Пульт времени. "Волшебный" отпуск 2

Глава 14

Горбачи вели себя беспокойно, словно чувствуя опасность, да и на душе у Алексея тоже скреблись кошки.

Два раза он пытался поднять дрон как можно выше, но начавшаяся метель заставляла возвращать ценный аппарат обратно. Поняв тщетность попыток разведать местность, Алексей, наконец, поймал дрон и спрятал его в карман «Авантюриста».

Ледяной ветер, словно разъярённый дух гор, выл среди острых скал, срывая снег с их чёрных вершин и швыряя в лицо путникам колючими вихрями. Каждая снежинка врезалась в кожу, как крошечный кинжал, заставляя Исиду и Алексея втягивать головы в плечи. Лараны медленно шли, согнув головы под напором стихии. Края плащей трепались, словно живые, как их не пытались заправлять путники, а дыхание превращалось в хрустальные облачка, тут же уносимые ветром.

— Ещё пару часов, и мы околеем окончательно, нужно искать укрытие, — прокричал Алексей, но его слова растворились в грохоте бури.

Землянин прикрыл лицо рукавом и поднял голову, пытаясь разглядеть тропу. Его пальцы онемели в кожаных перчатках, а ресницы покрылись инеем, но он не останавливался.

«Слишком много поставлено на кон», — мелькнуло у него в голове.

Ему пришлось снизить энергопотребление защитного костюма для экономии батареи. Отсутствие солнечного света пагубно сказывалось на заряде «Авантюриста», а обогрев тратил слишком много энергии, которая мог бы пригодиться в другом случае. Снимать же батарею с бластера в нынешней ситуации было подобно самоубийству. Тут и дикари могут быть, и драконы. Так что рабочий бластер нужнее.

Он повернулся к спутнице. Исида, обычно гордая и неприступная, словно сами эти скалы, теперь походила на замёрзшую птицу. Лицо её скрывали меховая шапка и шерстяной платок, покрытые инеем, оставляя лишь узкую щель для глаз. Но даже сквозь пелену снега Алексей разглядел тревогу в её взгляде.

Тропа сузилась, превратившись в карниз над пропастью. Горбач Исиды шагнул первым, ловко балансируя хвостом, будто танцуя на краю мира. Алексей, глядя на её закутанную фигуру, вдруг улыбнулся. И бесстрашно направил своего ящера вперёд.

Снег хлестал в лицо, лапы ларанов проваливались глубоко в снег, но они шли, оставляя за собой следы, которые мгновенно заметало.

Карниз над бездной тянулся на несколько сотен метров. Его ширина едва превышала два метра, а гранит под ногами ящеров был покрыт ледяной коркой. Пронзительный ветер наносил снежные перемёты, в которых горбачи проваливались по голень.

Сквозь вой метели до Воронцова донеслось полное отчаяния шипение. Он оглянулся и увидел, как один из ларанов, нагруженный дополнительными связками дров, поскользнулся и рухнул. Ящер отчаянно цеплялся за замерзший камень когтями, яростно шипя, пытаясь удержаться. Его задние ноги уже болтались над пропастью, отчаянно гребя воздух. Горбачи были связаны верёвкой, и упавший с карниза ящер грозил утянуть за собой всех.

— Бакулюм те в шкурку, тварь! — закричал Воронцов, выхватывая кусторез. — Держись, родимый, только не падай!

Ловко спрыгнув с седла, он в несколько прыжков оказался у конца каравана и перерезал веревку.

Двигаясь максимально аккуратно и быстро, он вцепился в болтающийся конец веревки и направил кусторез в стену под острым углом. Гранит начал плавиться, булькая и выплескиваясь. Расплавленный камень стекал из отверстия, шипя и падая на лед.

— Копьё! Исида, копьё, быстрее! — закричал Алексей, убирая кусторез на пояс.

Спутница, сдёрнув копьё с крепления на седле, неуверенно прицелилась и метнула его номарху. Алексей едва не полетел в пропасть, но сумел поймать криво брошенное копьё.

Ящер, попавший в западню, уже наполовину повис над бездной. Он неистово шипел, а в его глазах читались ужас и отчаяние.

Землянин со всей силы вогнал копье в проделанное отверстие в камне и напряг мышцы. Используя древко как якорь, а себя — в роли реечного домкрата, он потянул веревку.

Пенька трещала, древко копья грозилось сломаться, но они выдержали, а мышцы Алексея, усиленные имплантами, сдвинули ящера с места.

Горбач понял, что это шанс на спасение, и с удвоенной силой начал цепляться за камни. Его хвост, словно пропеллер, яростно крутился в воздухе, помогая рептилии держать баланс.

— Давай же, тварь! ползи! — сквозь зубы процедил Воронцов, вцепившись в верёвку.

Горбач медленно, по сантиметру, выбирался из ловушки. Когда задние лапы ларана нашли опору, мощнейшим рывком Алексей затянул ящера на карниз.

Он отпустил древко копья и потянул ящера за собой. Руки предательски дрожали от перенапряжения, но Воронцов был рад, что смог спасти животное. Терять запас дров в такую погоду было сродни самоубийству, а тех остатков, что были закреплены на спинах других горбачей, могло не хватить.

— Невероятно! — восторженно произнесла Исида, когда Воронцов вернулся в седло. — Я не верила, что у тебя получится.

— И поэтому ты пыталась попасть в меня копьем?

— Я плохо обращаюсь с копьями и мечами, — надув щёки, ответила спутница. — Я хатан и Удран хана, а не воин.

— Да ладно, отличный бросок для принцессы, — усмехнулся номарх. — Ещё немного тренировок, и сама сможешь отбиваться от назойливых поклонников.

Караван продолжил движение по карнизу. Вскоре тропа расширилась, и идти стало намного легче.

— Смотри, там пещера! — радостно закричала спутница, поправляя капюшон.

— Вижу, — буркнул в ответ номарх и направил ларана к цели.

Эта пещера была спасением для путешественников от снежного бурана, но Воронцов не спешил входить в темноту входа. Над ними нависал выступ скалы, защищавший пещеру от бури и снега.

Он внимательно осмотрелся, активировав прибор ночного видения. У входа в пещеру не было никакого мусора, который обычно оставляли караванщики. Ни кострищ, ни объедков, ни испражнений. Пещера выглядела слишком чистой, почти девственной, что настораживало.

— Пойдём уже, я не чувствую своих рук, — крикнула Исида сквозь порывы ветра и направила ларана в тёмный провал.

Горбач упирался, не желая входить в темноту, но девушка, отвесив ему несколько мощных пинков, заставила ящера сделать шаг.

Алексей, с осуждением покачав головой из стороны в сторону, направил остальной караван в укрытие.

Все были измучены метелью, и отчаянно нуждались в отдыхе. Даже лараны. Горбачи, вдыхая морозный воздух широкими ноздрями, вошли в пугающую темноту.

С высоких сводов пещеры, напоминающих каменные зубы древнего великана, свисали огромные ледяные сталактиты. С их острых кончиков, словно ритмичные удары метронома, падали тяжелые капли воды, разбиваясь о плиты гранита. И глухое эхо разносилось по подземным галереям. Воздух был затхлым и со странным запахом, а холодный ветер задувавший во вход шевелил полы плащей путников и доносил до них снежные крупинки.

Пройдя метров сто от входа в пещеру Воронцов посмотрел в темноту. Даже мощности прибора ночного видения не хватало чтобы увидеть конец туннеля.

— Разбивай лагерь, а я займусь костром, — громко бросил Алексей в липкую темноту, что висела за пределами дрожащего круга света от его фонаря.

Эхо подхватило его голос и унесло в глубину туннеля, где затерялось среди каменных стен.

— Так, а где лампы? — спросила спутница, шурша завязками рюкзака. Её пальцы, обернутые в потёртые перчатки, нервно перебирали пряжки.

— Должны быть в сумках у Добряка, — ответил номарх, отвязывая охапку дров со спины спасенного горбача.

— Ты что, дал им имена? — девушка приподняла бровь, наблюдая за тем, как Алексей складывал поленья в пирамиду.

— Да. А как ещё их различать? — он включил кусторез, направив сфокусированный луч на сухую кору. Первые языки пламени жадно лизнули древесину, высветив резкие черты его лица, иссечённые тенями.

— И как же зовут остальных? — продолжила Исида.

— Плотва — это мой скакун, — Воронцов ткнул лучом кустореза в сторону своего ящера, чья спина была усеяна костяными шипами. Существо зашипело, высунув раздвоенный язык. — А Летун — вот этот, что сегодня чуть не сорвался с карниза… — в его голосе прозвучала усмешка.

— А как зовут моего ларана? — принцесса присела на корточки, поглаживая морду своего ящера. Тот урчал, словно гигантский котёнок, а огромные ноздри трепетали от прикосновений.

— Я ещё не придумал, — Алексей не отрывал взгляда от огня, где уже поднимался сизый дым, смешиваясь с паром от мокрых плащей.

— Тогда я сама назову её, — Исида вскочила, и тень от её фигуры метнулась по стене, превратившись на миг в крылатый силуэт. — Ратилус! Пусть зовётся Ратилус! — её смех, звонкий и резкий, заставил ящера дёрнуть головой в ее сторону.

— Её⁈ — номарх обернулся, и в его взгляде мелькнуло недоумение. Огонь освещал теперь и его, закутанного в плащ, по которому струились капли воды от растаявшего снега.

— Да, это самка. И к тому же покрытая, — Исида гордо подняла подбородок, зажигая керосиновую лампу. Золотистый свет разлился по пещере, высвечивая узоры голубых кристаллов на стенах, будто кто-то рассыпал алмазную пыль меж трещин.

— Странное имя… Но сойдёт. У вас все имена странные, — Алексей хмыкнул, поправляя костер поленом. Отблески пламени играли на его скулах, делая лицо похожим на маску из меди.

— Ничего они не странные! — Исида поднесла лампу к лицу, и свет выхватил из мрака её обиженную гримаску, тени подчёркивали её острые зубы и тонкие скулы. — Моё имя, например, означает идеал красоты, ума и… материнства! — она сделала паузу, будто ожидая возражений, но в ответ услышала лишь потрескивание костра.

Тем временем пещера словно притихла, прислушиваясь к гостям. Где-то недалеко, в глубине пещеры.

— А моё имя означает «защитник»… Одно из самых древних имён, — Воронцов задумчиво глядел на языки пламени, лизавшие чёрные камни очага. Всполохи огня скользили по его лицу, подчёркивая жёсткие скулы и тёмные круги под глазами.

Исида, сидя на свёрнутой бурке, звонко стукнула котелком о камень.

— Давай котелок, я принесу снега на растопку, — Алексей протянул ей руку. Его пальцы крепко схватили ручку закопчённой посудины.

Принцесса округлила глаза, и её зрачки, расширенные отблесками огня, стали похожи на ночные озёра.

— Снег? Зачем?

— Воду экономить надо. Да и замёрзла она. Проще снег растопить, чем лёд во флягах расковырять. Да и ваш снег чистый, ни заводов, ни ТЭЦ, — Воронцов встал, отряхивая с плаща пепел, осевший на нём серым бархатистым налётом.

Исида, скривившись, протянула ему котелок.

— Смотри не отморозь свои пальцы, — крикнула она вдогонку, но номарх уже шагнул в арку входа, где свисали ледяные сталактиты, похожие на зубы исполинской пасти.

Метель, только усилившаяся за время их стоянки, окутала мир белой стеной. Ледяной воздух, острый как лезвие, впивался в кожу, а каждый вдох неприятно проникал в лёгкие. Возле пещеры сугробы вздымались волнами, достигая груди — снег был рыхлым, пушистым, словно пуховые перья.

Номарх, зачерпнув полную посудину, утрамбовал снег ладонью. Ветер рвал плащ, загоняя под одежду колючие змейки снега, но он, привыкший к лишениям, лишь плотнее запахнулся.

— Вот… — повесил он котелок на треногу над костром вернувшись обратно в лагерь. Снег начал таять, капли стекали в огонь с шипением, будто пещера негодовала от вторжения.

Исида наблюдала за ним исподлобья, разбирая мешки с припасами. Её пальцы в кожаных перчатках, перебирали свёртки с сушёными ягодами, но взгляд то и дело возвращался к номарху.

— Странное место… — начал он, помешивая тающий снег деревянной ложкой. Звук её постукивания о борт котелка отдавался глухим звуком. — Везде, где мы останавливались, были следы путников: обгоревшие ветки, кости, навоз. А тут… — он махнул ложкой в сторону входа, где метель выла, как раненый зверь. — Чистота девственная. Даже листья, — он ткнул в сторону кучки сухой листвы у стены, — ветром занесло. Словно пещера эта… возникла вчера.

— Я тоже это заметила, — Исида сняла перчатки и приблизила ладони к огню, его свет просвечивал сквозь её тонкие пальцы, окрашивая их в багрянец. — Но я так рада, что она здесь есть! От этого проклятого холода… — она дотронулась до носа, всё ещё бледного от мороза. — Кажется, я никогда не согреюсь.

— Смотри не поджарь свой маникюр, — фыркнул Алексей, указывая на её когти.

— Может, мы сбились с пути? — Исида отвлеклась, разворачивая карту на коленях. Пергамент шуршал, словно шепча древние секреты. — В снежной пелене мы могли пропустить какую-то развилку…

— Всё может быть, — номарх подбросил в костёр смолистую ветку. Пламя взметнулось, осыпав их искрами. — Но пока метель не стихнет, хоть сто карт изучай, дальше пещеры не уйдёшь.

— Не-ет, я не выйду наружу, пока все это не закончится! — Исида сжалась в комок, обхватив колени. — Этот снег… он везде! В карманах, за пазухой, и даже… — она резко замолчала, покраснев так, что румянец стал виден даже в полумраке.

— Полностью поддерживаю, — Алексей усмехнулся, подтягивая к себе мешок с крупой. Зёрна, похожие на крошечные хрустальные камни, звонко зашуршали. — Дров хватит, еды — на неделю-другую, а воды… хоть жопой жуй, — он хлопнул ладонью по котелку, где уже бурлила жидкость. — На ужин будет похлёбка. Горячего хочется, чтобы изнутри прогреться, — он бросил в воду горсть крупы, и та закружилась воронкой.

— Я знаю, что нас согреет, — Исида вдруг вскочила, её плащ взметнулся, словно крыло. Она прыжками устремилась к ящерам, чьи силуэты сливались с тенями у дальней стены. — Вино! Терпкое, как жизнь раба, — её возглас раскатился эхом, пока она несла к костру кожаную флягу, украшенную бляхами с гербами номархов.

Вино тягучее от холода, неприятным, дерущим осадком прошло по горлу. Алексей сморщился, отставив потёртую флягу, чья поверхность была облезшей за многие километры пути.

— Оно годится разве что для дезинфекции ран, — проворчал он, но сделал ещё глоток, пытаясь заглушить вкус подземной сырости.

Исида, пригубив из фляги, засмеялась. Звук её смеха смешался с завыванием ветра снаружи.

— Это не вино, а кровь пещеры, — провела она пальцем по горлышку, где капли напитка сливались с узорами на коже. — Слушай… Сперва — спелость сочных фруктов, потом — пепел костра на языке.

Она была права. Напиток, выдержанный в дубовых бочках где-то в подземных складах нома, обжигал горло спелой кислинкой, будто в нём растворили дорожную пыль. Послевкусие напоминало горький миндаль и травы, что росли у подножья гор и были похожи на земные чабрец и полынь, выжженные солнцем.

— Вот, попробуй с этим, — номарх протянул ей ломтик вяленого мяса, обёрнутый в сушёный лист. — Перебьёт горечь.

Мясо, пропитанное дымом и солью, вступило в схватку с вином. Терпкость отступила, превратившись в бархатистую тяжесть. Грудь налилась приятным теплом, медленно растекавшимся по всем конечностям.

Алексей засыпал кусочки сушёных овощей в кипящую воду, следом отправил туда вяленое мясо и специи. Аромат дыма и пряностей пополз по пещере, смешиваясь с запахом мокрой шерсти, запахом ящеров и дымом костра.

— Надеюсь, вина хватит до конца вьюги, — усмехнулся Воронцов, делая очередной глоток. Его тень на стене, гигантская и угловатая, повторила жест, будто второе «я» насмехалось над бренностью их надежд.

Снаружи ветер выл, но здесь, в каменном чреве, тепло огня и терпкое вино плели невидимый кокон, где даже страх заблудиться казался далёким, как звёзды за снежной пеленой.

Хоть они расположились на приличном расстоянии от входа, но даже здесь ледяные порывы ветра, словно невидимые змеи, добирались до них. Искры, подхваченные сквозняком, взмывали к сводам, где сталактиты мерцали, будто слепые глаза древних духов.

— Караванщик был прав, когда говорил, что Эхтер и Эстер поссорились, — Исида отхлебнула еще вина, её пальцы сжимали флягу так, будто она пыталась выжать из неё остатки вина. Капля напитка скатилась по подбородку, оставив алый след. — Ветер только усиливается.

— М-да, какой хреновый конец Паира выдался, — Алексей шумно хлебнул похлёбки, пар которой окутал его лицо. — На, держи, — он протянул ей деревянную плошку, края которой были обуглены от сотен костров. провизии пока хватит… если ящеры не сожрут запасы.

Принцесса приняла посуду, и свет огня скользнул по узорам на её рукавах — вышитым золотыми нитями звёздам, но слегка потускневшим от походной грязи.

— У тебя талант кухарки, — она осторожно пригубила похлёбку.

— Поживи с моё, тоже научишься, о моя юная принцесса, — Воронцов усмехнулся, вытирая ложку о штаны. Его голос звучал глухо, будто сквозь годы усталости.

— У меня во дворце есть старец-гилзале, — Исида отставила плошку, доев похлебку и промокнула губы краем плаща. Её глаза блеснули, отражая пламя. — Отец привёз его из первого перемещения в мир мёртвых. Астар его зовут. Он пишет манускрипты, и его пальцы… — она сжала собственную ладонь, словно пытаясь уловить память о прикосновениях пергамента, — дрожат, как листья в бурю. Кожа у него словно пергамент, весь в морщинах, а волосы белее снега за входом. Говорит, ему больше сорока пяти сотисов.

— Сопля зелёная, а не старец! — Воронцов фыркнул, разламывая сухарь. Крошки упали в огонь, вспыхнув на мгновение. — Я в его возрасте на двух работах горбился, да ещё и в ус не дул.