Перекресток возможностей

V: За радугой

В утонченном обществе не то чтобы нет обычаев, их просто так много, что они взаимно аннулируются. Мерилом цивилизованности можно считать то, как долго гипотетический «Человек с Марса» может бродить вокруг, не вступая в конфликт с жандармами и не будучи сожженным на костре за нарушение какого-либо табу.

— Адмирал Р. Э. Хайнлайн[24] «Покорение Берингова пролива»

Спустя, казалось, очень долгое время, я сел на траве, и у меня все безумно поплыло внутри. Я на самом деле не терял сознания, просто был «занят». Киношники и телевизионщики неправильно понимают, что такое «быть в нокауте». В большинстве случаев от сильного удара у тебя просто проламывается череп, и ты труп. Я тряхнул головой и тут же об этом пожалел. Ну и взрыв! Целое здание исчезло без следа.

Я сидел у подножия высокой живой изгороди. Я попытался сфокусироваться, но это было все равно что вбивать гвозди-десятки[25] в мозг, так что на время я бросил эту затею. Вокруг меня сквозь пелену в теплом ветерке мягко покачивались комковатые зеленые сущности. Пятна солнечного света, мучительно яркие, освещали множество пестро разодетых фигур, их рты — темные «О» удивления или любопытства, но они были слишком расплывчатыми, в милях от меня по темному туннелю боли. Я просто сидел, порванный и истекающий кровью, на теплой влажной земле, до чертиков удивленный тем, что жив.

Через некоторое время взяла верх привычка: я разрядил сорок первый, нашел ускоритель заряжания, перезарядил револьвер и сунул его в кобуру. Автомат тяжело лег обратно в карман пальто. Кажется, неплохо поработал за денек.

Я поднялся на четвереньки и остался в этом положении, тяжело дыша. Затем я с трудом встал, ощущая боль в каждой истерзанной мышце. Вспышки молний били сквозь глазные яблоки, за каждой следовала волна тошноты и барабанная дробь тупой боли. Я пошатнулся, пару раз споткнулся, но устоял на ногах. К тому времени, как я добрался до ближайшей парковой скамейки, перспектива отключиться казалась весьма привлекательной.

Я рискнул еще раз взглянуть. Сквозь мою личную пелену сцена была безмятежной, не имеющей никакого отношения к мясорубке, из которой я только что выбрался: широкая изумрудная лужайка и пятифутовая изгородь простирались бесконечно вдаль. С другой стороны виднелась лачуга из рифленого металла цвета яиц малиновки. Воздух был теплым, тяжелым от запаха темной земли и растущих растений, испещренным солнцем и тенью среди небольших рощиц огромных деревьев; скамейки и тротуары были почему-то окрашены в тона красного, оранжевого или желтого. Моя собственная — не бетонная, как я предположил, — была из тяжелой, упругой резины, бледного лимонного цвета.

В ста ярдах отсюда в воздух взмывал серебристый фонтан. Оркестр играл живую незнакомую музыку, пока дети, одетые диковинно, перебрасывались обычным фрисби[26]. Лаяла собака, гоняясь за парящим диском от ребенка к ребенку. С таким же успехом это могли быть и Семь Гномов — моя картина их мира была тусклой и нечеткой. Дрожа от пота, я испытывал лишь слабейший интерес к тому, чтобы остаться в живых. В ушах у меня гудело, издевательски контрастируя с веселой музыкой с эстрады.

Тут и там другие люди танцевали, болтали небольшими группами, лежали парами под лиственными навесами, плавно двигаясь в такт музыке. На них были самые разнообразные костюмы: яркие струящиеся плащи, юбки или килты, брюки и туники — буйство красок, разбросанное, словно сияющие цветы, по лесистой лужайке. Сгорбившийся и немощный в своем рваном костюме, я несчастно сжимал в кармане пистолет какого-то враждебного незнакомца. Мои колени и локти были в грязи.

Рука на моем плече — я вздрогнул. Позади меня стояла темноволосая симпатичная девушка в оранжевых брюках-клеш. — Вам плохо? — спросила она почти извиняющимся тоном.

Не успел я ответить, как она грациозно скользнула к краю скамейки. Кинжал в ножнах, тонкий, как игла, висел на украшенной драгоценностями цепочке вокруг ее загорелой стройной талии.

— Бывало и хуже, — удалось мне прохрипеть. Весь этот разговор утомлял.

— Не могли бы вы указать мне дорогу обратно к Зданию Естественных Наук? — Я начинал понимать: заголовок в «Энквайрере» будет гласить: ПОЛИЦЕЙСКОГО ОТБРОСИЛО ВЗРЫВОМ НА СОТНИ ФУТОВ, И ОН ВЫЖИЛ! — с краткой выжимкой из моего послужного списка, должным образом преувеличенной, и рассказом о том, как, пролетая по воздуху, я обрел Иисуса.

Юная леди выглядела сомневающейся, но готовой позволить мне самому выбирать, в какой адской корзине отправляться. — Вы имеете в виду университет? — она указала на цветную дорожку, идущую сквозь деревья. Я видел за ними другое залитое солнцем пространство, возможно, легкий намек на движущийся транспорт.

Так, заголовок будет…

…НА СОТНИ ЯРДОВ… ! — Через Бульвар Конфедерации, на краю… да вы же истекаете кровью!

Прямо как героиня фильма. Я не хотел об этом слышать — можно творить поразительные вещи, будучи серьезно раненым, пока ты об этом не знаешь. — Я правда думаю, что со мной все будет в порядке, — солгал я и нашел «клинекс»[27], промокая худшие места. Перепонка между большим и указательным пальцами, которой я не дал выстрелить пистолету того парня, была разорвана на полдюйма. Я скомкал окровавленную салфетку в кулак и сказал: — Нужно идти. Полицейское дело.

— Если вы уверены, — сказала она.

— Пожалуйста, будьте осторожны.

— Спасибо. Постараюсь. — Подавив дальнейшие стоические реплики, я мучительно поднялся на ноги и поплелся в указанном направлении. Сотню ярдов и целое столетие спустя я остановился у другой скамейки, веселенькой пастельно-розовой, и устало опустился на нее, гадая, смогу ли я когда-нибудь снова встать.

Вроде бы я не был серьезно поврежден, просто болело все, и я невероятно устал. Пилоты падали с высоты в мили, без парашюта, и выживали. Может, я попаду в Книгу рекордов Гиннесса, когда все это закончится — почему-то эта мысль бодрила.

Я начал напевать старую железнодорожную песенку и полез в карман пальто.

— На прошлой неделе рвануло чуток, / И Большого Джима аж в небо швырнуло! / Так БУРИ, приятель, БУРИ![28]

Пистолет, который я конфисковал, был просто конфеткой: THE BROWNING ARMS COMPANY MORGAN, UTAH & MONTREAL P.Q. MADE IN BELGIUM

— А в следующую получку, дружок, / Джим Гофф недосчитался доллара…

Я всегда восхищался «Браунингом P-35»[29], несмотря на отсутствие у него авторитетной убойной силы. Безупречно спроектированный и сделанный на века, он был не мощнее штатного .38-го калибра, но вмещал впечатляющие четырнадцать патронов.

— «За что?» — говорит. А ему в ответ… — На другой стороне аккуратными, крошечными буквами было выбито то, что заставило меня задуматься, что именно я буду делать, когда найду дорогу обратно в университет:

CALIBRE 9MM PARABELLUM СОБСТВЕННОСТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВА США ПОЛИЦИЯ БЕЗОПАСНОСТИ

— «За то, что ты в небе болтался, как черт!» / Так БУРИ, приятель, БУРИ!

Ковыляя остаток пути через парк, я очень хотел найти место, где можно прилечь и свернуться калачиком, может, даже пососать большой палец. Я не был по-настоящему ранен: порезы и синяки — большие синяки — и жуткая борозда на каблуке правого ботинка, где пролетевшая пуля оставила осколки меди и свинца. Я тащился вперед, люди немного глазели на меня, а я глазел в ответ. Какими бы ни были местные постановления, я видел больше висящих на поясе пистолетов, больше кортиков и кинжалов, чем в дюжине B-вестернов и фильмов плаща и шпаги, склеенных вместе. Я не раз ловил себя на том, что конвульсивно хватаюсь за левую подмышку. Форт-Коллинз определенно изменился!

Может, они все нарядились для какой-то ярмарки. Я не узнавал исторический период костюмов. Большинство людей, включая некоторых копов, которых я знаю, боятся оружия всех видов, ножей почему-то больше, чем пистолетов, по какой-то глупой причине. Должно быть, это все игрушки, часть празднества. Я пытался присмотреться, не проявляя излишнего любопытства — в конце концов, не моя юрисдикция, — но от этого усилия у меня все еще слезились глаза. Такого скопления оружия не было со времен Крестовых походов. Женщины и дети щеголяли оружием наравне с мужчинами. Но погодите.

Были ли это дети, ковыляющие, как цирковые карлики, и даже чиркающие по земле костяшками пальцев? Если бы только туман усталости и боли… может ли быть мигрень во сне? Забрызганный грязью и кровью с воротника до щиколоток, среди всего этого блистательного великолепия нарядов, я был примерно так же привлекателен и достоин, как пропойца с Лаример-стрит. Я даже умудрился порвать шов на брюках в самом неподходящем месте.

Наконец, я добрался до низкой, извилистой стены из разноцветного кирпича, сбитый с толку еще больше. Улица представляла собой широкую ленту морского-зеленого росичника, полную транспорта, и ни одно транспортное средство не было мне даже отдаленно знакомо. В поле зрения не было ни одного колеса.

Когда-то я катался на английском судне на воздушной подушке, восхищался таким же аппаратом на граунд-эффекте в Пьюджет-Саунд, пока Ральф Нейдер[30] не прикрыл их. Это было совсем не то: эти шелестели, тихие, как церковный служащий. У меня начинала зарождаться мысль, что я не просто заблудился, я был капитально не на своем месте. Может, меня ранило, и я брожу с амнезией. Тот старый фильм с Грир Гарсон[31] — «Случайная жатва»? — реальные люди проводили так годы, строя новые жизни, семьи, а затем в шоке возвращаясь к своим изначальным личностям. Этот мир вокруг меня был чьим-то художественным представлением о «Земле Будущего». Неужели я провел последние двадцать лет, будучи кем-то другим? Это бы объяснило тот возраст, который я сейчас ощущал! Неужели десятилетия прошли между взрывом в лаборатории и тем, что случилось в парке, и теперь, после второго стресса или травмы, я снова стал собой? «Случайная жатва» — парня играл Рональд Колман.

Через дорогу трехэтажное здание в эдвардианском стиле тоже было окружено низкой стеной, а большая бронзовая табличка гласила:

УНИВЕРСИТЕТ ЛАПОРТ-СИТИ, ЛТД. ОСН. В 117 Г.С.[32]

117 Г.С.? Новое летосчисление не начинают каждый год выборов. Что здесь произошло, пока я отлучался на обед? И где, черт возьми, я вообще нахожусь?

Все, чего я хотел, — это отползти куда-нибудь и прилечь на пару месяцев. С меня хватит сыскной работы. Пусть этим занимается кто-нибудь другой.

Полагаю, в тот момент я был очень близок к тому, чтобы слететь с катушек. То, что я этого не сделал, я приписываю не каким-то своим выдающимся качествам, а просто устоявшимся привычкам ума и, возможно, дольке вызванной шоком эйфории. Если бы я только мог найти, с чего начать, какую-нибудь свободную ниточку, за которую можно потянуть, пока вся эта тайна не начнет распутываться — раньше, чем это сделаю я. Разве можно просто подойти и спросить кого-нибудь: «Простите, какой сейчас год?»

Я всегда мог позвонить копам. Они, возможно, захотят забрать мой значок и пистолет для своего музея. Черт, да они, может, и меня захотят для своего… стоп! У меня все еще был при себе этот значок, и тяжесть сорок первого калибра, болтавшаяся у ребер, — это не бутерброд с плавленым сыром. На мне все еще был мой верный старый серый костюм, мой второй лучший галстук и все остальное, что я надел в Денвере этим утром. Как бы я ни вляпался в эту неразбериху, это был не двадцатилетний отпуск с амнезией.

Так что теория «Случайной жатвы» отпадает. Взгляд вдоль тротуара, и вот она, моя первая здравая идея за день — ниже и шире, чем я привык, с тонированными стеклами в кованой решетке и причудливым шпилем в кремлевском стиле, указывающим в небо:

ТЕЛЕКОМ

Что бы это ни значило. Ничто так быстро не ориентирует на незнакомой территории, как просмотр телефонной книги. Двери не было. Я сделал два шага вниз, в кабину, и уличные шумы исчезли. Внутри также показалось прохладнее, но я мог смириться с кондиционированной телефонной будкой, если уж Министр энергетики мог.

Телефонной книги не было. Прямо как дома. Телефона тоже: просто гладкая матовая панель, похожая на «корнинг-уэр»[33] после пескоструйной обработки. Под ней — клавиатура.

Я плюхнулся на широкую мягкую скамью, и на экране внезапно появились буквы:

-НУЖНА ПОМОЩЬ?- Великий Объединенный Справочник Большого Лапорта! Коммуникационные Системы «Грей, Белл и Акме»[34]

Через несколько мгновений надпись сменилась:

ИНСТРУКЦИИ: Пожалуйста, введите абонента, с которым желаете связаться. Номер будет указан пульсирующей точкой-курсором. Введите П для Принятия и произведите оплату. Для информации, пожалуйста, введите 0 для Оператора. Для бесплатного отображения карт, введите Карта плюс желаемый адрес. Спасибо, что выбрали наши услуги. «Грей Телеком Систем, Лтд.» «Белл Телефон Ко., Лтд.» «Акме Коммьюникейшнс, Лтд.»

А вот это уже что-то: вежливая телефонная компания! Три вежливых компании, и этот сервис наводил на мысль, что господа Грей, Белл и Акме, возможно, ведут довольно оживленную конкурентную борьбу.

Я мог бы попробовать местных легавых, но решил, что обязан этим острым ощущением своей альма-матер. На экране не упоминалась Междугородняя связь, поэтому я изучил клавиатуру. Она была расположена не как на пишущей машинке, но в данный момент я был рад, что это хотя бы те же самые буквы. Пришлось вернуться к методу «найти и ткнуть» после многих лет совершенствования моего собственного двухпальцевого метода. Наконец, я остановился на «О».

И да поможет мне бог, ответил анимированный рисунок — приятно стереотипная старомодная телефонистка, по-деловому симпатичная, в блузке с высоким воротником и гарнитурой — словно младшая сестра Бетти Крокер[35].

— Могу я вам помочь?

Я никогда раньше не разговаривал с мультяшкой, но, похоже, сегодня был подходящий день.

— Не могли бы вы дать мне Междугороднюю? Полиция Денвера, два-шесть-шесть, два-четыре-два-один. И за счет вызываемого абонента. Это лейтенант Уин Беар.

— Один момент, пожалуйста, лейтенант Беар. — Экран погас, затем она появилась снова. — Мне очень жаль, но в нашей локальной и магистральной памяти нет записей о Полиции Денвера. Вы уверены, что используете правильное название?

Это меня остановило. — Что вы имеете в виду? Попробуйте «Денвер, Город и Округ».

Ее лицо выразило добродушное exasperation. — Мне очень жаль, сэр. Я получила доступ к 36 904 записям, но «Денвер, Город и Округ» не найдено.

Трехмерное изображение делало почти непреодолимым желание попытаться придушить ее милую мультяшную шейку. Но что-то катастрофическое привело к появлению совершенно нового календаря. Черт, да Денвер к этому времени мог оказаться в другой стране!

— Погодите! Насколько далеко — если так можно выразиться — распространяется ваш справочник?

Дома до сих пор нельзя позвонить во многие места — попробуйте позвонить в Москву, чтобы немного развлечься за счет ФБР.

Она помедлила. — Сэр, в нашем списке более семи миллиардов частных лиц и организаций, в настоящее время имеющих контракты с примерно двенадцатью тысячами телекоммуникационных компаний на этой планете, Луне, Марсе и Церере-Центральной. Я с уверенностью до шестнадцатого знака после запятой могу сказать, что «Денвера, Города и Округа» нет в известной Солнечной системе. Могу ли я еще чем-нибудь помочь, или вы предпочитаете живого оператора?

В конце этого предложения определенно подразумевалось «придурок». — Нет, — ответил я ошеломленно, — этого достаточно.

Экран вернулся к «НУЖНА ПОМОЩЬ?». Еще как нужна — кислород и капельница с физраствором. Вот тебе и «Лучше, чем быть там».

Итак, Денвер был уничтожен. Они все-таки Нажали на Кнопку, и по крайней мере 117 лет назад, судя по вывеске университета. Рагнарёк[36] — довольно веская причина, чтобы начать новый календарь. И все же это общество пережило его, восстановилось без единого шрама. Эй! Люди на Марсе!

Но что это означало для меня? Все мои друзья, должно быть, мертвы. Я был единственным ребенком у родителей. У меня не было близких родственников или потомков, о которых я бы знал. Господи, раз Денвер исчез, были ли у кого-нибудь из тех, кого я знал, вообще потомки?

Может, местные копы порекомендуют хорошую палату с мягкими стенами на мои преклонные годы.

Минуточку! Так думать сыну сержанта Билли Беара Уинни не подобает! Должно же быть что-то, что я могу сделать, хотя бы разыскать праправнука Отиса Биллса, чтобы дать ему в нос.

Может, это была и не такая уж бредовая идея: Биллс, возможно, давно мертв. Тот взрыв, возможно, был не в лаборатории Мейсса, а ЭТИМ — вступительным аккордом Третьей мировой войны! С другой стороны, он мог прожить достаточно долго, чтобы щипать медсестер в каком-нибудь послевоенном доме престарелых. Так или иначе, мой взрыв наверняка заслужил какую-нибудь сноску в его семейной истории.

Я напечатал БИЛЛС, ОТИС. Экран отобразил что-то вроде обычной страницы телефонной книги со светящейся оранжевой точкой-курсором, мечущейся вверх-вниз по полю. Биллсы, около шестидесяти, но ни одного Отиса. Я уставился на список, гадая, как спросить кого-то: «Простите, не было ли у вас предка по имени Отис, еще до Конца Света?» Точка-курсор неуверенно скользила по странице вверх-вниз, издавая свистящий звук.

Затем, в правой колонке, напротив Биллсов, она бросилась мне в глаза, прямо между глаз:

БЕАР, ЭДВАРД У., Консультирующий Детектив 626 E. Жене Пл. АКМе 9-4223

Я бы не отказался от миллиона «метрических унций» за то, чтобы не набрать этот номер. Увидеть свое собственное характерное имя и более-менее правильную профессию в справочнике чужого города интересно, но не так уж редко: через пять лет после гибели моего отца ему все еще приходила почта для другого техсержанта Билла Беара. Но на Видеофоне, возможно, в будущем, спустя десятилетия?

Возможно, это было не время для праздного любопытства, сидя в футуристической телефонной будке, рваный и грязный, все еще дезориентированный и с каждой минутой все больше теряющий ориентацию. Не уверен, что в такой ситуации было бы уместно. Кататоническая шизофрения, может быть.

ПОЖАЛУЙСТА, ВСТАВЬТЕ ОДНУ ДЕСЯТУЮ УНЦИИ МЕДИ

Я порылся в карманах: шариковая ручка, блокнот, бумажник со значком, пустые гильзы, фломастер, два дайма, четвертак, четыре пенни. Сколько это — десятая унции меди? Эти маленькие часовые кармашки в брюках на что-то да годятся: я вытащил монету Лисандра Спунера со стола Мейсса. Пол-унции серебра должно хватить. Интересно, вежливые телефонные компании дают сдачу?

Монета! До сих пор я не связывал эти числа — даты — с вывеской университета. К черту, на то, чтобы спятить, время еще будет. Я вставил серебряную монету, автомат начал икать, выплевывая сдачу в лоток возврата. У меня не было времени изучить результат, потому что:

МЫ СОЖАЛЕЕМ, ВАШ АБОНЕНТ ЗАНЯТ. ЕСЛИ ХОТИТЕ ПОДОЖДАТЬ, ПОЖАЛУЙСТА, ВВЕДИТЕ Д ДЛЯ ОЖИДАНИЯ. ДЛЯ ОТМЕНЫ ВЫЗОВА, ВВЕДИТЕ О — ВАШИ ДЕНЬГИ БУДУТ ВОЗВРАЩЕНЫ. СПАСИБО.

— Пожалуйста, — сказал я и нажал «Д», нервно ерзая. Есть ли другой способ путешествовать во времени, кроме как родиться и ковылять к Социальному обеспечению, попутно коллекционируя варикозные вены? Мейсс должен был достать эту монету отсюда. Неужели он работал над путешествиями во времени?

Эта идея была не безумнее амнезии, и я понимал, почему правительство могло этим заинтересоваться. Но кто этот тип с моим именем? Посмотрим, если бы я не прошел через машину Мейсса, я мог бы пережить Третью мировую войну или что там было, и в конце концов переехать в Форт-Коллинз. Но я прошел, так что я не мог… в любом случае, мне было бы сейчас по меньшей мере 165 лет!

Не то чтобы я себя на столько не чувствовал. Конечно, у меня мог родиться ребенок после 1987-го… но нет, то же самое возражение: после 1987-го я был — я есть — уже здесь. Вот куда занесла меня моя линия жизни и чертова штуковина Мейсса, а не через Армагеддон ко Дню Отца.

В нетерпении я пошарил в лотке возврата монет и нашел среди сдачи медную «десятинку»: пенни-переросток, с которого на меня пялился некто по имени Альберт Джей Нок[37]. Черт, все еще занято! Закипая, я набрал КАРТА и 626 ЖЕНЕ ПЛ.

«АКМе» сдержала слово: на экране материализовалась карта города, две пульсирующие янтарные точки поясняли: ВЫ ЗДЕСЬ и ЗАПРОШЕННЫЙ АДРЕС. Довольно модно. У меня будет пара предложений для «Ма Белл», если когда-нибудь представится шанс…

Который может и представиться! Если Мейсс изобрел машину времени в 1987-м, то уж к настоящему времени… Я чуть было не поискал «Турагенты, Время» в Великом Объединенном Справочнике, но не хотел рисковать тем, что мультяшка обидится на меня дважды за один день.

Однако Жене-Плейс была всего в шести кварталах отсюда, и я начинал чувствовать себя самоуверенно — или, если хотите, взвинчено. Судя по телефонным тарифам, у меня был карман, полный крупнокалиберной сдачи — включая тот золотой слиток, который я так и не успел сдать, — и три свежезаряженных пистолета. Я выяснил, с некоторыми грубыми допусками, что со мной произошло. Благодаря моему почти шерлок-холмсовскому гению, у меня даже было смутное представление об истории этого места — и определенный пункт назначения: 626 Жене Плейс. Неплохо для одного часа в Стране Будущего!

Шок может быть довольно чудесной штукой. Когда я вышел, движение все еще было плотным и быстрым. В поисках просвета я оглянулся на тот путь, которым пришел всего несколько минут назад. Мигающая стрелка у обочины гласила ПЕШЕХОДЫ и указывала на эскалатор, который уходил вниз, в широкую, хорошо освещенную зону, уставленную магазинами, а затем превращался в движущийся тротуар.

На полпути я миновал туннель с парадоксальной надписью СУХОПУТНЫЙ ТРАКТ. Тут и там веселые трехмерные плакаты рекламировали еду, развлечения — и табак. Сухой закон отменили! Казалось, было много рекламы различного устрашающего огнестрельного оружия и чего-то, называющего себя «СЕКЬЮРИТЕК — ПОКА ВЫ СПИТЕ». Это была охранная сигнализация или снотворное?

Я прошел мимо другого «ТЕЛЕКОМА», оформленного как полосатая караульная будка, — предприятие «ШАЙЕНН КОММЬЮНИКЕЙШНС». По крайней мере, Вайоминг пережил Судный день — но кто бы заметил разницу? Эта будка предлагала фоновую музыку и живописные проекции на заднем плане, чтобы убедить вас, что вы на Таити — или в телефонной будке с живописными проекциями на заднем плане.

Эскалатор снова пошел вверх, к солнечному свету, высадив меня на другой стороне Бульвара Конфедерации. Где-то в конце этого дня меня ждали матрас и подушка. Хотел бы я знать, где.

Я был измотан, голова кружилась, меня окружало совершенно чужое и до странности знакомое. Я пару раз захихикал, в основном от истерики, а не от пейзажа.

Эскалаторные туннели и подземные торговые центры лежали под каждым перекрестком, иногда соединяясь со своими соседями вверх и вниз по кварталу. Я изрядно покатался на них бесплатно, хотя один раз уехал слишком далеко и пришлось возвращаться. Под землей было почти больше города, чем наверху, что имело смысл, учитывая недавнюю термоядерную войну в прошлом.

Насильно вспомнив об определенных биологических фактах, я заглянул за дверь с соответствующей маркировкой, которая, как оказалось, была образцом лаконичности. Это был не просто обычный памятник керамическому искусству, туалетная комната оказалась обновленной римской баней: бассейн, снэк-бар, даже спальные ячейки в аренду. Я подумал о проститутках с Колфакс-авеню, которым бы понравилась такая обстановка, а затем заметил, что такие услуги — на ваш выбор, органические или механические — доступны за умеренную плату. На мой вкус, вся эта конструкция слишком походила на ящики в городском морге.

Ради эксперимента я сунул свою рубашку в другую щель и получил ее обратно почти как новую. Поэтому я сдал свои брюки, пиджак, шорты и носки и стоял, чувствуя себя глупо в своем «Кевларе»[38], ботинках и наплечной кобуре. Я нашел пустую душевую кабинку, а после обнаружил, что прачечная починила мои брюки. Все это обошлось примерно в унцию меди.

Еще несколько кварталов увели меня от энергичного университетского района в более тихий жилой район, изобилующий архитектурными изысками. Викторианские и эдвардианские «пряничные домики» величественно расположились между барокко и чем-то вроде стиля швейцарского шале — витиевато, почти рококо, но в целом — ни кричаще, ни устрашающе. Просто по-другому. Дома были отодвинуты вглубь от дороги, на огромных участках с изящно изгибающимися резиновыми подъездными дорожками, вьющимися среди садов и кованых оград. Если Эдвард У. Беар жил так, то работа частного сыщика здесь, должно быть, оплачивается лучше, чем в моей юрисдикции.

Определенно чувствуя себя больше похожим на себя, кем бы я ни был (еще один укол любопытства по поводу этого «Эдварда У. Беара»), я брел под послеполуденным солнцем, рассеянно отмечая, что почти бесшумные машины, проносившиеся рядом со мной по улице, не производили заметного выхлопа. Внизу, у бордюра, не было ни единого клочка мусора. По мере того как голова прояснялась, я начал замечать и другое — улицы, может, и были цвета «Кентукки Блюграсс», но в резиновых тротуарах есть свои плюсы. Вскоре, за исключением того места, где я пнул того агента СекПола, мои ступни были единственной частью, которая не болела. Я с обидой подумал о миллионе бетонных миль, которые я оттопал в пешем патруле в центре города.

Здесь подземные переходы вели к районным бакалейным, канцелярским и кондитерским лавкам — тем самым семейным магазинчикам, которые почти вымерли из-за городского зонирования у меня дома. Я рискнул еще раз, остановившись, чтобы купить сигарет, моих первых приличных сигарет почти за пять лет. Два медных пенни за самые дорогие, что были в наличии.

Снова наверху, я немного понаблюдал за людьми. Дело было не только в их странной красочной одежде и странно расслабленной бодрости. Чего-то не хватало — едва скрываемой враждебности и страха, которые преследовали улицы моего города. Эти люди, казалось, никогда не толкались и не пихались, никогда не избегали смотреть друг на друга. Они вежливо кивали — даже заговаривали! — и несли свои головы высоко, не боясь окружающего мира. У меня от этого по спине пошли мурашки.

То, что я сначала принял за необычайное количество детей, стало еще более запутанным. Некоторые из этих маленьких людей носили бакенбарды и усы. Я заметил длинные руки и неуклюжие походки. Мутанты — город был полон ими. Даже мои затуманенные глаза могли видеть последствия искаженных радиацией генов: выступающие челюсти, резиновые губы; у некоторых были практически морды.

Еще более шокирующим было оружие — мужчины и женщины, маленькие люди, дети. Я прошел мимо одного явного детсадовца, который нес пистолет почти такой же большой, как он сам! Была ли здесь какая-то опасность, которой я не видел? Или же оружие было просто наследием жестокого времени, которое, должно быть, последовало за атомной войной?

И все же эти люди казались такими полными радушия. Могло ли быть так, что источником их гордости и достоинства были не что иное, как механические средства несения смерти, которые они носили? Что ж, альтернатива, тысячи вариаций Закона Салливана[39], не имела блестящего успеха у меня дома. Какого черта, денек был славный, прекрасный денек. Ничего такого, чего не вылечили бы хорошая выпивка и долгий сон. Может, на местном участке есть вакансия — будет ли опыт в полтора столетия что-нибудь значить?

Наконец-то причудливый указатель с завитушками возвестил ПЛАС Д’ЭДМОН ЖЕНЕ. У меня свело желудок, во рту пересохло. Кем был этот другой Эдвард Беар?

Внезапно «Боинг-747» попытался приземлиться мне на спину! Я обернулся; длинное черное судно на воздушной подушке неслось по улице, быстро приближаясь ко мне. Оно ревело, оседлав торнадо, в то время как другие водители запрыгивали на тротуар, сворачивали и скользили, чтобы избежать столкновения. В шести футах над землей монстр покрывал кварталы за секунды, посылая вперед жуткий рев и сноп искр.

Пули запели у меня над головой.

Я перепрыгнул через низкую изгородь и перекатился, благодарный за то, что перезарядил сорок первый. Боль пульсировала в моем измученном теле; мышцы кричали, и порезы снова открылись. Пригнувшись, я всадил шесть тяжелых пуль в судно на воздушной подушке, но оно летело дальше, не останавливаясь. Смутно осознавая, что моя рука снова кровоточит, я вытащил автомат из пальто, взвел курок и нажимал на спуск снова и снова, пока машина, безумно виляя, заворачивала за угол. Это было похоже на сон, в котором все, что ты делаешь, не имеет никакого эффекта. Пули свистели, разрывая листья и ветки, теребя мои волосы.

Затвор «Браунинга» замер в заднем положении — пуст.

Пригибаясь и виляя, больше от страха и боли, чем из-за стратегии, я сунул оба пистолета в пальто и развернулся, побежал, вырывая из-за пояса дерринджер. Передо мной вырос огромный дом, «626», выбитое футовыми буквами на его широкой гаражной двери. Я бежал по этой бесконечной извилистой дорожке, пока изрешеченное пулями покрытие жалило мои лодыжки. На полпути, словно по команде, дверь начала подниматься.

Неужели я умру, запертый в гараже, как та несчастная душа на Эмерсон-стрит — что? — всего лишь вчера? В двери начали появляться рваные дыры, беспорядочная строчка, ползущая в моем направлении.

Я плыл к ней, как в замедленной съемке, пока судно на воздушной подушке, паля из всех орудий, начало взбираться по дорожке.

Мое лицо врезалось в поднимающуюся дверь, в то время как пули врезались в мое тело.

Кровь брызнула на панель передо мной! Нижний край поднялся мимо меня, пока я пытался высвободить дерринджер, навести его для одного жалкого выстрела. Нет сил взвести курок… тротуар поднялся и ударил меня по лицу.