Переинкарнация

Глава 7

В которой я получила божье благословение…

И пинок под зад

В актерской жизни нужно везение – сетовала Раневская – и побольше, чем в любой другой. Мудрая была женщина, но тут здорово ошибалась, ибо представить себе не могла, какова роль везения в жизни богов. Слишком далеки они от народа с его неистребимой мудростью, потому и со здравым смыслом у них проблемы: неоткуда начерпать этой самой мудрости. За других богов не скажу, а вот нам с Тармени лучше лишний раз не показываться народу, дабы не позориться. Иной раз такое чувство, что мы были созданы друг для друга. Может, оттого и чудится, что мы уже где-то встречались?

В Кэм мне нравилось многое. Было такое, чему я откровенно, не скрывая, завидовала. Зависть вообще цементирует женскую дружбу, подогревая интерес друг к другу. Если подружка не имеет предмета для зависти, брось её: у вас ничего не выйдет. Либо она ничего не стоит, либо ты возомнившая о себе дрянь, не нуждающаяся в подругах вообще. А я не такая. Я нормальная, о чём несколько подзабыла во всей этой круговерти бредовых реинкарнаций. И потому не только завидовала, но и восхищалась одним недостижимым для меня качеством Кэм: её было очень трудно удивить. По-настоящему, а не на минутку, застав её врасплох.

Она и теперь не разочаровала, взбодрив зависть и заставив потеплеть сердце. Эта паразитка разразилась гомерическим хохотом, едва представила себе нашу Эби в таком пикантном виде.

– Вот это… реинкарнация! – давилась она между приступами хохота. – Вот это… я понимаю! Не какое-то… вшивое приведение! Дракон – это сила! Зубастая пасть и когти… это как раз то… что пойдёт Эби больше всего. Натурально… её имидж. Да ещё и любовника втянула… поганка! Ой, не могу!

– Не думаю, что легко жить… такой… жизнью, – не нашёл слов опешивший Раутмар.

– Ай, да всё в порядке! – отмахнулась я, пресекая любые попытки устроить панихиду по этой склочнице. – Она привыкла. Ей вообще всё это нравится. К тому же Эби твёрдо уверена, что вернётся в человеческое тело. И с чего решила, будто я ей это устрою?

– А ты можешь? – мгновенно прицепилась Кэм, запрыгивая ко мне на стол нахальной кошкой, охотящейся на колбасу.

– А ты хочешь стать нартией? – деланно поразилась я.

– Дорогая! – слегка испугался Раутмар, подскочил и решительно шагнул к нам: – Ты не можешь просить Кишагнин…

– Могу, – безапелляционно заявила королева и сунула в богиню руку: – Она меня любит.

Во взгляде тана промелькнуло нечто неподобающее в адрес богини. Не желая ссориться с хорошим человеком, я незаметно отрицательно мотнула головой. Хороший человек мгновенно принял к сведению моё обещание быть на его стороне и вновь расслабился. Он с нескрываемой насмешкой любовался женой, пытавшейся ухватить призрачную богиню за печёнку.

А вечером, наболтавшись и наспорившись всласть, мы встречали высоких гостей на безграничном и бездонном внешнем дворе цитадели танов Руфеса. Её стены не уступали высотой крепости Ордена Отражения, что наводило на мысль о бесцельно потраченных государственных средствах. Насколько мне помнилось, за многие сотни лет эта страна не знала ни одной попытки государственного переворота. Так на кой было городить такие стены? Для пущего форса?

Взлетев на стену, я не без мандража разглядывала приближающихся в небе пятерых летучих мышей с головами-бусинами на длинных нитках. Народищу на стенах – тьма! Лишь вблизи меня ни одной собаки. Смешные люди! Сбежались сюда со всей столицы, дабы своими глазами увидать богиню, явившуюся своему заброшенному народу. Пошумели, выражая восторг, постучали лбами о землю, но сторонятся меня, как чумную, издали пялясь на Пресветлую мать…, мать их! Зато к тану то и дело липнут, выклянчивая признание: чего я ему там наобещала из благ?

Чем больше я страшилась встречи с подло проданной Эби, тем раздражительней становилась. Кэм трудно удивить. Ещё трудней заставить делать вид, будто она не знает, что внутри молодой ничем не примечательной нартии сидит подруга. Выдаст меня королевка, как пить дать. И прощения не попросит. Или попросит – возразил Сли. Хотя это вряд ли исправит положение – тотчас сыпанул на рану ведро соли этот паразит.

И вот час расплаты настал. Я не торопилась присоединиться к приземлившимся нартиям. Так, порхала – по совету Сли – с независимым видом да имитировала благословение, посылаемое на головы восторженной публики. Уже, было, приготовилась дематериализоваться, как вдруг эта чокнутая хирургиня запульнула в голову Кэм радостное мысленное приветствие:

«Привет, величество! Как жизнь? Как же я по тебе соскучилась!»

Таная натурально опешила. Она тут стоит, тужится – вся такая готовая скрывать тайну о раскрытии чужой тайны до победного конца. А оно нате вам!

«Ты что, не узнала меня, старая сучка?!» - продолжала грохотать Эби, изящно, как ей казалось, допрыгав до царственной четы. – «Во имя корсета Кишагнин! Это же я, твоя любимая шлындра Эбигейл!»

– Не может быть! – деревянным голосом оттарабанила королева, оборотившись к мужу, словно взывая к нему о помощи.

Пытается не заржать – догадалась я, пикируя вниз. Хорошо хоть маска скрывает её издевательский взгляд. А вот знаменитого сверх чутья нартий у Эби с Арнэром нет – проверено. И Гра-ара это подтвердила, и Рух – уж они-то просканировали два недоразумения природы вдоль и поперёк. Нет, эта курица так и не почуяла подвоха в ужимках королевы. Ещё и рисовалась вовсю перед Кэм, хвастая щелкающими без дела и натурально уродливыми челюстями.

Раутмару пришлось тяжелей: тот и вправду не умел врать. Во-первых, он у нас весь такой благородный воин, что почти рыцарь. Во-вторых, ему, в общем-то, без надобности: у него целый штат талантливых врунов по связям с общественностью. А сам тан при нужде может просто промолчать, многозначительно навесив над грозными очами говорящую за себя бровь. Бедняга открыл, было рот, дабы что-то ответить, испугался и захлопнул. Попытался снова, и вновь спасовал.

Эби довольно заржала и отступила в сторонку, пригрозив, что ещё поговорит со старой подружкой за жизнь, едва троица её церберов отправится лопать королевских свиней. Я ожидала привычной затрещины, однако Гра-ара не пожелала терять лицо перед хозяевами дома. Она презрительно фыркнула и потопала за встрепенувшимся таном куда-то за ворота цитадели. За матриархом потянулись и остальные. Кэм поторапливалась рядом с Эби, расписывая, как она поражена таким её перерождением.

А я вернулась в саркофаг совершенно вымотанная долгим путешествием, в котором вполне могли обойтись и без меня. Покуда каялась – как же Тармени был прав на этот счёт – в пасть мне била нетерпеливая пулемётная очередь баланды. Вроде бы я у нас уже считалась взрослой, но бог настаивал на продолжении кормёжки таким сволочным способом. Впрочем, ему видней. Ему действительно видней – поддакнул Сли.

А мой благородный наставник не стал пользоваться положением вечно правого: ни с того ни с сего перешёл к планированию операции. Будто бы он не успеет что-то предотвратить, как я успею опять напортачить.

– Ты помнишь ту…, хм, безделушку из зелёного арката, изображающую…

– Палеолитическую Венеру, – подсказала я, цапнув ногой поднесённый бобиком баклажан. – Полная безвкусица. На моей планете они хотя бы мирные. А ты за каким-то дьяволом велел нарезать им полную пасть клыков.

– Это человеческие фантазии, – насмешливо опроверг Тармени. – И уж никак не изображение с натуры. Ты не слишком высокого мнения о моих вкусах, но всегда отдавала должное мозгам. Мне, как ты понимаешь, не пришло бы в голову так обезобразить культовый предмет. Но мы отвлеклись. Я, собственно, предлагаю тебе запастись этими передатчиками. Уже настроил на тебя несколько. Думаю, за тобой увяжется немало прежних почитателей твоих безумств.

– Не собираюсь приглашать в это турне целую толпу, – заверила я, купая нос в сладкой мякоти.

– А они никогда и не нуждались в твоих приглашениях. Они сами себя пригласят. А ты не умеешь отказывать. И сразу возникает проблема: как за ними всеми уследить?

– То есть я, по-твоему, окончательно бесхребетная?

– То есть бесповоротно окончательная, – подтвердил Тармени, принявшись точить морковку. – Итак, ты поставила перед собой конкретную задачу: уничтожить самку уа-туа-ке-тау.

– А ты её видел? – вдруг пришёл мне в голову слишком очевидный вопрос, чтобы я прежде обращала на него внимание.

– Видел. Но, к сожалению, не могу её уничтожить самостоятельно.

– Бессилие всесильных всегда так трогательно, – пихнула я его в бок замызганной в соке ногой.

– Ты тоже не сможешь, – заметил наставник, подцепив меня одной ногой за загривок, а второй отвесив плюху. – Наши с тобой уа-тууа разумные представители вида уа. А их сородичи уа-туа-ке-тау слабо развитая в интеллектуальном плане ветвь того же вида. У нас они тоже имели своих носителей, а тут приобрели новых.

– А покороче? Я помню, Архимед, твои лекции, о геометрии ваших межплеменных связей. Ты сейчас намекаешь, что мой Сли откажется убивать себе подобных?

– Ты умная женщина. Обладаешь вполне пригодной для жизни интуицией, – зашёл издалека философствующий прохиндей. – К тому же являешься страстной поклонницей самокопаний, как ты это называешь. Так скажи мне, Ольга, почему при таком страстном желании избавить людей от уа-туа-ке-тау, ты все эти годы проявляла слишком мало активности в воплощении своих кровожадных планов?

– Сли, ты просто мерзавец! – завопила я, подскакивая на лежанке и суча всеми пятью конечностями. – В наших рядах предатель!

– Он не предатель, – возразил мне Тармени, и тут же возразил сам себе: – Да, в определённом смысле, он предатель. Смотря, с какой точки зрения анализировать эту проблему.

– Я ему гадёнышу проанализирую! – верещала обиженная мартышка, летая по стенам и под потолком. – Я его!.. Я ему!.. Да я его просто придушу!!

– Физически это невозможно, – невозмутимо напомнил старожил обезьяньего образа жизни. – Но убив себя, ты сможешь…

– Шиш вам, а не Ольга!! – вопила я, свесившись вниз головой с потолка и корча зверские рожи. – Живой в руки не дамся! Русские не сдаются!

– О деле мы сегодня больше не говорим? – равнодушно осведомился Тармени, ковыряясь в зубах кинжальным когтем.

– Говорим! – запыхтела я, перебирая всеми четырьмя по потолочной паутине труб.

Доползла до лежанки и свалилась на неё, едва не отдавив метнувшийся в сторонку хвост наставника. Получила дежурный поджопник, отлетела, подползла обратно к нему и, наконец-то, почувствовала облегчение.

– Я настроил передатчики на тебя, – как ни в чём не бывало, продолжил Тармени, почёсываясь ногой. – Ты захватишь их с собой в Юди. Придётся, как ты понимаешь, полетать с грузом. Зато ты сможешь обеспечить свой диверсионный отряд надёжным способом связи. Сли не может убить самку, потому что для него это противоестественно. Но и помешать это сделать другим, тоже не в состоянии. Он всё-таки твой мозг, хоть ты его и распустила. Не слишком разумно давать уа-тууа волю, раз уж я не окончательно заместил его сознание твоим.

– Захватит власть на корабле?

– Интересная проблема, – продолжал философствовать мастер кручения из нервов декоративных шнурков. – В своё время у нас она горячо обсуждалась в научных кругах.

– А у вас там ещё и ненаучные имеются? – не удержался за зубами мой язык.

– Прекрати кривляться, – не удержалась от пинка его нога. – У меня мало времени. А тебе пора отдохнуть. Полёты с грузом всегда так утомительны.

– Ничего, дотащу, не рассыплюсь, – проворчала я, почёсывая пострадавший от пинка бок. – Спасибо, что позаботился о связи. Мне, честно говоря, в голову не пришло. Да я вообще забыла про этих твоих зелёных уродцев. Слушай, а с нартиями это прокатит? Они смогут…

– Смогут, конечно, – снисходительно хмыкнул бог. – Передатчики настроены на мысленные импульсы, а не на физические параметры орущей в них глотки. Твои приспешники захотят тебя увидеть, и ты это почувствуешь.

– А меня не порвёт? Ну, если они станут хотеть дуэтом или квартетом?

Тармени соскочил с лежанки и вальяжно потопал на выход:

– Полагаю, ты отдашь преимущество тому, кто в этот момент будет острей нуждаться в помощи. Или другому, если ты почему-то решишь, что остро нуждающемуся пора умереть.

– А почему ты не сделал такие передатчики для моих в Юди? – вдруг обиделась я.

Тармени обернулся, пренебрежительно обозрел мою надутую оскаленную мордень и заявил:

– А почему не сделал? У твоего сына и у Джен они есть. Тем более что Джен не пришлось учить им пользоваться. Однако нартии по моему приказу достаточно ответственно охраняют твою семью – хоть на это у них хватает мозгов. Поэтому Джен обращалась ко мне всего несколько раз.

Я мысленно захлюпала носом, растроганная до глубины души. Но утирать мне сопли никто не собирался. Тармени выплыл за дверь, а я тотчас рухнула на лежанку и провалилась в сон.

А среди ночи проснулась. Приспичило избавиться от отходов жизнедеятельности и подумать – было о чём. Ну, то, что Тармени ни разу не ответил на мои обвинения в своей бездеятельности, понятно: вшивый интеллигент. Хотя не слишком-то интеллигентно уходил от ответа: почему за сто лет не взял себе за труд уничтожить уа-туа-ке-тау, которых приволок в этот мир на хвосте своей экспедиции. Кстати, вот ещё вопрос вопросов: приволок-то тысячи лет назад, но активность они проявили практически недавно. Их матка что, валялась где-то окуклившись? Тогда кто её раскуклил?

Тармени вряд ли: знал бы, раздавил бы эту куколку к чертям собачьим. Значит, как всегда, любознательные люди с зудом в науке. Недаром на западном материке так гордились своими прогрессивными взглядами и устремлениями в сторону природных тайн. Куда стремились, за то и расплатились. Жалко их до слёз. Понятно, что свято место пусто не бывает: едва начнётся чистка опоганенного материка, зачищенные территории тут же разойдутся по рукам. Может, северяне, наконец-то, обзаведутся нормальной родиной.

И тотчас подерутся – хмыкнула я, попрощавшись с кучкой отходов и отправившись на лежанку. Тем и море не преграда: постоянно цапаются по мелочам. А на материке, буквально, всё под рукой: и неприятель, и куча земли, чтобы выращивать сырьё для победной бормотухи. Впрочем, их нравы могут измениться – задумался Сли о влиянии внешних факторов на сугубо национальные черты народов. Если северяне изменятся – зевнула я – то лет через тысячу. Их свои национальные черты вполне устраивают: драки, пьянки и бабы в парандже. Врать не стану: та паранджа больше устраивает самих баб, чем мужиков. Но, мне как-то непривычно это понимать: шаблонность мышления – туды её.

Сон не шёл. Я была, как на иголках, хотя собственные иглы облегали тело фланелевой пижамой. Что-то подзуживало организм к активности, не объясняя, какого хрена ему нужно. Организм вздыхал, крутился с бока на бок и требовал инструкций у головы. Голова молчала, как покойник.

Наконец, Сли зацепил за хвост какую-то подлую потаённую мыслишку и вытащил поганку наружу: я жутко хотела увидеть сына. Сли не рекомендовал – я наплевала на занудное перечисление последствий и приступила к операции.

– Эй ты, – ткнула кончиком хвоста замершего у лежанки бобика. – Ты кто?

– Оболтус, – назвал он свой позывной, повернув голову.

Всякие там формальные подскоки с поклонами или вставанием во фрунт у нас не приветствовались: мы с богом не демократы – просто экономим энергию.

– Тармени спит?

– Он в лаборатории, – подтвердил Оболтус мои опасения.

– Связь с лабораторным блоком есть?

– Заблокирована.

– А связь лабораторного блока с блоком внешнего зондирования не заблокирована?

Увы, приходилось называть вещи своими полными именами. Если клички, подаренные мною, бобики ещё усваивали, то отзываться на удобные кодовые обозначения типа «усыпальница» не желали, хоть тресни.

– Функционирует.

Ну да, Тармени ни за что не оставит меня наедине с путём на свободу. Выход один: понадеяться на бога – вдруг эксперимент в разгаре – и не оплошать, прорываясь с боем к саркофагу. Отключать его из лаборатории Тармени не станет, несмотря на несанкционированное вторжение. Значит, несколько минут – пока он бросит эксперимент и добежит до усыпальницы – у меня есть. А больше и не надо: глянуть на Вейтела, чуток погрустить и айда получать выволочку. Делов-то.

Будь Тармени человеком, давно бы выставил перед усыпальницей кордон из барбосов с монтировками. Но мой бог считал такое использование техперсонала нецелесообразным – опять же, экономия энергии. А Оболтусу со товарищи давно не по силам остановить рвущуюся к ребёнку мать.

Я обошла трёх бобиков сложным финтом по стене и потолку, вырвалась в коридор и свистанула к усыпальнице. Двери двух шлюзов нараспашку – экономим энергию. Шлюз перед усыпальницей нараспашку – экономим энергию. Усыпальница нараспашку – всё ещё надеемся, что у вздорной бабы проснётся совесть. Совесть у меня есть, но к сыну хочется больше.

Через минуту я стояла у кровати Вейтела и с умилением любовалась чистой несмятой постелью. Включи я перед прорывом мозги, настроилась бы не на мебель, а на самого Лисёнка. Исправив ошибку, оказалась в горах, на широком подворье летучего патруля. Прямо перед носом молодого нарта, который пялился на меня с дерзким неудовольствием. Я вцепилась взглядом в сына, свившего себе гнездо в бронированном кольце, и шикнула на его печку:

– Только чирикни! Превращу тебя в крысу.

Сопляк насупился, и не поверил.

– Тогда нажалуюсь на тебя Гра-аре.

Он поверил, вздохнул и уложил голову на землю, демонстративно отвернувшись. Я подплыла к сыну и машинально провела рукой по тёмным отросшим патлам. Ничего не почувствовала, кроме болезненных щипков в душе, и грустно хмыкнула, любуясь моим мальчиком.

Да уж, весь Варкар на лицо в полной комплектации – меня тут даже не ночевало. Девять лет, а выглядит на все одиннадцать. Высокий шишкастый лоб, который подпирает густая бровь с грозным изломом: не ребёнок, а гоблин. Подбородок ещё мальчишеский, но обещает принять фамильные черты табурета. Вся мордень покоцана, руки исцарапаны. Куртка из шкуры нартова младенца обшарпана, будто её подстилают на тропе к водопою, куда таскаются слоны. Красивый – сдохнуть можно! Что ни говори, умею я рожать сыновей: ни одного с себя не срисовала, добросовестно передавая портреты отцов сыновьям.

Божий отпрыск – невесело усмехнулась, снова и снова касаясь сына в бессмысленных усилиях. Словно надеялась, будто количественный фактор обязательно перерастёт в качественный, и я, наконец-то, что-то почувствую несуществующими пальцами. Всерьёз о возвращении себе человеческого облика пока не думала – не до того. Но уверенность в этом жила сама по себе, не докучая мне по пустякам, но и не думая пропадать навечно. И лишь в такие минуты она оккупировала душу, вытесняя оттуда всю застоявшуюся болотную гнилостную горечь – закон Архимеда.

– Я понимаю твои чувства, – сухо проинформировали меня за спиной. – Но ты, насколько мне помнится, намереваешься лично участвовать в диверсионных действиях против уа-туа-ке-тау. Мне странно тебе напоминать, что физические ресурсы твоего организма не бесконечны. Ещё более странно напоминать о возможном смертельном исходе процесса внешнего зондирования при отсутствии в организме необходимых ресурсов.

Бронированный сопляк злорадно фыркнул, дескать, так тебе и надо, вредная тётка богиня.

– Не занудствуй, – вздохнула я, не в силах оторваться от сына. – Я же на минуточку.

– Понимаю, – повторил Тармени чуть мягче. – Минутка прошла.

– Ладно, поехали домой.

Я рывком оторвала себя от Вейтела и открыла глаза, тупо пялясь в силовую защиту саркофага. Та напоминала простынь, которой накрывают лицо покойника – вид изнутри. Скривилась и мысленно проорала свой девиз: русские не сдаются!

– Но они тоже не бессмертны, – проворчал Тармени, содрав с меня эту поганую «простынь» и озабоченно таращась на суетливые щупы.