Подарок (СИ)

Глава 25

Просыпаться не хотелось, ммм, как хорошо, уютно, как в далеком детстве, в кровати мамы, куда я пробирался тайком под утро. Я потянулся и услышав тихий возглас открыл глаза: я был в пещере, а не в комнате, и не в кровати, а в гнезде, а рядом неохотно открывала глаза Марина, отпихивая от себя мой хвост. Хвост? Сосредоточился, принимая человеческий облик: отлично, одежда на месте, но как я здесь оказался? Марина вставала медленно, тяжело, я обхватил ее за пополневшую талию, помогая подняться, а она сонно проведя руками по лицу, не глядя на меня, побежала в умывальню, и что теперь делать? Уйти к себе, и пусть думает, что ей все приснилось? А если ей станет плохо тут одной? Вспомнив любимых бабулиных призраков, хлопнул в ладоши: из — за колонны выступила камеристка:

— Присмотри за леди, я буду у себя.

Девушка молча поклонилась, на сей раз она напоминала одну из моих противных кузин: большеротая, узкоглазая, и очень смуглая, наверное, жизнь этого тела заканчивается, и скоро бабушка нафантазирует им другую внешность, а пока, скорее к себе!

Утром я кое — как проснулась — очень давило низ живота, и хотелось умыться. Глаза опять не разлипались, но дорогу в купальню я знала и так, только вот от сильных рук Ролена дохнул жар, пробежал огненной змейкой по позвоночнику и заставил передернуть плечами. Значит, ночью он был здесь.

Отложив заботы на потом я умылась и затянув потуже халат вернулась в библиотеку: меня уже ждала камеристка, молча поклонившись протянула подносик с молоком и сухариками. Я села на низкую скамеечку и медленно выпила молоко, сухарики оставила нетронутыми, пора идти к Жану, как он себя чувствует?

Жан стонал лежа в постели и покаянно целовал мне руки:

— Прости, любимая! — утреннее солнышко сменило вчерашний дождь, и весело заглядывало в спальню, Жан мучительно щурился, и я задвинула шторы, налил ему воды из кувшина, и сказала, что купальня уже готова, а к завтраку непременно будет жидкая рыбная солянка или бульон.

Обрадованный муж расцеловал меня, дохнув перегаром, и ушел в купальню, а я убежала к себе: умыться, переодеться, и постараться выдержать завтрак без больших происшествий.

За завтраком Жан появился немного бледный, но умытый и выбритый, любезно поцеловал руку бабуле, заглянул в глаза Марине и прижал ее ладошку к своей щеке. Она ласково улыбнулась в ответ, и за столом воцарилась гармония.

Завтрак тек неспешно, под разговоры и перемены блюд, к чаю подали горячие булочки с маслом и джемом, легкие закуски и паштет. Все было хорошо, пока не принесли десерт: взбитые сливки с сахаром и орехами, тут Марина почему-то побледнела и выскочила из — за стола, весьма неуклюже пробормотав извинения.

Жан смотрел ей в след с недоумением:

— Разве у леди еще не кончились утренние недомогания?

— Увы, — бабуля покачала головой, иногда утренние недомогания не оставляют женщину весь срок, и леди Марине не повезло.

— Так она постоянно так. бегает?

Бабушка подтверждающе кивнула, и велела разнести десерт. Жан задумчиво выскреб креманку и поблагодарив за завтрак, отправился в гостиную — посидеть у настоящего огня, вытянув ноги и подумать, как искать Пещеру Памяти. Я взял бутылку легкого вина и присоединился к нему, возможно леди Марина найдет нас?

Сливки с орехами почему-то вызвали волну тошноты, и я спешно сбежала из-за стола, к счастью уже в коридоре стояла моя неизменная камеристка с тазиком. Отдышавшись, я осторожно легла: на лоб тотчас скользнул холодный компресс, а в руку ткнулся стакан воды с лимоном и ложечкой соды — хуже рвоты была только последующая изжога.

Выпив снадобье я почувствовала озноб и завернувшись в одеяло прикрыла глаза, накатившаяся слабость заставляла себя жалеть и слезы неслышными ручьями потекли в покрывало, а руки сами обхватили живот. Вот сейчас немножко пореву, умоюсь и пойду на вечерние посиделки с мужчинами, Жан вправе обижаться — уделить ему внимание не получилось, а ведь судя по задубевшим от ветра и холода лицам их путешествие проходит очень тяжело. Всхлипнув, я задремала и сквозь дрему услышала голоса: Жан и Ролен расположились в маленькой гостиной как раз под моей спальней, а припрятанный камеристкой тазик отлично проводил звуки.

Жан погрузился в сытую дрему, и довольно жмурясь, смотрел в огонь, поигрывая вином в небольшой серебряной чаше. Я сел рядом и тоже задумался: мы облазили уже изрядное количество скал, изорвали несколько бухт отличных веревок, поломали крючья и штыри, отморозили на ветру пальцы и продубили кожу, но Пещера Памяти словно издевалась, пряталась, смеялась над нами.

И вдруг виконт провел руками по лицу, словно стирая сон, и проговорил:

— Ролен, сколько мы еще выдержим?

— Не знаю, Жан, — я отвел взгляд, — ты можешь остаться с леди Мариной, я позову тебя вестником, как только найду пещеру.

— Ха, — Жан вскочил и встал ближе к камину, глядя на меня, — я не смогу сидеть у жены под юбкой, Ролен! Но возможно стоит поискать пещеру иначе?

— Бабушка сказала, что старый дракон закрыл пещеру магическим ключом, а это значит, что она прикрыта и от магического поиска…

— Который в скалах и так работает плохо, — виконт задумчиво накрутил на палец отросшую прядь и вдруг изрек, — а если попробовать использовать ключ как компас?

— Но ключ нейтрален! Его можно активировать только твоей кровью!

— Или кровью моей жены носящей ребенка, — спокойно сказал Жан, глядя в огонь.

Я растерялся: никто не знал, как сработает ключ, и что потребует взамен:

— Жан, Марина тяжело переносит беременность…

— В ней самой магии нет, а значит, ничего не случится, достаточно нескольких капель. Смотри, — виконт подошел к столу и на небольшой аспидной доске принялся чертить кусочком мела, — если пещера закрыта заклинанием, которое может открыть ключ, значит, их магия сходна: относится к одному типу и одинаково реагирует на внешние раздражители. Пробудив ключ малым количеством крови, мы сможем снять основные магические показатели, излучение, направление и прочее, а потом настроить амулет поиска точнее.

Жан поднял на меня глаза, отбрасывая с лица упавшие пряди и требовательно взглянул, ожидая подтверждения своей теории.

— Но почему ты не хочешь разбудить ключ своей кровью?

— Потому что тогда ключ начнет открывать пещеру, и просто убьет меня, пещеру сначала надо найти.

— Но может подождать, пока ребенок родится?

— Нет, я спрашивал у трона, он утверждает, что нужна смешанная кровь, или дитя станет полной заменой меня.

Что мне теперь делать? Рисковать жизнью друга? Любимой или ее ребенка? Мороз заставил встопорщиться мою чешую, я назвал Марину «любимой», пусть мысленно, пусть в ужасе от предстоящего, но это так! И спрятаться мне не позволят ни совесть, ни долг, ни. любимые родственники!

— Только нужно все ей рассказать, хорошо?

Жан склонился над доской и нехотя кивнул:

— Только давай вместе? Я чувствую, что виноват, но не вижу другого выхода, ползать по скалам — не лучший выход.

Мне осталось только согласиться.

Когда голоса стихли, надо мной склонилась камеристка:

— Миледи, ваш супруг приглашает вас выпить чаю.

Поднявшись с разворошенной кровати я глянула в зеркало и ахнула: помятое лицо, сбившиеся волосы и самый разнесчастный вид! Нет, так нельзя!

С помощью камеристки устроила себе контрастное умывание, волосы, потемневшие и растрепанные, быстро пригладили и спрятали под сетку, а вместо утреннего платья накинула нарядную темно-розовую сорочку с вышивкой и просторное бежевое платье — накидку с длинными рукавами. Платье накидывалось на плечи как халат и скреплялось под грудью тремя пряжками, не сшитые рукава болтались до локтя как крылья, открывая расшитые мелкими стеклянными бусинками рукава сорочки. Все. готова! Улыбнувшись своему отражению, я спустилась в гостиную: Жан и Ролен уже ждали меня у стола, накрытого ко второму завтраку, леди Лионелль, чем-то ужасно недовольная уже разливала чай.

Сегодня в моей чашке не было привычных уже мяты и валерианы, зато она придвинула мне блюдце с пирожными и розетку с вареньем, предлагает напрячь мозги? Что же от меня хотят?

Первые глотки сделали в молчании, потом Жан выразительно посмотрел на дракона, а Ролен отрицательно качнул головой, и уткнулся в огромную, почти литровую чашку с чаем. Кажется, все очень нервничали, а леди Лионелль даже плеснула в свой напиток чего-то покрепче варенья, и смотрела на Жана осуждающе. Муж перебрался в соседнее со мной кресло, ласково взял мою руку и заговорил, пряча глаза и перебирая мои пальцы: он рассказал о том, что поиски Пещеры Памяти безуспешны, и о том что выживать в горах становится все труднее, и даже о том, что долг нашей семьи перед драконами огромен, и его можно отдать сразу, и навсегда, открыв хранилище памяти.

Я уже устала от потока слов призванных не то умолить, не то убедить меня сделать что-то, но наконец он отхлебнул остывшего напитка, и сказал, что ему нужно: моя кровь, совсем чуть чуть, несколько капель, но никто не может сказать, как это отразиться на мне.

— А ребенок? — я обхватила живот защитным жестом.

— Ребенок сильнее тебя, и с ним ничего не должно случится, его защищает магия рода, — сказал Жан, а леди Лионелль нахмурилась.

Тогда задумалась я:

— А почему ты просто не подобрал один из моих платков? У меня довольно часто идет носом кровь.

— Потому что жертва должна быть добровольной, — хмуро сказал Жан, и использовать твою кровь без твоего согласия не получится, трон признал тебя полноценной принцессой.

— Значит дело только в моем согласии? — я была готова дать его немедленно — очень хотелось встать, и малышка недовольная моей позой устроила танцы на моих ребрах, но драконица внезапно вмешалась в беседу одновременно с Роленом:

— Нет! — выдохнули они хором, а потом, переглянулись и дракон уступил бабушке:

— Не спеши, тебе нужно подумать и подготовиться, несколько дней ничего не решат.

Я только пожала плечами:

— Хорошо, Жан, я подумаю, и скорее всего, соглашусь, а пока позвольте, я вас оставлю, хочется немного пройтись, пока нет дождя.

В просторном холле служанка подала мне теплый плащ из тонкой кожи на меховой подкладке и высокие сапожки без каблука. Капюшон на голову, платок в руку — и можно идти, дышать свежим воздухом и гонять по кругу мысли.

К общему беспокойству примешивалось и чисто женское желание: уже три месяца мы с Жаном спим отдельно, может быть сегодня ночью он придет?

К чаю, Марина вышла очень красивая и спокойная, прежнюю живость и задор сменили плавность и достоинство, и я невольно ею залюбовался. Но разговор отложить было нельзя, а Ролен отказался начинать разговор. С трудом подбирая слова, я гладил исхудавшие пальчики в голубых жилках, и пытался донести до чужой этому миру девушки понятия долга и чести.

К моему изумлению она реагировала спокойно, и даже улыбнулась чуть подкрашенными губами, и только леди Лионелль не дала ей согласиться с моими словами сразу. Но я уже видел, что моя девочка нам не откажет, и волна благодарности захлестнула мое измученное сознание. Я коснулся нежной ручки поцелуем, и Марина ушла, а Ролен и его бабушка неожиданно одновременно заговорили о том, что пробуждение ключа требует подготовки:

— Марине нужны будут силы, — категорично заявила черноглазая дама, — так что ближайшие три дня все для нее — хорошее настроение, комплименты и внимание.

Ролен сумрачно кивнул, и тут же вышел, а старая драконица вцепилась в меня как клещ, объясняя, как должно обращаться с беременной женщиной в постели. Большей частью я конечно пропустил ее сентенции, но кое-что интересное для себя отметил, пожалуй стоит попробовать!

Я вышел следом за Мариной, сам взял с вешалки плащ и отворил дверь в весенний полдень. Вокруг все было мокрым, облезлым и неряшливым, но ветер пах землей, а на голых ветвях лип уже чирикали незаметные серенькие пичужки пережившие зиму.

Виконтесса в красивом палевом плаще с мшисто-зеленой отделкой бродила по выложенной плитами аллее и незаметно потирала спину. Я встревожился и глянул драконьим зрением сквозь одежду: ничего опасного, просто тянет мышцы, хорошо бы немного размять. Но подойдя ближе, я позволил себе лишь предложить руку для опоры. Леди с благодарной улыбкой приняла помощь и улыбнувшись повернула свое исхудавшее лицо к солнечным лучам, и я с каким-то болезненным умилением заметил на тонкой коже легкую россыпь веснушек.

— Леди Лионелль заставляет меня гулять каждый день, а в дождь мы занимаемся танцами или исследуем портретную галерею. Теперь я знаю всех ваших родственников до восьмого колена включительно, — улыбка Марины стала лукавой, и сердце мое подпрыгнуло.

— Пройдем до конца аллеи?

— Нет, давайте свернем у тех кустов, садовник обещал, что после дождя появятся первые весенние цветы.

Мы в молчании дошли до раскисшей полянки, на которой словно свечки торчали нежные соцветия на невзрачных коротких ножках. Марина присела и погладила кончиком пальца мягкие иголочки лепестков:

— Какие они нежные, — и вдруг без всякого перехода, — Ролен, это очень больно — резать палец?

— Резать палец?

— Я крови боюсь, поэтому и не вышиваю, не хочу уколоться.

— Марина, если ты не хочешь видеть, я могу тебя усыпить, но я не знаю, что будет дальше.

Капюшон сполз с блестящей сетки, и солнце запуталось в плетении проволоки и золоте локонов, а миледи выпрямившись решительно покачала головой:

— Нет, спать не хочу, буду бояться засыпать.

Только тут я понял, что темные круги под глазами не только от тягот беременности, но и от недосыпа! Ей просто страшно! И бабуля согревая дитя драконьим огнем успокаивает будущую мать, дает ей опору в этом мире!

— Хорошо, если хочешь, я буду рядом.

— Обещаешь? — изумрудные глаза уставились на меня с такой надеждой и затаенным страхом, что я только кивнул и прикоснулся губами к пожелтевшему от пыльцы пальчику:

— Непременно!

В дом мы возвращались болтая о всяких пустяках, Марина, смеясь рассказывала о торговцах, собиравшихся пленить юную супругу принца своими локонами и глазами, а я вспоминая пробуждение и стук маленького сердечка над ухом, думал о том, что сделаю все, что бы это сердечко не остановилось раньше срока.

После разговора с Роленом страх отступил, моя прогулка была своего рода прощанием, может быть с беззаботным детством, а может быть с той хрупкой частью меня самой, которая всего боялась и предпочитала ничего не видеть у себя под носом.

Теперь я четко знала: для Жана я такая же непреложная часть его, как дом, кинжал или меч. Надежные, крепкие и нужные, и даже любимые предметы, но ими можно пожертвовать во имя чести, долга или собственных убеждений.

Что ж и это уже не мало, мне захотелось разочарованно вздохнуть, но о чем? Я догадывалась, что моя замужняя жизнь не будет тихим существованием в уютном домике на лужайке, и теперь лишь получила этому подтверждение.

И Ролен, он бесконечно важная часть моей жизни, от которой я не хочу отказываться. Существовал, конечно, и моральный аспект, я жена Жана, но ведь единение душ, это не обязательно единение тел, как ни жаль.

Улыбнувшись любезному дракону, я позволила ему проводить меня в дом, нас уже поджидала леди Лионелль:

— Пора в библиотеку, девочка!

— Сейчас, миледи, только умоюсь и переоденусь, — улыбнулась я в ответ, и поспешила к себе. Прогулка, а главное сделанные выводы творили чудеса: я буквально порхала. Переодевшись в просторную рубашку и теплый халат я спустилась в библиотеку, драконицы еще не было и забравшись в гнездо, я задремала. Вскоре раздался шелест крыльев и шуршание чешуи, но мне не хотелось открывать глаза. Малышка вела себя на удивление спокойно, и когда живот охватило привычное уже тепло лишь легонько толкнувшись притихла. Мне не хотелось открывать глаза, леди Лионелль было все равно, сплю я или бодрствую, а вот жар драконьего дыхания сегодня был на редкость уютным и приятным.

Спала я кажется долго, а проснулась почувствовав, что меня куда-то несут: Ролленквист уложив мою голову себе на плечо, нес меня по коридору. Я сонно ему улыбнулась, и прошептала:

— А поцеловать? — И получила целомудренный чмок в лоб.

В спальне нас уже ждал Жан: на столе грудой лежали свитки и дощечки, на столике у камина посверкивал рубином стеклянный графин с вином и пара серебряных чаш. Он поднялся из кресла, такой красивый в распахнутой полотняной рубашке, в темных бриджах и расстегнутом жилете:

— Любимая!

Я понимала, что отчасти его страсть вызвана длительным воздержанием, отчасти — желанием убедить меня добровольно дать кровь для ритуала, но не могла сопротивляться зовущему взгляду, крепким мозолистым ладоням и сладким от вина губам. Эту ночь мы провели вместе, и это был очередной хрустальный кирпичик в ту стену, что отделяла прошлое от настоящего.

Я проверил все расчеты, и подтвердил свою правоту: кровь моей жены носящей ребенка должна открыть ключ. Теперь я пожалуй сожалел о том, что моя жена принадлежит другому миру: у нас все просто, жена — собственность мужа, как меч, как конь или замок. И достаточно отдать приказ, или указать на ошибку, и почтительная супруга приложит все усилия для исполнения и исправления. Я уже занялся сравнительным анализом отношений к женскому полу сильфов и драконов, но тут Ролен принес на руках дремлющую Марину. Она разрумянилась и вновь была теплой, и ласковой, а ее аромат как прежде кружил голову и наполнял кровью чресла. Вспомнив советы черноволосой хозяйки дома, я плотоядно улыбнулся: у женушки есть шанс неплохо провести эту ночь!

К рассвету я задремал, и вдруг ощутил слабое колыхание раздутого живота, хотя Марина уже уснула. Бережно положив на тонкую, растянутую кожу ладонь я ощутил укол странной, болезненной нежности: внутри бьется часть меня, мое продолжение, наследник! Исполнившись гордости, я прижал ладонь сильнее, и ощутил еще один толчок, довольно сильный, и уверенный! Мой сын! Обняв супругу, хранящую в себе продолжателя рода, я тоже скользнул в сон: скоро утро, еще пара дней на подготовку площадки в горах, и поиски продолжатся, нужно отдохнуть, ведь потом мне предстоят встречи с советом облачных лордов, да и Его Величество из виду упускать не следует.

Марина даже не заметила, что вместо бабушки согревать ее драконьим дыханием пришел я, мой огонь сильнее, и даст ей больше сил и защиты, но меня грыз червячок обиды — хотелось, что бы она знала, что я забочусь о ней. Впрочем, ее просьба о поцелуе, едва не сорвала все плотины, с огромным трудом я коснулся губами ее лба, и ушел, оставив с мужем. Наша связь обострилась настолько, что я уловил нотку разочарования, и даже легкой тревоги, неужели она боится оставаться с Жаном?

А потом я сидел в своей спальне и пил, надирался до зеленых дракончиков дорогим черным вином, откусывая крошечные кусочки липкой южной сладости и смеясь над собой: влюбится в жену друга! Что может быть ужаснее для мужчины и дракона?

Утром, к моему величайшему удивлению, мне не потребовалось сломя голову бежать в купальню, и я позволила себе полежать рядом с мужем, перебирая отросшие черные пряди, поглаживая кончиками пальцев кожу за ухом, оглаживая ставшие еще крепче и суше плечи. Но мысли были не веселые: я начинала понимать, что быть равной мне не позволят, жена — тень правителя, ее удел красота и дети, а для самых сильных духом — интриги и закулисье, и в этом я не сильна. А быть просто женой и матерью, затворницей семейных покоев не смогу, воспитание другое, и как быть?

В животе требовательно толкнулись, и я осторожно встала: война войной, а обед — по расписанию! В купальне уже ждала камеристка, и глянув на меня предложила тонкую шелковую косынку — прикрыть вырез. Глянув в зеркало, я покраснела: на шее расцвели алыми цветками с синими серединками следы крепких поцелуев Жана.

К завтраку я вышла тише воды ниже травы — было неловко перед Роленом, а уж уловив насмешливый взгляд драконицы, я и вовсе смутилась чуть не до слез. К счастью ее отвлек дворецкий, сообщивший о подаче первого блюда.

Аппетит, выгнавший меня из спальни, никуда не делся, и я с восторгом поглощала все, что было подано: и творог с орехами и медом, и кашу с кусочками масла и фруктов. Посмотрев на вычищенную тарелку, леди Лионелль кивнула дворецкому и на столе появились восхитительные тоненькие отбивные, зажаренные в панировке из яйца и сухарей. Доев тающий во рту кусочек мяса, я подняла глаза на хозяйку дома и поймала ее внимательный взгляд:

— Фрукты? Или чай?

Я прислушалась к себе и решила:

— Чай! С рулетом!

Драконица хмыкнула. И подвинула ближе ко мне рулет из ветчины с начинкой из перепелиного паштета. Ролен улыбнулся и отрезал себе кусочек, который я проводила ревнивым взглядом: съеденное ранее провалилось в живот, словно в пропасть.

Наконец я насытилась и откинулась на спинку удобного кресла с чашкой в руках, запоздало ворохнулась мысль о токсикозе, но еда не спешила обратно, а запахи, проникающие в столовую, вызывали лишь умиротворение.

Леди Лионелль понимающе на меня посмотрела, до сего дня мой завтрак составлял куриный бульончик и сухарики. Тут же я почувствовала небывалый прилив сил: ура! Я снова могу есть! А теперь очень хочу гулять! Томная оцепенелость слетела без следа: я хотела действовать! По надоевшей за эти месяцы аллее я почти бежала, а Ролленквист и леди Лионелль шествовали сзади смеясь над моей энергичностью и предсказывая, что через полчаса я свалюсь на ближайшую лужайку без сил.

Однако я продолжала их удивлять: вернувшись в дом, вспомнила несколько движений из ежедневного комплекса упражнений и делала их до тех пор, пока не взмокла. Облившись водой в купальне, я словно на крыльях полетела к Жану. Муж уже встал и тщательно шнуровал короткий кожаный нагрудник:

— Доброе утро, дорогая! — он ласково поцеловал меня в щеку и продолжил шнуровку.

— Ты в фехтовальный зал?

— Да, Ролленквист пригласил размяться перед обедом.

— Отлично! Значит, мы с леди Лионелль можем посмотреть?

Жан удивился, но кажется не возражал, и я напевая поскакала по лестнице в фехтовальный зал: живот почти не мешал, лишь упруго подпрыгивал и колыхался, а малышка прыгала вместе со мной.

В зале остро пахло мелом, кожей и оружейной смазкой. Голые каменные стены, без окон тщательно выбеленные на высоту человеческого роста, подвесные крючья для факелов и каменный же пол присыпанный соломой, довершала скудную обстановку пара скамей. Большие щиты, увешанные оружием, располагались на торцовых стенах, и блестели богатой отделкой ножен, а в углах им подмигивали деревянные манекены украшенные доспехами..

Мужчины пришли в зал уже в нагрудниках, свободных бриджах и рубашках. Маски надевать не стали, и вместо виденных мною в фильмах тоненьких шпаг взяли тяжелые сабли. Мы с драконицей сели в специально принесенные кресла у короткой торцовой стены зала, и приготовились наблюдать: сначала Жан немного размялся, а Ролен сделал несколько взмахов, приноравливаясь к оружию.

Спокойное приветствие противника, и…резкие взмахи, прыжки и развороты, мужчины гоняли друг друга, по всему огромному залу резко сменяя защиту на атаку, нанося неожиданные удары и изредка высекая искры из стен. У меня очень быстро пропало любопытство — стало просто страшно, и леди Лионелль хлопнула в ладоши:

— Довольно, мальчики! Пар выпустили, пора обедать! — И величественно поднявшись, драконица направилась к двери, а я совершенно несчастно потащилась следом. Мне было понятно, что Жан и Ролен не просто выпускали пар, они еще и доказывали друг другу свое превосходство в моих глазах.

Обед только подтвердил мои худшие опасения: оба кавалера ухаживали за мной, буквально заваливая мою тарелку деликатесами, подливая морс и реагируя на каждый мой взгляд или вздох. Леди Лионелль сначала пыталась смотреть на это с юмором, но увидев, что я устаю от такой заботы, нахмурилась:

— Мальчики, дайте же Марине вздохнуть! Она не успевает и куска проглотить от вашего внимания!

Дракон смутился, и принялся ухаживать за бабушкой, а Жан довольный результатом тут же уткнулся в свою тарелку. Впрочем, я не стала обижаться, а побыстрее уткнулась в свою — желудок просто вопил, требуя еды.

После обеда мы дружно пожелали отдохнуть, и вышли для этого в солярий: большую полукруглую веранду на втором этаже. Здесь стояли уютные диванчики и кресла обтянутые бирюзовым льном, слуги быстро накрыли маленький, обильно покрытый резьбой столик легкими закусками и напитками, и мы предались неге ничего не делания.