Переинкарнация

Глава 13

В которой я начинаю путаться в планах…

На войну или сначала замуж?

Как там было у Цветаевой? «Вы мне сейчас — самый близкий, вы просто у меня больнее всего болите»? Я как-то не задумывалась, что Тармени у меня сейчас реально самый близкий… человек. Наверно потому, что больнее всего у меня болело по сыну. Я то думала о нём, то боролась с этими клятыми думами. А иновселенский мужик слышал меня всю до самого донышка и просто был. Кстати, именно мужик – и как я могла об этом позабыть? Вот уж точно: если Бог хочет наказать женщину, делает её деревянной.

– И что? – недоверчиво таращилась на меня Джен. – Ты хочешь сказать, что не стала бы сопротивляться? Что вот так запросто дала бы себя изнасиловать?

– Дала бы, – зябко пожала я плечиком.

Не знала, как объяснить свекровушке столь дикое своё отношение к происшествию на нашей божественной кухне. Зато дремавшая у костра Чах весьма одобрительно мявкнула. Джен недоверчиво покосилась на неё, дескать, сбрендила, подруга? Лайсачка насмешливо фыркнула и демонстративно накрыла хвостом мордочку, замкнув мохнатый бублик. Сли неуверенно зашевелился, пытаясь сообразить, с какого тут бока он может подключить ко мне здравый смысл. Женские раздристанные эмоции ставили в тупик юного иновселенца. Ничего, поживёт с нами тысячу лет, станет ловить всё на лету, как Тармени.

– Я всегда знала, что ты обыкновенная шлюха, – мрачно схохмила Джен, машинально пытаясь обнять пустоту, изображающую меня. – А приличной всего лишь притворялась, чтобы заполучить моего бедного доверчивого беззащитного Дерка…

– Точно! – подкинуло меня так, что чуть не забросило обратно в тело.

Джен тотчас бросила кривляться, маскируя полнейшую растерянность. Причём, эту старую грымзу нисколько не волновал мой моральный облик – её заусило разобраться с очередным вывертом подсознания такого недоразумения природы, как невестка. В этом они с Тармени два сапога.

– Чего «точно»? – придирчиво вперился в меня её разведывательно-аналитический взгляд. – И чего ты тут распрыгалась и пропадаешь с глаз? Вернись в нормальный вид, а то в глазах рябит. Да изволь объясниться, как то и подобает приличному человеку.

– Джен! – выдохнула я, собрав себя в кучу едва ли не на её коленях. – Я поняла!

– Чего ты поняла? – насторожилась она.

И попыталась стряхнуть с себя припадочное приведение.

– Ты не поверишь. Я поняла, почему знаю Тармени давным-давно… Верней, мне всегда казалось, будто я его знаю. Только не смейся.

– Обязательно буду, – пригрозила она, косясь на спящих у других костров товарищей.

– Я бы на твоём месте тоже стала. Потому, что Тармени вылитый Дерк.

– Мой сын? – опешила свекровушка.

– Мой Дерк, – машинально вернулась я к нашему древнему мирному спору.

– Этого не может быть, – категорично отвергла мои инсинуации гордая мать супер замечательного сына.

– Я и не утверждаю, будто он тоже сюда реинкарнировал, – поторопилась я извиниться.

– Я не об этом, – досадливо отмахнулись от идиотки. – Человек из другой вселенной просто не может быть похожим…

– Ты права. Он и не похож, – зачастила я, торопясь завалить её резонами. – Внешне. Но повадки, Джен! И эти его интонации. Эта снисходительность. Совершенно не оскорбительная, а такая… Такая насквозь моя родная. Джен, ты же знаешь, как туго у меня с этим. Как меня выбешивает любой намёк на снисходительность. Но вечная снисходительность Дерка грела душу, как мало что другое. Она была…, как броня. Как самая надёжная защита от всего. Пока она была, я всегда знала, что нахожусь под его защитой. Мы никогда не говорили с ним об этом. Но, Дерк всегда знал, что я нуждаюсь в его особой снисходительности сильного к своему подопечному. В этом столько подлинно мужского, что я… Я не знаю, как об этом рассказать!

– И не старайся, – сумрачно одёрнула меня Джен. – Чего ты тут распинаешься, аж взмокла. Дерк точней всех прочих скопировал своего отца. Так что, не нужно мне расписывать то, с чем я прожила чуть ли не сто лет. Тоже мне, певец любви и драмы.

Она немного помолчала, надувшись на попытку сравнить её сына «с каким-то там». А потом продолжила с обычной своей – порой оскорбительной – прямотой:

– Ты что, влюбилась?

– Не знаю, – честно призналась я в том, о чём никогда не умела красно выражаться.

– Пожалуй, я задала не тот вопрос. Ты увидала в нём Дерка и прежние чувства всколыхнулись, – начала изобретать свекровушка доказательство теоремы. – Прежние к Дерку, а не новые к этому… индивиду. Я знаю, что ты любила моего сына. Но, не подозревала, что любишь до сих пор, – озадаченно оглядела она притихшую облачную пенсионерку. – Мне бы радоваться… Да, к чёрту всё! Какая уж тут радость? Будь у вас с Дерком хоть малейший шанс встретиться, я бы тебя поддержала. Сама бы от тебя отгоняла мужиков.

– А они прям роятся вокруг…

– Заткнись, дура! Испоганила жизнь Варкару. А он ведь тебя любил.

– Сама заткнись! – окрысилась я. – Что за манера: расковыривать старые раны? Он классный мужик, не спорю. Но, совершенно не мой.

– А этот бабуин твой, – саркастически скривилась Джен.

– А этот мой. Вот познакомишься с ним поближе, сразу всколыхнёшь свои похеренные материнские чувства. Ещё и Дерком его обзывать станешь.

Чах недовольно заворчала: малышка не любила, когда мы ссорились. Даже не взаправду, как теперь. Сли тоже заволновался, просчитывая варианты моей самозащиты в случае чего. Я шикнула на слизнячка, дескать, не лезь туда, где тебе обломают рога. Он, было, напомнил, что не обладает рогами, но я отключилась от мелкого зануды – не до него.

– Не исключаю, – внезапно вернулась свекровушка к британской показушной сдержанности. – Мозгов у тебя нет, но интуиция всегда работала, как надо. И я уже почти верю в его противоестественное сходство с моим сыном. Однако сейчас меня больше интересует другое. Ты что же, вознамерилась остаться с ним? Навсегда?

– Не знаю…

– Всё ты знаешь. И не смей мне врать. Так вот, дорогуша, я тебе этого не позволю. И остальных подобью не позволять. Ишь, чего захотел примат недоразвитый? У тебя тут сын. И сколько бы мартышек ты дальше не наплодила, бросить Вейтела я тебе не позволю. И себя бросить не позволю. Твой бог с лёгкостью оживляет трупы… Тьфу, ты! Переселяет души. Вот пусть и переселит вас обоих в более благопристойные тела. На его сходство с Дерком я не претендую. Да и на твоё с прошлой замухрышкой тоже. Ты, кстати, не знаешь механику этого процесса? Вас троих он реинкарнировал в зародышах. В дурацких, но факт остаётся фактом. Может, для очеловечивания ему понадобятся человеческие зародыши?

– Вполне возможно, – почувствовала я жгучий интерес к поднятой теме.

– То есть я, скажем, могу примитивно тебя родить, – напирала воодушевившаяся Джен.

– Час от часу не легче! – простонала я под нос, представив такую мамочку.

– Вот-вот, – подтвердила она мои фантазии. – Во всяком случае, воспитаю тебя настоящей леди. А не какой-то там пионэркой с пролетарскими замашками. Не стыдно будет выдать замуж.

– Думаешь, Алесару это понравится? – не поскупилась я на моральный шантаж.

– Понравится, – отмахнулась эта авантюристка. – Ему нравится всё, что я делаю. А тебя он любит. В конце концов, потом рожу ему сына, чтобы не лез, куда не надо. Мне не впервой интенсивно плодиться. В этот раз, по крайней мере, не придётся вкалывать домохозяйкой. Свалю детей на нянек и буду заниматься исключительно собой. И тобой! – предвосхитила она мою пропавшую втуне издёвку насчёт воспитания леди.

– А мужа мне ты тоже родишь? Прославимся на ниве инцеста?

– А мужа тебе родит…, – начала и вдруг заткнулась на полуслове Джен. – Не твоё дело. Мы как-нибудь без тебя разберёмся. Мерона, кончай подслушивать. Ползи сюда. Только не разбуди своего благоверного. А то не отвяжется, пока всё из нас не вытрясет.

– Не разбужу, – спросонья проворчала ведьма, подтащившись к нашему костру в коконе походного одеяла. – Ольга их так усыпила, что концертом своры нартий не добудишься, – похвалила она меня и присела рядом: – Я проснулась на пионэрке с пролетарскими замашками. Не знаю, кто это такая, но про твои планы родить богиню, Джен, я услыхала. Кстати, когда? Просто руки чешутся дождаться, когда эта задрыга обретёт плоть. У меня ещё не остыло надавать ей пощёчин за все её выкрутасы. Чуть вдовой меня не сделала. Думала, Сарг покончит с собой прямо там, на пепелище. Он же любит тебя, как дочь, идиотка! А ты так по-скотски с ним обошлась.

– Мне пора! – жутко обрадовалась я звонку будильника Сли.

– Струсила? – ехидно осведомилась Мерона.

– Ей просто пора, – сухо одёрнула её Джен, зная, чем грозит мне промедление. – И передай своему… Передай Тармени моё предложение насчёт… Ты поняла чего. И мои угрозы тоже! Пусть не думает, что сможет захапать тебя целиком.

– А угрожать Тармени разумно? – уточнила набожная ведьма. – Он не сочтёт это дерзостью?

– Ещё как сочтёт…, – последнее, что я услыхала в исполнении моей самодурши свекровки.

И прыгнула туда, где вероятней всего мог оказаться мой академик. Мой – удивился Сли такому скороспелому решению. Мол, её даже не изнасиловали, а она уже в ЗАГС намылилась. Я хихикнула и материализовалась в Цитадели.

– Думаю, если всё сложится удачно, то хватит и этого, – степенно гудел в лаборатории Шарли её гнусный голосище. – А если неудачно, так и сотня дополнительных бочек не помогут. Ты, кстати, договорился со своими ящерицами? Крокодил с Императрицей выделят Руфесу эскадрилью бомбардировщиков?

Первым, кого я увидала, в святая святых этой предательницы, был мой уже почти собственный муж. Он висел прямо посередь помещения над громадным столом, заваленным всяким научным и просто барахлом. Шарли – подлая разлучница – расселась в кресле, как у себя дома… Ну да, у себя дома я бы тоже так расселась. Эти подонки явно обсуждали какую-то ужасно важную тайну, с которой обошли меня.

Старая ведьма заметила меня первой – Тармени был слишком увлечён украденной у меня тайной.

– Терпеть не могу эти твои плебейские замашки, – недовольно проскрипела патронесса. – Тебя кто сюда звал?

– Могу и уйти, – мстительно процедила я.

– Замечательно, – обрадовалась Шарли. – Пошла вон!

– А что в бочках? – не купилась я на этот финт, подплывая к Тармени. – Пестициды для слизняков?

Вот честное слово: брякнула, даже не задумываясь о сути сказанного. Но их рожи были сущим праздничным пряником для моей интуиции. Даже целым пряничным теремом.

– Ты ей сказал? – очень сильно удивилась Шарли предположительной идиотской выходке бога.

– Сама догадалась, – сухо отмёл обвинения Тармени.

И демонстративно повернулся ко мне своей старческой задницей в балахоне. Я тут же нашла, чем отомстить:

– Не волнуйся, дорогая. Он не может мне проболтаться о ваших шашнях. Мы не разговариваем.

Шарли проследила за моим полётом к своему креслу и поинтересовалась:

– Что так?

– Он не хочет на мне жениться. Я уже устала намекать. Придётся выходить замуж насильно…

Дайте мне поэзии – исторгала из себя экзальтацию мадам Змеюкина в Чеховской «Свадьбе» – дайте мне бурю! Где-то чего-то подобного ожидала и я. Волновалась, готовился, а этот ублюдок просто взял и просто смылся. Лопнул, как мыльный пузырь. И я осталась стоять с разинутым ртом: дура дурой. Даже не нашлась, чем выругаться вслед.

– Ну, может, всё ещё и обойдётся, – с невыносимым удовольствием посочувствовала мне Шарли. – А если не обойдётся, то ты, по всей видимости, захомутаешь беднягу. Не мне судить о твоих вкусах.

– Он нормальный! – брякнула я, возмутившись.

– Не мне судить о ваших обезьяньих вкусах, но…, – с чудовищной вежливостью переиначила издёвку патронесса.

– Вот заткнись и не суди! А вы что, и вправду придумали отраву для этой слизнематки? – вспомнила я о самом интересном и вмиг позабыла про всё остальное.

– Да, – со сдержанным торжеством в голосе призналась Шарли.

– И как ты только умудрилась его уговорить? – всем своим видом поздравила я героиню дня.

Причём, от чистого сердца. Она оценила это и отдарилась новым признанием:

– Тармени сам пришёл ко мне с предложением помочь.

– Да, иди ты! – восхитилась я, воспарив от волненья над столом.

И чуток расплывшись от недостатка контроля. Зеркало напротив указало на оплошность, но это было неважно. Какие пустяки, когда тут такое!

– Он же упирался, – поведала я подруге. – Всё нудил, что не должен вмешиваться, и прочая чушь. После того, что он сотворил с нартиями, постыдился бы даже заикаться о принципах своего беспринципного невмешательства. Слушай! А оно действительно такое ядрёное? Я ж тебе рассказывала, какая эта дрянь здоровая. Натуральный кракен. Сколько нужно бочек яда, чтоб она сдохла?

– Обычному слизняку хватает одной капли, – приступила к лекции Шарли. – Правда, моментальной реакции мы так и не добились. Верней, я не добилась. Если честно, то этот твой… бог всего лишь помог мне с базовой формулой. А всё остальное пришлось делать самой. Два года угробила. Дела Ордена запустила начисто. Не будь у нас Розамунд с Луизой…

– А чем ещё заниматься двум бывшим домохозяйкам? – перебила я, ибо распирало. – Короче, сколько понадобится времени, чтобы эта осьминожиха склеила ласты?

– Возможно, несколько суток, – бессовестно расстроила меня профессорша. – Хотя, думаю, это будет зависеть от дозы. Что-то мне подсказывает, что вам не удастся сбросить на неё все четыре бочки. Но, если хотя бы одна мина сработает, то смерть наступит наверняка. А когда? Какая разница? Вы же не собираетесь разворачивать прямо там полномасштабные боевые действия. Сбросили и улетели. А остальное сделает природа. Природа вашего вида, – внезапно ледяным голосом прибавила она.

– Ты хочешь сказать…., – офонарела я, застыв призрачным столбом.

– Да, – жёстко бросила Шарли. – Именно это я и хочу сказать. Тармени сделал этому миру очень большую услугу. Отдал ему в руки оружие против себя. Против того, что является вашими собственными мозгами. Ведь ваши симбионты той же природы, что и западные оккупанты.

– Ничего, – вдруг что-то зловредное шевельнулось в моей душе. – Переживёт как-нибудь. В конце концов, именно его земляки притащили в этот мир такую чудовищную заразу. И палец о палец не ударили, чтобы подчистить после себя. Они чуть не погубили целую планету. Я однажды попыталась представить, что было бы, если бы уровень развития местных был пещерно-каменным. Ты понимаешь, что этот мир сгинул бы, даже не повзрослев. Да просто не научившись толком ходить. И не надо мне тут давить на жалость. Мне даже себя не жалко, как вспомню людей, которых мои мужики резали на тех проклятых островах. Понимаешь? Просто резали. И никто из них такого не заслужил: ни живые трупы, ни их палачи. А ты мне тут сопли на кулак мотаешь. Да ещё лепишь из этого иновселенца Христа, принимающего смерть за всех скопом. Даже не смешно.

– Ты чего разошлась, бесноватая? – подняла бровь Шарли. – Кто с тобой спорит? Лично я целиком «за». Но обещание выполню. Когда вся эта маета закончится, уничтожу всё, что касается моего пестицида. Я ж не враг себе.

– Ничего он тебе не сделает, – взяла меня досада, что она так дурно думает о моём Тарменюке.

– В том-то и дело: ничего не сделает. А мне надо.

Вот вроде ничего такого криминального и не сказала. Но во мне разом вспучилась подозрительность. Шарли это так преподнесла, будто я её дочь, а она завтра умрёт от рака. И у меня, будто в целом свете больше никого нет. Короче, жуть какая-то. В башке так лихорадочно запрыгали всякие вычислительные мыслишки, что саркофаг в бункере наверняка завибрировал. Если, конечно, Тармени не замуровал его в скалу, чтобы больше со мной никогда не встречаться.

Слепившаяся из всяческой мысленной шелухи догадка чутка напугала. И очень трудно было озвучить вопрос. Выручило всепобедное беспощадное любопытство:

– Шарли, душечка, ты что, хочешь в мою шкуру?

– А что в ней плохого? – не стала ломаться она.

– Не знаю. Я об этом не думала. Знаешь, я так уверена, что верну себе человеческий облик, что качество своего временного пристанища всерьёз не оценивала. Да, именно так: временное пристанище. Вот, наконец-то придумала этому название, – слегка удивилась я, что раньше в голову не приходило это как-то конкретно обозвать.

– Временное? – не постеснялась выразить мне недоверие слишком рассудочная для счастья женщина.

– Значит, я угадала! А ты всё: дура да славянская тупица. Ты, матушка, сама дура набитая. Нет, ты реально думаешь, что это их бессмертие такая классная штука? Я, конечно, думала об этом. Замануха-то изрядная. Но, в отличие от тебя, я целых четыре года провела в этом сраном бункере. Один на один с занудным иновселенцем. Если бы всё это время подвергнуть монтажу, если бы вырезать из него все нудные одинаковые дни, а оставить только интересности, то бессмертие оказалось бы клёвой штукой. Но, вся беда в том, что к нему прилагаются эти нудные одинаковые дни. Чтобы посмотреть, что тут будет через двести лет, эти двести лет нужно проторчать в бункере.

– Для заживо замурованной твой образ жизни слишком подвижен, – съязвила насупившаяся мечтательница.

– Угу. Я похаю по всему миру. Каждый день вижу кучу народа. Любуюсь их обыденной жизнью. Даже у самых неординарных людей этого мира, вроде тебя или Кэм, всё то же самое: нудные одинаковые дни. И любоваться ими не интересней, чем следить, как отрастают мои когти. Нет, можно, конечно, стать вселенской злодейкой. Совать всюду нос. Интриговать. Переделывать чужую жизнь по единой кальке собственных взглядов и принципов. Я не пробовала, но мне отчего-то кажется, что и это очень скоро надоест. Потому, что люди все одинаковые. И узнав о предпочтениях надоедливой зловредной богини, они начнут под меня подделываться впереди меня. К тому же белые пятна на моей карте очень скоро кончатся. Скоро для бессмертия. И вообще, всё это полнейшая чушь. Но я даже мизинцем не шевельну, чтоб тебя отговаривать. Стань бессмертной, и дай Бог тебе здоровьичка. А я хочу обратно в человека… Что-то мне поплохело, подруга.

– А я думала, ты от желчности натуры постоянно расплываешься, – подскочила, обеспокоившись, Шарли. – Погоди! Ты сколько сегодня шлялась?

– Ты права: я перешлялась лишку. Меня, видать, в саркофаге корёжит…

Выслушать её соболезнования не успела: меня просто выдернуло из Цитадели и силком загнало в гроб. Внешние веки поднялись с трудом – внутренние даже не дёрнулись. Сквозь них я видела силуэт своего благодетеля, который вытаскивал меня из могилы. И так при этом рычал!.. Хорошо, что и слух сильно сдал – подумала я и отрубилась.