Перекресток возможностей

XIII: Связь с Мейссом

Жизнь, которая не просто осознает, но осознает, что она осознает, эволюционировала на этой планете по отдельности по крайней мере пять раз — факт, который дает нам повод задуматься. Если пять раз здесь, то сколько раз Там, Вовне? Если в двух различных формах в двух радикально разных средах здесь, то сколько форм, в скольких средах Там, Вовне? И если наша цивилизация добровольно приняла пять видов и две формы в двух средах, поможет ли это тем, кто Там, Вовне, принять нас? Это должно помочь нам принять их.

— Кеннет Броновски [95] «Восхождение Цивилизации»

Улури Экикекик П’Уит [96] впервые сформулировала концепцию Вероятностного Бурава в 192 г. Г.С., когда Диджей Торенс была всего лишь детенышем, а ее нынешнюю должность занимал другой сухопутный [97]. К несчастью, она искала способ добраться до Альфы Центавра и была особенно разочарована, поскольку ее математические расчеты казались безупречными.

Сначала она подумала, что просто промахнулась на четыре с половиной световых года. Микрозонды показали сушу, земные температуры, давление, гравитацию. Это была Земля. Но как?

Плавая в профессорских апартаментах в калифорнийском Университете Императора Нортона [98], она размышляла о сухопутных, которых традиция, более древняя, чем сама традиция, называла «теми, кого мы любим, не зная почему». Возможно, дело было в их неуклюжести. Она рассмотрела эту возможность, раздраженно хлестнув хвостом. При всей их гордости за манипулятивные способности, позволяющие воплощать их детские абстракции в материю, она никогда по-настоящему не доверяла их машинистам и техникам. Она никогда не видела необходимости загромождать философию — науку, как они ее называли, или физику — аппаратурой. Философия была делом прохладного созерцания в тихих водах разума, мягких дебатов на протяжении многих поколений, благопристойной интеграции в поэзию и легенды ее народа. Почему сухопутные всегда должны торопиться? «Пусть мои внуки найдут конец миграции, — думала она, — лишь бы я смогла правильно начать путь». Почему тем, кто живет на суше, всегда нужно что-то делать с этим? Разве самой философии не достаточно?

— Я РАДА познакомиться с вами, мистер Беар. Вы и ваш двойник из этого континуума — долгожданное, хотя и едва ли необходимое, подтверждение моих гипотез. — Этот Телеком был другим: инвалидное кресло с настольным телевизором на сиденье и перископом, торчащим сверху. Улури управляла им дистанционно, перемещая свои «глаза и уши», критически заглядывая через плечи людей, которые были ее «руками». На ее конце, в резервуаре с соленой водой в тысяче двухстах милях отсюда, экрана не было. Камеры перископа переводили то, что они улавливали, в слуховую голограмму — сверхвысокочастотные волновые фронты, которые для нее были «телевидением».

Как и закорючки на ее доске, лаборатории Диджей напомнили мне о Воне Мейссе. Вместо рядов компьютеров там и сям были разбросаны планшеты Телекома, но в остальном все выглядело до жути знакомым.

Я рассказал свою историю двум ученым. Диджей слушала с едва сдерживаемым волнением. Улури — по большей части в поглощенном молчании. — Мне больно слышать, что доктор Мейсс… что его больше нет… — проговорила морская свинья. — У него был необычный для сухопутного ум, и он в одиночку совершил многое из того, что здесь потребовало усилий десятков.

— По крайней мере, мы знаем, что случилось с нашим Буравом, — сказала Диджей. — Если бы он отказал сам по себе, я бы до конца жизни не избавилась от упреков этой рыбьей морды.

— Будь я бледным, костлявым, иссохшим существом, я бы и сама оскорбляла красивых женщин, рассеянная ты моя, — заметила Улури.

— Почему бы вам не рассказать мне побольше об этой штуке, о Бураве, — встрял я. — Я понял, что это какая-то машина времени, но…

— Так и есть, — заявила Улури. — Паратронный локус, создающий проницаемый интерфейс между двумя смежными вероятностными континуумами. Потребление энергии рассчитыва…

— Стоп! — запротестовал я. — Еще одно слово, и вы меня потеряете. Попробуйте еще раз, короткими предложениями и без цифр. Помните, я госслужащий.

— Пожалуй, тебе лучше это сделать, Диджей. Что такое «госслужащий»?

— Расскажу тебе позже, дорогая, — долгая, унылая история. Мистер Беар… Уин, полагаю, вы могли бы представить Вероятностный Бурав [99] как своего рода машину времени…

— Боковую машину времени?

— Очень хорошо! Но лучше думать о нем как об окне, сквозь стену, разделяющую две вселенные…

ПАРАТРОНИКА НАЧИНАЛАСЬ как исследование энергетических феноменов, не связанных с электромагнитным спектром, — поначалу, во многом как ксенобиология до космических путешествий, — дисциплина без предмета изучения. Но когда десятилетия математических выкладок начали порождать практические выводы, она покинула пределы компьютеров и разумов дельфинов, чтобы стать экспериментальной наукой.

В 194 г. Г.С. «Паратроникс, Лтд.», пытаясь выйти за пределы ограниченной дальности ионных космических кораблей, наткнулась на Вероятностный Бурав. Заглядывая в микроскопическую дыру в ткани реальности, они ожидали увидеть глубокий космос с какой-то иной точки обзора, нежели их собственная солнечная система.

Вместо этого их первая фотография показала:

ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА

Переориентация на девяносто градусов дала:

«СЕРЕБРЯНЫЙ ГРИЛЬ» ОТЛИЧНАЯ ЕДА С 1935 ГОДА

Это была не Альфа Центавра. И не Конфедерация, которая уже два столетия не пользовалась христианским календарем. Фактически, во всей системе только гамильтонианцы презирали календарь, разработанный в честь Альберта Галлатина.

Исследования продвигались медленно. Бурить дыры в реальности дорого: огни в университете не то чтобы совсем тускнели, когда они включали Бурав; просто у контролеров было такое чувство. Даже у термоядерного синтеза были теоретические пределы, и Вероятностный Бурав к ним приближался.

В дыру отправились микрозонды: воздух, почва и несколько крошечных насекомых вернулись для анализа. Атмосфера на той стороне была грязной от углеводородов и других химикатов, вода — такой же грязной. Один из источников был быстро идентифицирован как примитивные машины с двигателем внутреннего сгорания. Но почему никто не тащил их владельцев в суд?

В 198 г. Г.С. «Паратроникс» раскошелился на новый реактор. Теперь можно было пробить относительно стабильную дыру и брать образцы покрупнее, но они рассказывали ту же удручающую историю: неизвестный, исключительно человеческий, англоговорящий народ, носящий одинаково унылую, трубчатую одежду, ездящий на ядовито примитивных транспортных средствах. Культура необъяснимо мрачная и обедневшая.

«Портативная» головка Бурава была создана в 201 г. Г.С. Теперь с палубы среднего размера ховер-грузовика ученые могли перемещать свою точку обзора, исследовать то, что находилось за пределами их лаборатории на «той стороне». Они начали довольно скромно с чего-то поблизости под названием «Газетный киоск Эла» — Конфеты, Газеты, Табак. То, что они там нашли, ошеломило их и заставило быть осторожными:

«МИРОВОЙ АЛЬМАНАХ И КНИГА ФАКТОВ» 1977

Однажды в полночь они положили на прилавок серебряный диск в пол-унции, просунули в расширившийся Бурав тщательно простерилизованные щипцы, вспоминая мудрость Бедняка Ричарда [100] до того, как он стал федералистом. Они узнали очень много, и ничего обнадеживающего: Революция; «Восстание из-за виски»; Война 1812 года?; Мексика; и, ужас ужасов, гражданская война — три четверти миллиона погибших. Финансовые кризисы чередовались с войнами, и, казалось, никто не замечал этой закономерности. Первая мировая война; Великая депрессия; Вторая мировая война и атомная бомба; Корея; Вьетнам. И над всем этим возвышалась большая политика: государство, становящееся все больше, все требовательнее с каждым годом, поглощающее жизни, состояния, уничтожающее святую честь, вопя в своем раздутом состоянии, требуя большего, способное на любой поступок — неважно, насколько коррумпированный и отвратительный, — раздувшееся, обезумевшее, шатающееся на пути к вымиранию.

И все же этот каталог ужасов допускал одну крошечную искру света и надежды: одиннадцать незначительных, но отчетливых упоминаний о группе, чьи ценности и цели могли бы порадовать любое порядочное существо в Северо-Американской Конфедерации — Пропертарианская Партия.

— ТЕПЕРЬ ВЫ ПОНИМАЕТЕ, джентльмены, как Вон Мейсс стал средоточием наших надежд и страхов. Я полагаю, редакторы газет Форт-Коллинза с нетерпением ждали, как он оживит их колонки мнений. Мы получали такие публикации тем же способом, каким извлекли альманах и другие документы, включая карты улиц, распространяемые вашим Залом Детишек-Торговцев.

— Это Младшая Торговая Палата, Улури, — рассмеялся я. — Но твой вариант мне нравится больше.

— Спасибо, мистер Беар. У нас не возникло особых проблем с обнаружением автора этих странно знакомых настроений. Номер его кабинета был доступен из справочника, который мы приобрели в книжном магазине кампуса. — Полиция, скорее всего, никогда и не слышала об этой мини-волне мелких краж, каждая из которых сопровождалась унцией или около того крайне незаконного, но мгновенно обращаемого серебра.

— Мы оказались в узком канале, — сказала морская свинья. — Нам необходимо было сотрудничество: энергопотребление упало бы в десять тысяч раз, если бы мы смогли установить резонансное поле на той стороне, что было необходимо для переноса более крупных образцов — и людей.

— Это как беспроводная связь, — добавила Диджей. — Вы можете посылать сообщения, просто излучая в пространство такую мощность, что пружины кроватей и осветительные приборы начнут…

— Я слышал. Но если бы у другого человека был радиоприемник, вам понадобилось бы гораздо меньше энергии.

— Прости, Уин. Я не хотела показаться снисходительной.

— Так в чем была проблема с получением сотрудничества с той стороны? — спросил Эд.

Ответила Улури. — Видите ли, мистер Беар… о, боже, полагаю, я буду звать вас Эд и Уин… видите ли, альманах встревожил нас по ряду причин.

— Каких же?

— Таких, как непопулярность пропертарианского анархизма, как его понимают эти примитивы. Большинство с радостью убьет любого, кто желает независимости от принуждающего государства. Существуют всемирные организации, посвященные такому насилию, и…

— Это вы о моем мире говорите! Я не знаю ни о каких…

— Тогда чем ты зарабатывал на жизнь? — спросил Эд. — Разве продажа марихуаны — это не действие независимо от государства?

— Ты знаешь, чем я занимался, я был копом… я и есть коп!

— У меня все, — самодовольно ответил Эд. — И у Улури тоже. И хорошо, что так… они…

— «Становились довольно суровыми», — ответил я. — Граучо Маркс, 1932 год. Ладно, значит, Мейсс был так же политически наивен, как и вы все. Как вы с ним связались — провели спиритический сеанс?

— Произносится «сайнс» [101], — ухмыльнулась Диджей. — Нет, мы так много узнали из альманаха, что подготовили документ, похожий на него, описывающий нас, наш проект и культуру, — и подбросили ему на стол однажды днем, когда…

— Это было рискованно, — сказал я, думая о пустом блокноте в лаборатории Мейсса. — Он мог попасть не в те руки. Почему бы просто не крикнуть в дыру Бурава? Или не протянуть телефонную линию?

— Очевидно, наша рукопись попала не в те руки, — сказала Улури. — Этот тип Биллс, которого вы упомянули, меня беспокоит. Ваша культура опережает нашу только в способности вести ядерную войну. Если этот СекПол… что ж, нам просто придется посмотреть.

Диджей продолжила. — Поймите наши ограничения: мы не могли открыть дыру больше трех дюймов, и не более чем на несколько секунд за раз. При превышении этого порога все начало бы вылетать: предохранители, автоматические выключатели, бюджет факультета… что касается телефонных линий, просто представьте, что поле коллапсирует на препятствии…

— Не понимаю, — сказал Эд, на шаг отстав от меня.

— Уверена, вы помните взрыв, который доставил вас сюда.

— То, что было после, помню не так хорошо, пожалуй, — согласился я, — но сам взрыв…

— Хорошо, теперь, если что-то торчит из Бурава, когда поле коллапсирует, ну, смотрите… — Она извлекла из-под столешницы устройство размером с хлебницу, поставила его на стол и включила в розетку.

— Ранняя экспериментальная модель? — спросил Эд, демонстративно не прикасаясь.

— Боже упаси! Это учебный демонстратор. Наши первые генераторы для этой миссии занимали три комнаты. Теперь он прогрелся… смотрите внимательно, я его выключу.

ХЛОП!

Синяя вспышка в центре устройства напомнила мне о школьных фокусах с водородом. — То, что вы видели, — читала лекцию Улури, — было несколькими молекулами воздуха, взаимопроникающими в теоретическом стыке между двумя мирами. Когда интерфейс перестает существовать, они тоже перестают — или пытаются.

— А машины побольше производят вспышки побольше? — спросил я.

— Не особо, — ответила Диджей. — Теоретически, интерфейс двумерный; увеличение площади не приводит к заметному увеличению его объема. Обычно вспышка примерно одинакова, если только какая-то масса не просунута сквозь Бурав — вот тогда вспышка получается значительно больше, уж поверьте!

— Значит, телефонные линии использовать нельзя. А что бы случилось, если бы вы их использовали?

— И поле бы схлопнулось? Могло бы снести крышу с этого здания.

— Итак, вы решили связаться с Мейссом… по почте. Мудрое решение.

— Мы тоже так думали. Он просидел там пять часов, читая все это. Я ожидала, что он напишет нам ответную записку, и была готова снова расширить Бурав, но он нас опередил — использовал свою доску, которую мы могли легко видеть и записывать.

— Это вы послали ему ручку и монеты?

— В конце концов, да, и, кажется, патрон от моего «Дин и Адамса».

— А вот и он, — сказал я. — Весь набор, кроме рукописи. Ее я не видел. Три догадки, у кого она!

— Спасибо, Уин, хотя я бы предпочел, чтобы он смог ее сохранить. В общем, он начал строить свой собственный Бурав, но после нескольких предварительных тестов мы перестали о нем слышать. Затем что-то разрушило нашу половину механизма, и вот теперь — вот и вы.

— Да, вот и я. Почему я не появился прямо здесь, в этой лаборатории?

— Но Бурав находится в парке, в том же месте, что и лаборатория Вона! Разве вы не видели наш силовой сарай? Он стоял рядом с фактическим локусом поля, который был раскопан, чтобы контуры земли совпадали… синий, из рифленого титана?

— Черт, я-то думал, меня отбросило на сотни или тысячи футов. — Я начал смеяться. — Эта чертова дурацкая штука всего лишь перекинула меня через живую изгородь!

Однако Диджей выглядела обеспокоенной. — Тот взрыв все еще меня беспокоит. Мы оставили дежурное питание включенным, потому что запуск занимает много времени. После того, как Вон пропустил свою встречу, я в конце концов отпустила инженеров и сама была на лекции, когда произошел взрыв. Когда мы добрались туда, котлован обвалился. Мы просто вытащили то, что осталось от наших полюсных наконечников, и все отключили.

Я мысленно вернулся в тот туманный день. — А Бурав можно было активировать с той стороны?

— Да, так мы его и спроектировали. Слабый ток действует как несущая, и…

— Что ж, это решает одну загадку. Я сам включил эту чертову штуку, случайно.

— Я так и предполагала, — сказала Диджей, — хотя точная последовательность…

— Могла быть уже запущена маленьким гремлином по имени Биллс?

— Не исключено, — признала она. — Настоящий вопрос в том, что его выключило — что привело к коллапсу поля?

— Ты ошибаешься, — мрачно сказал Эд. — Вопрос в том, что или кто заставил его взорваться? — У меня подкатил ком к горлу, и мне пришлось сесть.

— И вспомни, моя гениальная коллега, — произнес аквариум в инвалидном кресле, — что эффект несимметричен!

Диджей побледнела. — Улури, я об этом совсем не подумала!

— О чем вы говорите? — потребовал я, гадая, как бы выглядел человек после…

— О, Уин, ты боялся, что твой мир мог перестать существовать. Улури говорит, что сила взрыва несимметрична, она зависит от распределения прерывающей массы!

— Что?

— Я имею в виду, тот маленький хлопок, что перебросил тебя через изгородь, был частью гораздо большего взрыва на той стороне! Дай-ка подумать… нет, в этот раз не мы инициировали, так что…

— Насколько большего?

— Я пытаюсь это выяснить! Улури?

Долгая, неприятная пауза. — Я не могу сказать. Перенос был инициирован на… Я просто не знаю.

— Предположим, прерывающей массой был… — Я замялся. — За мной гнались пятеро или шестеро парней, и…

Голова Диджей резко повернулась в мою сторону. — Поле схлопнулось, потому что перегрузилось!

— Ладно, предположим, один из них застрял. Сила взрыва зависела бы от… кхм… от того, какая его часть была в Бураве?

— Н-нет, от… э-э… того, сколько осталось на той стороне. — Она слегка позеленела. Приятно было иметь компанию.

— Предположим… предположим, это были только его ступни?

— Примерно то же, что и наш взрыв здесь, от одной до пяти микротонн… около двух унций пистолетного пороха, — прикинула Улури.

— А… эм… если прошла только его голова?

— Тысяча мегатонн, возможно, больше. — Возможно, ее метания в кресле были признаком того, что она тоже была расстроена. Если первоначальный взрыв не справился с задачей, НОРАД [102] определенно истолковал бы это как атаку: Третья мировая война, конец Земли, которую я знал.

— Есть только один способ выяснить, — сказал Эд. Я очнулся от мрачных раздумий.

— Согласна, — сказала Улури, яростно шевеля хвостом.

— Д-да, вы правы, — сказала Диджей.

— О чем, черт возьми, вы все говорите?

— У кого-нибудь есть лопата? — спросил Эд. — Нам тут надо кое-что раскопать в парке!