Перекресток возможностей

VI: Сила возмездия

— Руки вверх, омбре! — Красное Облако навел свои верные «Роджерс и Спенсер» на бандитов, взводя большими пальцами курки, что громко щелкнуло в внезапной, наполненной пылью тишине.

— Это Маршал! — воскликнул их главарь. Никакая маска не могла скрыть голос Макса Гольдштейна, он же «Малыш Колорадо».

— Этот негодяй все это время прятался в багажном отделении!

— Верно, Малыш, — Красное Облако ободряюще подмигнул Хуа Чонг, хорошенькой новой школьной учительнице. — Вы, разбойники, ограбили свой последний паровой дилижанс — теперь ответите перед Пинкертонами Невады!

— Тед ван Рузвельт, «Громилы паровых дилижансов»

Вы когда-нибудь просыпались в темной комнате и мягкой кровати, с головной болью до самых колен?

Мои руки не двигались. Когда я вдохнул, острая боль пронзила меня от позвоночника до грудины. Я был жив, но протекал.

— Держите, — сказал первый голос, мягкий, женский. — И подавайте их в резак. Боюсь, нам придется удалить это все.

Звук скрежета, царапанья. Что бы они там ни отрезали, я надеялся, что не буду петь фальцетом после этого.

Надо мной нависла расплывчатая тень.

— Великие расплавленные мушкеты! Только посмотрите!

— Не толкай меня под локоть, Люси! — Мужской голос, и почему-то знакомый. — Ты заслоняешь Кларисce свет!

— Но она права, — сказал первый голос. — Такие грубые зубные протезы! И у него прогрессирующий гериоз — видите вздутый живот, обвисшую ткань вокруг глаз? Те немногие волосы, что у него есть, седеют!

— Радиация или старость?

— Ни то, ни другое, Эд, — это был снова первый голос, обеспокоенный. — Ты бы видел сканер — ядовитые закупорки, язвы. И артерии! Даже без этих пуль в нем, — дзинь! дзинь! — он бы протянул еще лет десять. Дзинь!

Я слышал этот звук раньше, когда наблюдал, как из заключенного извлекают картечь после ограбления винного магазина. На этот раз я бы возмутился сопутствующим разговором, но агония делала все остальное незначительным.

— Люси! Нет реакции на сомастезию. Добавь еще деление!

— Есть… Успешно?

— Мы уже на красной черте. Болеутоляющие просто не действуют.

— Какие болеутоляющие? — прохрипел я сквозь раскаленные кочерги в груди.

— Успокойся, дружище, — сказал мужской голос. — Ты будешь в порядке — правда, Кларисса?

Даже не в фокусе, он кого-то мне напоминал.

— Да, да, будешь.

— Брось, сынок, ты не лишился никаких важных частей! — Это была старуха. Она склонилась надо мной и подмигнула.

— Это х-хорошие новости… — Все, что я смог издать, — это шелестящий хрип.

— Боль…

— Я сдаюсь, — сказал прекрасный голос. — Люси, электросон — снаружи в фургоне, синий кейс под регенератором.

— Будет сделано, милая. Что-нибудь еще?

— Да, — сказал мужской голос. — Проверь «ком» еще раз. Если этот «Фронтенак» вернется, я хочу до него добраться!

— Сперва опереди меня, детка! Видишь, что осталось от моих передних окон? — Она угрожающе взмахнула огромным пистолетом. — Жаль, я не додумалась пальнуть по их котлу!

Ее голос затих, пока она уходила, бормоча себе под нос.

— И я, — ответил он вполголоса. — Кларисса, ему можно говорить… только потихоньку? Кто вы? Что все это значит?

Я попытался сфокусировать зрение. Парень был похож на меня достаточно, чтобы его могли призвать в армию вместо меня.

— Уин Беар… Лейтенант, Денвер — был такой город, в шестидесяти милях к югу. Только его нет! Взорван к… — Я остановился, тяжело дыша, борясь с иссушающей болью. — Я, в общем, из прошлого — путешественник во времени!

Он недоуменно нахмурился. Со зрением у меня было все в порядке. Я мог различить каждый волосок в его густых, очень знакомых бровях.

— Дружище, в шестидесяти милях к югу отсюда есть только Сент-Чарльз-Таун. Стоит там, ну, лет 125. До этого — одни бизоны.

Странный холодок, который я почувствовал, не имел ничего общего с пулевыми ранениями.

— Но я там родился. Там я и Тружусь в Виноградниках, раздвигая… — Меня начало рвать, я задыхался и откинулся назад, слишком измученный, чтобы закончить.

Вот и все. Я попал в ловушку, подорвался, меня расстреляли из автомата, и в довершение всего я влетел лицом в гаражную дверь. По какому-то стечению обстоятельств, не выдерживающему пристального изучения, я был жив. Но, очевидно, не все мои шарики долетели со мной. Я знал этого парня: другой Эдвард Беар. Если это не будущее, то где, черт возьми, я был?

Вернулась Люси, ее «лошадиный пистолет»[40] съежился до размеров «курносого». Кларисса кивнула ей.

Прежде чем я успел запротестовать, она ткнула мне в шею маленьким пистолетом: — Вот это должно сработать! — и нажала на курок.

ЧЕТВЕРГ, 9 ИЮЛЯ 1987

Дуло все еще холодило шею. Я повернулся. — Люси, как ты изменилась!

Надо мной стояла захватывающая дух блондинка «персик со сливками», лет тридцати, с ореховыми глазами — когда она улыбалась, уголки морщились, словно она делала это искренне, — и едва-едва вздернутым носиком. На ней был ярко-красный комбинезон с вышитым на левом плече белым крестом в круге.

Стена казалась одним огромным окном, выходящим на медово-желтый луг и фиолетовые аквилегии. Примерно в миле отсюда вечнозеленый лес подступал к предгорьям и призрачным пикам Скалистых гор. Иллюзию портила дверь в стене и перила лестницы. Телевизор? Прекрасная работа. Я почти чувствовал запах шалфея.

В остальной части комнаты находилась кровать, на которой я лежал, книжный шкаф во всю стену под парой настоящих окон — солнечный свет, верхушки деревьев — и одна из десяти самых великолепных женщин в этом мире, каким бы он ни был. Я сделал глубокий вдох, обнаружил, что боль полностью прошла, и попытался сесть.

— Держитесь, лейтенант! Вы к этому еще не совсем готовы! — Леди улыбнулась, показывая ямочки, и мягко оттолкнула меня назад. — Как вы себя чувствуете?

— Полагаю, сойдет. Это больница?

— Хотите по-настоящему заболеть? Больница, как же! Я почти верю, что вы путешественник во времени, как вы утверждали прошлой ночью.

— Что я еще говорил? Надеюсь, у меня хватило ума сделать вам пару непристойных предложений.

— Вы «Человек из Прошлого», из города, которого никогда не существовало. В остальном вы были весьма галантны, учитывая все обстоятельства.

— Жаль. Значит, это то, что в субтитрах называют «Следующее Утро». А вы…

— Кларисса Олсон, Сертифицированный Целитель — ваш Целитель, если хотите. — Снова ямочки. — Все остальное решим, когда вы встанете на ноги.

— В таком случае, думаю, я еще немного поживу. Когда я встану на ноги?

— Ну, вы заживаете довольно медленно. Вы постепенно умирали от недоедания: дефицит нитрилозидов, лецитина, аскорбиновой кислоты; дюжина дегенеративных заболеваний, о которых я только читала. Но как только это пройдет, ваши раны будут затягиваться быстрее. Послезавтра — по крайней мере, для короткой прогулки?

— Там, откуда я, пулевые ранения заживают намного дольше! Это должно быть будущее… или рай, если простите мою фамильярность.

Она снисходительно улыбнулась. — Будете упорствовать с этой историей о путешествии во времени, вам понадобится что-то посильнее, чем то, что у меня в сумке!

— Я бы не отказался от чего-нибудь покрепче, пруф этак восемьдесят[41], в высоком стакане. Забудем о путешествии во времени. Давайте поговорим о пулевых ранениях, и почему мои не оказались смертельными.

Она пересекла комнату; я с удовольствием наблюдал, как она это делает. — Вот ваше объяснение. — Две покрытые пластиком массы, переполненные измельченным волокном.

— Вот почему от вас осталось достаточно, чтобы я могла работать.

Я узнал разорванные остатки своего кевларового бронежилета. Кто-то переехал его танком, пока внутри было что-то красное и мягкое.

— Что бы это ни была за штуковина, она спасла вам жизнь.

— Она для этого и предназначена. Типа, забыл, что он на мне. Но он не был рассчитан на автоматы. Сколько раз в меня попали?

Она нахмурилась. — Я извлекла… вы действительно хотите это слышать?… ладно, пожалуй, дюжину пуль, в основном осколки. И волокна. Этот жилет был практически вшит в вас. Нам пришлось потрудиться, чтобы его срезать.

— Какое облегчение! — Я рискнул заглянуть под одеяло. — Я-то думал, вы отрезали кое-что поценнее — по крайней мере, для меня.

Она указала на гипс на моей левой руке. — У вас раздроблено запястье и сломана плечевая кость. Сама лопатка и ключица в плохом состоянии, но они заживут. Ваша правая рука — не понимаю, как они умудрились промахнуться. Вы бы видели гаражную дверь Эда!

— И окна его матери?

— Кого? Нет, Люси — Люси Кропоткина — соседка Эда. Хотя ей бы польстило. Она очень высокого мнения об Эде.

— И вы тоже, очевидно. Я ранен в самое сердце.

Не скажу, что она покраснела. Она из тех, у кого от природы румянец, кого не осмелишься привести знакомить с Отцом.

— Да. Он — настоящая причина того, что вы все еще живы. Он отогнал ваших нападавших.

— Я в тот момент был в другом месте. Хотите рассказать мне об этом?

— Что ж, — ответила она, — как раз в тот момент, когда началась стрельба, Эд был на «Телекоме». Он просидел там все утро, улаживая дела перед своим первым настоящим отпуском за многие годы…

У ОДНОГО ФРИМЕНА К. БЕРТРАМА из «Паратроникс, Лтд» была проблема: кто-то сбежал со склада компании, прихватив полтонны ценных деталей и оборудования, несмотря на дюжину лучших сотрудников «Секьюритека» и сигнализацию стоимостью в тысячи унций.

Эд, может, и не был самым известным консультирующим детективом в стране или самым высокооплачиваемым, но он явно двигался в этом направлении в возрасте, который большинство североамериканцев считали юным. Клиентов было больше, чем у него было времени, и, хотя он и работал на «Паратроникс, Лтд» раньше, и дело звучало интересно, ему пришлось немало пожонглировать расписанием, чтобы выкроить три недели отпуска. С несколькими сотнями унций на счету в «Банке и Гриле Маллиган» и новеньким кабриолетом «Неова», ожидающим в гараже, будь что будет, Эд направлялся к летнему солнцу и искусственному снегу Ледвилля, а к черту дела.

Может ли он порекомендовать другого оперативника, предложить меры по усилению безопасности? Обычно даже такой совет стоил немало. Стереоизображение Бертрама надулось, пока его нижняя губа не пригрозила выпасть прямо из экрана. Он не привык к отказам или к тому, что от его золота отказываются, но что он мог поделать? Бертрам сделал пометки и пообещал перезвонить в конце месяца.

Наконец-то разъединившись, Эд направился к гаражу, следуя за своими чемоданами.

Закрепив лыжи на приземистом маленьком корпусе, он забрался в кабину. Гаражная дверь медленно поползла вверх: в двадцатый раз за эту неделю он…

Внезапно раздался леденящий душу металлический треск. Что-то опять не так с дверью? Или со спорткрафтом? Взгляд на приборы: нет, колеса выпущены и заблокированы под расширяющейся юбкой, вентиляторы мягко работают на холостом ходу; ускорители молча ждали в своих гондолах взлетной рампы где-то вдоль Гринуэй.

Он заглушил двигатель и выбрался. Под полуоткрытой дверью к нему бежала мешковато одетая фигура, а затем с силой врезалась в медленно поднимающуюся панель. Пятна солнечного света пробили дверь, когда блестящая пунктирная линия устремилась к Эду. Окна «Неовы» разлетелись вдребезги, когда он нырнул, отбрасывая спортивный плащ, чтобы достать .375-й[42] с бедра. Тень, безликая на фоне уличного света, обмякла и упала в лужу разбрызганной крови.

Огромный паровик «Фронтенак» боком скользнул по подъездной дорожке, изрыгая пули. Эд нажал на курок. Тяжелые пули полетели в сторону паровика — пять! шесть! — и заставили замолчать его пулемет. Он щелкнул переключателем и очередями по три выстрела выпустил остаток магазина, высекая фонтаны металла и стекла из черной машины. Она неуклюже вильнула хвостом по газону и ухромала прочь.

— Смерть и Налоги! Что это было?

Появляется хрупкая на вид пожилая женщина, с дымящимся в руке «Гэббет Фэйрфакс» .50 калибра[43]. Она запахнула халат, засовывая чудовищное оружие в карман, где оно опасно повисло.

— Не имею ни малейшего понятия, Люси. — Эд сменил магазин и убрал пистолет в кобуру, осторожно приближаясь к неподвижной фигуре, лежащей в дверном проеме. — Помоги-ка. Этот парень тяжело ранен! — Он осторожно перевернул тело и посмотрел вниз. На себя.

— ВЫ БЫЛИ в ужасном состоянии, когда я приехала, — закончила Кларисса, — потеря крови, сотрясение мозга, синяки по всему телу. У вас также была волосяная трещина на большом пальце правой ноги.

Первый шанс блеснуть своим тхэквондо, и я его упустил.

Внезапно весь вчерашний день начал возвращаться, полузабытый в моем удивлении от того, что я жив.

Забавно, ты смиряешься со смертью, и почти досадно, когда она не приходит по расписанию. Я прошел через этот процесс трижды за последние двадцать четыре часа, и я знал. Кевларовый жилет может и не даст тебе пробить билет, но он не избавит тебя от энергии пули — он ее просто распределяет. Мне повезло.

Что заставило меня резко остановиться. Тот парень в коридоре лаборатории — холодный труп. У того, которого я ударил пистолетом — где мой «Смит-и-Вессон»? — будет сломана скула, возможно, пробито легкое. Другие — кто знает? Времени на подсчет скальпов не было. Один подтвержденный, неизвестное число возможных. Не в первый раз…

КАК-ТО У МЕНЯ ЗАКОНЧИЛИСЬ сигареты около 2 часов ночи, я натянул штаны поверх пижамных и побрел в один из тех маленьких круглосуточных магазинчиков с завышенными ценами и одинокими продавцами-подростками.

Только эта не была одинока — не с .25-м «автоматом», прижатым к ее виску. Он стоял поодаль, полностью вытянув руку с пистолетом, нервно пританцовывая, пока смотрел, как она запихивает мелкие купюры в мятый бумажный пакет, готовясь к смерти.

Ты коп круглосуточно. В свое личное время я носил потрепанный «Смит-и-Вессон» .45-го калибра, обпиленный до трех дюймов. Дверь была открыта, в десяти ярдах — я не осмелился подойти ближе. Я опустился на колено, уперся руками в задний угол его «Шеви» 57-го года и нажал на курок. Она кричала тридцать минут.

Когда коронер срезал чулок-маску, вместе с ним отвалилась половина головы бандита. Но его пистолет так и не выстрелил: он забыл дослать патрон в патронник.

Глупость — тяжкое преступление.

Когда мы с Эвелин только поженились, мы устраивали пикники в предгорьях, к западу от Денвера — сочно-зеленых весной, золотисто-желтых высокогорным летом и абсолютно кишащих гремучниками. Мы никогда не ходили туда без этого старого .45-го. Полагаю, я прикончил десятки этих мерзких тварей, прежде чем стал слишком старым и толстым для походов.

Многие копы служат по тридцать лет, ни разу не выстрелив в гневе, другие увольняются сразу после первого раза. Вы удивитесь, как часто. Некоторые немногие начинают получать от этого удовольствие, но мы стараемся их отсеивать — жаль, что феды не придерживаются той же политики.

Я был удивлен тем, что почувствовал: то же, что и при стрельбе по тем гремучникам. Мир стал чище, безопаснее. Ненамного, но все же. Мне это нравилось не больше, чем, скажем, мыть посуду, но я бы сделал это снова.

Я не сторонник смертной казни, бесполезного, глупого ритуала, унизительного для всех участников — кроме как на месте и в момент преступления, и желательно от рук предполагаемой жертвы.

Гремучие змеи с автоматами. Жаль, что я тоже не целился в их чертов котел.

ОБЪЯСНИТЬ КЛАРИССЕ, как я оказался в ее компетентных руках, было трудно. Я и сам толком не знал.

Я был почти уверен, что не спятил: я помнил первый дом, в котором жил, имя моей учительницы во втором классе, во что я был одет на своей свадьбе — все мелочи.

Кто-то меня преследовал, но у меня были следы этого преследования, чтобы это доказать.

Это был северный Колорадо. Из окна моей спальни на втором этаже я видел гору Хорстут, безошибочную достопримечательность Форт-Коллинза. Я мог на одном дыхании выпалить все, что случилось, с того момента, как началось расследование на Шестнадцатой и Гейлорд, до того момента, как плохие парни пришили меня на углу Жене и Табор.

Но, по словам моего фигуристого врача, сегодня был четверг, 9 июля 211 Г.С. Подумав, она добавила, что Г.С. означает Anno Liberatis.

— Это уже кое-что. Не возражаете, если я спрошу, что случилось двести одиннадцать лет назад?

Кларисса в замешательстве покачала головой. — Но как вы можете не знать? Это тогда тринадцать североамериканских колоний провозгласили свою независимость от Британского королевства. Каждый школьник знает…

— Может, мне нужно вернуться в школу. Посмотрим… 1987 минус 211… шесть, семь, семь, один — Вы правы! Четвертое июля 1776-го! Очевидно!

Она снова грустно покачала головой. — Нет, это было Второе июля — петарды, ракеты, стрельба в воздух… Ли и Адамс…

— Второе июля — что-то припоминаю. Ладно, отложим это на минуту. Теперь скажите мне, где мы: этот ваш город — просто точка на карте, там, откуда я.

Она покачала головой в третий раз. Это входило у нее в привычку.

— Уин, я помогу, чем смогу, даже если для этого придется играть в глупые игры. Лапорт — это очень даже не точка. Один из крупнейших городов Северо-Американской Конфедерации. В…

— Стоп! Конфедерации? Дайте-ка подумать — кто победил в Гражданской войне?

— Гражданской войне? — она моргнула; по крайней мере, это была смена обстановки после качания головой. — Вы же не имеете в виду эту страну, если только не считать «Восстание из-за виски»…

— Я имею в виду Войну между Штатами — тарифы и рабство, Ли и Грант, Линкольн и Джефферсон Дэвис? 1861-й по 1865-й. Линкольна убивают в конце — очень грустно.

Кларисса выглядела очень опечаленной, на ее лице было написано «систематический бред».

— Уин, я не знаю, о чем вы говорите. Во-первых, рабство было отменено в 44-м Г.С., очень мирно, благодаря Томасу Джефферсону…

— Томасу Джефферсону?

— А во-вторых, я не узнала те имена, которые вы выпалили. Кроме Джефферсона Дэвиса. Он был Президентом — нет, тогда это были бы Старые Соединенные Штаты — о, я просто не могу вспомнить! Он был не очень важным.

— Есть и «в-третьих»? Не могу выносить эту паузу.

— Ну да. Не было никакого 1865-го. Дата, которая была бы 1865-м, была… — Она посмотрела в потолок. — 89-й Г.С.

Я не сдавался. — Ладно, кто был президентом в 89-м? Это был не Авраам Линкольн — или, может, Эндрю Джонсон?

— Нет, вот теперь вы задали легкий вопрос: Лисандр Спунер, один из величайших философов, которые когда-либо жили. Я не помню дат, навскидку, но он был президентом долгое время после этого. Полагаю, единственным более важным президентом был Галлатин.

— Галлатин! Альберт Галлатин?

— Ну да — второй Президент Соединенных Штатов, и… — У меня закружилась голова. Что стало с Джоном Адамсом? Куда делись Эндрю Джонсон и Гражданская война? Что случилось с Линкольном, и кто, черт возьми, такой этот Лисандр Спунер?

— Минутку, Кларисса, я не расслышал последнее.

Она вздохнула, снова поддавшись порыву покачать головой. — Я сказала, что Альберт Галлатин также был человеком, который убил Джорджа Вашингтона.