Под "крылом" Феникса

Глава 7

Тармулан покинула поместье Зика Заточки почти сразу же после того, как ей удалось вырваться из лап преподобного брата Мозерса и его подручных. Благо ченжеры заседлали коней и навьючили все необходимые припасы, включая добычу, взятую ими у местных обитателей. Оставаться здесь было опасно, раз уж шестипалые добрались сюда. Да и мало ли кто может пожаловать следом за последователями Братства Богини?

Сначала она не знала, куда ей направиться и потому просто ехала по дороге, стремясь оказаться подальше отсюда. Однако ей вскоре повстречалась развилка и Тармулан была вынуждена остановиться, чтобы решить – в какую сторону направиться дальше?

Просёлок расходился в две разные стороны. Первый путь вёл на юг, к большой имперской дороге, ведущей в Дацинь, а второй уходил на запад – к городу Луншунь. Рассудив, что в столице империи ей делать было нечего, Тармулан направила свою лошадь в сторону Луншуня. Оттуда, как она знала, начинался путь в Чжипань и далее в столицу Закатного удела – Фусинь, откуда до родного Тайгетара рукой подать.

И ещё. В Луншуне она надеялась встретиться с неким Кораюлом – бывшим некогда кливутом, а ныне предводителем самой известной воровской шайки во всей Империи Феникса, которая вот уже целых четыре года не давала покоя богатым купцам и мирным обывателям.

Кораюл был настоящим чистокровным ченжером, к тому же он происходил из благородной семьи. Но в отличие от своих соплеменников, он не придавал никакого значения – какому роду-племени принадлежал человек. Ему было без разницы, что ченжер, что тайгет или кулбус. Для своих жертв он не делал никаких исключений, одинаково обкрадывая и грабя как шестипалых, так и тех, у кого на руках было всего пять пальцев.

Впрочем, он знал свои возможности и старался не трогать сильных мира сего и тех, кто мог дать жёсткий отпор. Что же касается всего остального, то для Кораюла на свете не было ничего святого, кроме собственной выгоды. Гнева богов он также не боялся. Как-то раз он умудрился ограбить казну одного из храмов богини Уранами, после чего его, как вора и святотатца приговорили к смерти. Кстати, за голову Кораюла обещали неплохое вознаграждение – целую сотню ютеров за живого или полсотни за мёртвого.

Обо всём этом Тармулан было хорошо известно, но, несмотря на все недостатки Кораюл, это был единственный ченжер, которому она могла хоть немного доверять. Именно знакомство с ним позволяло Тармулан пользоваться помощью людей, промышлявших всякими тёмными делишками. От него же она получила искусно подделанную подорожную тамгу, позволявшую ей путешествовать без помех по различным округам и уездам Империи Феникса.

За предводителем воров по-прежнему числился кое-какой должок, и потому Тармулан рассчитывала получить от него помощь. Правда, к такому человеку как Кораюл не стоило являться с пустыми руками, однако она надеялась на содержимое мешков, собранных в дорогу жрецами и послушниками Братства Богини.

Дорога, по которой ехала Тармулан, была пустынной. Лишь к полудню впереди послышалось щёлканье бичей, надсадный скрип колёс и крики погонщиков. Это земледельцы везли собранный на полях урожай. Услышав их, Тармулан свернула с дороги и укрылась за росшими вдоль неё вязами. Негоже, чтобы кто-нибудь видел её в этих местах. Мало ли что…

К тому же у неё был двойной самострел, а его не очень-то удобно прятать от посторонних глаз. Ну, а тайгетка, разъезжающая по Ченжеру с двойным самострелом, это всё равно, что притягивающее взор пятно грязи на белоснежном плаще столичного щёголя.

Пропустив обоз, она поехала дальше. К вечеру Тармулан добралась до большого села. У самой околицы она заметила виселицу с четырьмя качавшимися на ней телами. Судя по кружившему рядом с ней воронью, они были повешены совсем недавно. Видно, местный землевладелец-кливут крепко следил за порядком в своих владениях и сурово наказывал провинившихся.

Тармулан поняла, что едва она въедет в село, как кто-нибудь из жителей тут же донесёт хозяину о появлении непрошенной гостьи. Поэтому заезжать в село Тармулан не стала, решив расположиться на ночлег в одном из садов, окружавших селение. Сейчас, когда весь урожай был давно собран, там никого не было, кроме печально шелестящих пожелтевшей листвой деревьев.

Забравшись подальше в самую чащу персикового сада, она стреножила обоих коней, но рассёдлывать их не стала. Лишь немного ослабила подпруги. Достав из мешка несколько лепёшек, Тармулан скормила их лошадям. Из-за отсутствия водопоя ей пришлось поить коней из кожаной торбы, куда она перелила воду из бурдюка.

Закончив с лошадьми, Тармулан принялась за еду. Усевшись под старым персиком, она стала разбирать дорожные мешки. Кроме просяных лепёшек и сыра в тороках у ченжеров нашлось несколько кусков говядины и изрядный шмат сала, обёрнутый в тонкую рисовую бумагу. Тут же обнаружилась небольшая фляжка с красным сливовым вином. Да-а, преподобные братья не плохо затарились перед дальней дорогой.

Покончив с ужином, Тармулан принялась устраиваться на ночлег. Разложив на земле жреческий плащ, она улеглась на него, сунув под голову одну из сумок. Сверху Тармулан укрылась дорожной накидкой. Взведённый самострел и меч лежали у неё под рукой. Помолившись Мизирту на сон грядущий, она закрыла глаза и заснула.

Вернее, постаралась заснуть, ибо сон долго не приходил к ней. Перед её глазами то и дело всплывали искажённые отчаянием лица погибших в поместье кулбусов. Сменяя друг друга, они постепенно таяли, пропадая в бездонной черноте. Потом Тармулан привиделось, что она бежит по каким-то тёмным коридорам и переходам, а за ней следует нечто.

Это нечто гналось за ней, пытаясь настичь. Она, отчего-то боялась его, но никак не могла понять почему. И почему-то никак не могла убежать от него. Её силы иссякали, и приближающийся топот преследователя всё сильнее отдавался у неё в ушах. Но вот он настиг её, и тогда она в ужасе обернулась…

Перед широко раскрытыми глазами Тармулан неподвижно застыли чернеющие в скупом лунном свете стволы и ветви деревьев. Сама она сидела на плаще, тяжко дыша, так словно ей довелось пробежать в гору несколько лин.

Поняв, что это был только сон, она успокоилась, утёрла выступившие на лбу капли пота и с облегчением откинулась назад. Тармулан посмотрела на смирно стоявших с опущенными головами лошадей. Глядя на них, она подумала: любопытно, могут ли они видеть сны и если могут, то что тогда им снится?

Хотя теперь ей больше спать не хотелось, она всё же задремала, проведя остаток ночи, привалившись спиной к стволу дерева и держа руку на рукояти меча.

Тармулан проснулась, когда на небе заиграли первые проблески зари. Ёжась от холода, она натянула на себя накидку. Наскоро перекусив, Тармулан принялась собираться в путь. Подтянув подпруги, она вновь приторочила к сёдлам мешки. Меч она скрыла под широкой полой накидки, а самострел, как бы ей этого не хотелось, пришлось замотать в плащ и прицепить к седлу заводной лошади.

Тармулан ещё затемно миновала окрестности села, а когда рассвело, то она уже вновь ехала по просёлку, на этот раз не особенно-то и скрываясь. Сначала вокруг было пустынно, но где-то через час навстречу ей попалась арба, сопровождаемая двумя кулбусами. Завидев всадницу, те стянули с голов свои соломенные шляпы и поспешно опустились на колени.

Потом ей повстречалась большая крытая повозка с войлочным верхом. На облучке, погоняя пару медленно бредущих волов, восседал ченжер, а рядом с повозкой шли четверо кулбусов с кетменями на плечах. Склонив головы, они посторонились к обочине, пропуская Тармулан, а возница, поравнявшись с ней, подозрительно зыркнул глазами в её сторону.

Распознав в ней тайгетку, он больше не бросал на неё взглядов, но как бы предупреждая, многозначительно поправил висевший у него на поясе длинный кинжал, после чего вновь принялся ободрять волов длинной палкой. Тармулан с равнодушным видом проехала мимо.

С каждым лином движение становилось всё оживлённее. Ей всё чаще стали встречаться не только арбы и повозки, но и пешеходы. Деревья, растущие вдоль дороги, постепенно отступали в стороны.

Конец просёлка, по которому ехала Тармулан, выходил на широкую имперскую дорогу. Прежде чем выехать на неё, она остановилась, раздумывая, стоит ли ей покинуть седло или продолжить дальнейший путь верхом. Дело в том, что на конях по дорогам Империи Феникса передвигались в основном гонцы и благородные кливуты. Все остальные ездили в повозках или топали пешком. Не то, чтобы всадники здесь были редкостью, но слишком уж они заметны.

У обочины Тармулан заметила старика-кулбуса, в шляпе и в накинутом поверх холщовой туники коротком плаще, катившего перед собой нагруженную всякой всячиной тележку.

– Эй, ты, поди сюда,– властно окликнула его Тармулан.

Приблизившись, тот снял свою широкополую шляпу и поклонился незнакомой всаднице, но на колени перед ней падать не стал. Так мог поступить только вольноотпущенник или доверенный слуга «сильного» господина из полукровок. Большие округлые глаза старика, настороженно смотревшие на Тармулан, подтверждали, что в его жилах течёт толика крови ченжеров.

– Да хранит тебя мудрость Чомбе, благородная госпожа. Чем я, бедный лудильщик, могу быть тебе полезен?

– Скажи, как далеко отсюда до ближайшей заставы. Я еду в Луншунь и хотела бы сменить лошадей.

– Сожалею, госпожа, но отсюда до самого Луншуня нет никаких застав. Если же вам надо сменить лошадей, то в трёх линах отсюда находится постоялый двор, попробуйте спросить у тамошнего хозяина.

– Хорошо, ступай.

Старик вновь поклонился, надел шляпу и двинулся дальше, а Тармулан, подобрав покороче повод заводной лошади, тронулась вперёд. Она решила, что раз уж впереди не было никаких застав, то будет лучше ехать верхом. Ну, а если кто и прицепится к ней, то она сможет, либо ускакать, либо отбиться. Хотя затевать драку на глазах у многочисленных свидетелей было крайне нежелательно.

Расчёт Тармулан полностью оправдался. К вечеру безо всяких помех она доехала почти до самых предместий Луншуня, хотя и опоздала к закрытию городских ворот. Как назло, к этому времени небо затянуло тучами, и стал накрапывать дождик, вынудив Тармулан искать пристанище на ночь.

На постоялый двор она не пошла. Вместо этого она нашла стоявшую на отшибе одинокую хижину и попросилась переночевать. Хозяйка, одинокая вдова-кулбуска с тремя детьми, за пару медяков предоставила в её распоряжение пустой сарай и дала немного сена для лошадей. Ещё, чтобы не сидеть в темноте, Тармулан выпросила у неё масляную лампу.

Расположившись, Тармулан поужинала и решила, как следует изучить все свои пожитки, да заодно подсчитать, сколько у неё денег. Разбирая доставшуюся ей добычу, Тармулан вначале не обратила внимания на медную пластину, которую она забрала у брата Мозерса. Золота и серебра у неё теперь было более чем достаточно, и она даже сначала хотела выкинуть её, но потом тайгетку разобрало любопытство: зачем это ченжер таскал её с собой?

На пластине были выбиты какие-то странные знаки-руниры. Надпись шла от края пластины и, закручиваясь спиралью, заканчивалась большим знаком, расположенным в самой середине. Странно, пластина не была похожа на гадальную карту, какие используют звездочёты, иначе бы тут где-нибудь были нарисованы знаки звёзд. Больше всего эта штуковина походила на скрижаль, какие вешают в храмах у жертвенных алтарей.

Рассматривая руниры, Тармулан сначала приняла их за ченжерское письмо, но потом, внимательней приглядевшись, она поняла, что это древняя тайгетская грамота. Она была искренне удивлена. Насколько ей было известно такая письменность вот уже четыреста лет, как вышла из употребления.

Любопытствуя, она решила прочитать, что здесь написано. Однако это оказалось не так-то легко. Некоторые руниры, из которых состояла загадочная надпись, она видела впервые в жизни. Другие она некогда встречала в старинных рукописях, хранившихся в родовом замке её деда, но что они обозначают, она не знала. И лишь часть из них были знакомы ей по священным текстам тайгетских молитв. Наверняка какой-нибудь тайгетский монах или отшельник смог бы прочитать ей эту надпись, но откуда же ему было здесь взяться?

Тармулан задумалась. Она чуяла, что надпись на пластине содержит какие-то очень ценные сведения. Тот ченжерский жрец вряд ли вообще мог знать тайгетскую грамоту, а уж тем более старинную письменность, о которой забыли и сами тайгеты. Однако не зря же он держал её при себе. Значит, и ей нужно было сохранить пластину. Она решила, что как только обустроится в Луншуне, то немедленно займётся разгадкой этой тайны.