Под "крылом" Феникса

Глава 2

Несмотря на мужество и упорство своих защитников, Тыйфынь всё же пал. Тяжёлые дальнобойные камнемёты, установленные имперцами, пять дней и ночей подряд бесперебойно забрасывали крепость огромными камнями и горшками с горючей смесью, чей огонь прожигал даже железные латы. Днём всю долину заволакивало дымом и пылью, а ночью окрестности озарялись заревом пожара, бушевавшего в Тыйфыне. Большинство защитников крепости сгорели или задохнулись в дыму. Тех же, кто сумел спастись от огня, добили мечи и совни имперцев.

Через три дня после захвата Тыйфыня войска И-Лунга возобновили наступление и, пройдя через несколько перевалов, спустились в долину, откуда вёл путь к столице Гиньского княжества. Навстречу им выступили две рати, собранные сторонниками юнгарха Учжуна и гиньского князя. Они попытались задержать наступление имперских войск. В последовавших двух кровопролитных сражениях обе армии были разгромлены одна за другой, но всё же смогли замедлить продвижение захватчиков.

И тогда гиньский князь Аньло собрал свои последние силы и двинулся навстречу имперской армии. У него под рукой было более пятидесяти трёх тысяч воинов, в том числе восемь тысяч конницы, которую составляли кливуты и их оруженосцы. С этими войсками он готовился встретить имперцев.

Ранним утром князю Аньло донесли о приближении противника. Однако прошло два часа как взошло солнце, но гиньский князь ещё не покидал своей ставки, расположившейся у небольшого городка Абрена. Сейчас он находился в своём шатре, окружённый многочисленными полководцами и военными советниками. Тут же находились и несколько придворных звездочётов и священников бога Чомбе, призванных предсказать военную удачу.

В главную ставку то и дело прибывали гонцы от Туцитара, командовавшего передовым отрядом, и от главного начальника войск – Саваша. Восемь тысяч всадников Туцитара стояли у деревни Ной-Су. Саваш с главными силами гиньской армии в сорок пять тысяч пеших ратников и ополченцев, расположился неподалёку от Белого холма.

Известие о том, что имперцы неожиданно появились со стороны Тыйского хребта и, спустившись на равнину, потеснили передовые разъезды Туцитара, нисколько не взволновало гиньских военачальников. Их армия, по меньшей мере, вдвое превосходила вражескую. К тому же разведчики донесли, что имперцы разделили своё войско и наступают двумя колоннами, держа направление к Белому холму – единственной высоте, господствующей над окружающей местностью.

– И-Лунг раздробил свои и без того ничтожные силы! Воистину, если боги хотят наказать, то лишают разума! – громогласно воскликнул один из гиньских воевод, выслушав донесение очередного гонца.

– Верно! Теперь надо бы вбить между ними хороший клин и разбить по частям. Стебли бамбука легче ломать по одному, нежели целую связку! – поддержал его военный советник, стоящий рядом с князем Аньло.

Выслушав собравшихся, гиньский князь повелел отправить к Туцитару гонца с приказом, чтобы его конница связала наступающего противника боем. Ещё один гонец был направлен к Савашу. Тот должен был, отобрав пятнадцать тысяч лучших воинов, бросить их в промежуток между колоннами имперцев и окончательно разделить их между собой. Остальным войскам был отдан приказ быть готовыми к выступлению из лагеря.

На равнине Чулбы разгорелась жестокая и упорная битва. Гиньские воины дрались отчаянно, десятки раз переходя в атаки, пытаясь остановить железную поступь имперской пехоты. Был момент, когда сабраки имперцев дрогнули и даже заколебались под их яростным натиском. Но всё было напрасно. Вклинившихся между колоннами имперцев гиньцев, отбросили крылатые панцирники тайчи Кастагира. Хоругви Железных Ястребов, словно огромная стальная метла, вымели кулбусскую пехоту обратно на Белый холм.

Узнав об этом, князь Аньло лично отправился к Белому холму, на вершине которого развевались многочисленные знамёна. Его сопровождала тысяча отборных телохранителей. Князь горячил скакуна, время от времени порываясь направиться в сторону, откуда доносился неумолчный шум битвы. Но умудрённые опытом военачальники из его свиты сдерживали своего молодого государя. Полководец должен побеждать врагов игрой своего ума, а не просто махать мечом, словно он простой воин. Лихих рубак и так хватает.

Князь поднялся на вершину холма. Он жаждал увидеть, как от натиска его доблестных воинов враги обратятся в бегство. Но тут его постигло жестокое разочарование. С высоты было видно, как справа и слева от холма, по зелёной равнине медленно, ощетинившиеся сталью похожие на гигантских ежей, ползли большие прямоугольники имперской пехоты. Гиньцы накатывали на них словно морской прибой. И также как волны разбиваются о прибрежные скалы, так и их яростный натиск разбивался об непоколебимый строй имперцев.

Ченжеры неуклонно приближались, тесня гиньских воинов. Их передовые отряды уже начали огибать с двух сторон Белый холм. При виде этого в княжеской свите возникло лёгкое волнение. Перед князем Аньло возник седобородый старец – главный начальник войск Саваш.

– Государь, здесь становится опасно. Я смиренно советую вам покинуть это место, дабы не подвергать вашу драгоценную жизнь напрасной опасности.

– Ты хочешь, чтобы я отступил перед лицом врага?!

– О-о, мой повелитель. Я, ничтожный, не смел и думать об этом.

Саваш согнулся в низком поклоне перед гневно дышащим князем.

– Я хотел предложить государю, дабы он поехал и воодушевил те десять тысяч воинов, что стоят за рощей возле Ной-Су. Оттуда мы нанесём врагу удар свежими силами, окружим и уничтожим его.

Среди стоящей позади свиты раздались одобрительные замечания. Придворные и военачальники и наперебой советовали князю последовать словам главного начальника войск. Один из звездочётов, испуганно косясь на приближающиеся отряды имперцев, громко заявил, что звёзды благоприятствуют столь мудрому решению и сулят несомненную победу над коварным врагом.

Через полчаса после того, как князь Аньло и его свита покинули Белый холм, наступавшие сабраки имперцев неожиданно остановились. Из-за плотного строя щитоносцев выскочили наёмники, собранные из тайгетов и людоедов-синпо. Их было не много – сотни четыре. Они на ходу выстроились в клин, остриё которого устремилось к вершине холма.

Могучие, закованные с головы до ног в броню воины были вооружены тяжёлыми двуручными мечами, шестопёрами и бердышами. Гиньские ополченцы-кулбусы безуспешно пытались остановить их натиск. Наёмники прошли сквозь их строй, словно нож сквозь масло, оставив за собой лишь груды окровавленных тел.

Лишь на самой вершине Белого холма их продвижение несколько замедлилось. Телохранители гиньских полководцев оказали упорное сопротивление. Они умирали, давая своим командирам возможность избежать гибели. Но не прошло и четверти часа, как Белый холм был окончательно занят имперцами. Передовые отряды и правое крыло гиньской армии были разбиты, а обе колонны ченжеров соединились. В сражении наступила краткая передышка.

И-Лунг и некоторые из его военачальников считали, что они уже почти победили. Богоравный владыка вознамерился отдать приказ бросить в бой Железных Ястребов и лёгкоконных стрелков, чтобы окончательно сломить врага, но Чже Шен поумерил его пыл.

Будучи опытным полководцем, князь понимал, что несмотря на захват господствующей высоты, ещё не всё кончено. Главный лагерь гиньцев у Абрены и деревня Ной-Су по-прежнему находились в их руках. И они по-прежнему сохраняли своё численное превосходство над имперской армией. К тому же, конница противника, несмотря на понесённые ею потери, всё еще оставалась боеспособной и могла доставить имперцам немало хлопот. Особенно на широкой и ровной как стол равнине.

Оба крыла имперского войска перестроились в единую боевую линию, развернувшись лицом в сторону неприятеля. Железные Ястребы и остальные всадники по-прежнему продолжали держаться позади пехоты. Чже Шен решил придержать их для решительного удара по противнику.

Наконец, дрожащий от нетерпения И-Лунг взмахнул рукой и над полем битвы пронёсся могучий рёв боевых труб. Сабраки ченжеров медленно, старательно держа равнение, двинулись в бой. Гиньцы рванулись навстречу, и сражение вспыхнуло с новой силой.

Имперцы встретили врагов градом самострельных болтов, но те несмотря на потери, упорно лезли вперёд, и тогда в дело вступили копейщики и щитоносцы. Острые жала совен, выскакивающие из-за стены щитов, окрасились кровью. Гиньцы старались перерубить древки или отвести остриё оружия щитом в сторону. Лишь немногим из них удалось подобраться вплотную к ченжерам и схватиться с ними врукопашную.

Большинство же, удерживаемое на месте маячившим перед ними стальным лесом совен, беспомощно топталось на расстоянии двух-трёх шагов от строя имперцев. Некоторые из гиньцев безуспешно пытались достать копьями укрытых за большими щитами ченжеров. Только те из них, кто был вооружён такими же длинными совнями или пиками могли хоть как-то ударить врага.

Но вот позади строя ченжеров коротко прохрипели трубы, и передние шеренги имперцев дружно опустились на одно колено. Стоявшие позади них стрелки дали залп, второй. На таком расстоянии выпущенные в упор из самострелов болты с лёгкостью поражали даже укрытого щитом окольчуженного или панцирного воина. Что уж тогда можно было говорить об ополченцах-кулбусах, большинство из которых вышло на бой с простыми плетёными щитами и в простёганных полотняных доспехах?

Пространство перед боевым строем имперцев враз заполнилось ранеными и умирающими. А ченжеры уже поднялись во весь рост и зашагали вперёд, добивая немногочисленных уцелевших противников. Под их нажимом кулбусы подались назад. Имперцы уже были готовы окончательно сломить сопротивление врага, но в этот момент на них обрушились всадники Туцитара. Отряды ченжеров тут же остановились и мигом ощетинились совнями. Несмотря на это, гиньским кливутам удалось прорвать строй двух крайних сабраков. Началась мясорубка.

Наблюдавший за ходом битвы с вершины холма, И-Лунг взволновался. Он неуверенно оглянулся на Чже Шена. Полководец сидел в седле, замерев словно истукан. Его лицо, как обычно оставалось бесстрастным. Только из-под приспущенных век изредка сердито посвёркивали глаза.

– Их надо остановить! – обратился к нему И-Лунг, указывая в сторону, где кипел яростный бой.

– Как будет угодно, богоравному повелителю,– князь низко склонился перед владыкой. Он отдал несколько отрывистых распоряжений и вскоре И-Лунг увидел, как к месту прорыва направляется ударный отряд наёмников, что ранее захватили Белый холм.

– Я думал, что мы бросим в бой моих непобедимых Ястребов,– удивлённо заметил он.– Неужели ты думаешь, что эти наёмники способны остановить тяжёлую конницу?

– Мудрейший и богоравный владыка, как всегда прав. Они действительно не смогут остановить гиньцев, но зато смогут здорово потрепать их,– вмешался в разговор, подъехавший ближе Кастагир. Тайчи принялся объяснять:

– Гиньские всадники увязли в наших порядках. Будь они в правильном строю, этот сброд не продержался бы против них и минуты…

Под сбродом Кастагир, как всегда, подразумевал ненавистных ему тайгетов.

– К тому же эти, погрязшие в невежестве иноверцы, не стоят сожаления богоравного владыки. Пусть отрабатывают своё жалование,– добавил он. И-Лунг одобрительно закивал головой, соглашаясь со сказанным.

Наёмники действительно остановили гиньскую конницу, и имперская пехота смогла восстановить свой строй. Правда, за это было заплачено дорогой ценой. Оба сабрака потеряли больше половины своего состава, а наёмники почти все полегли в бою. Впрочем, большего конница гиньцев и не добилась. Как только в дело вновь вступили стрелки, она была отброшена вслед за своей пехотой.

Внимательно наблюдавший за ходом сражения Чже Шен почувствовал, что наконец-то настал тот самый переломный момент, когда решается главный вопрос – быть победе или поражению!

– Пора! – громко произнёс он, поворачиваясь к И-Лунгу и его свите.

Окружённый отборными воинами, головой отвечавшими за безопасность жизни повелителя, И-Лунг лично возглавил атаку Железных Ястребов, брошенных уже на измотанного, не способного оказать сопротивление противника. Стальной вал крылатой конницы захлестнул боевые порядки гиньцев, и воины князя Аньло побежали. Торжествующие имперцы рубили мечами и совнями направо и налево.

Князь Аньло в это время находился позади строя своих войск, недалеко от Абрены. Брошенная в бой тысяча его личной охраны уже давно истаяла в кровавом круговороте сражения, и с гиньским князем теперь была лишь небольшая кучка приближённых.

Над полем боя висели густые клубы чёрного дыма, исходящие от объятой пламенем деревушки Ной-Су. Аньло и его свита время от времени привставали на стременах, вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть, что же такое творится там впереди. Внезапно до них донёсся странный гул, перекрывший шум битвы. Они все, как по команде обернули свои лица в ту сторону, откуда явственней всего доносился этот необычный звук.

То, что они увидели, потрясло их. Со стороны Ной-Су в лагерь сломя голову бежали пешие и конные гиньцы. При виде этого князь Аньло вздыбил своего жеребца и поскакал наперерез беглецам. Навстречу ему катилась многотысячная обезумевшая от страха толпа, в которую превратилось его войско. Многие, поднимая руки к небу, нечленораздельно вопили об адских духах, вырвавшихся из преисподней.

Князь громко кричал, бил бегущих плетью по головам. Охрипнув, он пробовал уговаривать, но никто не слушал его отчаянных призывов. Его конь остановился, развернулся и, увлекаемый всеобщим движением, поскакал назад.

Воинство гиньцев было почти полностью уничтожено, оставив на поле боя свыше тридцати семи тысяч трупов. Тела побеждённых усеяли пространство длиной почти в пятнадцать лин. Главный начальник войск Саваш и ещё семеро гиньских военачальников пали в сражении. Более восемнадцати тысяч гиньцев попали в плен. Половину из них И-Лунг приказал казнить, а наиболее крепких и сильных продать в рабство на рудники.

Сам гиньский князь, благодаря самоотверженности его телохранителей, задержавших погоню, сумел бежать с поля сражения. Он гнал своего скакуна до самого берега Чулбы. Очутившись на другом берегу, Аньло приказал сжечь все лодки и суда, дабы имперцы не могли переправиться через реку. После чего князь спешно направился в Гинь-Су.