Путь Стратега 8. РеалРТС

Глава 15 В ответе за слова

Слова венатора тут же привлекли к себе полное внимание всех собравшихся. Люди замерли и напряглись, вглядываясь в морщинистое лицо старика. Лишь Иворна Сандис сохранил на губах свою обыкновенную самодовольную полуулыбку.

— Публичные обвинения? Как интересно! — произнес Сандис, оглядывая собравшихся и особенно задержав взгляд на мне. — Но вы же мастер-венатор, уважаемый Октан. Зачем вам публичность для совершения правосудия? Мне казалось, что воины Гетионы сами вправе изыскивать и карать повинных.

— Человек, которого я собираюсь обвинить, занимает очень высокое положение в обществе.

По рядам собравшихся прошёлся подозрительный ропот. Здесь все занимали высокое положение в обществе. Стратеги, центурионы, военные трибуны. Верхушка действующей армии, которая вот-вот столкнётся с превосходящим по численности врагом. Очень скверный момент для публичных обвинений. Я решил высказать это Пелвину через командный голос. Возможно, у старца достаточно мудрости, чтобы завалить еб#ло.

«Мы можем решить возникшие вопросы с глазу на глаз. Нет нужды и даже опасно сейчас сеять смуту среди воинов».

Я заметил как Пелвин изменился в лице. Его переполняли интенсивные гнев и презрение, не свойственные человеку его возраста. Настолько сильными ощущались эти эмоции. Сухие губы старика дрожали. Казалось, он вот-вот взорвётся изнутри.

— Мое доверие было обмануто! — заявил венатор. — Попрано самым низким образом. Один из собравшихся здесь мужей нарушил традиции и подверг нас всех опасности.

— Кто же этот негодяй? — вопрошал Сандис.

Меня самого охватил гнев. В голове возникла мысль, что Пелвин, вероятно, относится к тем подлецам, что с особой жестокостью обращаются со своими жертвам. Он предал Милен, почти убил её, на десятки лет заточил, а та даже не думает о возмездии. Наоборот, сам Пелвин желает покарать деву, которая когда-то спасла его жалкую жизнь. Хуже того, он смеет обвинять меня перед лицом верных мне людей. Ни Карр, ни Сандис, ни кто-либо из политиков не опускались до подобного.

Я был человеком с сомнительной репутацией касательно вопросов колдовства, но всегда отстаивал интересы Империи. Сражался, проливал кровь и терял друзей, защищая эти самые интересны.

Руки невольно сжались в кулаки. Мне хотелось наброситься на старика и свернуть ему шею как цыплёнку. Пусть он сам был опытным воином, но я моложе и сильнее. Заметно сильнее.

— Я передал триумвиру Михаиру опасный артефакт, — изрек Пелвин. — Предмет огромной и зловещей силы. Мое доверие было предано. Я…

— Молчи! — рявкнул в его сторону Ган Тарион, которого тут же схватил Клестус, не давая здоровяку рвануть в сторону венатора.

Среди собравшихся воцарилась смута. Публичное обвинение одного из двух лидеров армии не лучший буст для морали и дисциплины. Впрочем, многие достойно сохраняли хладнокровие, ожидая развязки.

— Я не имею права лично покарать избранника Сената, Народа и Императора, — продолжал Пелвин. — Но обращаюсь за правосудием к вам, Иворна Сандис. Триумвир Михаир должен… обязан уничтожить зло, освобожденное им. Пока это существо дышит, мы все…

— Тихо! — потребовал уже Сандис, властным жестом подняв правую руку.

Голос Иворна прогремел среди собравшихся. Я ощутил в его интонациях практически сверхъестественную увереность в себе и подавляющий авторитет. Интересно, это последствие употребления каких-то эликсиров либо столь горячей веры в собственную избранность?

— Сие есть очень серьёзные обвинения в сторону великого человека, мастер Пелвин, — строго произнес Сандис. — Вы готовы отвечать за свои слова?

— Готов! — не сомневаясь ни секунды подтвердил Пелвин. — Я…

— Это безумие! — перебил его Нималексис Царон. — Мы перед лицом бесчисленных полчищ Шадда, а вы обвиняете героя Империи в предательстве?

— Не в предательстве! — краснея отвечал Пелвин. — В ошибке. Преступной халатности, которая по своим последствиям может быть хуже предательства. Необходимо немедленно избавиться от источника опасности. Я сам готов сделать это. Своими руками!

Мне вспомнился образ Милен. Наивной, улыбчивой девушки, приходящейся родней моему сыну. Хорошо, что его сейчас здесь нет.

— Я, кажется, понимаю суть проблемы, — уже мягче и спокойнее произнес Сандис, медленно шагая в сторону Пелвина с руками, заложенными за спину. — Думаю, мы разрешим это недопонимание. Уважаемый Михаир, вы согласны с претензиями Октана Пелвина и можете выполнить его требования?

Я согласен с претензиями, а его требования могу затолкать поглубже в поганую глотку этого старого подлеца.

— Опасения Пелвина мне ясны, — ответил я вслух, стараясь сдержать закипающий гнев. — Однако никаких требований и ультиматумов не потерплю. Мастеру Пелевину лучше взять коня покрепче, чтобы сегодня же покинуть наш лагерь. Меня наделил полномочиями Сенат. Пусть им и жалуется.

Каждое слово давалось с большим трудом. Хотелось просто подойти и со всей силы врезать по морде этого старого подлеца. Давно во мне так не кипели эмоции за пределами поля боя.

— Немыслимо! — взвился Пелвин. — Я также был назначен Сенатом! Я…

— Тише, — с улыбкой произнёс Сандис, снова поднимаю руку. — Кажется, мы зашли в тупик. Однако вмешательства Сената не потребуется. Я сам готов рассудить эту проблему, как избранник народа Рега.

Пелевин немного успокоился или сделал вид. Он полностью обратил своё внимание на Сандиса, ожидая от триумвира новых слов. Прозвучало лишь одно:

— Убить, — все с той же улыбкой и примирительной интонацией произнёс Сандис.

А дальше события развивались со стремительностью броска кобры. Вероятно, Сандис заранее мысленно отдал приказы. Пелвин не успел среагировать. Его к тому же привела в замешательство доброжелательная интонация, с которой был отдан смертельный приказ.

Один из центурионов Сандиса, стоявший за спиной Пелвина, схватил старика за руки, а другой ловким движением кинжала-пугио перерезал ему горло. Яркая кровь хлынула на доспехи венатора. Начищенные бронза и сталь этой брони не сумели сохранить жизнь хозяина.

Даже удивительно, что из тела такого подлого старика льётся столь же красная кровь, как из ран молодых. Я в тайне ожидал увидеть густую липкую желчь.

Октан Пелвин умирал чуть меньше минуты. Центурион, державший его сзади, не давал старику упасть. Все это время Сандис смотрел на него и говорил.

— Мы, триумвиры, выше твоих жалких предрассудков. Мы вершители судеб грозной эпохи, свободные от оков закона и обывательской морали. Захлебнись же кровью, наглая свинья, посмевшая совать своё грязное рыло в дела моего прославленного товарища.

Многие из центурионов положили руки на свои кинжалы и мечи, но вспышки насилия удалось избежать. Я отдал мысленный приказ всем оставаться на своих местах. Защитников у Октана Пелвина не нашлось.

— Боги! — воскликнул Нималексис Царон, когда тело старика с лязгом металла рухнуло вниз.

— Вот Октан Пелвин и ответил за свои слова, — самодовольно объявил Сандис, оглядывая собравшихся.

Зловещая тишина повисла среди нас. Поступок мерзкого старика внёс смуту, с которой надо было что-то делать, но его казнь, вероятно, ухудшила ситуацию. Сандис без суда прикончил посланца Сената. Убил одного из нас. Воин Гетионы был зарезан словно провинившийся раб.

— Уберите тело, — приказал я нескольким легионерам, которых вызвал. — И приготовьте его к сожжению.

Октан Мерцин спокойно наблюдал как уносят труп его тёзки. Когда тело убрали, он обратился к присутствующим.

— Полагаю, нам следует скрыть эту ситуацию от широких масс.

— Напротив, — возразил довольный Сандис. — Пусть знают, что происходит с теми, кто ставит под сомнение власть триумвиров в такой критически важный момент. Сжечь тело это милосердно, уважаемый Михаир. Я бы предложил выставить его на поругание птицам. Так следует поступать с предателями.

Все ясно.

Сандис хочет просадить мораль наших войск, чтобы выманить Ксериона на сражение. Демарш Пелвина пришёлся как нельзя кстати. Публичная расправа над венатором была полной неожиданностью даже для суровых центурионов. Вскоре слухи поползут по лагерям. Уверен, Сандис об этом позаботиться.

Расправы над своими же союзниками, провокации, сознательный подрыв боевого духа армии — я всегда старался избегать подобных манипуляций, а вот для Сандиса это было родной стихией.

Как бы он сам себя не перехитрил. Играя в поддавки, можно слишком поддаться.

Ладно.

Если Сандису удастся выманить шаддинцев на наш берег, то моей задачей будет организовать для них теплый прием.

Весь оставшийся военный совет прошёл в достаточно гнетущей атмосфере. Понятно, что собравшихся не смущали кровь и смерть. На эти вещи мы успели насмотреться. Однако беспредел расшатывает даже самые крепкие нервы.

Сцена, в которой Дарт Вейдер душит провинившегося офицера прямо при коллегах, смотрится классно. Однако в реальности такие расправы вызывают серьёзные сомнения: а с теми ли людьми мы оказались на одной стороне? Тем более, что в имперской культуре со времён республики остались представления о правах и достоинстве граждан, которые следует уважать даже властям. Перед императором не падали ниц, как перед царями. А тут человек высокого статуса был убит как собака.

— Он сам нарвался, — прокомментировал ситуацию Ган Тарион, когда собрание завершилось. — Дурак! Но этот Сандис…

— Лихой малый, — усмехнулся Поций.

За этой формулировкой явно скрывалось слово «поехавший».

— Зря, — скупо добавил Клестус.

— Будет скандал, — предупредил Таркус Дарен. — Венаторы не любят, когда политики слишком лезут в их дела. А может ли быть вмешательство хуже, чем перерезанная глотка?

— Яйца оторвать, — ответил Ган.

— Ну ладно… Это хуже, — согласился Таркус.

Затем в шатре я рассказал всё Орине. Она была в шоке от услышанного.

— Имперцы так долго называли нас варварами, но отец никогда подобного не допустил бы.

— Охотно верю, однако Сандис не обычный имперец. Его прельщает власть наподобие царской. Такие у меня от него ощущения.

— И Альденг хотела доставить меня к нему… — девушка поежилась, словно от лютого холода, хотя даже ночью здесь было достаточно жарко.

На военном совете мы согласовали постепенное урезание рациона. Мера неприятная, но кажется вполне логичной, если придётся здесь задержаться.

Кроме того, это нормальный способ чуть просадить мораль. Гораздо лучший чем казни венаторов. Если сделать все грамотно, то люди загрустят, но на их здоровье голод не скажется. А когда станет ясно, что враг переправляется через реку, то вновь усилим рацион.

На следующий день мы продолжили движение к Табиру. С самого утра Гинд Тобин с интонацией попранной чести распекал Сандиса за убийство Пелвина.

— Это нельзя так оставить! — настаивал Гинд. — Мастер Пелвин мог заблуждаться, но он не заслужил такой участи.

Заслужил.

По моему мнению, очень даже заслужил. Однако я бы не стал убивать его столь вероломно и демонстративно.

Впрочем, на мгновение попытался отринуть личную неприязнь, рассмотрев какие мотивы могли двигать Пелвином. Возможно, венатор считал, что жестокость, присущая монстрам, рано или поздно возьмёт верх над другими чертами характера девушки. Боюсь ли я этого? Конечно нет. В каком-то смысле это даже упростило бы мне задачу. Можно было бы сразу направить Милен убивать шаддинцев. В любом случае я смогу контролировать медузу с помощью силы меча.

Что если сама Каламет пошлет кого-то из Сен-Тирата, чтобы забрать блудную дочь? Тоже не сильно страшно. Моё подавление сумело противостоять Сердцу Порчи. Ещё несколько монстров лишь пополнят нашу армию.

Пелвин либо недооценивал нас, либо, как я и предполагал, из злобы хотел избавиться от девушки. Так некоторые негодяи, совершив подлость, не стыдятся, а гневаются на жертву. Обвиняя её, оправдывают свою жестокость.

На той стороне реки шаддинцы продолжали двигаться на юг вместе с нами. Несколько их всадников у самой воды пускали в небеса прирученных соколов. Птицы стремительно кружили над рекой, избегая когтей гарпий.

Ко мне обратился Келим:

«Скажи мне, уважаемый Михаир, в достатке ли у тебя свежей пищи и фруктов? Если нет, то я сейчас же прикажу отправить на тот берег лодку с угощениями».

В этих репликах звучали насмешка, бравада и толика доброжелательности.

«Благодарю, но откажусь».

«Неужели ты считаешь, что мы опустимся до применения яда?»

Считаю, конечно, но не в этот раз. Вероятно, еда была бы вполне хорошей. Яды следует подсыпать, когда враг не подозревает откуда пища и не станет её проверять.

«Мой рацион будет теперь лишь чуть лучше, чем у моих людей», — ответил я.

«Благородно, правильно, достойно хорошего предводителя… Но едва ли Иворна Сандис присоединится к твоей аскезе», — заметил бывший кочевник.

«Его рацион — его дело. Пусть хоть деликатесы вкушает, хоть ослиное дерьмо».

Последнюю фразу Келим сопроводил смехом. Стоит ли так относится к своим союзникам? Вообще-то это можно было отнести к трюкам по усыплению вражеской бдительности. Пусть думают, что у меня с Сандисом все даже хуже, чем есть на самом деле. Ещё один повод для Ксериона пересечь реку и дать нам бой.

Пейзаж вокруг нас оставался таким же унылым, неся на себе отпечаток полного разорения. Некогда цветущие сады и рощи были обращены в пепелище. Лишь сорная трава поднялась из пыли на радость оставшимся козам наших стад.

Парнокопытные оживились, а вот люди стали куда мрачнее. За ночь и утро тревожные слухи пронизали армию как мицелий гриба-паразита. Кто-то уже приписывал Сандису казнь десятка или даже всех венаторов его армии. Одни утверждали, что их освежевали живьем, другие говорили о расправе по средству медленного варения в масле.

Замысел Сандиса удался. К усталости от долгого перехода добавились подозрения и внутренние противоречия.

Весь день превенторы Клестуса собирали мрачные слухи, а вечером произошёл новый инцидент. Около лагеря людей Сандиса появились столбы, на которых были распяты окровавленные ели живые тела. Всего десять человек. Если верить глашатаям Сандиса, казненные были несостоявшимися перебежчиками.

Вроде бы наведение дисциплины это хорошо, но то как это было сделано и освещено, скорее дестабилизировало ситуацию.

Поступок Сандиса старался донести до всех: «Смотрите! Враги среди нас! Не только на том берегу реки, но прямо в числе ваших товарищей».

Это угнетало почти также сильно как рой саранчи, заслоняющий солнце. Следущая ночь была крайне тревожной.

Мне выпали чужие сны и я выбрал Милен в качестве донора. Отчасти хотел убедиться в отсутствии у неё сокрытых мотивов, отчасти глянуть на её общее с покойным Пелвином прошлое.

Моему взору открылась мрачная, но торжественная картина просторного подземелья. Оно представляло из себя странную смесь пещеры и рукотворного тоннеля. Каменная кладка плавно перетекала в неровные, однако эстетически безупречные своды. Порода здесь имела зеленоватый оттенок, напоминая нефрит. Рукотворную часть стен украшали изысканные статуи, частично погружённые в каменную кладку. Не уверен были это произведения искусства или же люди, погубленные Каламет.

Милен, одетая в легий хитон, едва прикрывающий наготу, шагала босиком по каменному полу, неся на вытянутых руках бронзовый поднос, полный самых разных деликатесов. В основном мяса животных, птицы и других даров пустыни. Мне было слегка непривычно видеть девушку со змеями на голове. Лицо Милен выражало любопытство, когда она заглядывала в странные подобия тюремных камер.

Это были комнаты-ниши, забранные толстыми бронзовыми решётками. Глубокие, просторные и шикарно обставленные. Мебель из красного дерева, роскошные ковры, масляные светильники, достойные виллы богача. Каламет явно заботилась о своих пленниках.

Я увидел молодого Октана Пелвина, подошедшего к решётке. В его глазах читалась смесь мольбы и заискивающей доброжелательности:

— Поговори со мной, добрая девушка, — обратился он к Милен.

Молодая медуза бросила на него смущенный, слегка виноватый и совершенно несмертельный взгляд.

— Прошу прощения, — ответила она голосом послушной дочки. — Мне нельзя с вами говорить.

— Почему же? — вопрошал Пелвин, следуя вдоль решётки за проходящей медузой. — Я знаю, что в сердце твоем есть добро и свет. Нас не должно быть тут. Меня и моих товарищей запрятали под эти каменные своды на погибель.

— Простите, — сдавлено произнесла девушка, стараясь отвернуться, но её явно пробирало любопытство.

— Постой, постой! — заклинал Октан Пелвин. — Ты когда-нибудь была снаружи? Там целый огромный мир. Даже не представляешь насколько он прекрасен. Ни статуи, ни чары, ни драгоценные камни не могут заменить живой природы. Ты можешь представить себе Рег или другие великие города людей? А реки, которые падают с вершин гор поднимая брызги до самого неба? А красоту закатов и рассветов? Послушай меня, добрая девушка. Не уходи, прошу!

Мне почему-то стало крайне тошно. Понимаю, что Пелвин чборолся за свою жизнь. Он даже сумел спасти некоторых товарищей. Это можно считать в каком-то смысле подвигом.

Однако в памяти моей пробуждались образы злобного брюзжащего старика и отрезанной головы девушки, в которую вонзили иглы. Отвратительно.

Следущий день марша прошёл без каких-либо проблем, если не считать мрачные слухи, которые продолжали распространяться по лагерю. Сандис вывесил ещё два изуродованных тела. Теперь никакими комментариями глашатаи расправу не сопровождали.

Были ли эти люди вообще виновны? Или Сандис приказал казнить нескольких рабов просто для нагнетания мрачной атмосферы. Я вполне могу поверить, что мой коллега использует такие методы психологических операций.

Вечером мы приблизились к Табиру.

Город был хорошо укреплен. Его не просто так возвели на западном берегу реки Айрат. Он создавался как твердыня на пути сначала кочевников, а потом набирающих силу имперцев. Древние укрепления золотого века Шадда впечатляли. Это я понял ещё взглянув на старинный храмовый комплекс Сейд-Нирама.

Здесь тоже имелись каменные платформы, висячие сады, колонны и статуи, обнесенные практически десятиметровой стеной. Более современные дома были по большей части разрушены или превращены в укрепления.

Мне вспомнилось, как я готовил к обороне Кринторн. Здесь также ликвидировали все пожароопасные строения. Хоть тонны зажигательных бомб на улицы сбрось, лишь порадуешь защитников фейерверком.

Мне было предельно ясно почему Ксерион не хотел сдавать это место без боя. Слишком уж хороша крепость. Не Масена, но несколько сотен воинов здесь могут долго выдерживать осаду многотысячной армии.

Я мог заметить на стенах защитников. Примерно пополам легкой и одоспешенной пехоты, усиленной небольшим количеством подавителей. Суровые смуглые лица, тяжелые взгляды, белые клейма на лбу в виде звёзды или солнца. Фанатики. Они прекрасно понимали, что с высокой долей вероятности вписались в суицидальную миссию. Пусть основная армия рядом за рекой, однако не факт, что они смогут и даже попытаются оказать помощь, если мы начнем штурмовать город.

Забавно, но именно шаддинцы были первыми врагами Империи, которых я узрел воочию. Это случилось, когда по приказу Стилиона на арену вывели отряд военнопленных. Словно судьба с самого начала готовила меня к походу в пустынные земли древнего царства.

«Пора возводить укрепленный лагерь и рыть колодцы», — передал мне Сандис. — «Здесь у Табира мы задержимся, а возможно тут и дадим подлому врагу решительный бой».

Если, конечно, сумеем хитростью выманить подлого врага на наш берег. Многое пока оставалось под вопросом. Туман войны скрывал будущее.

Где и когда враг станет переправляться? Будут ли к нему подходить подкрепления? Как дела со снабжением обстоя у самого Ксериона? Вроде бы у него за спиной крепкий тыл в виде богатой, плодородной страны, однако такая концентрация людей и в особенности лошадей ежечасно обходится в огромную сумму. А ведь у него еще десятки слоников есть.

Боевые слоны это не только биомашины смерти, но и машины перерабатывающие свежие фрукты в свежее дерьмо.

В общем, у Ксериона была некоторая мотивация не слишком затягивать наше стояние на реке Айрат. Посмотрим какие мотивы в голове Царя царей окажутся доминирующими.

Ночь прошла практически спокойно. Небольшой отряд из Табира выбрался на разведку через какой-то тайный ход, но, наткнувшись на наши патрули, рванул обратно в город, не приняв боя. Ничего удивительного. Это не трусость, а вполне себе холодный расчёт. Фидаины из Табира собирались продать свои жизни как можно дороже. Это проще осуществить обороняя укрепления, а не сражаясь в стычках за пределами стен.

Ночь прошла спокойно, а вот утро нельзя было назвать добрым. Шаддинское солнце жарко пылало практически с самого рассвета. Сначала мы приняли это за обычное погодное явление, но ещё до полудня поняли, что дело в какой-то магии. Лучи солнца слепили и обжигали. Девять утра ощущались как адский полдень. В голове у меня прозвучал смеющийся голос Ксериона:

«Я же говорил вам, имперские псы, что земля, воды, ветра и само Солнце обернутся против вероломных захватчиков. Мой фарн сожжёт ваши темные амбиции. Страшитесь расплаты».