Под "крылом" Феникса

Глава 3

Чиновник приказа правителя Аланя, ведающий набором и наймом добровольцев в сабраки полевых войск Империи Феникса, располагался на небольшой площади слева от городских ворот. Над возвышением, где он сидел, был натянут широкий полотняный навес, защищавший от палящих лучей солнца. Ниже, у подножия деревянного помоста на ковриках располагались трое писцов имперского казначейства.

Тайчи Шибэр, покосившись на лениво развалившегося, разморённого жарой, чиновника, недовольно скрипнул зубами. Поступившим ему месяц назад указом И-Лунга, ставшего лингархом империи, ему было поручено набрать в округах Северо-Восточного удела сабрак пехоты и одну хоругвь конницы для Панченского лагеря.

И вот пошла уже вторая седмица, как он не может собрать людей, хотя казначейство нынче небывало расщедрилось и отпустило довольно большие деньги на жалование и вербовку.

Стрелков удалось набрать сравнительно легко, а вот в щитоносцы или копейщики местные жители записываться не спешили. Сейчас у него в сабраке лишь полная тагма стрелков, триста десять копейщиков и пятьсот шестьдесят восемь щитоносцев.

С всадниками для конницы дела обстояли совсем плохо. Только у восьмидесяти трёх кливутов, из двухсот сорока восьми, явившихся на службу, было оружие и строевые кони. Остальные, словно в насмешку, явились на смотр на древних одрах, и кое-как вооруженные чем попало.

Вот уже шестьдесят лет в этих местах не проводились наборы в армию империи. Разжиревшие и обленившиеся местные землевладельцы-кливуты не очень-то стремились бросить эти благодатные долины, чтобы отправиться в поход или служить на границе. Естественно, будь у Шибэра поместья в здешних местах, он бы тоже предпочёл остаться здесь, чем изнемогать от жажды в степях и пустынях, или рисковать головой в кровавых схватках с тайгетами на западной границе, где шла постоянная война. Но, увы…

Вчера ему пришлось поставить у всех ворот города глашатаев объявивших, что желающие могут наняться в сабраки империи, несмотря на их происхождение и вероисповедание. И вот теперь, он и двое его тагрмархов проводят отбор добровольцев на службу, а трое писцов казначейства оформляли поступивших под знамя Феникса.

Являя собой образец выносливости, тайчи торчал на солнцепёке с самого утра. Впрочем, ему было не привыкать. За всё время Шибэру и его подчинённым удалось отобрать десяток достаточно крепких кулбусов, четырёх синпо и пятерых тайгетов, когда к помосту приблизились двое, судя по всему, из наёмных охранников какого-то купца. Их вооружение и точные скупые движения выдавали в них грозных бойцов.

Опытный тайчи понял это сразу, едва он только бросил на них свой взгляд. Неспроста за этими двумя, держась в нескольких шагах позади, следовал простоватый горожанин из ченжеров-полукровок, так похожий на одного из соглядатаев Тайной Стражи. Таких, как эти двое, вряд ли оставили в городе без присмотра.

Хотя оба воина были одеты как тайгетские наёмники, но только старший из них оказался тайгетом. Второй был поджарым молодым человеком с жёлтыми как у кошки глазами, каких Шибэр ещё ни разу в жизни не видел. Тайчи понравились крепкие фигуры и уверенные взгляды подошедших.

– Эй! Вы кто такие?

– Мы прибыли в этот благословенный богами город с караваном почтенного купца Юешэ. Я тайгет, а он из племени дальних мелаиров, что живут за пустыней Ками.– Пожилой наёмник слегка наклонил голову.

– Вы воины?

– Можешь испытать нас, благородный господин, если захочешь. Мы оба умеем владеть мечом и копьём. Кроме того, я неплохо справляюсь с пращой, а мой товарищ с луком.

Тайчи Шибэр разглядывал обоих наёмников, словно лошадей на базаре. Его намётанный глаз разглядел потёртые рукояти клинков. Видать их хозяевам частенько приходилось хвататься за оружие. Впрочем, даже если они обыкновенные убийцы, то ему наплевать.

– Ладно. Что привело вас сюда? Ведь насколько я знаю, купцы платят больше, чем казна.

– Видишь ли, благородный господин, хорошо платит тот, кто в нас нуждается. Здесь, во внутренних землях империи купцы ценят наши услуги не так высоко, как те, что торгуют в Пограничье или ходят с караванами на Закат в Вечерние страны. Поэтому мы и остались без работы.

– Хорошо. Я принимаю вас в свой сабрак щитоносцами. Плата: треть ютера в месяц и жратва за казённый счёт. Если будете верно служить и сумеете отличиться, то переведу в копейщики. Там жалованье в пол ютера.

– Мы неплохие наездники. Особенно мой друг.

– О коннице не может быть и речи. Эту честь следует заслужить. Ступайте.

Ленивым движением руки тайчи направил их в сторону одного из писцов. Тот развернул перед ними два небольших пергамента, на которых ченжерскими рунирами были записаны условия службы. Он быстрой скороговоркой зачитал им текст, и, приложив свои испачканные в чернилах большие пальцы правой руки к пергаменту, они стали воинами Империи Феникса.

Кендаг с Джучибером присоединились к кучке таких же новобранцев и наёмников, собравшихся за помостом. Тайгет краем глаза отметил, что как только они завербовались, человек, следовавший за ними от городских ворот, утратил к ним всякий интерес и двинулся прочь в сторону предместья. Он облегчённо вздохнул. Вот если бы тот пошёл в город, то было бы худо.

Заметив Кендага, к нему подошли двое его земляков. Начались обычные в таком случае разговоры. Не очень-то хорошо понимавший тайгетский язык Джучибер держался в стороне, то рассматривая городские укрепления, то разглядывая прохожих. Этот город был самым большим из тех, что ему до сих пор доводилось видеть.

Едва солнце перевалило полуденную черту, как их повели в габарию, где размешались казармы войск местного гарнизона. Габария располагалась в самом городе, отделённая от него высокой стеной из необожженного кирпича. Внутри находилась обширная прямоугольная площадь, мощённая булыжником и каменными плитами. С каждой стороны возвышалось по две двухъярусных каменных казармы, а противоположную от ворот сторону площади замыкало здание войскового Приказа, увенчанное высокой сторожевой башней.

Всего в крепости обычно помещалось до семи тысяч человек местных войск, но сейчас здесь было от силы четыре. Два неполных пехотных сабрака и две хоругви конницы несли охранную службу в Алане. Остальные были ратниками городской стражи, судебными приставами и воинскими послушниками Братства Богини. Последние были представлены отдельной тагмой, состоявшей из четырёхсот пятидесяти воинов.

Набранных наёмников и добровольцев отвели в первую слева от ворот казарму, где формировалось новое подразделение. Ченжерские сабраки состояли из трёх тагм по пятьсот десять строевых воинов в каждой.

Пока они шли к крепости, Кендаг объяснил Джучиберу, что они попали в тагму щитоносцев, которых ченжеры выдвигают в первый ряд, где больше всего несут потери, ибо на них приходится основной удар противника. Затем, во втором ряду сабрака находились копейщики, вооружённые длинными совнями, которые, собственно, и вели рукопашный бой, прикрываемые щитоносцами.

И, наконец, воинами третьего ряда были стрелки с двойными самострелами. Они буквально засыпали своими болтами любого противника, зачастую выигрывая битву до того, как наступит рукопашный бой. Кендаг, в молодости участвовавший в битве при Кампо, рассказал Джучиберу, что большая часть тайгетских воинов даже не смогла добраться до передних рядов ченжеров. Их всех расстреляли из самострелов.

Они едва успели разместить свои пожитки, как десятники и ментархи погнали их на построение, после чего рыхлый строй новобранцев отправился на оружейный склад. Там им подобрали низкие чешуйчатые шлемы с нащёчниками и наносниками для защиты лица. Каждый получил в своё распоряжение большой, окованный по краям, овальный сужающийся к низу щит с бронзовым умбоном в середине, и пехотную совню на коротком, всего лишь в рост человека, бамбуковом древке.

Джучибер с любопытством осматривал полученное оружие и доспехи. Совня представляла собой копье, с длинным слегка изогнутым однолезвийным наконечником, которым можно было одинаково колоть и рубить. Примерно чуть выше середины древка находилась оплётка из кожи. Позднее Кендаг объяснил ему, что если держать руку под оплёткой, то совней очень удобно пользоваться как коротким копьём. Если же боец хотел действовать ей как мечом, то он брался за укреплённую кожаными ремешками часть древка.

Кораценовый шлем, по его мнению, был гораздо хуже, чем тот, который он оставил в Барге, а щит, хотя и закрывал тело от подбородка до колен, был тяжёл и неудобен.

Кендаг долго и упорно беседовал с начальником склада, пожилым одноруким ветераном, и за последние четыре золотых ютера купил право взять в долг две тайгетские кольчуги вместо положенных им чешуйчатых панцирей.

Всего их с коттером долг составил восемьдесят четыре ютера с условием, что каждый из них в случае гибели другого берёт на себя часть долга покойного. Казначей сабрака, которого позвали в свидетели залога, согласился удерживать половину их жалования в счёт оплаты до тех пор, пока они не погасят долг за кольчуги.

После этого они вернулись обратно в казарму, которая отныне становилась их домом. Джучиберу, выросшему среди простора вольной степи, больше всего не понравилось то, что приходилось спать в каменном здании. Ему казалось, что массивные стены и потолок давили на него. Поэтому несмотря на все уговоры Кендага, первую ночь он провёл в коридоре возле выхода из казармы. Впрочем, остальные устраивались, кто как мог.

На завтрак и обед давали фасолевую похлёбку или ячменную кашу, ужина как такового не было, ибо считалось, что есть на ночь вредно. Кроме того, каждый день им выдавали по три рисовые лепёшки. Мясо, вино, сыр и другие продукты можно было приобрести у торговцев, которых по утрам впускали на один час к зданию войскового Приказа. Каждый десятый день воинов отпускали в город, правда на новобранцев эта привилегия не распространялась.

Джучибер и Кендаг прожили в казарме, которая постепенно наполнялась новенькими, четыре дня. На пятый день сотники и тагмархи выгнали всех на площадь и построили в колонны. Командиры быстро доложили тайчи сабрака Шибэру о готовности к походу и ворота крепости с протяжным скрипом распахнулись перед ними.

Впереди шла хоругвь кливутов, а за ней, грохоча щитами и бряцая бронёй, тянулась железная змея пехоты, над которой блистал стальной лес совней. Всего тысяча восемьсот тридцать пеших и конных воинов. Следом за войском катился обоз, после которого шла отдельная сотня бойцов, набранная из послушников Братства Богини.

Они быстро миновали городские предместья и пригороды. Широкая, выложенная каменными плитами и брусчаткой, дорога тянулась на закат в сторону невысоких Тыйских гор. Войско шло по дороге среди возделанных полей и ухоженных садов. Здесь, трудолюбивые кулбусы, выращивали просо, рис и овёс. Иногда попадались поля, засеянные ячменём. С огородов, горожане и местные землевладельцы-кливуты получали морковь, свёклу, знаменитую аланьскую капусту и другие овощи.

Ченжеры позволяли кулбусам забирать десятую часть всего урожая или возделывать для себя крохотный клочок поля. По замыслу чиновников и землевладельцев это должно было привязать кулбусов к месту и сделать побеги менее соблазнительными. Хотя, сказать по правде, бежать было некуда.

Каждую весну большинство кулбусов на себе распахивали поля, ибо волы были дороги, и не каждый земледелец мог позволить себе платить подать за их использование. Летом они пропалывали всходы, таскали воду для поливки, оберегали посевы от птиц и зверей.

Это был тяжкий труд. Рукоять мотыги не должна была превышать двух локтей в длину, а ширина бронзового или медного рубила не более ладони. Отступление от установленного размера хоть на палец, выдавало преступный замысел обзавестись оружием, и каралось прилюдным сажанием на кол или сожжением заживо.

На зиму кулбусы оставались в своих обмазанных глиной тростниковых хижинах и фанзах. Впрочем, зимы здесь были относительно мягкие, и от холода умирали считанные единицы.

Иногда недовольный плохой работой землевладелец вешал или распинал кого-нибудь из кулбусов на высоком столбе среди полей. Тело запрещалось снимать под страхом жестокого наказания – оно должно было упасть само. Это делалось для назидания остальным.

Застигнутые проходящим войском земледельцы становились на колени и, накрест прижав руки к груди, склоняли головы, предварительно сняв с них свои соломенные шляпы. Чёрные головы кулбусов торчали, среди колосящихся злаков, словно разбросанные по полям камни.

Несмотря на все объяснения Кендага Джучибер никак не мог взять в толк, почему кулбусы не восстанут и не перебьют своих мучителей. В его глазах смерть в бою была куда легче и почётней, вместо такого мучительного и жалкого существования.

На ночлег войско остановилось у одного богатого поместья. Вдоль дороги были расставлены лёгкие палатки, часть воинов ночевала в сараях и амбарах или под открытым небом. Само имение местного кливута занял тайчи Шибэр с тремя своими тагмархами. Сотники и ментархи оставались вместе с ратниками, следя за порядком.

Едва рассвело, как была дана команда сворачивать лагерь и строиться на дороге. Наскоро проглатывая скудный завтрак, воины спешили занять своё место в строю. Кендаг с некоторым удивлением заметил, что Джучибер довольно сносно ходит в строю и даже ухитряется попадать в ногу с идущими рядом. Н-да, похоже, что этот степняк умеет не только ездить на лошадях.

Ему было невдомёк, что коттеры во многом отличались от остальных своих степных сородичей. Если для Кендага переход отличался утомительным однообразием, то любопытному Джучиберу не приходилось скучать. Он то и дело вертел головой, рассматривая местность и селения, через которые они проходили.

Лишь однажды ему пришлось впасть в задумчивость и испытать некоторое беспокойство. Это произошло, когда они встретили на своём пути несколько повозок местных торговцев. Повозки стояли на обочине, пропуская идущее по дороге войско. Поравнявшись с ними, Джучибер как обычно постарался разглядеть – нет ли чего необычного?

И тут его взгляд нечаянно встретился с взглядом одного из двух возниц, сидевшего на облучке последней повозки. Нижняя часть лица возницы была закрыта чёрным платком, оставляя открытыми только глаза и лоб. Но едва их взгляды соприкоснулись, как Джучибера моментально бросило в жар от охватившего его волнения. Коттер узнал бы эти глаза из тысячи тысяч других. Он готов был поклясться Далха-Котом – это были глаза той разбойницы, с которой он схватился в Пограничье во время нападения на караван Юешэ!

Судя по ответному взгляду, в котором сквозило искреннее недоумение, та тоже была ошарашена этой неожиданной встречей. Будучи не в силах отвести свой взгляд от неё Джучибер невольно сбился с шага.

– Эй, ты смотри себе под ноги.

Сильный тычок в спину отрезвил его. Джучибер чуть ускорил шаг, подстраиваясь под соседей по строю. Он ещё дважды обернулся, чтобы посмотреть на странного возницу. Вскоре повозки заслонили идущие позади ратники, и они скрылись из виду.

– Чего ты там увидел такого? – поинтересовался у него идущий рядом Кендаг. Но Джучибер не ответил. Весь вечер он молчал, про себя вспоминая сегодняшнюю встречу. Надо же, как судила Рысь-Прародительница. Значит не зря тогда, во время схватки он пощадил её, а теперь встретил здесь на далёкой чужбине. Видимо это было неспроста.

На шестой день похода, когда дорога повернула наверх к перевалам, они остановились на короткую днёвку среди роскошных садов. Большинство воинов их тагмы бросились собирать ещё не совсем зрелые персики и абрикосы.

Джучибер, привлечённый тем, что делают остальные, из любопытства сорвал несколько невиданных им доселе плодов. Рассматривая, он поднёс их к лицу. Незнакомый запах приятно щекотал ноздри.

Кендаг, уплетавший ячменную кашу, заметил, что коттер собирается попробовать никогда не виденные им фрукты. Резким движением ладони, он выбил из рук Джучибера абрикос.

– Ты что – он же незрелый. Выбрось их и запомни, не всё, то можно совать в рот, что хорошо пахнет.

– А как же они,– коттер показал рукой на остальных, уплетавших ещё зелёные плоды.

– Ты слушай его, парень. Твой приятель говорит дело,– заметил пожилой наёмник из тайгетов, сидевший рядом с Кендагом.

Джучибер, недовольный тем, что тайгет помешал ему, уступил. Весь день он не разговаривал с Кендагом, но потом признал правоту своего старшего товарища. Вечером, когда встали на ночёвку, большинство воинов не могли спать – их пробил жесточайший понос. Вместо отдыха они, словно птицы, усеяли придорожную канаву. Задницы ратников ровными рядами белели в темноте.

– Если бы не я, то ты тоже был бы с ними,– самодовольно заявил коттеру Кендаг. Тот ему ничего не ответил. Затем, лукаво усмехаясь, тайгет принялся укладываться спать.

Издаваемые облегчающимися людьми звуки и их надрывные стоны не давали остальным уснуть до полуночи, пока раздражённый всем этим тайчи Шибэр не приказал им отойти подальше от стоянки.

– Говнюки! – одним словом выразил свои чувства тайчи, глядя на испытывающих муки новобранцев. Утром он, как ни в чём небывало, велел продолжать поход, только на это раз конница шла позади пехоты. Лунчир, командующий хоругвью, получил приказ, чтобы его всадники плетьми и тупыми концами совен подгоняли отставших воинов, которые по выражению тайчи Шибэра были «слишком утомлены ночным бдением».

На семнадцатый день утомительного марша показались стены и башни панченской крепости. Панчен был расположен на огромной покатой равнине, тянувшейся с севера на юг вдоль западных склонов хребта Тыйских гор. Многочисленные ручьи, сбегая с невысоких, поросших лесом вершин, образовывали две реки, которые, извиваясь, текли по равнине. Меньшая из них, под названием Гиньдук, протекала через Панчен устремляя своё течение на полдень к водам великой реки Чулбы.

Последняя брала своё начало среди несколько мелких речек, текущих с вершин западного водораздела, а после слияния с Гиньдуком величаво катила свои воды посреди равнины к полудню. Там, где кончались Тыйские горы, река поворачивала на встречь солнца и наконец впадала в море.

Вокруг Панчена на расстоянии десяти лин от города были расположены рудники и каменоломни, где десятки тысяч рабов и рудокопов добывали, строительный камень, известняк и уголь. Вдоль реки были установлены многочисленные мельницы и водяные колёса, которые гнали воду вверх к рудникам. В небо над городом подымались столбы дыма от множества плавилен.

Если Алань был житницей Ченжера, то Панчен, кроме того, был ещё и кузницей Империи Феникса. Здесь отливали и ковали железо, медь и бронзу, изготовляли стекло и бумагу, лепили гончарные изделия. Большая часть сооружений и построек в Панчене была возведена кулбусскими мастерами, которых ченжеры по завершении строительства, удавили, дабы секреты их мастерства не могли попасть в руки чужеземцев.

Во всех дворах и зданиях Панчена кипела работа. Мастера-оружейники со своими помощниками, выбиваясь из последних сил, ковали и точили лезвия совен и чимканов, острили наконечники стрел и самострельных болтов. Кузнецы изготовляли щиты и панцири, подковы и гвозди, ободья для колесниц-вайранов, стремена и сбрую для всадников. Местные кулбусы и полукровки, свободные от работы на полях, также не сидели без дела. Те же руки, что недавно держали мотыги, кетмени и серпы, сейчас шили кожаные кафтаны и пояса, набивали конским волосом стёганую основу доспехов и подшлемников.

Большинство изделий, по сравнению со столичными ремесленниками, было сделано просто и безыскусно, без особых затей, но среди них попадались вещи, отличного качества, поистине стоящие больших денег.

Жены кулбусов и рабыни местных землевладельцев, не покладая рук, заготавливали впрок соленья и сыры. Мельники и пекари старались заготовить побольше муки на выпечку будущих хлебов. Суконщики и швеи шили одежду для имперских ратников и воинов-послушников Братства богини Уранами. Хозяева постоялых дворов, которые в основном пустовали в летние месяцы, когда войска уходили в поле или на границу, готовились к приёму «гостей» из панченского лагеря. Златокузнецы и их подмастерья, изготовляли незатейливые украшения, которые были призваны выманить золото, серебро и драгоценные камни, попавшие в руки имперских воинов в качестве военной добычи. В основном это были кольца, шейные цепочки и браслеты.

Сам лагерь был расположен на расстоянии одного лина от Панчена. Там проходили обучение и вооружались вновь набранные добровольцы и наёмники имперской армии. Здесь же находился отдельный корпус конных войск, готовый выступить на помощь любой из армий, находящихся в уделах Заката или Полудня.

Лагерь представлял собой неправильной формы четырёхугольник примерно три лина в длину и два лина в ширину. Выходящая на восход солнца сторона лагеря, расположенного на равнине, примыкала к реке, за которой, ближе к горам, находился сам Панчен и окружающие его пригороды.

Всё расположение войск было окружено рвом и валом, поверх которого шёл частокол. Через каждые две сотни шагов на валу были установлены высокие деревянные сторожевые башни. В лагерь вели шесть широких ворот, двое из которых выходили к реке в сторону города.

Колонна новобранцев, среди которых находились Кендаг и Джучибер, переправившись через Гиньдук по каменному мосту, вошла в лагерь через полуночные ворота.

Тайчи Шибэр оставив своих подопечных стоять на широкой площади посреди лагеря, направился в здание местного войскового Приказа, дабы решить их судьбу. Либо из них образуют новый полк, либо пополнят «старые» подразделения до надлежащей численности.

Несмотря на выволочку, полученную от начальника Панченского корпуса за опоздание в несколько дней, тайчи вернулся довольным. Из новобранцев было решено создать отдельный сабрак, приписав его ко Второму габару имперских войск[1].

Новое подразделение оставалось под командованием Шибэра. Лишь послушники и воины Братства Богини да всадники-кливуты отправились на пополнение других частей. Ратники, оставшиеся под командой Шибэра, двинулись к месту своего постоянного расположения в западную часть лагеря.

Теперь, находясь на службе под знаменем Феникса, Кендаг не боялся, что кто-нибудь узнает его среди остальных тайгетских наёмников. Он знал, что Тайные Стражи не догадаются искать его в самом центре Ченжера. Да к тому же военные не питали особой любви к ищейкам. Значит, им с Джучибером следовало лишь выжидать момента, когда можно будет покинуть «гостеприимные» земли Империи Феникса.

Ни Кендаг, ни Джучибер не подозревали, что задуманному не суждено сбыться, а вихрь событий подхватит их и погонит по дороге жизни, словно осенний ветер гонит сухие опавшие листья.

[1]Габар – высшее войсковое подразделение ченжерской пехоты, состоящее из четырёх сабраков. Всего габар насчитывает 6 120 строевых воинов.