Глава 19

Ван-Ё вовремя доставил известия о продвижении мятежников, и потому войско И-Лунга успело первым прибыть в Панчен и расположиться в его укреплённом лагере, тем самым, прикрыв расположенный рядом город и мосты через Гиньдук.

Имперские силы состояли из Первого, Второго, Четвёртого и Пятого габаров пехоты, ченсена Железных Ястребов под командованием Кастагира и двух сабраков конных стрелков личной охраны государя. Всего двадцать четыре тысячи четыреста восемьдесят пехотинцев и шесть тысяч десять всадников. Кроме этих сил, в лагере находилось до пяти с половиной тысяч человек обслуги и ратников из вспомогательных частей имперской пехоты.

С запада к Панчену подходило войско сторонников погибшего юнгарха Учжуна. Основу этой армии составило ополчение из тридцати тысяч тяжеловооружённых всадников-кливутов и шестнадцати тысяч пехотинцев из наёмников и послушников Братства Богини. Ещё шесть с половиной тысяч легковооружённых слуг и кулбусских рабов следовали за своими хозяевами.

Ачай, Лобинь и Йоли торопились, ибо с запада на Чжипань надвигалась рать Закатного удела, собранная начальником городских войск Фусиня – сингархом Лян Чоу. Сейчас он разбил свой лагерь примерно в трёх дневных переходах от Чжипаня. Дальше сингарх не стал продвигаться, опасаясь попасть под удар превосходящих сил кливутов и воинов Братства Богини.

Предводители мятежного ополчения понимали, что Лян Чоу не сунется на равнину, где его небольшое войско будет мгновенно уничтожено конницей кливутов. Но и справиться с ним будет не так просто. Держась возвышенных и пересечённых мест, сингарх Лян Чоу оседлал все дороги, ведущие в округа Закатного удела и через плоскогорье Анахуань. Этим он несколько затруднил подвоз продовольствия и снаряжения в Чжипань из других мест.

Тогда было решено захватить Панченский лагерь. Но мятежники опоздали всего на один дневной переход. Когда они подошли к Панчену, там уже стояли войска И-Лунга и Чже Шена. Теперь у них было только один путь – попытаться разгромить имперскую армию.

Всю ночь обе стороны готовились к решающей битве. Воины оттачивали клинки мечей и наконечники совен, осматривали подковы коней, проверяли тетивы самострелов и луков.

Лучи восходящего солнца осветили обе выстроенные к битве армии. Лёгкий ветерок трепетал боевые знамёна и стяги. Имперцы стояли спиной к восходящему солнцу, выстроившись вдоль укреплений Панченского лагеря, на валу которого было установлено четыре десятка дальнобойных камнемётов и стреломётов.

В середине построения застыли восемь чётких прямоугольников имперской пехоты по три тысячи шестьдесят воинов в каждом. Сабраки всех четырёх габаров, сдвоив свои ряды, были выстроены в одну боевую линию. Впереди, как всегда, стояли щитоносцы, а за ними шли копейщики с длинными совнями. На расстоянии пяти шагов от последних выстроились вооружённые двойными самострелами стрелки. В промежутках между отрядами находились боевые повозки – вайраны.

На крыльях имперской армии расположились Железные Ястребы, перед которыми развернулись лёгкоконные стрелки. Правым крылом командовал тайчи Кунгер, левым – Кастагир. Князь Чже Шен возглавил главные силы, стоявшие в середине боевых порядков. Первым габаром имперской пехоты командовал сингарх Шибэр, Вторым – сингарх Яглакар, Четвёртым – Хэчи Шен, Пятым – Гаодэ. И-Лунг, окружённый сотней отборных телохранителей, расположился на особо возведённом для него помосте за линией своих войск, чтобы наблюдать за битвой.

Молодой государь, хотел было тоже принять участие в предстоящем сражении, но Чже Шен отговорил его.

– Это будет очень жестокая битва. Не такая, как предыдущие. И ещё неизвестно чем всё закончится,– обратился он И-Лунгу.– Я не могу позволить, чтобы ваша священная жизнь подвергалась опасности.

Несколько напуганный этим заявлением своего главного воеводы, И-Лунг согласился со всеми его доводами.

Динху, как и И-Лунг, тоже не собирался принимать непосредственного участия в битве. Верховный жрец Братства Богини, окружённый своими прислужниками, с самого рассвета занимался гаданием и принесением жертвоприношений Уранами. В качестве искупительных жертв были назначены юные кулбуски, захваченные воинами Братства в близлежащих селениях. В двадцати шагах от алтаря стояли князья и военачальники. С самого утра, будучи на конях и в полном вооружении, они терпеливо ожидали, когда Динху подаст им знак к действию.

Динху совершал обряд через каждые четверть часа. Лишь после восьмой жертвы, когда он счёл приметы благоприятными, верховный жрец обернулся к предводителям кливутов и взмахнул окровавленной рукой с зажатым в ней жертвенным серпом.

– Богиня услышала! Жертвы приняты!

Военачальники дружно развернули коней и помчались к своим отрядам, сопровождаемые хриплым рёвом боевых труб и гротом барабанов.

Ряды мятежных кливутов зашевелились, и сначала медленнее, потом всё быстрее и быстрее двинулись на войско И-Лунга. Но вот они пришпорили своих лошадей и, грохоча тысячами копыт, сборные полки кливутов неудержимой лавиной помчались прямо на линию имперских войск.

Невольная робость охватила И-Лунга, когда он увидел эту тёмную, переливающуюся бликами стали, лавину. Ему казалось, что она, издавая глухой рёв, надвигается прямо на него.

Молодой государь почувствовал, как у него вспотели ладони, а в животе шевельнулся холодный ком. Только теперь, он до конца осознал, что гиньцы, которых они сокрушили до этого, не шли ни в какое сравнение с тем врагом, который ныне противостоял им.

Руки И-Лунга намертво вцепились в подлокотники резного сиденья. Он судорожно сглотнул и скосил глаза – не заметил ли кто его страха. Но на владыку никто не смотрел, взгляды окружающих его придворных и военачальников были прикованы к разворачивающейся битве.

Тайчи и тагмархи, громкими голосами, прокричали слова команды, подхваченные командирами сотен и пятидесятниками. Ряды щитоносцев опустились на одно колено, уперев древки совен в землю. Вслед за ними копейщики опустили свои длинные совни на их плечи. Казалось, что у отрядов выросла стальная щетина.

Стрелки дружно подняли свои самострелы. Прозвучала короткая команда, и первый рой смертоносных болтов понёсся в грохочущую лавину накатывающейся конницы. От стрелков особо не требовалось целиться – болты сами находили свои жертвы среди сплошной массы всадников. До имперцев донеслись крики и ржание поражённых людей и коней. Через промежуток, равный вдоху человека, в кливутов понеслись ещё три таких залпа, каждый из которых нёс смерть. То тут, то там, из их строя вываливались всадники и кони, убитые ядрами из камнемётов, выпущенными имперцами.

Ряды наступающих смешались, но последующая волна конницы всё же докатилась до боевых порядков имперских войск. Те встретили кливутов лесом совней и стеной щитов. Ветераны собранные Чже Шеном, привыкшие сражаться с сильным противником теснее сдвинули щиты, готовясь принять удар врагов.

Передний ряд кливутов буквально проломил строй щитоносцев, завалив их своими телами и тушами лошадей. Но прорваться и разметать построение они не сумели. Уцелевшие щитоносцы, смыкаясь, принимали на себя всю ярость натиска кливутов, а копейщики, держа совни обеими руками, наносили страшные удары в ответ противнику, валя и людей, и коней.

Поредевшие хоругви кливутов, подкреплённые воинством Братства Богини по-прежнему продолжали давить на ряды имперской пехоты. Им казалось, что они побеждают, а на устилающие поле боя трупы соратников мятежники просто не оглядывались. И верили, что доблестно сражавшиеся попадают прямиком в небесные чертоги их богини.

Строй имперской пехоты прогнулся, от яростного напора воинов Братства Богини, но выдержал. Щитоносцы, стиснув зубы от переполнявшей их изнутри смеси страха и ярости, смыкали ряды над павшими товарищами. Те из них, кто лишился совен, уперев тяжёлые щиты в землю, пускали в ход короткие кривые мечи-чимканы. Копейщики заученными движениями с быстротой разящих змей кололи и рубили совнями через их головы. Но вот наконец-то, стрелки закончили перезаряжать. Снова, давая передышку передним рядам, защёлкали самострелы.

В отличие от других военачальников, Хэчи Шен сражался в первых рядах своего габара. Он орудовал тяжёлым бердышом, держа его обеими руками. За спиной у него висел длинный тайгетский меч. Рядом с ним бились двое тайгетов-наёмников из тагмы щитоносцев. Эта троица казалась неприступной скалой, о которую разбивались атаки мятежников.

Столкнувшись с очередным противником, Хэчи Шен заревел от переполнившей его ярости. Судьбе было угодно поставить против него самого тайчи Лияня, которого он упустил во время переворота в Алом дворце. Тот тоже узнал своего врага.

Сначала Лиянь спал с лица, увидев, с кем ему предстоит сойтись в схватке, но тут же ободрив себя криком и, вздыбив своего жеребца, бросил скакуна вперёд, в надежде сбить с ног ненавистного врага и делая колющий выпад совней сверху вниз.

Хэчи Шен ловко уклонился от молотящих воздух конских копыт, одновременно отбивая хитрым вывертом нацеленный на него удар. Изогнутая косица его бердыша зацепила наконечник вражеской совни, отводя в сторону смертоносное жало. Правда при этом ему пришлось выпустить оружие из рук, но и тайчи Лиянь был вынужден сделать то же самое. В следующее мгновение Хэчи Шен уже тянулся к висевшему за спиной мечу.

Бросив совню и едва не вылетев из седла, Лиянь пластом пал на шею коня, вцепившись обеими руками в жёсткую гриву. Он пытался утвердиться в седле, когда удар тяжёлого двуручного меча Хэчи Шена обрушился на его спину.

Закрывающие поясницу пластины панциря лопнули, и клинок из закалённой тайгетской стали развалил Лияня напополам, дойдя до самой луки седла. Передняя часть тела тайчи осталась лежать вдоль конской шеи, держась судорожно сведёнными агонией пальцами за гриву, а задняя, с торчащим обрубком хребтины, выпрямилась в седле, продолжая сжимать ногами конские бока.

Кливуты, узрев страшную участь своего предводителя, прянули в стороны, и Хэчи Шен получил передышку. Утирая пот, он оглянулся – как там справляются его подчинённые.

Те справлялись неплохо. Имперская пехота отлажено меняла способы боя. Сражаясь с противником, ратники старались не нарушать порядок чередования в строю. Военачальники и командиры, от тайчи сабраков до простого десятника, умело управляли боем.

Дравшиеся в первых рядах воины, по команде, ловко менялись местами с задними, отходя вглубь строя для краткого отдыха или чтобы перевязать рану. Стрелки, время от времени, посылая во врагов очередной залп, давали своим товарищам ещё одну краткую передышку, устилая поле перед строем трупами врагов.

Но всё же силы были неравны, и имперская пехота стала постепенно отходить. Кливутов охватило победное ликование. Им казалось, что ещё немного и воины И-Лунга побегут. Но тут в дело вступили вайраны.

Стрелки, засевшие в бронированных повозках, в упор расстреливали всех, кто приближался к ним. Будучи неуязвимыми, за толстой шипастой бронёй, они, не спеша и тщательно целясь, на выбор били вражеских всадников. Тяжёлые самострельные болты пробивали звенья кольчуг, находили щели в пластинах доспехов, и впивались в тела людей и коней. А спереди, из-за так и несломленного строя имперской пехоты, навстречу мятежникам продолжал лететь град таких же болтов.

Наступление ополчения кливутов в середине поля приостановилось. Всадникам мешали трупы убитых и конские туши. Вокруг бились раненые лошади, и кричали умирающие в агонии люди.

На обоих крыльях имперской армии битва началась с того, что лёгкоконные стрелки сначала издалека осыпали стрелами наступающие хоругви кливутов, заставив тех потерять скорость атаки. После этого бронированные клинья Железных Ястребов двинулись навстречу врагу, а конные лучники Бейтара и Брахира отошли в тыл.

Звук от столкновения двух окованных сталью лавин на какое-то мгновение перекрыл шум остальной битвы. В воздухе стоял хруст ломающихся копий и совен, лязганье лезвий и клинков по доспехам и шлемам. Иногда слышались сочные удары булав и шестопёров, сминающих броню.

Чже Шен, внимательно оглядывающий поле битвы, заметил, что оба крыла намертво сцепились с противником. Единственное, чего он боялся, так это что мятежники обойдут и ударят в бок и тыл его непобедимой пехоте, ибо спереди строй габаров был неуязвим. Однако, судя по тому, как вели бой Железные Ястребы, об этом можно было не беспокоиться.

По знаку Чже Шена отряды имперской пехоты медленно двинулись вперёд, давя и опрокидывая скучившегося противника. Кливуты и воины Братства Богини шаг за шагом отступали, погибая от рук имперцев. Однако огрызались они отчаянно. Под яростными ударами булав, шестопёров и топоров лопались щиты и доспехи, разлетались щепками крепкие древки совен и копий. Иногда, шлем какого-нибудь неудачливого имперского ратника вдавливался в месиво, только что бывшее его головой, но прореха в строе тотчас затягивалась.

Находившемуся на возвышении И-Лунгу было хорошо видно, как ряды его войска неуклонно продвигаются к стану мятежников, оттесняя их с поля боя. Окружённый телохранителями, владыка по-прежнему оставался простым зрителем. Он наблюдал, как габары, ощетинившись длинными совнями, рвали и втаптывали в землю врагов, а тёмно-багряное знамя с имперским Фениксом уже трепетало в самой середине боевых порядков мятежников. Те сначала понемногу стали отступать, а затем побежали.

И-Лунг ожидал, что его воины рванутся вперёд, добивая врагов. Но имперская пехота не разрушила свой строй и не соблазнилась истреблением бегущих. Повинуясь приказу, отряды замедлили ход, выравнивая ряды. Вслед кливутам ударили камнемёты и самострелы, добивая откатывающихся врагов. Однако большинству из них всё же удалось достичь спасительных валов своего лагеря и укрыться за ними.

На поле битвы наступила краткая передышка. Обе стороны приводили себя в порядок перед решительной схваткой. Бойцы стягивали раны, пополняли колчаны, всадники меняли усталых коней. Воспользовавшись затишьем, Чже Шен приказал направить из лагеря две тысячи ещё не участвовавших в битве воинов для пополнения поредевшего строя габаров.

Наконец вновь протяжно заревели трубы, давая сигнал к атаке, и отряды имперцев двинулись на лагерь мятежников. На валу их встретили жрецы и послушники Братства Богини, стоящие в первых рядах. Завязалась яростная рукопашная схватка. В воздухе замелькали жала совен, клинки мечей и набалдашники булав и ребристые навершия шестопёров.

В одном месте там, где мелькал чёрный плащ Хэчи Шена, битва кипела особенно яростно. Молодой сингарх упорно пробивался вперёд. За славой! Он одним из первых взошел на вал неприятельского укрепления.

Битва внутри стана мятежников вспыхнула с новой силой. Сражавшиеся словно бы отупели от обильно пролитой ими крови. Уши людей уже не воспринимали другие звуки – они оглохли от грохота битвы, звона стали и рёва боевых труб. Руки воинов, валившихся от усталости, продолжали наносить удары. Копыта боевых коней скользили на размокшей от крови земле, над которой поднимался розоватый пар. Под ногами бойцов хлюпала красновато-бурая жижа, а запах выпущенных внутренностей выворачивал наизнанку.

Наконец, кливуты и воины Братства Богини не выдержали и побежали. Динху со своими ближниками попытался было остановить их, но всё было тщетно. Охваченные паникой воины едва не затоптали их.

Захваченный потоком бегущих, верховный жрец Братства, словно помешанный, бросался из стороны в сторону, не зная, куда ему деться. То слева, то справа до его слуха доносились зловещие возгласы победителей. Его ближайшие сподвижники оставили его одного. Либо все погибли, либо затерялись в суматохе всеобщего бегства. Сейчас ему оставалось только одно – бежать!

Загрузка...