Под "крылом" Феникса

Глава 13

На третий день после известия о назначенных похоронах Лин Ту-Линга и о воздаянии ему посмертных божественных почестей, похоронное шествие, сопровождавшее его останки, двинулось из Алого дворца по дороге, ведущей к Скорбной горе, где находились усыпальницы владык Ченжера.

Почтить усопшего государя съехалось множество народу со всех концов необъятной империи. Когда погребальная колесница тронулась из Алого дворца, впереди неё и за ней шли кроме двух наследников престола, Великий шенсер, имперский казначей, верховный судья, члены Совета империи, три десятка правителей и наместников уделов и округов и столько же чиновников из имперских приказов и присутствий, обладавших правами судей. К ним присоединились все знатные люди из столицы.

Здесь также были представители всех городов империи, две хоругви Железных Ястребов из личной охраны покойного владыки, знаменосцы всех конных ченсенов и пехотных габаров, которым выпала честь сражаться под командованием знаменитого государя-полководца, и свыше двадцати тысяч ченжерских всадников-кливутов, прибывших в полном вооружении, чтобы отдать последний долг своему бывшему предводителю.

Три тысячи вольноотпущенников из числа бывших дворцовых рабов, которым покойный государь даровал свободу, шли за шествием в белоснежных одеяниях, держа в руках зажжённые факелы. Они должны были олицетворять скорбь всех народов входящих в состав Империи Феникса, но по крови не принадлежавших к ченжерам. Шли многочисленные отряды барабанщиков, литаврщиков и трубачей, сопровождаемые тысячами бритоголовых женщин в строгих скорбных одеждах. К столице приближались нескончаемые толпы людей, прибывших на похороны из разных уделов и округов Ченжера.

Среди многих также прибыл один из прославленнейших полководцев Ченжера, который ныне являлся наместником Закатного удела и начальником над войсками Панченского лагеря – князь Чже Шен.

Он происходил из знатного, но обедневшего княжеского рода Шенов, который был до того беден, что его представители даже одно время были вынуждены брать в жёны женщин из богатых кулбусских родов. Правда, после тех времён сменилось вот уже четвёртое поколение, но некоторые из знатных ченжерских семейств до сих пор презрительно именовали выходцев из дома Шенов полукровками.

В том столь неудачном походе в дикие степи князь, командуя одним из отрядов, сопровождал богоравного владыку и участвовал в знаменитой битве при Длани Света. Когда же остатки разгромленной ченжерской рати вернулись в империю, Братство Богини, дабы снять вину за поражение с самого владыки обвинило нескольких полководцев и военачальников в «небрежном отношении к своим обязанностям», что якобы повлекло поражение войск государя, который до этого не проиграл ни одного сражения. Тогда Лин Ту-Линг, чьё тело ныне везли на погребальной колеснице, ещё не окончательно пришедший в себя от постыдного бегства из степей, согласился с доводами воинствующих жрецов Братства богини Уранами.

Чже Шен был одним из тех, кого приговорили к смерти за понесённое поражение, но он сумел оправдаться перед государем и имперским Советом. Кроме того, хотя большинство из осуждённых и были поклонниками бога Синьду, за военачальников заступились жрицы-Посвящённые Феникса. Старейшая лично пришла просить богоравного государя о судьбе полководцев.

Князь Чже Шен совмещал в себе ченжерскую неукротимость с унаследованной от предков кулбусскими хитростью и коварством. Эти врождённые качества делали его для врагов опасней болотной гадюки. Он одинаково умел льстить и сражаться, лицемерить и отдавать приказы.

Зная продажность дворцовых прихлебателей, он не пожалел денег на взятки, и поэтому вместо опалы вскоре последовало быстрое возвышение. Однако мстительный князь запомнил, что именно Братство Богини потребовало его казни. Поэтому отстраненный от командования войсками князь остался при государевом дворе в Дацине, поначалу держась незаметно и не примыкая ни к одной из придворных партий.

Великий шенсер Империи Феникса – князь Туань, под давлением верховного жреца Братства Богини Динху, воспользовавшись болезнью Лин Ту-Линга, стал удалять от двора своих соперников, назначая их правителями отдалённых округов или командирами пограничных войск. Туань считал, что, удаляя их от двора, он лишает своих недругов возможности влиять на управление государством и укрепляет своё положение при больном владыке. Поэтому, к нечаянной своей радости Чже Шен получил командование над войсками в Панченском лагере.

Покинув столицу, опальный князь с рвением принялся за подготовку к осуществлению своей мести. Здесь в провинциальной глуши ему никто не мешал, и он был сам себе хозяином. В отличие от других придворных, направленных на пограничные заставы и в дальние гарнизоны, он чувствовал себя там как рыба воде.

Вскоре под предлогом проверок границ, Чже Шен выпросил и получил должность начальника над войсками нескольких округов Закатного удела. Его противники втихомолку посмеивались, считая, что теперь-то опальному полководцу будет некогда участвовать в дворцовых интригах, так как всё его время ему приходилось проводить в разъездах, проверяя состояние пограничных войск и военных запасов.

Однако Чже Шен через своего доброхота Сюманга, бывшего главой имперской Тайной Стражи, постоянно был в курсе всех столичных новостей и событий. Более того, он ежечасно вербовал себе сторонников среди тайчи, тагмархов, кливутов и рядовых ратников. Не прошло и года, как он выпросил себе право распоряжаться казёнными военными запасами зерна и табунами, предназначенными для пополнения состава конницы.

Никто и не заметил, что вся военная власть в западных землях империи, потихоньку сосредоточилась в одних руках – князя Чже Шена и его сторонников. Наконец, в довершение всего, последовало его назначение на пост правителя Закатного удела, где шла постоянная пограничная война с непокорными тайгетскими горцами.

Несмотря на то, что он лишился возможности напрямую командовать войсками Панченского лагеря, это только укрепило его положение. Здесь же, вдали от двора, Чже Шен приобрёл одного из самых ценных своих сторонников – тайчи Кастагира.

Кастагир был знаменит тем, что это именно его воины настигли Дайсана, который пал в неравном бою. Тайчи собственноручно отрубил вождю наёмников голову и доставил свой страшный трофей в Дацинь.

За этот подвиг он был осыпан при дворе милостями с ног до головы. В знак признания его заслуг пред нефритовым престолом Кастагир был назначен на пост тайчи Железных Ястребов. Но не прошло и года, как в результате одной дворцовой интриги, его лишили этого звания. Только позднее он узнал, что своему столь быстрому падению он был обязан, тому, что сыну одного из князей требовалось сделать карьеру при дворе.

Не стерпев незаслуженной обиды, Кастагир вызвал молодого князя на поединок и жестоко его изувечил. Такой поступок не остался безнаказанным, и если бы не его слава, то дело могло окончиться плахой. Поэтому Кастагира просто выслали прочь из столицы, наложив запрет на проживание на землях восточных и Срединного уделов. По этой причине убийца Дайсана пылал страшной ненавистью к столичным чиновникам и купцам, ради которых он рисковал собственной головой при подавлении мятежа и поимке Дайсана.

Опальный командир Железных Ястребов был одним из самых известных людей среди военных. В его небольшое имение стекались все обиженные и недовольные отставные вояки. Достаточно сказать, что он имел собственный пехотный сабрак составленный из безземельных ветеранов, выслуживших свой срок под знамёнами Империи Феникса. Кроме этого, Кастагир на свои средства содержал конную сотню латников, не уступавших по вооружению Железным Ястребам, и тем более превосходивших их выучке.

Став правителем Закатного удела, князь Чже Шен закрыл глаза на маленькую частную армию Кастагира, тем более что она была полностью предоставлена в его распоряжение. Располагая большими доходами от поставок в войска подчинённых ему округов, Чже Шен поручил Кастагиру навербовать две тысячи отборных конных воинов, в дополнение к тем которых они уже имели.

Преданные князю ченжерские и кулбусские купцы, страдающие от радхонского засилья в торговле, были разостланы им вести торговлю по всем дорогам, а попутно преумножать средства, извлечённые Чже Шеном из военных поставок. Сейчас, когда скончался богоравный владыка, накал борьбы между придворными партиями достиг своего пика.

Но никто из них даже не подозревал, что в толпе князей и наместников за траурной колесницей идёт человек, за которым стоит больше силы, чем даже за обоими наследниками нефритового престола и который готов развязать братоубийственную войну, лишь бы захватить власть и отомстить своим противникам.

Траурное шествие миновало уже половину пути по направлению к усыпальницам государей Ченжера, когда его ход на мгновение нарушился. Одному из возниц погребальной колесницы сделалось дурно, он потерял сознание, и его срочно заменили другим, не останавливая хода скорбной процессии. В суматохе никто не заметил маленького шипа торчащего из шеи возницы, который легко отвалился, оставив на коже лишь небольшую ранку.

Пока глаза окружающих были нацелены на невольного виновника, оскорбившего своей слабостью торжество церемонии, некто в траурной хламиде, всего лишь на мгновение смешался с толпой вельмож и владетельных князей Империи Феникса. Короткая записка быстро перекочевала из одного широкого рукава в другой.

Чже Шен шел, скорбно опустив голову и молитвенно сложа руки перед собой. Никто из окружающих не мог заподозрить, что он читал донесение преданного ему Сюманга. В записке сообщалось обо всём, что нечаянно узнал Ван-Ё из разговора Динху с одним из жрецов в храме Сонма Богов.

Сейчас князь лихорадочно соображал. Для успешного проведения переворота было необходимо заручиться хотя бы маломальской поддержкой и сочувствием среди столичных чиновников и судей. В отличие от других военных Чже Шен хорошо представлял силу имперского чиновничества, сосредоточившего в своих руках сбор податей и пошлин, а также судебные дела.

В то же время ему было известно, что наместник столичного округа – князь Жугань, скрытно поддерживает сторонников младшего юнгарха Учжуна, и, скорее всего, получает не только жалование из государственной казны, но и хорошую мзду от Братства Богини. Если тот открыто выступит на стороне партии Учжуна, то это может сильно осложнить дело.

Между тем траурное шествие с телом владыки достигло места, предназначенного для его последнего упокоения. Посреди покатой вершины Скорбной горы стояло огромное величественное изваяние Феникса, высеченное целиком из огромной глыбы красного гранита. Его высота достигала двух с половиной алдан. У подножия изваяния находился вход в усыпальницы владык Ченжера, расположенные под землёй. Сейчас вся вершина горы была превращена в один большой жертвенный алтарь.

Церемония похорон окончилась поздно вечером, когда на небе вовсю сияла взошедшая луна. Многочисленные жрецы и священнослужители остались возле гробницы почившего государя, где им предстояло провести остаток ночи в молитвах, проведении жертвоприношений богам и погребальных обрядов.

Едва завершились последние похоронные обряды, Чже Шен поспешил поочерёдно встретиться с князьями Аньчжоу и Цзуном. Первый был сановником, отвечающим за поставки продовольствия в столицу и снабжение войск Империи Феникса. Князь Цзун был Верховным судьёй. В его руках находилась немалая власть.

Чже Шен не собирался привлекать его на свою сторону, ему было достаточно того, чтобы последний хотя бы не вмешивался в ход событий. По дороге в город Чже Шену без особых помех удалось переговорить и с тем, и с другим.

С чиновниками имперских Приказов и ведомств дело обстояло сложнее. Накануне, ещё до похорон, Чже Шен напросился на ужин к князю Дугую, у которого собирался весь цвет столичного чиновничества и часть судей. Тот состроил кислую мину на своём лице, но всё же, не посмел отказать в гостеприимстве правителю Закатного удела.

Возвратившись в Дацинь, Чже Шен быстро переоделся и поспешил во дворец князя Дугуя.

Собравшиеся там вельможи с настороженностью отнеслись к появлению Чже Шена. Однако тот доказал, что умел не только командовать воинами и посылать их на смерть. Вскоре сам хозяин и большинство его гостей должны были признать, что князь Чже Шен не был обычным грубым воякой.

Князь умел поддержать беседу, поговорить о всяком разном, а не только о достоинствах оружия и построений. Он даже сумел прочитать по памяти несколько четверостиший одного известного стихотворца. Ну, а его заверения в том, что армия должна не только стоять на страже закона, но и подчиняться ему, сыскали ему всеобщее расположение.

Очарованные обхождением и сладкими речами знаменитого полководца, присутствующие расслабились. Чже Шен заводил разговор о будущем Ченжера то с одним, то с другим из гостей. Если он чувствовал, что его собеседник готов разделить с ним его взгляды, то разговор мало-помалу сворачивал в нужное ему русло.

Чже Шен умело играл на человеческих слабостях. Собеседникам было достаточно одного туманного намёка на грядущие изменения, которые должны произойти не только в империи, но и благостно отразиться на их собственной судьбе. Здесь все понимали друг друга с полуслова.

Дом князя Дугуя Чже Шен покинул, когда уже было далеко за полночь. Ночевать он отправился в Летний дворец к юнгарху И-Лунгу. После полученных сведений князь опасался, что Динху и его сторонники упредят его, и потому хотел находиться поближе к своему ставленнику.

* * *

На следующий день, после того как он сумел договориться с чиновниками имперских Приказов, И-Лунг, по совету Чже Шена, с утра пригласил к себе тайчи стоящих в столичном округе городских и полевых войск. Все семнадцать военачальников были взволнованы вызовом в Летний дворец в столь раннее время. Войдя в тронный зал дворца, они преклонили колена перед юнгархом. Тот поднялся навстречу вошедшим в зал военачальникам и жестом пригласил их сесть на отведённые для них места.

Когда все расположились согласно занимаемым званиям, Чже Шен поочерёдно представил их И-Лунгу.

Здесь присутствовали: четверо тайчи конных полков, под командованием которых находилось четыре тысячи всадников, восемь тайчи сабраков пехоты, по двое из каждого имперского удела, начальник столичных войск и трое из командиров ополчения кливутов.

– Я искренне рад приветствовать вас в своём дворце, храбрые и доблестные воины. Но я собрал здесь всех вас, чтобы не только познакомиться с вами. Как известно, вы призваны защищать империю не только от дикарей и язычников, которые осмеливаются бросать вызов могуществу Феникса, но и от тех, кто угрожает внутреннему спокойствию государства. Хочу надеяться, что все присутствующие здесь окажут мне всемерную поддержку в моих начинаниях. А сейчас я хочу знать, каковы наши силы, достаточны ли они для того, чтобы поддержать спокойствие в эти нелёгкие для империи времена?

Военачальники сначала недоумённо переглянулись между собой. Вряд ли кто из окрестных народов и государей осмелился бы бросить открытый вызов могуществу Ченжера. Однако они быстро догадались, что приглашение посетить дворец одного из наследников нефритового престола, было вызвано не угрозой извне. Речь шла о внутренних врагах.

Первым поднялся Ван-Ди – тайчи сабрака, расположенного в округе Камеха Закатного удела. Он назвал своё имя, звание и доложил, что в его сабраке четыреста сорок стрелков, четыреста копейщиков и семьсот четырнадцать щитоносцев. Гаодэ – тайчи сабрака из округа Ибаны сообщил, что он может выставить в поле четыреста семь стрелков, четыреста семьдесят шесть копейщиков и семьсот щитоносцев. Все ратники обоих тайчи прибыли вместе с ними в Дацинь на похороны владыки.

– Хочу особо отметить, что наши воины беззаветно преданы царствующему дому и тебе богоравный И-Лунг,– с поклоном добавил тайчи Ван-Ди.

В полках из трёх округов Срединного удела – Канганы, Луншуня и Чанжаня, было по четыреста стрелков и копейщиков и по семьсот щитоносцев в каждом. Ранее все три сабрака были собраны вместе и находились в столичных предместьях. Но сейчас они располагались, в одной из габарий Внешнего города.

Тайчи, прибывший из округа Юнгань располагал меньшими силами. Он привёл четыреста двадцать восемь стрелков, триста десять копейщиков и шестьсот пятьдесят щитоносцев.

Яглакар – тайчи сабрака из округа Гурцинь доложил о трёхстах тридцати стрелках, четырёх сотнях копейщиков и семьсот одном щитоносце.

В распоряжении тайчи Чжишэня из города Тинсонга, расположенном в Пограничье, находилось триста семнадцать стрелков, четыреста пятьдесят копейщиков и семьсот щитоносцев. Кроме них, в Тинсонге было двести восемь наёмников-меченосцев, набранных из тайгетов и синпо, несущих службу на речных судах. Но они остались на месте, ибо на границах было отнюдь не спокойно.

У начальника столичного гарнизона было в подчинении девятьсот восемьдесят лучников и стрелков, пятьсот сорок копейщиков, восемьсот тридцать щитоносцев и четыреста пятьдесят меченосцев, выполняющих обязанности городской стражи. Большинство меченосцев было наёмниками, набранными из племён горцев-ярали и тайгетов.

После начальника столичного гарнизона, для доклада поднялся командир Железных Ястребов – тайчи Кунгер. Его сабрак, расположенный в казармах Алого дворца, насчитывал тысячу десять тяжеловооружённых всадников.

Следом за ним встал молодой командир сабрака конных стрелков Брахир. Ему недавно исполнилось двадцать три года, и он был самым молодым из присутствующих, но Брахир уже успел завоевать себе славу опытного военачальника, участвуя в частых пограничных стычках с мелаирами и цакхарами. В сабраке под его командованием было тысяча семьдесят восемь всадников.

Трое оставшихся тайчи доложили, что у них в строю тысяча пятьдесят семь, тысяча пять и тысяча тридцать всадников соответственно. Их полки состояли из кливутов и были сосредоточены в окрестностях Дациня, вдоль дорог, ведущих в столицу империи.

Писец, сидевший позади Чже Шена, закончил записывать и подал свиток с числами князю. Тот, с поклоном, передал его в руки И-Лунга. Подсчёт показал, что все военные силы, на которые могли рассчитывать Чже Шен и И-Лунг, состояли из четырнадцати тысяч девятисот тридцати одного пехотинца и пяти тысяч ста восьмидесяти всадников. Кроме них они могли опереться на четыре тысячи наёмников и ополченцев, которых могли набрать сторонники И-Лунга из своих оруженосцев и слуг. Не так уж и много.

– Хочу поблагодарить вас за то, что, прибыв сюда, вы выказали своё уважение к тени моего покойного отца. Клянусь вам всеми богами Ченжера, что когда я займу принадлежащий мне по праву нефритовый престол, то я никогда не забуду тех, кто в это трудное для Империи Феникса время поддержал меня. Я обещаю быть таким, каким был мой покойный отец – великий Лин Ту-Линг!

Военачальники встретили слова молодого юнгарха громким гулом одобрения.

– Ну, а сейчас, вы получите предписание, заверенное самим Великим шенсером, привести своих воинов на смотр в Дацинь.– Чже Шен махнул рукой писцу. Тот подал ему несколько свитков, перевитых шнурками с концов которых свешивались большие сургучные печати.

– Эти предписания послужат вам пропуском через городские ворота столицы. Не позднее завтрашнего утра вы и ваши бойцы должны быть здесь.

После этого все получили разрешение удалиться, кроме тайчи Железных Ястребов Кунгера и начальника столичных войск, которых И-Лунг по совету Чже Шена пригласил на обед. Надо было уточнить кое-какие детали завтрашнего выступления.