас магия не действовала. Пусть думают, что защита была у всех. Тем временем ещё кое-кто занимает внимание мэра и его окружения. С учётом того, что их навестят не последние люди Корпуса Закона и даже кое-кто, связанный с Ковеном Камня… ха. Думаю, все их мысли будут о том, как выпутаться самим. А тем временем произойдёт налёт на тюрьму. Или что тут вместо неё? Можно, конечно, попытаться дать даматский след, всё-таки дарт засветился, а это даматское оружие… Нет, конечно. Пираты. Банда… Похотливых Шнырков. В Велейсе бывает самое разное оружие, не так ли? Многие стражники окажутся усыплёнными. Неумело приготовленное зелье, вообразите. При пробуждении последние сутки начисто стираются из памяти. Это на случай, если ваши друзья сказали что-нибудь лишнее по дороге…

Эвальд Шеннетский тянется за третьим крендельком и вдохновенно взмахивает им.

— Нет, разумеется, таинственное исчезновение группы арестованных вызвало бы подозрение. А потому, конечно, — было сражение. Стража пыталась остановить беглецов, прежде чем отключилась. С блестящими результатами. Тела ваших плюс тела освободителей… Дюжины разнокалиберных трупов хватит, полагаю.

Гриз молчит, но взгляд её явно чересчур выразителен.

— В каком смысле — где возьму⁈ Девятеро! Плох тот министр, у которого нет дюжины тел про запас. Просто понадобилось время, чтобы создать нужный магический фон — вдруг будут прогонять серьёзными детекторами…

— Вскрытие…

Хромец давится крендельком.

— Какое⁈ Мы же в Ракканте — тут никто на фут не подойдёт к мёртвым людям. Даже прогрессисты. Особенно прогрессисты. Нет, они могут, конечно, нанять кого-нибудь не такого щепетильного, но пока будут нанимать — мои ребята из Акантора потребуют передачи тел им, для исследований. А там — храм Глубинницы… и концы в воду. Разумеется, мы прихватим и этих удивительных господ — я имею в виду тех, кто пытался контролировать зверей на крови варга…

— У меня… просьба к вам. Эвальд.

Звуки отмерзают внутри. Разделяются, взмахивают обмороженными крылышками. Выпархивают изо рта, слабые.

— Лавка мясника, где были Лайл и Рихард. Там тело…

— Откуда вы знаете? Вы ведь не разговаривали ещё ни с кем из ковчежников?

Гриз качает головой: не разговаривала, это просто… весна, весна и алый зов под кожей, уводящий прочь, к остывшим остаткам такого же зова в венах.

— Можно — чтобы и его…

— Всенепременно.

Лукавые мальчишеские глаза в кои-то веки не искрятся смехом.

— Мы заберём этого варга и постараемся выяснить, кто он. Вы можете взглянуть — если вдруг знакомый.

Молодое бледное лицо, закатившиеся глаза… Не из братьев, нет. Не из общины. Этих она бы сразу узнала. Даже через восемь лет.

— Я не знаю его. Он мог быть из другой общины. Для одиночки слишком молод.

— Значит, поспрашиваем в общинах. Уведомим родню и, если потребуется, передадим тело для церемонии проводов в Бездонь.

— Варгов предают земле.

— Тогда для этой церемонии. Об этом я буду держать вас в курсе.

Он молчит сколько-то секунд, прихлёбывая чай. Потом продолжает с прежней непринуждённостью:

— К слову, господин Гроски и господин Нэйш сделали нам ценный подарок. Настоящий свидетель — я имею в виду, что только у сына местного мясника теперь мозги не набекрень. Ну-у-у, относительно. С остальными… а что будет с остальными? Что вообще случается с людьми, которые пытаются лезть в мозги к бестиям на крови варгов?

— До сих пор я с этим не встречалась. В дневниках наших учителей говорится о том, что кровь варга как средство единения может использовать любой. Но реальные примеры никогда не приводились. Хотя…

Хотя если нам говорили — значит, такое возможно? И кто-то пробовал? И если да — то насколько успешно…

— Что ж, в дневниках ваших наставников — пара-тройка интересных пробелов. Или где-то есть дневники, о которых вам неизвестно.

Шеннет опускает на стол золотой перстень. Довольно-таки безвкусный, с тиснением — то ли герб, то ли символ, изображение расплывается, не разберёшь. Там, кажется, ещё буквы сверху?

— Видите, всадник на коне и с луком. А разит он дракона на небе. Легенда об Охоте Стрелка, или о Великой Охоте. Помните? Элейсалин, вотчина Стрелка и Травницы, был землёй плодородной и обильной лесами, и жили там Травники-хлебопашцы и удалые охотники на малую дичь. Больше всего на свете эти маги хотели быть в мире со всем, что их окружало. Но ночами страшные твари начали приходить из лесов — красть детей и скотину, терзать деревни пламенем. И тогда люди, не знавшие прежде таких ужасов, взмолились своим покровителям. И отозвался своим детям Стрелок…

Голос Шеннета звенит струной древней лиры. Плещется напевом бродячего певца. Стрелок отозвался и научил людей охотиться не только ради пропитания, но и для защиты. Научил бить хищников. И повёл за собой.

— Охотники сели на коней, — и были их многие тысячи, и вот, со своим божеством во главе они без страха вышли на Большую Охоту — и кровь чудовищ напитала землю… В ваших легендах есть что-либо подобное?

— Наши легенды другие. В них маги собираются на Большую Охоту сами. Чтобы совершить подвиг. Показать свою удаль. Добыть богатство. Но когда бойня уже начинается — навстречу выходят первые варги. И останавливают бойню.

И всё равно льётся кровь, которой наши легенды изукрашены ярче, чем хотелось бы.

— Хм. В любом случае, девиз этих господ, — Шеннет прищёлкивает по краю перстня, — показывает их серьёзные намерения. «Никаких уступок» — удивительная ограниченность, правда?

Конечно, Эвальд. Конечно. «Любыми путями» звучит куда шире.

— Что ж, этих можно посчитать радикальным ответвлением Золотого Альянса, хотя и сам-то альянс как-то… не радует своими методами. Взять хоть вот эту ярмарку. Спровоцировать Кровавых, чтобы развязать себе руки — как политик я могу такое понять… Но всё равно как-то, знаете, неприятно.

— Понимаю, — Гриз ставит пустую чашку на столик. — Скажите, Эвальд, а вы…

— В Альянсе или нет? О, я горячо сочувствую, но меня туда не звали. Во-первых — на мне клятва служения королеве Арианте, а она, как известно, любит всех тварей, человеческих и нет. Во-вторых, они опасаются, что я их незамедлительно предам. Учитывая то, о чём мы тут с вами беседуем — не настолько уж они тупы, а? Ха. Чёртовы деловые люди с отменными ресурсами.

Он берёт чайную ложку и принимается чертить в воздухе карту Кайетты, по временам подвигая в нужное место то маслёнку, то сахарницу, то тарелку с пирожными.

— В Айлоре у меня под крылышком шесть серьёзных фигурантов — крупные магнаты: лесная промышленность, земледелие, фермерство… но их можно списывать со счетов. При надобности мне есть, чем их прижать и как вывести из игры. В Вейгорде дела похуже — Эндриеры, Холлейны, Йорпен-заводчик, крупный, из торговых — Галадант, потом ещё Дивэйн — премилый родич королевы… И прочие, одних крупных не меньше дюжины. Но пока что есть Дерк Мечник — они едва ли готовы замараться в чем-то серьёзном. В Ирмелее с их законами будут ещё пару лет стонать и раскачиваться — и решать, вступать в заговор или нет… Но Тильвия… Тильвия — это плачевно. Как и Дамата, где каждый эйшейет — сам себе прогрессист. Да, и Крайтос, где король последние тридцать лет как при смерти, а знать поголовно в Альянсе. И вот, если мы взглянем на всю эту кучу кайеттских прогрессистов…

Голос Шеннета-Хромца успокаивает, хотя говорит он о тревожном. Безошибочно обозначает: магнат, фабрикант, торговец, чиновник, министр, аристократ… Чем занимается. Чего хочет. Чем опасен. Слабости…

Словно кто-то, кого знаешь не один десяток лет, описывает тебе диковинных зверей. Опасных хищников с драгоценными шкурками.

Как странно. У Эвальда Хромца тоже есть зверинец.

— Тильвия. Дамата. Крайтос.

Он чертит черенком ложки треугольник: его кружка, кружка Гриз и конфетница. Потом качает головой и коротко тыкает в центральное блюдо с крендельками.

— И Акантор — трижды боль в моей трижды сломанной коленке. Члены Альянса в странах — вечно голодные рты. Им подавай рощи тейенха, заповедные земли, леса под вырубку и реки под заводы и перевозки. Но у каждого свой интерес — и их можно подкупить, стравить, запугать… Если бы их только не направляли из Акантора! Акантор — вотчина Кормчей, которая пальцем не шевельнёт в последние десятилетия. Столица столиц, где расположен Камень. Сердце магии. Сердце… всего.

Он втыкает ложку в блюдо с крендельками и любуется получившейся картиной.

— А ещё в Аканторе господин Вириди, не слыхали? Зря, очень зря — рекомендую от всего сердца, хотя все уверены, что я обхожусь без этого органа. Да, так господин Вириди. Писатель, политик. Восходящее светило на небосклоне философии. Кумир молодёжи, потрясение современных умов. Лекции в Академиях и в частных школах, пара выступлений с трибун каждую девятницу — о, а какие диспуты! Расправляется со своими противниками, словно Дерк Горбун — со своими, разве что без меча. На устах во всех салонах и — что куда опаснее — во всех молодёжных кружках. Но это неудивительно — вы бы его только видели. Такой благородно-сухощавый, сразу видно, из низов, и эти прекрасные затёртые пиджаки. А ещё волосы вдохновенно всклокочены, бакенбарды и неистовый пыл в глазах…

Эвальд Шеннетский нежно улыбается какому-то своему видению. Так Мел улыбается маленькому грифонёнку. Только здесь грифонёнок совсем другого плана: пиджак сидит словно с чужого плеча, а пальцы наверняка желты от табака. И — кулаком по трибуне: «Сколько ещё мы будем терпеть бюрократов? Слушать сладкие речи о гармонии? Кормчая и Ковен не дают нам защитить себя! Знаете вы — сколько бестии убили в прошлом году⁈»

— Знаете вы, Гриз? Я вот нет, а господин Вириди швыряется цифрами, потрясает статистикой. Очень убедительно звучит, — Хромец вздыхает и поворачивает нагревающий кристалл на дорогом, даматской работы чайнике. — Цифры завышены самую чуточку, раз в десять — ради общего-то блага жителей Кайетты не жалко. Звучит потрясающе убедительно — как полагается бывшему лицедею.

— Лицедею?

— Вы не человек театра, да? Я когда-то увлекался — там как нигде умеют рассказывать хорошие истории… А теперь вот почти всегда некогда. Но у господина Лабейна Вириди театр был мелким и захудалым, тильвийским разъездным. Зато, полагаю, с потрясающим актёром — он ведь исключительно благодаря своему таланту сперва стал драматургом, потом пробился в Академию Элейсалина — а после так покорил всех своими дарованиями, что начал восхождение в Аканторе. И восходит уже второй год, можете себе вообразить.

— Значит, он голос Альянса?

Тихо нагревается заново чайник. Башня Кормчей — серебряная ложка, торчащая в блюде с крендельками. Накренилась. Сейчас рухнет, наверное.

— Рупор Альянса для простаков, да. И приманка для вербовки пешек. Не только он, впрочем, — есть его последователи, есть… литераторы, драматурги, лекторы, газетчики. Покупать тех, кто рассказывает истории, бывает выгоднее, чем даже лидеров недовольной молодёжи. А устранить или перекупить всех мне не под силу, так что здесь пока что Альянс в выигрыше. Всё-таки средства у них немалые. И даже если в Аканторе сидит всего лишь группа мощных прогрессистов, которая пока не додумалась до глобальных организаций и планов — это как-то…

Первый Министр Айлора заглядывает в чашку, как бы в поисках достаточно сильного выражения.

— Пока что мне удалось наметить основных фигурантов. И узнать об одном законопроекте, который вскоре попытаются протолкнуть в Аканторе. Они называют его «Законом о мере необходимой обороны», но вы же понимаете, это…

Золотой перстень лежит на столе — тяжёлый, холодный. Целится в небо Стрелок — хочет поразить дракона. Сейчас поразит. И начнётся…

— Большая Охота.

— Не знаю, в каком виде они себе это представляют. Но, думаю, это масштабнее Воздушных Войн. Постараюсь выяснить и перетряхну ниточки, чтобы с этим законом волынили как следует… Однако я не всесилен, Гриз. Одна хорошая провокация, бойня наподобие Энкера — и это может переломить мнение тех, кто ставит печати. Господин Вириди и его певчие тенны подольют масла в огонь.

Он намазывает маслом тост и щедро добавляет джема. Подливает чая себе и Гриз. И признаётся неожиданно весело:

— Я бы даже мог заподозрить Альянс в том, что они действительно хотят защитить народ Кайетты, Камень, магию — всё вот это, о чём так страстно вещает господин Вириди. Да… мог бы. Если бы только не знал, кто они и как они мыслят. А с учётом этого — я ни черта не знаю, зачем они это всё затевают. Правда, про остальных участников этой драчки можно то же самое сказать.

Он не выглядит больше мальчишкой на ярмарке. В сине-серых глазах плавает колючий, металлический блеск — отсвет от серебра ложки?

— Чего стоит только безумие терраантов. Общественность в панике! Пещерники взбесились! Все эти нападения на храмы и людей не способствуют спокойствию. Насколько я понимаю, тот, который… ну, знаете, — стучит пальцем по виску, — не выдвигал никаких требований и не сообщал о причине того, что творится?

Эвальд Шеннетский удивительно осведомлён о главном жреце даарду и его связи с остальными «корнями».

— Я говорила с Истэйоном сегодня. Если можно это назвать разговором. Он, как и Кровавые, слышит что-то. Что-то, что надвигается. Что-то вроде зова.

«Желал не этого…» «Пусть бэраард отойдут… пусть не мешают искать». «Должны найти… должны… осво…»

— Одержимые все как на подбор твердят «Освободи».

— Да. И они что-то ищут. Какую-то святыню. Или, может, темницу. Где заключено что-то, что…

Слов и понимания не было раньше — но они рождаются одновременно.

— … что делает его безумным. А с ним — и всю нацию даарду. Знаете, Эвальд, я слышала это, когда мы с Креллой… В общем, после того, как она ушла.

Память — опасная, вязкая: погрузись — утонешь. Закрой глаза — хлынут вперемешку видения, и смутные тропы, и далёкий нетерпеливый крик чего-то могучего, желающего выйти.

Гриз сглатывает горькую слюну.

— Там… я была недолго и не смогла разобрать. Но если Истэйон ощущает что-то подобное постоянно — этим может объясняться безумие. Кровавые тоже знают. Их наставница сегодня говорила о поступи катастрофы — думаю, это всё как-то связано, но вот как…

Шеннет надувает щёки в досадливом выдохе.

— Итого, у нас есть Золотой Альянс со своим милым намерением поохотиться во славу всего человечества и защитить магов. Есть поехавший умом жрец терраантов, который хочет найти и освободить что-то. И есть Кровавые варги — и вот ведь какая ирония, пока что эти выглядят самыми договороспособными! Судя по тому, что сегодня они мало того что не учинили резню, а прекратили её — наши фанатики не так просты. Это ведь они остановили прогрессистов и увели зверей прямо через стену?

Нужно просто собраться — и выпустить из себя слова, как кровь, застоявшуюся в венах. Пройти по тем же тропам, что и с Алой в её саду. Повторить то, что сказала Роаланда Греф.

Ладонь под повязкой совсем холодная. Немного зудит в месте пореза.

Хромец слушает, не перебивая. Зачарованно покачивает головой и покручивает бессознательно на пальце перстень с крупным сапфиром. После того, как Гриз договаривает — он даже поднимается и прогуливается туда-сюда по комнате, опираясь на трость.

Останавливается и роняет обречённо:

— Девятеро, какая ж туманная лабуда. Вы не знаете, они всегда вот так?

— Крелла выражалась подобным образом, а кроме неё и Роаланды — я не так часто встречала таких, как… варгов-на-крови.

Таких, как я.

« Ты уже одна из нас, Гриз…»

Заткнись, Роаланда, будь ты хоть трижды Алой.

— Нового она сказала немного и говорила туманно. Но теперь ясно, что идея Кровавых не в мести — они видят свою миссию как спасение от катастрофы.

— Нужно было нам с вами подать патент на спасение этой страны. И засудить всех остальных недоспасателей разом! Ну, ладно. По крайней мере, есть время до Варгендорра. Будем надеяться, наши кровавые друзья присмотрят за планами прогрессистов и будут останавливать их от провокаций, похожих на эту. Плохо, конечно, что Роаланда не сообщила о сути происходящего — хотя бы о том, как она всё это видит. Думаю, оставила на следующий разговор, так? Ещё что-нибудь?

Сказать ему о едком привкусе безумия, который не смывается кардамоновым чаем? Роаланда Гремф балансирует на той грани, которую уже переступил Истэйон. Потому что коснулась того же, но иным способом.

Того же, что оставило свою печать там, во мне. Во время падения на тропы.

Это отсчёт, Эвальд. Вот, что они слышат там. Этот зов, неистовый крик на изнанке мироздания — это ведь отсчёт…

— … пожалуй, что ко времени, вы так не думаете?

Хромец стоит у кресла и глядит на неё, вопросительно вскинув брови.

— Я об этом её поручении побеседовать с варгами. Довольно-таки ко времени для нас, разве нет? Уже очевидно, что дело идёт к новой Войне за Воздух, и если события будут развиваться, — нам потребуются союзники из варгов. Чем больше, тем лучше. А посылать к ним моих людей… сами понимаете.

— Опасаюсь, что посылать меня… — она поднимает правую ладонь. — Сами понимаете.

— В любом случае, у вас с ними общего больше.

Гриз знает, как относятся к варгам-на-крови в общинах. Потому молчит.

— И вы ведь согласились, я верно понял?

— Не то чтобы она мне дала возможность отказаться. Варгов нужно предупредить. О Варгендорре и её требовании выбирать. Я попытаюсь связаться с нашими старейшинами –дать весть всем, о ком им известно. Но разыскать всех смогу едва ли.

— В этом я постараюсь помочь. А пока что послежу за прогрессистами и покопаюсь в мифологии. Есть один учёный в Академии Таррахоры — он выдвинул любопытную теорию насчёт всех этих болезней Кайетты. Тем временем пара толковых команд ведут поиск старых святилищ варгов и терраантов. Может, им удастся отрыть что-то…

Он останавливается и с недоумением смотрит на её губы. Впервые стронувшиеся в улыбке.

— Ничего… — отвечает Гриз. — Я только вспомнила старую поговорку терраантов. «Все корни ведут под землю».

— Мудрость веков, — Шеннет возвращается в кресло и салютует ложечкой. — Да. Я склонен полагать, что ответ на все наши вопросы зарыт где-то у корней Кайетты. Впрочем, может, и не на все. Не знаю, как у вас, Гриз, а у меня пока что осталось три вопроса. Первый — что нужно господам из Пустошей и какие цели преследуют они? Второй — кто такой этот Истинный Варг с фениксом и почему Кровавые не признают в нём Истинного варга, когда другие признают? Назовёте мне третий?

Гриз улыбается. Мысли о том, что у Эвальда Шеннетского каждый вопрос вмещает по два вопроса. Кроме одного — третьего.

— Почему молчит Кормчая.

— Девятая всегда не вмешивалась до последнего, но это как-то и для неё чересчур. Может быть, приходит срок выбора новой — всё-таки, нынешняя Кормчая больше века на посту, говорят, они как-то… примолкают перед тем, как выбрать преемницу. А может, есть другие причины. Ладно, посмотрим, если будут какие-то сигналы — вы и ваша группа можете…

— У меня есть ещё один вопрос, Эвальд. Точнее, это не вопрос. Условие.

Хромой Министр вежливо наклоняется вперёд.

— Сегодня в городе мои люди работали втёмную. Не зная, с чем столкнутся. Не представляя — какой опасности подвергаются…

— Не то чтобы даже я знал, какой опасности и кто тут подвергается — до того момента, как эти остолопы выпустили на площадь зверей.

— … не зная даже — почему они прибыли в город. Так больше не может быть. Если мы и дальше будем участвовать в таких операциях — я настаиваю, чтобы они были в курсе, от кого приходят заказы.

— Иными словами — вы хотите раскрыть им наше с вами сотрудничество. Полагаете, это разумно?

— Не полагаю, — Гриз откидывается в кресле. — Но пытаться скрыть это от них больше не буду. Если вы не предполагали, что к этому придёт…

— В таком случае из меня был бы политик как из прогрессистов — спасители Кайетты.

Улыбка у него подкупающая, озорная. Юные глаза отливают синевой из-за василька в петлице.

— Я выбрал вас за открытость и намерение спасать, Гриз. Делайте как знаете. Не думаю, что господин Нэйш или господин Гроски станут возмущаться по этому поводу. Великолепнейшая госпожа Тривири — не забудьте передать ей моё восхищение, к слову — вообще из Айлора. И, полагаю, вы сможете убедить нойя Энешти или господина Олкеста. К тому же не сомневайтесь, питомник ждёт щедрое пожертвование — вы же показали себя просто отлично… Кто остаётся? Мелони Драккант? Аристократия первого уровня всегда трудно шла на переговоры, но, я полагаю, у меня есть возможности её смягчить. Если бы ещё с остальным всё было так просто.

Он подтягивает к себе тросточку и играет в гляделки с серебристым лисом на набалдашнике. В глазах теперь отражаются два маленьких изумруда.

— У варгов есть термин, которым обозначается… ну, вы знаете… веселье по весне?

— Единых названий нет. Весеннее безумие. Половодье. Время соков. Песня крови.

— Хм-м-м. В молодости я читал трактат о душевных болезнях. Автор уверял, что они обостряются весной и осенью.

Первый Министр Айлора отставляет тросточку и тянется за чайником.

— Знаете, если глянуть на весь этот кавардак здесь сегодня… такое ощущение, что у Кайетты весеннее обострение. Как жаль, что мы не можем просто заварить для неё успокаивающего чайку.