Перекресток возможностей

XXIV: Второе июля

Мало что вызывает более смехотворную жалость, чем власть, которой был успешно брошен вызов.

— Рингер Дж. Робертс [190] «Остерегаясь запугивания»

ПОНЕДЕЛЬНИК, 28 СЕНТЯБРЯ 211 г. Г.С.

Взрыв в Сент-Чарльз Тауне оставил кратер в сто ярдов шириной. От Мэдисона и его людей мы не нашли даже пуговицы от рубашки. Их убежище было отдельно стоящим зданием посреди заброшенного загона для буйволов. Я был благодарен за это, хотя соседи, которым пришлось выкапываться из-под нескольких килотонн бизоньих лепешек, были не так уж счастливы.

Могло быть и хуже. Совпадающая точка в Денвере — это густонаселенный район, четырехсотый квартал Ист-Эйт-авеню. Тысячи могли погибнуть, даже некоторые из тех, кто этого не заслуживал.

Взрыв в Аурарии был легким летним ветерком по сравнению с тем, что произошло через реку. Мы с Клариссой последними вышли из здания и отделались в основном мелкими царапинами и ожогами от вспышки. Она потеряла заднюю половину своего комбинезона и, к сожалению, много своих прекрасных волос. Защищая ее глаза, я немного пренебрег своими собственными, так что теперь щеголяю с лихой повязкой на глазу, пока мне не клонируют трансплантат.

По крайней мере, Люси говорит, что лихой.

Фримен К. Бертрам встанет на ноги не так скоро. У него регенерируется целый новый набор внутренних органов. Его засунули в сложную машину, которая простирается от горла до колен, как железное легкое, из которого он каким-то образом вырос. Он предложил мне показать — верхняя секция откидывается, и можно увидеть все часовые механизмы и наполовину сформированные органы, вращающиеся под стеклом. Я вежливо отказался.

Естественно, он чертовски сожалеет о своей роли в гамильтонианском заговоре. Не знаю, примут ли это его акционеры и другие возмущенные конфедераты, но я не могу держать на него зла, пока он лежит там с лазерным ожогом, предназначенным для меня. Как и многие люди в политике, он думал, что все это игра, и слишком поздно обнаружил, что Мэдисон играет грязно и всерьез.

Но действительно важное событие касается того, что произошло на Седьмом Континентальном Конгрессе после того, как мы с Люси вылетели оттуда на подземном пушечном ядре.

Не знаю, почему я ожидал, что это упрямое собрание будет сидеть сложа руки, пока мир рушится вокруг них. Слишком привык к Конгрессу США, наверное. Дженни, Олонго и капитан Купер провели урезанную сессию, которая все еще горячо спорила о прагматике, пока меня везли в реанимацию. Взрывы в Сент-Чарльзе и Аурарии на самом деле ничего не изменили — может, немного ослабили график, — потому что Конфедерация решила нанести ответный удар. Не против гамильтонианцев, которых никогда не считали серьезной угрозой, а против СекПола и культуры, позволяющей существовать такой мерзости. И не конфедератскими А-бомбами или войсками, а тем же способом, которым Секвойя выиграл Мексиканскую войну: идеями.

Сейчас в Конфедерации идет активный сбор средств и вербовка. Мы готовимся изменить мир, целую вселенную, и протащить Соединенные Штаты Америки, пинающиеся и вопящие, через два столетия мира и свободы, которые они умудрились упустить, позволив Александру Гамильтону все испортить еще в 1789 году.

Здесь нельзя призвать кого-либо в армию или поднять военные налоги, но можно попросить людей скинуться и попытаться объяснить, почему это важно. И можно попытаться объяснить Пропертарианской Партии, почему первая копия этой рукописи и первоначальные семьдесят пять фунтов золота 999 пробы [191] внезапно материализовались посреди их стола для конференций. Надеюсь, это хоть в малой степени компенсирует смерть Вона Мейсса. Вот чего он пытался достичь: контакта со свободным, чистым, новым миром.

И это только начало.

Пропертарианцы будут не единственными, кто получит помощь, просто первыми узнают, почему и откуда она исходит. Датская Партия Прогресса, странно названная Рабочая Партия Австралии, множество поэтов, художников и ученых за Бамбуковым Занавесом [192] тоже намечены для таинственных поставок.

Приматы готовят небольшую армию добровольцев для перехода через Бурав. Им предстоит тяжелая работа — донести свою заимствованную культуру до сородичей, у которых пока нет никакой культуры вовсе. Хотел бы я увидеть первые отчеты ЦРУ о хорошо одетых, тяжело вооруженных «инфралюдях», бродящих по африканской сельской местности.

Улури надменно уверяет меня, что у ее собственного народа таких трудностей не будет. Китообразная цивилизация, утверждает она, была уже древней, когда H. sapiens открывал полезные свойства обсидиана. Пока я выздоравливал, я провел много времени в Телекоме с ней, слушая увлекательные истории: как морские свиньи впервые открыли забытый мир над морем; как они решили наблюдать и защищать человека, пока он не станет подходящей компанией для цивилизованных существ; как плавниковый народ собрался на кочующий, длившийся десятилетиями съезд, решив наконец позволить Конфедерации присоединиться к ним.

Так что берегитесь, тунцеловы! Как я имел все основания узнать, лазеры — это гадкое оружие.

Пока Конгресс строит долгосрочные планы — всегда первый приоритет в этом шиворот-навыворот месте, — они доверяют Диджей Торенс охранять краткосрочную перспективу, что само по себе может помочь Фримену К. Бертраму сохранить свою работу и репутацию. Детектор Бурава от «Паратроникс, Лтд.» миниатюризируется, производится массово и продается по всей Системе, потому что мы до сих пор не знаем наверняка, как много знает СекПол. Если они или кто-либо еще попытаются сунуть свои интерфейсы в этот мир без приглашения, интерферирующее поле сделает их Буравы непроходимыми.

Полагаю, самая трудная работа из всех досталась Дженни. Вторая посылка в Денвер будет не рукописями или золотом, а Президентом Северо-Американской Конфедерации. Естественно, первым человеком, которого она там увидит, будет Дженни — из «Партии Принципа». У меня было некоторое предварительное предупреждение и приятная подушка бреда, когда я впервые встретил Эда Беара. Надеюсь, для них это будет не слишком мучительно. Им предстоит многое спланировать!

Что до меня, политика и исправление мира никогда не были моей сильной стороной. Я вляпался в эту неразбериху и просто как-то выпутался из нее. У нас с Клариссой будет долгий приятный отпуск, как только заживут ее ожоги от вспышки. Бронирование Эда, довольно продуманный «свадебный» подарок, все еще действует на склонах Ледвилля. [193] Может, попробую покататься на лыжах с одним глазом. А потом — обратно к врачеванию для нее и к сыску для меня. К тому времени, как мы вернемся с гор, они закончат восстанавливать ее дом, который, я рад сообщить, мы будем делить следующие пару столетий.

Будет приятно поработать на живых людей для разнообразия. Единственное мое сожаление — что я не буду работать с Эдом.

Странно. Когда ты впервые переезжаешь на новое место, ты бессознательно предполагаешь, что все, кого ты встречаешь, всегда были именно такими, какими ты их впервые нашел. Не знаю, почему я не заметил, что Люси была единственной седовласой старушкой в Лапорте. Был занят в то время, наверное, и, в конце концов, ей 136 лет, не так ли?

Лучшую часть последних тридцати она провела на Марсе и в астероидах в качестве инженера, перемещая глыбы вроде Цереры и марсианских лун в места и формы, которые предпочитают люди. Быть Ее Честью, похоже, было просто хобби.

До 205 г. Г.С., то есть. В том году с Люси произошел несчастный случай: она получила достаточно радиации, чтобы поджарить дюжину обычных людей ее размера. Если бы не паратронный стазис, быстрый космический корабль и мастерство конфедератской медицины, эта вселенная лишилась бы одного из своих самых интересных — и раздражающих — обитателей.

Люси прекрасно выздоровела, за исключением того, что ей пришлось пропустить свою четвертую — или это была пятая? — регенерацию. Почти в одиночестве в этой стране Люси старела. Потребовалось несколько лет, чтобы ее клеточный метаболизм стабилизировался, прежде чем ей смогли вернуть молодость. В течение этого времени она вышла на пенсию, вернувшись в Лапорт. Она встретила Эда, узнала его. Он узнал ее.

Я мог бы и догадаться, что она охотница и за молодым мясом тоже.

Как только Люси снова станет хорошенькой молодой штучкой, она и мой бывший напарник отправятся обратно в космос, к миллиону ледяных глыб, просто ждущих, чтобы их превратили в золотые прииски агрессивные пионеры вроде Люсиль Гальегос Кропоткиной и Эдварда Уильяма Беара.

Надеюсь, они не забудут писать. Я буду скучать по Эду; у меня никогда раньше не было брата. И я буду скучать по Люси, несмотря на все ее нелепые советы и непрошеные мнения. Буквально сегодня днем она снова взялась за свое.

— Но, Люси, — сказал я, раздосадованный, как обычно, — нельзя назвать американцев воинственными, именно так. Мы шли на всевозможные ухищрения, чтобы избежать войны. Иногда даже больше, чем следовало бы.

— И все же умудрились устроить десять или одиннадцать по-настоящему хороших! — фыркнула она. — Это, плюс все ваши правила и регуляции, отбросило вас на сто лет позади нас и примерно до трех процентов нашего уровня жизни. — Она повертела сигару в пальцах, прислушиваясь к табаку. — В любом случае, я никогда не говорила, что твой народ воинственный, Винни. Войны вызывают не люди, а правительства. Устраните правительства… черт, просто устраните призыв и налогообложение — и вы устраните войну. Вот так просто!

— Дерьмо собачье! — У нее была обескураживающая привычка расхаживать с моей слепой стороны, и мне надоело вытягивать шею. — Вы, анархисты, сами устроили немало войн. Посмотри на Войну в Европе или на ту, с Царем.

— Попридержи коней, парень! Последнюю войну, которую мы вели как нация, была в Мексике, и мы тогда все еще были старыми Соединенными Штатами. Конфедерация — не нация, и она не ведет войн.

— О? А кто же тогда ведет?

— Правительства, сынок, как я и сказала. Это прусское правительство решило сожрать Европу. То же самое с Царем в Антарктиде. Каждая драка, в которую мы ввязывались, была такой, от Революции до этой глупой штуки с гамильтонианцами: индивидуумы пытались остановить то, что начало какое-то чертово дурацкое правительство. Посмотри на «Восстание из-за виски». Но все это кончено, теперь. Мы вряд ли снова увидим войну. Каждый раз, когда какая-нибудь сверхорганизованная банда разбойников с большой дороги решала помыкать людьми, мы, оборванные и неорганизованные анархисты, как следует их громили!

— Люси, у тебя на все готов ответ. Я не могу с тобой спорить.

— Конечно, можешь, Винни, это свободный мир, разве нет?

СРЕДА, 7 ОКТЯБРЯ 211 г. Г.С.

Люси все еще думает, что мы видели гамильтонианцев в последний раз, хотя нет гарантии, что мы убили их всех в том взрыве.

Но даже если бы Мэдисон получил от СекПола все, что хотел, я теперь думаю, он все равно бы проиграл. Большинство конфедератов ушли бы в горы, сражались бы веками, если потребуется, но не сдались бы тирании. И никто в этом лоскутном одеяле страны не имеет власти сдаться. Никто. В конце концов, это свело бы Мэдисона или его преемников с ума. Как бы то ни было, у немногих гипотетических выживших федералистов есть другие проблемы: их лидеры мертвы. Людям вроде федералистов нужны лидеры. Конфедератам — нет. Вот почему они всегда будут побеждать.

Люси говорит, что это следующий эволюционный шаг. Мы принесли с собой правительство с деревьев, а позже мы охотились стаями, как собаки. Нам больше не требуется такая социальная организация. Правда, без всякой официальной санкции, мы неуклюже довели Мэдисона до цугцванга. Но благоприятствует ли естественный отбор анархии? Пойдите спросите Люси. У нее полно мнений.

Я доволен: я наконец выяснил, где разошлись два мира; хотя, черт возьми, я ни на йоту не приблизился к пониманию, почему.

Мы с Клариссой восстанавливались на высоте десяти тысяч футов, но на лыжах особо не катались. Трудно с одним глазом — в итоге близко знакомишься со множеством деревьев. Изучение версии истории из Телекома и альманаха Диджей прояснило, однако, одну загадку: второе июля — правильная дата, в обоих мирах! — конфедератские историки просто немного точнее. Именно тогда на самом деле была провозглашена независимость, по инициативе Ричарда Генри Ли и Джона Адамса. Документ, объясняющий, что они сделали, был принят четвертого.

— Уин? … Милый? Посмотри сюда. Интересно, значит ли это что-нибудь.

— Ззззз! … Что? Что такое? — Я протер свой здоровый глаз и сел рядом с ней. Приятно иметь даму, которая тоже читает в постели до 4 утра.

— Этот альманах и Телеком не сходятся.

— Мы тоже иногда не сходимся, но есть компенсации. — Я наклонился и укусил ее за ухо. — Есть тут что-нибудь поесть… кроме друг друга?

— Я серьезно, ты, одноколейный, однодумный…

— Фараон?

— Слава небесам, что это только твои ноги, дорогой. Так на чем я остановилась? Ах, да: «Составление Декларации было поручено Томасу Джефферсону… Конгресс предложил ряд изменений, которые Джефферсон назвал прискорбными… восемьдесят шесть изменений, устранив 480 слов и оставив 1337».

— Ага, помню. Придиры брюзжат, что нет такого слова, как «неотьемлимый». [194]

— Да, но посмотри на Телеком. Я нашла похожую запись, по сути, та же информация, за исключением цифр.

— Это как? — Я нащупал свой плащ в изножье кровати в поисках сигары.

— Ну, они оба согласны, что Конгресс убрал 480 слов, но ’ком говорит, что осталось 1338. Где-то в нашей Декларации есть лишнее слово — то, которого нет в вашей.

— Или кто-то просчитался. Дай-ка мне эту штуку. Как, черт возьми, заставить ее… проклятые кнопки!

— Это пуговицы моей пижамы, развратник! — Она хихикнула и взяла планшет, сделала несколько настроек, и вот оно.

— Прекрасно. Как нам найти лишнее «и» или «и т.д.» во всей этой мешанине?

— «Et cetera» — это два слова, неграмотный. Но и искать не нужно… — Она провела сканером над альманахом, нажала СРАВНИТЬ/ПОИСК на клавиатуре. Экран потускнел, и появилось слово РАБОТАЕТ. Я воспользовался этой возможностью для некоторого прикладного разврата, снова дивясь чуду, приведшему Клариссу в мою жизнь. Улури беспечно говорит об отправке на войну, но что до меня…

Экран разделился, показывая почти идентичные документы бок о бок, почерк слишком мелкий, чтобы разобрать, одно крошечное, неразборчивое слово мигало. Кларисса нажала УВЕЛИЧИТЬ. Жизненно важные параграфы выскочили на видное место, США — справа, Конфедерации — слева:

— Вот оно! — Я сделал паузу. — Но что, черт возьми, это значит? Это то, что я искал, то, что все изменило?

Она пожала плечами. — Ну, у предложений довольно разные подтексты, не так ли?

Я задумался об этом. Да, если следовать каждому буквально. Я прочитал «свою» версию вслух: — «…черпающие свои справедливые полномочия из…»

— …единодушного!… — подсказала Кларисса из своей.

— …согласия управляемых», — закончил я. — «Единодушного согласия управляемых». Дома «согласие» обычно означает результат выборов. Одна сторона побеждает, другая проигрывает.

— И множество других сторон, — добавила Кларисса, — вообще не получают слова. Из меньшинства, имеющего право голоса, лишь немногие действительно голосуют, особенно так, как они бы голосовали, имей они совершенно свободный выбор кандидатов или вопросов — вещей, которые почему-то никогда не попадают в бюллетень. И из этих немногих лишь чуть больше половины победят. Настоящее большинство всегда проигрывает. Согласие управляемых? Конфедератские делегаты представляют самих себя и только тех других, кто публично и явно дает им на это разрешение.

— «Единодушного согласия управляемых», — повторил я.

— Уин, как ты думаешь, почему Джефферсон добавил это одно лишнее слово?

— Не знаю. Это объяснило бы поддержку Галлатином «Восстания из-за виски». Единодушное согласие? Спроси тех пенсильванских фермеров! Попробуй заставить любую группу людей, — я перефразировал Люси, — согласиться единодушно хоть на что-нибудь! Неудивительно, что ваше правительство такое безвредное и бессильное!

— В отличие от кое-кого, кого я знаю. Но они же все согласились с Декларацией, не так ли?

— Во всяком случае, так сказано в заголовке: «Единодушная Декларация». Но почему? Почему это одно слово?

Философы спорили о причинах человеческого поведения: наследственность или среда? Герои и злодеи рождаются или становятся? Конфедератские школьники знают, что природа и воспитание — лишь часть ответа, две трети, если быть точным. Оставшаяся треть, принимаемая здесь как аксиома, — это индивидуальная свободная воля. Они не отбрасывают ее как иллюзию или прихотливый выбор между тривиальными альтернативами.

Между шоколадом и ванилью.

Есть только один акт свободной воли, говорят здесь, решение, определяющее все остальное: думать или не думать. Точнее, заниматься формулированием и манипулированием концепциями: абстракциями, обобщениями. Мышлением. Познанием. Помнишь, как тебе приходилось заставлять себя делать домашнее задание по алгебре? Это было усилие воли. Ты можешь почувствовать, как оно работает, если дашь себе хоть малейший шанс.

Думать или не думать: если ты выбираешь второе, то все возвращается к старой доброй наследственности и среде, по умолчанию. Они будут задавать тон, если ты не задашь его сам. Каждым движет какая-то постоянно меняющаяся смесь из этих трех, разная для каждого из нас, в каждую минуту нашей жизни. В человеческом смысле, это основа всей причинности, всей реальности — той, в которой я живу сейчас, или той, в которой я родился.

История определяется не какой-то таинственной безличной машиной, а людьми, решающими, использовать ли свой разум или отмахнуться от этого. В этом мире Джефферсон решил вставить то одно маленькое слово. Уин Беар и Эд Беар существуют в парной реальности не потому, что они оба индейцы, а потому, что они — их предки — решили, что так будет, к черту историю. Вот почему есть две Дженни, два Мэриона Моррисона, [195] два Марка Твена. [196] «Смит и Вессон» бьет четыре туза; человеческая воля бьет случайный шанс. Мистические силы истории — это столько же буйволиного дерьма, факт одновременно обнадеживающий и немного пугающий. Старые алиби больше не проходят: мы несем ответственность, и ничто никогда не написано на той стене нестираемо.

Смерть и налоги? Забудьте. Галлатин разобрался с налогами, а Кларисса и ее коллеги разбираются со смертью. Средняя продолжительность жизни в этом сумасшедшем месте — около трехсот лет, но никто не делает ставок, потому что к тому времени, как ты доживешь до трехсот, что они изобретут, чтобы ты протянул тысячу или десять тысяч?

Что они придумают дальше?

У меня растет новый глаз, но еще увлекательнее смотреть в зеркало каждое утро и видеть, как исчезают морщины и лысина. И Кларисса говорит, что язва прошла.

Наличие выбора имеет значение. Люди с вариантами преуспевают лучше, чем люди с «дисциплиной». Вот почему я добавляю следующее, по особой и единодушной просьбе Седьмого Континентального Конгресса:

У вас, пропертарианцев, есть выбор. Вы можете стоять и сражаться, и мы вам поможем. Но если вы похожи на меня и предпочли бы пойти на рыбалку, Бурав Диджей — это двустороннее предложение. В Конфедерации не хватает многих американских «необходимостей»: пограничников, таможенных инспекторов, натурализации. Чужакам здесь рады.

Увидимся… если только мы с Клариссой не решим последовать за нашими друзьями к звездам. У нас есть столетия, чтобы принять решение.

И у вас тоже. Может быть, больше.

Что они придумают дальше? В обществе, где никто не боится попробовать подумать для разнообразия, никогда нельзя сказать наверняка.

Но есть много времени, чтобы подождать и увидеть все самому.

Издание «Перекресток возможностей» от Tor посвящается, с большей любовью и благодарностью, чем я могу адекватно выразить, личностям — и индивидуалистам, — которые помогли сделать это возможным: Роберту Адамсу, Имаду А. Ахмаду, Дэвиду Андерсону, Элизабет Андерсон, Полу Андерсону, Дэвиду Р. Блэкмону, Уолтеру Блоку, Джону Бланделлу, Алану У. Боку, Дэвиду М. Брауну, Джину У. Кэхиллу, Джо Коббу, Кевину Каллинану, Брайану Дейли, Гордону Р. Диксону, К. Эрику Дрекслеру, Джеймсу Р. Элвуду, Фрэнку Келли Фрису, Эрику Гайслингеру, Алексису Гиллиленду, Дину А. Греннеллу, Джону Т. Харли, Карлу Хессу, Джиму и Джеки Хоганам, Джеффри Роджерсу Хаммелу, Лену Джексону, Виктору Коману, Сэмюэлу Эдварду Конкину III, Брэду Линауиверу, Кэрол Лоу, Роджеру Ли МакБрайду, Рексу Ф. Мэю, Венди МакЭлрой, Виктору У. Милану, Винсенту Х. Миллеру, Кэрол Митчелл, Тони Натан, Джону Ньюману, Питеру Паутцу, Джиму Пикетту, Роберту У. Пулу-младшему, Джерри Ракусану, Шелдону Ричману, Люсии Сент-Клер Робсон, Дж. Нилу Шульману, Роберту Ши, Мелинде М. Снодграсс, Лэннону Стаффорду, Джону Ститу, Вернору Винджу, Ричарду Уорнеру, Карлу Уотнеру, Ф. Полу Уилсону, Дж. Барклаю Вуду и особенно Андреа Миллен Рич.

Цитаты, приписываемые потусторонним альтер-эго личностей, печально известных или просто знаменитых в нашей собственной вселенной, являются вымышленными и полностью лежат на ответственности автора. — Л.Н.С.

Книги Л. Нила Смита

1. Перекресток возможностей (The Probability Broach)[197]

2. Пояс Венеры (The Venus Belt)

3. Мусорщики Их Величеств (Their Majesties’ Bucketeers)

4. Вектор Нагасаки (The Nagasaki Vector)

5. Том Пейн Мару (Tom Paine Maru)

6. Дивергенция Галлатина (The Gallatin Divergence)

7. Лэндо Калриссиан и Ментальная Арфа Шару (Lando Calrissian and the Mindharp of Sharu)

8. Лэндо Калриссиан и Огненный Ветер Осеона (Lando Calrissian and the Flamewind of Oseon)

9. Лэндо Калриссиан и Звездная Пещера Тонбока (Lando Calrissian and the Starcave of Thonboka)

10. Голубь Войны (The Wardove)

11. Яркостюм МакБеар (BrightSuit MacBear)

12. Тафлак Лисандра (Taflak Lysandra)

13. Контакт и Коммуна (Contact and Commune)

14. Беседа и Конфликт (Converse and Conflict)

15. Кристальная Империя (The Crystal Empire) [198]

16. Генри Мартин (Henry Martyn) [199]

17. Паллада (Pallas) [200]

18. Мицва (The Mitzvah) [201]

19. Кузница Древних (Forge of the Elders)

20. Надежда (Hope) [202]

21. Рычажное Действие (Lever Action)

22. Американская Зона (The American Zone) [203]

«Л. Нил Смит снова показывает, почему он любимец среди поклонников либертарианской НФ. Он не идет на компромиссы в своей политике; его экшен-сцены захватывают и держат в напряжении, а фон безупречен. „Бретта Мартин“ — это чистое приключение, смешанное с великими идеями». — Андерс Монсен, «Прометей» о «Бретте Мартин»

«„Бретта Мартин“ демонстрирует Л. Нила Смита в его лучшей форме». — Майк Резник о «Бретте Мартин»

«Смит смешивает межгалактический экшен, героизм и удаль в футуристический политический триллер, и результат восхитителен: пиратство в открытом космосе, написанное с размахом». — Publishers Weekly о «Генри Мартине»

«Читается как лучшие запомнившиеся популярные романы этой или любой другой эпохи… Стоит взглянуть… Экшен-сцены графичны и хорошо проработаны». — Amarillo Sunday News-Globe о «Генри Мартине»

«На Смита можно положиться в плане дерзких эскапад и разудалого повествования, межзвездной политики и динамичных персонажей… Великолепно!» — Laissez Faire Books о «Палладе»

«„Паллада“ — это отличное развлечение, одна из самых занимательных книг, которые я читал за долгое время». — Билл О’Брайен, Guns and Ammo о «Палладе»